Эванжелина стояла посреди длинной картинной галереи; лучи солнца, проникавшие сквозь высокие окна, освещали ее высокую фигуру. Недавно пробило восемь утра. Февральский день обещал быть необыкновенно теплым. Девушка смотрела на строгое красивое лицо герцога Портсмута, портрет которого украшал галерею с семнадцатого века.

– Ваша светлость, – заговорила она, обращаясь к портрету давно умершего герцога, – папа часто говорил, что все молодые люди, с которыми я встречалась, были слишком юны и ужасно неопытны. А я сказала папе, что некоторые из них были еще ко всему прочему невероятно ревнивы. Анри не хотел выпускать меня из виду, он требовал, чтобы я постоянно везде бывала с ним, и только с ним, будто боялся, что без него я тут же стану флиртовать с кем-нибудь из его друзей. Папа рассмеялся на это и лишь покачал головой. Он велел мне потерпеть, потому что мальчики в конце концов становятся мужчинами, так же как девочки – женщинами.

Замолчав, девушка опустила глаза и рассеянно взглянула на свои туфельки. Это были именно ее туфельки, а не Мариссы, потому что обувь кузины была ей мала. Зато платье, подол которого едва прикрывал домашние туфли, в прежнее время принадлежал Мариссе. Оно было сшито из муслина того роскошного зеленого оттенка, который напоминает о пышной лесной зелени. Плетеный золотой шнур опоясывал ее под грудью, золотая же тесьма украшала круглый ворот платья. Герцог на портрете все еще был строг и не проявлял ни малейшего интереса к ее словам. Но после прошлой ночи в библиотеке, когда Ричард ласкал ее обнаженную грудь, девушке было о чем подумать. Она вновь заговорила – более спокойным и серьезным тоном, соответствующим ее внутреннему смятению.

– Однако папа был не прав. Я повстречала более зрелых мужчин, умудренных опытом, но и с ними мне было неинтересно. Я скучала в их обществе. – Она глубоко вздохнула. – Наверное, я схожу с ума – стою тут, разговаривая с вами.

Впрочем, я хоть могу быть уверена, что вы никому не передадите мои слова. Господи! То, что я сделала прошлой ночью, точнее, то, что герцог делал со мной, было божественно. Я даже представить себе не могла, что смогу испытывать столь замечательные ощущения. Но я не должна была ходить с ним в библиотеку. Не должна! Впрочем, признаться, я хотела узнать, что он будет делать, что скажет. Что проку лгать себе самой? Надо же, вы так и не отвечаете мне, а я, кажется, все-таки жду вашего ответа. Нет, я решительно схожу с ума!

…Ричард отошел от одной из любимых скульптур его матери – беломраморного бюста какого-то античного философа. Молодой человек улыбался. Интересно, спрашивал он себя, какую часть ее монолога ему не довелось услышать? Но и услышанного было довольно, чтобы его тело покрылось испариной. Удивительно, не так ли? Ему захотелось уложить ее прямо на ковер перед камином. По правде говоря, ему было даже все равно, где она окажется – сверху или снизу. Ричарду хотелось целовать ее до потери чувств, а потом войти в это роскошное тело и…

– Ваша светлость, вы.., стоите здесь с таким безразличным, отрешенным видом. Однако джентльмен с вашим титулом непременно должен иметь определенную цель. У вас возникла какая-нибудь проблема?

Обернувшись, герцог увидел Бэссика, который надменно взирал на него с видом оксфордского преподавателя. Впрочем, сам Бэссик тоже явно не был занят чем-то определенным. Он казался таким же равнодушным, как и покойный герцог, которому Эванжелина доверила свои тайны. Эванжелина… Какое удивительное имя! Оно ласкает слух, его даже приятно произносить. Интересно, сколько времени Бэссик стоит тут?

– Черт возьми, Бэссик, ты двигаешься совершенно бесшумно, как привидение!

– Во всяком случае, я стараюсь, ваша светлость.

– Уж не испариной ли покрыто твое лицо? – поинтересовался Ричард.

– Пока еще слишком рано покрываться потом, ваша светлость, но не исключено, что позднее мне придется приложить ко лбу носовой платок. Полагаю, что нынешнюю погоду стоило бы назвать весьма и весьма странной для этого времени года, ваша светлость, ведь сейчас февраль. Такая погода должна стоять в августе. Ну да ладно о погоде. Могу ли я чем-то помочь вашей светлости?

– Нет, Бэссик, мне ничего не нужно. Просто я услышал, что мадам с кем-то разговаривает, но никак не мог понять, к кому она обращается. Выяснилось, что в собеседники выбран один из моих предков, но, похоже, он сегодня не в настроении поддерживать беседу. Так что ступай, Бэссик. Я сам приведу мадам к завтраку.

