Глава 18
В КОТОРОЙ ЛЮБОПЫТСТВО БЕРЕТ ВЕРХ
Рис Холланд, граф Годуин, пребывал в гнуснейшем из настроений, как выразился дворецкий в помещении для слуг.
— Он получил какую-то записку от жены. — Как только Лик произнес это, его племянница Роузи, горничная с первого этажа, ахнула.
— В свой последний выходной я видела пантомиму, в которой муж пропитал ядом любовное письмо, и когда жена поцеловала его, то сразу умерла. Что, если графиня тоже видела эту пантомиму и отравила его!
— Ну, значит, так ему и надо, — буркнул Лик, которому не нравилась постоянная смена персонала в доме графа Годуина. С одной стороны, его хозяин был графом, что Лика вполне устраивало, но с другой — он обладал мерзким характером, не говоря уже о том, что поселил на половине графини свою очередную пассию. — А тебе лучше пойти и заняться делом.
— Только не говори, что он снова разлил кофе на свои листки. — Роузи вздохнула. — Я поищу себе другое место, если он не соберет наконец эти бумаги. И потом, как можно наводить порядок, стоя по колено в грязи?
— Не смей прикасаться к его бумагам, — предупредил Лик, — они дороже всей твоей жизни. На этот раз кофе ни при чем; все дело в вазе с цветами, которую потаскуха сдуру поставила на его пианино.
— Какой все же у него паскудный характер, — заметила Роузи не без желчи. — Не знаю уж, как она с ним мирится.
«Потаскухой» они называли Алину Маккенну, бывшую оперную диву и возлюбленную сварливого графа, которую, можно сказать, почти любили, если, конечно, можно любить женщину такого сорта. А все потому, что служить ей было не так трудно, как другим дамам, прежде занимавшим это место.
— Ладно, пойду приведу в порядок гостиную, раз хозяин уехал, — вздохнув, сказала Роузи и вышла; однако уже мгновение спустя она сбежала вниз по лестнице и разыскала дядюшку, прилежно полировавшего серебро.
— Я нашла записку, — победно объявила она. — Ту самую, от его жены; он скомкал ее и бросил на пианино. — Она протянула руку с листком.
Лик колебался.
— Ну же, дядя Джон! Ты непременно должен прочитать ее!
— Ничего я не должен.
— Мама убьет тебя, если ты не прочитаешь, — пригрозила Роузи.
Это было правдой: матушка Роузи, единственная сестра Лика, сидя дома и воспитывая младших сестер Роузи, жить не могла без рассказов о том, что происходит в графском доме.
Недовольно поморщившись, Лик расправил листок.
— Да, это и в самом деле писала графиня, — подтвердил он. — Похоже, что она гостит сейчас у кого-то в Уилтшире. — Он вгляделся в адрес. — Не могу разобрать, Шембли-Хаус, кажется? Но такого не может быть.
— Не важно, где она! — Роузи пританцовывала на месте от нетерпения. — Лучше скажи, что она пишет.
— «Рис, — начал читать Лик, — я подхватила плеврит. Если хочешь застать меня живой, пожалуйста, приезжай так скоро, как только сможешь».
— Не может быть! — ахнула Роузи. Лик снова перечитал записку.
— Так здесь написано, хотя все это несколько странно. И потом, что такое плеврит?
— Это какая-то ужасная, ужасная болезнь. — Роузи всплеснула руками. — Бедная графиня! Надеюсь, болезнь ее не покалечила…
— Брось, ты с ней даже не знакома. Так чего тебе плакать?
Роузи вытерла слезы.
— Все равно, это так печально! Бедняжка, наверное, тосковала по мужу и теперь хочет, чтобы он приехал к ней, но уже слишком поздно!
— Подумай головой, девочка. Если бы ты была женой графа, стала бы ты тосковать по нему и мечтать о его возвращении?
Роузи задумалась.
— Ну, разве только если бы он был очень красивый. Тогда почему бы нет?
Лик фыркнул:
— Наш граф красивый, как дикий вепрь. Ты бы вряд ли захотела выйти замуж за такого, как он, правда?
— Конечно, за такого ужасно старого и к тому же страшно неопрятного ни одна дура не пойдет.
— Вот и я про то же. Без него графине жилось куда лучше. А теперь вот еще этот плеврит.
— Матушка должна знать, что это такое, — рискнула предположить Роузи.
— Да, только нам с тобой еще две недели нельзя будет отлучаться из дома. — Голос Лика звучал почти безнадежно.
— Ты мог бы уйти сегодня после обеда, дядя. — Роузи смотрела на него умоляюще. — Хозяин уехал в Уилтшир, к постели умирающей жены, и вряд ли скоро вернется.
Лик нерешительно взглянул на письмо.
— Пожалуй, мы должны знать, отчего наша хозяйка умирает. Что, если хозяин сочтет нужным устроить траур по поводу ее смерти? Хотя, скорее, он продолжит жить со своей потаскухой как ни в чем не бывало.
— О, только не это! — Роузи заломила руки. — Возможно, ее смерть все же его образумит…
— Размечталась, девочка. Марш наверх, в гостиную, а я пока займусь серебром, и если успею все почистить, то, так и быть, слетаю к твоей матушке.
Вечером того же дня Роузи снова встретилась с дядюшкой. Из-за нетрадиционных привычек графа и нежелания приличных слуг работать в этом доме порока за ужином в столовой собрались лишь кухарка, Роузи, Лик и три лакея, тогда как судомойка и чистильщик обуви по привычке ели на кухне.
Роузи уже просветила кухарку во всех деталях по поводу событий прошедшего дня и теперь с нетерпением ждала, когда же Лик закончит короткую молитву.
— Ну что, дядя? Что такое плеврит? Матушка, уж конечно, тебе все рассказала…
— Я думаю, что плеврит — это такая болезнь, которой болеют дети, — неожиданно вмешалась кухарка, дородная женщина с красными щеками и мягкой улыбкой. Однажды она готовила еду для принца Уэльского и запомнила это на всю жизнь. Графу Годуину приходилось платить ей сто гиней в год, чтобы только она работала у него на кухне.
— Верно, — Лик кивнул, — это хворь, которой болеют дети. Моя сестра никогда не слышала, чтобы плевритом болели взрослые.
— Но графиня и есть дитя, — заметила Роузи.
— Верно, — согласилась кухарка. — Люди вообще мрут при самых странных обстоятельствах. Никогда не угадаешь, что может с тобой случиться. — Она протянула руку и элегантным жестом взяла кусок пирога с мясом ягненка…