– Слушаюсь, ваша светлость. – Повернувшись на каблуках, управляющий пошел по длинному коридору своей уверенной походкой.

Улыбнувшись, герцог позвал:

– Эванжелина, ты еще здесь? Мне показалось, что я слышал, как ты с кем-то разговаривала.

Несколько мгновений стояла тишина, а потом она виновато ответила Ричарду:

– Да, я здесь. Я.., я просто восторгалась золочеными рамами портретов. Да, золота для них не пожалели.

Эванжелина вышла навстречу герцогу. На ней было одно из платьев Мариссы – Ричард помнил его, но только никак не мог взять в толк, откуда Дорри взяла ткань, чтобы расширить одеяние и подчеркнуть восхитительные линии бюста Эванжелины. Она выглядит потрясающе! Глядя на нее, герцог живо вспомнил ее обнаженную грудь, белеющую в полумраке библиотеки, однако тут же судорожно вздохнул, отгоняя от себя милое видение, – он не должен был вспоминать собственное безумство и допускать его вновь.

– Что ж, если я когда-нибудь обеднею, то, пожалуй, продам эти рамы, – улыбнулся он. – Без сомнения, это поможет мне просуществовать довольно долго. – Не в силах сдержаться, он опустил глаза на ее грудь. – Видишь ли, они просто восхитительны.

– Что восхитительно? – переспросила Эванжелина, прекрасно понимая, что именно Ричард имеет в виду.

Сама того не сознавая, она уставилась на молодого человека, а потом, вздрогнув, поспешно опустила голову.

– Разумеется, рамы, – ухмыльнулся Ричард. – Ты готова спуститься со мной к завтраку?

– Да, я ужасно проголодалась. Посадим Эдмунда за наш стол? – предложила она.

Черные густые брови Ричарда поползли вверх.

– Вообще-то мне бы не хотелось, чтобы мои кофе и каша оказались на скатерти, – промолвил он. – Нет уж, предоставим Эдмунда заботам Эллен. Вот после завтрака он все утро будет в моем распоряжении, так что ты можешь смело затевать разговор с портретом любого из моих предков, беспокоясь о мальчике.

Неужто он слышал все, что она выложила портрету? При мысли об этом девушка едва не споткнулась.

– У тебя голова не болит? – сменила она тему разговора.

– О нет! Я принадлежу к тем счастливчикам, которые наутро, после того как перебрали спиртного, бывают лишь слегка сонными. А как ты сегодня себя чувствуешь, Эванжелина?

Она молчала, устремив невидящий взор вперед.

– Вообще-то я мог бы сказать, – тихим голосом заговорил Ричард, – как ты себя чувствовала прошлой ночью, но, боюсь, ты не правильно истолкуешь мои слова. Нет, пожалуй, я не стану дразнить тебя, хотя соблазн велик… Да, я буду джентльменом! – Он глубоко вздохнул.

Девушка отчаянно пыталась припомнить, не говорила ли она портрету о том, что собирается предать герцога. Нет, кажется, нет, она только собиралась сделать это. От чувства вины ее голова шла кругом. Эванжелина едва не выложила герцогу всю правду. Но нет, время еще не пришло. К тому же она просто вынуждена так вести себя, ведь иного выхода не было. Она должна взять себя в руки и не распускаться.

Герцог провел ее в небольшую столовую, залитую солнечным светом, окна которой выходили на восточную лужайку.

– Кажется, миссис Дент сделала все, что я велел, – заметил Ричард, отодвигая для девушки стул.

Лакей отошел в сторону и занял место возле дверей.

– Боже мой! – восхищенно воскликнула Эванжелина, увидев перед своим прибором целую тарелку свежих рогаликов.

– Доброе утро, ваша светлость, мадам! – проскользнув в комнату, приветствовала их миссис Роули.

На этот раз на экономке было бледно-розовое платье с великолепными валенсианскими кружевами на воротнике и манжетах. Шелковый пояс более темного розового оттенка был по моде того времени повязан у нее под грудью. Миссис Роули была изящной и очень красивой в этом наряде, правда, из-за сверкающего кольца с ключами, висевшего на кожаном шнурке, обхватывающем ее талию, казалась несколько странноватой.

– Вижу, вы уже заметили рогалики, – затараторила она, обращаясь к Эванжелине. – Его светлость подумал, что раз уж вы наполовину француженка, то наверняка любите рогалики, вот он и приказал кухарке испечь их для вас, мадам.

– Замечательно, миссис Роули. Благодарю вас, ваша светлость, вы обо всем умеете позаботиться.

Не успел герцог сесть, как Эванжелина уже откусила кусочек хрустящего рогалика.

– Не говори больше ничего, – улыбнулся Ричард, – ешь. На свою тарелку он положил кусочек жареного хлеба, яйца и почек.

Похоже, миссис Роули не хотелось уходить.

– Его светлость сказал, что вам, кажется, не по вкусу обильные английские завтраки, – снова заговорила она с Эванжелиной. – Он добавил, что не хочет, чтобы вы зачахли тут от голода, поэтому и приказал испечь вам рогалики.

Девушка вопросительно посмотрела на герцога, который в этот момент ел яйцо.

– Да, – не глядя на нее, кивнул Ричард. – Я не хочу, чтобы ваша.., мм.., верхняя часть опала.

Эванжелина успела заметить, что миссис Роули в этот момент считала ключи, поэтому не расслышала слов герцога, от которых она едва не подавилась.

– Ох, как чудесно Дорри перешила вам платье! – воскликнула экономка, слегка похлопав девушку по спине. – Она сказала, что убрала оборки с юбки и вшила кусочки ткани в другие места. Боже мой, что-то я заболталась! Так много надо успеть, хотя я бы с удовольствием подольше потолковала с вами… – И с этими словами миссис Роули выплыла из столовой.

– Хорошая женщина, – заметила Эванжелина.

– Да, – кивнул Ричард. – Она много лет дружит с моей матерью. И это она рассказала мне все о девочках, когда мне было лет двенадцать. Миссис Роули очень много знает. Что-то ты мало ешь.

– Ты невыносим! – рассмеялась девушка. – Так тебе было всего двенадцать лет?

– Ну, может, двенадцать с половиной, не помню точно. И миссис Роули поведала мне что есть что, в общих чертах, конечно. С тех пор я знал, что не должен трогать у девочек ничего, кроме запястий, ни в коем случае не позволять им шептать мне что-то на ухо, ну-у.., и вообще не делать ничего.., нервирующего…

– Господи, почему же? – воскликнула Эванжелина. – И что такого нервирующего в шепоте на ухо?

– Как это что? Близость женщины к мужчине, точнее, как в моем случае, мальчика к девочке, могла вызвать возбуждение определенной части моего тела! Дыхание девочки, опаляющее ухо мальчика, может довести его до экстаза. – Поднявшись, герцог бросил салфетку на стол. – А теперь прошу меня извинить: я обещал Эдмунду, что мы непременно покатаемся верхом. Увидимся позже. Не спеши, Эванжелина, мы встретимся за обедом.

Ричард оставил свой завтрак недоеденным. Эванжелина медленно намазала рогалик джемом и, закрыв глаза, откусила кусочек. Что все-таки он слышал, пока она беседовала с портретом его предка?

Внезапно девушке показалось, что холодные сухие пальцы Джона Эджертона впились ей в руку. Вздрогнув, она невольно сжала в кулаке рогалик с джемом. Бросив его на тарелку, Эванжелина торопливо вытерла пальцы салфеткой. Вечером она должна встретиться с Эджертоном в пещере, чтобы получить от него дальнейшие указания. При мысли об этом ее едва не стошнило, и она с трудом проглотила кусок рогалика. На какое-то время девушка опять забыла о своей постыдной миссии, но, вспомнив о ней, едва не лишилась чувств. Что же делать?

Эванжелина сидела за столом до тех пор, пока не услышала, что герцог с сыном вышли из дома. Тогда она бросилась в свою спальню. Хоучард подробно объяснил ей, в каком месте на берегу скрыта пещера, но девушка еще не нашла ее, поэтому решила отправиться на поиски немедленно. У нее не было выбора. Слишком многое поставлено на карту, так что она не могла рисковать и опаздывать на свидание. И как ей вечером скрыться от герцога?

Эванжелина не могла ответить на этот вопрос. Она решила, что подумает об этом позже.

В спальне девушка быстро переоделась в старенькое платье и надела стоптанные туфли. Утро было на диво теплым, даже странно, что такая погода стояла зимой. Похоже, к полудню станет просто жарко.

Эванжелина полной грудью вдохнула соленый и бодрящий морской воздух. Легкий ветерок трепал ее волосы. К тому времени, когда она добралась до береговых скал и стала осторожно спускаться по причудливо извивающейся тропинке, ее лицо и спина покрылись испариной.

На берегу она приложила козырьком руку к глазам и стала оглядываться по сторонам. Голый утес, складки которого прятались в тени от ярких лучей солнца, одним боком упирался в кромку воды. Эванжелина поспешила к нему, увязая ногами в песке. Пещеру, о которой поведал Хоучард, она обнаружила лишь чуть не свалившись в нее; вход в тайник был скрыт густым кустарником и находился в каком-нибудь футе от линии прибоя. Да уж, не зная о существовании пещеры, обнаружить ее было невозможно.

Вход в пещеру был низким, поэтому девушке пришлось нагнуться, чтобы войти туда. Внутри было промозгло и сыро. Постепенно глаза Эванжелины привыкли к темноте. Оглядевшись, она увидела, что пещера узкая и длинная, уходит в глубь утеса футов на двадцать. Земля под ногами пропиталась водой. Дотронувшись рукой до стены, девушка почувствовала, что та на высоту человеческого роста поросла мхом. Похоже, во время прилива ее почти до потолка затапливало водой. Не повезет тому, кто окажется запертым здесь в ловушке.

Повернувшись, девушка быстро вышла из мрачной пещеры, подставила лицо горячему солнцу и с наслаждением вдохнула свежий воздух.

Эванжелина посмотрела на море и.., похолодела от страха. У нее перехватило дыхание. Совсем недалеко от нее по пояс в воде брел Ричард, держа на плечах Эдмунда. Задрожав, девушка нырнула обратно в мрачное убежище. Господи, что они тут делают? Ведь они должны кататься верхом! Подумать только, он тут купается, да еще с Эдмундом! Конечно, погода небывало теплая, но вода, должно быть, просто ледяная. Не зря, видно, вчера он говорил с сыном о купании. Но здесь? Сейчас!

Что делать? Эванжелина думала было отсидеться в пещере до тех пор, пока Ричард с сынишкой не уйдут с берега, но начался прилив, и вода быстро прибывала. Оставаться здесь было опасно.

Не могла она и уйти тайком на юг, потому что утес почти вдавался в воду. Что ж, оставался еще север, откуда она пришла. Решившись, Эванжелина вышла из пещеры и, высоко подняв голову, стала весело насвистывать какую-то мелодию. Если она будет насвистывать, подумала девушка, то все будет хорошо. Она не хотела смотреть на него, правда не хотела. И, разумеется, посмотрела. Эванжелина никогда не видела обнаженного мужчины. Ричард был в каких-нибудь двадцати ярдах от нее, она могла отчетливо разглядеть его. Слишком отчетливо… Девушка видела, как герцог поднял сына над головой и бросил его в воду. Эванжелина никогда не притрагивалась к мужчине – до вчерашней ночи, когда Ричард целовал и ласкал ее. И вот теперь он – обнаженный – стоял совсем недалеко от нее и не знал, что она смотрит на него. При мысли об этом во рту Эванжелины пересохло. Она и не представляла, что мужчины бывают такими. Правда, ее отец был настоящим красавцем, но у него не было развитых, как у герцога, мускулов, которые так и перекатывались под загорелой кожей. Ричард весь был.., твердым и волосатым, его пышная шевелюра вымокла, на черной курчавой поросли, покрывающей его грудь и низ живота, тоже поблескивали капли воды. Господи, она видела его обнаженным! Подумать только! Эванжелина знала, что должна отвернуться. Ей не следовало стоять здесь и глазеть на него, но… Девушка вдруг почувствовала непреодолимое желание подбежать к Ричарду, толкнуть его на прибрежный песок и упасть на него сверху, прижимаясь к его плоти всем телом.

Эванжелина была наслышана об интимной части мужского тела. Однако она не представляла, как это могло выглядеть. Но увиденное не испугало ее. Ричард был великолепным самцом. Она просто увидела, чем именно отличается мужчина от женщины.

Внезапно до Эванжелины донесся веселый визг Эдмунда, над водой мелькнули ручки и ножки мальчика. Ричард опустился в воду, а когда выпрямился, Эдмунд уже висел у него на спине, держа отца за шею.

– Ну хорошо, сынок, на сегодня довольно, – донеслось до Эванжелины. – Больше десяти минут купаться нельзя, иначе мы превратимся в ледышки.

Она должна уйти! Он еще не видел ее. Немедленно! Надо скорее уходить отсюда! Девушка быстро пробежала к зарослям кустарника и спряталась за ними. Но она не могла оторвать взора от герцога. Эдмунд по-прежнему заливисто хохотал, потом, указывая на чайку, что-то сказал отцу. Тот тоже рассмеялся. Оба дрожали от холода. При мысли о том, что зимой, пусть даже и такой теплой, можно забраться в воду, Эванжелина поежилась.

Как зачарованная она продолжала смотреть на Ричарда. Его мускулы чуть напрягались, когда он смеялся. Держа сына на плечах, герцог медленно побрел к берегу. Она должна уйти! Времени почти не осталось!

Видимо, у нее не осталось и стыда…