Аллегра отпраздновала свой восемнадцатый день рождения девятого декабря в обществе мужа, отца, мачехи, Оки с Сиреной, Джорджа и его жены Мелинды. Та воспользовалась случаем, чтобы самодовольно объявить о своей беременности.

— Девчонка могла бы выбрать более подходящее время для своих откровений, — шепнула мужу леди Морган. — Похоже, у нее мания величия. Я слышала, как она хвасталась, что ее ребенок будет следующим наследником Седжуиков!

Какая наглость! Аллегре следует достойно ее осадить, пока не поздно! Должно быть, мамаша Франклин набивает голову дочери всяким вздором! Не думала, что Мелинда окажется такой нахальной дурочкой!

— Успокойся, дорогая, матерью следующего герцога непременно станет Аллегра, — спокойно уверил лорд Морган. — Разве ты не нарожала прекрасных детей?

Леди Морган смущенно зарделась.

— Верно, — согласилась она.

— В таком случае не о чем волноваться.

Герцог подарил жене хорошенькую, зеленую с серебром, двуколку вместе с толстым черно-белым пони.

— Не всегда же тебе ездить верхом, — пояснил он. — Если погода переменится, а ты захочешь отправиться в Пикфорд, вот двуколка и пригодится.

— Ты прав: теперь, когда Сирене трудно путешествовать, мне придется чаще бывать в Пикфорде, — кивнула Аллегра, обнимая кузину за плечи. — Спасибо за то, что поздравила меня, дорогая. Ты внезапно расцвела и обнаружила миленький животик. Тебе очень идет!

— Твой крестник растет и процветает, — рассмеялась Сирена. — О, Аллегра, как же я буду скучать этой зимой, пока ты будешь в Лондоне!

— Я предпочла бы остаться здесь, — призналась Аллегра. — Ты же знаешь, я не слишком люблю городскую жизнь, но Юнис и Кэролайн настаивают, чтобы мы приехали. Обещаю, мы пробудем в столице всего несколько недель.

— Где ты остановишься?

— В отцовском доме. Глупо покупать новый, если этот все равно когда-нибудь перейдет к нам. Кроме того, нам нравится Беркли-сквер, и особняк так удобно расположен!

— Ах, как жаль, что я не смогу ехать! — пригорюнилась Сирена. — Ты получишь куда большую свободу, чем в прошлом сезоне, когда мы были дебютантками! Приходилось быть такими чопорными и скучными, чтобы не упустить выгодной партии. А сейчас тебя ждут театры, Воксхолл-Гарденз, празднества, маскарады, опера и скачки! Я буду часто думать о тебе в твое отсутствие, кузина.

Лондонский бальный сезон обычно начинался в марте или апреле и заканчивался к середине июня, когда все светское общество разъезжалось по загородным домам и поместьям.

Малый сезон балов начинался в сентябре, но к ноябрю богатые дома снова пустели. В январе, когда открывалась парламентская сессия, знать возвращалась в столицу, и жизнь в провинции становилась невыносимо скучной. Герцог с друзьями старались держаться подальше от политики, но в этот раз решили посещать заседания правительства. Граф Астон и лорд Уолворт сняли дом старого графа Пикфорда, поскольку тот в ожидании наследника не собирался появляться в парламенте.

Он желал присутствовать при появлении на свет своего первого внука.

Аллегра и герцог отправились в Лондон в большом удобном дорожном экипаже, запряженном шестеркой лошадей. Рессоры были тугими, сиденья и стенки — мягкими, обтянутыми бежевой кожей. Под каждым сиденьем стоял металлический ящик, в который помещались тлеющие угли, обогревающие карету. Жар распространялся через медную решетку поверх ящика. Освещение давали небольшие хрустальные керосиновые лампы. Стеклянные окна можно было опускать или поднимать в зависимости от погоды. На них висели кремовые бархатные занавеси, которые при желании можно было задернуть. В большом коробе за спинкой заднего сиденья хранились еда и вино. На козлах хватало места для двоих. На запятках сидели два лакея. Сундуки и саквояжи уложили наверх.

Погода выдалась такой холодной, что герцог не решился ехать верхом и всю дорогу провел рядом с женой. За первой каретой следовала вторая, где сидели Онор и Хокинс, камердинер герцога. Остальное пространство было завалено вещами.

Несмотря на то что небо было серым и облачным, снег ни разу не выпал. Они обедали и ужинали на постоялых дворах и останавливались на ночлег в гостиницах. Лошадей менять не пришлось, поскольку шестерку хорошо кормили и ночью давали отдохнуть. Аллегра была очень благодарна мужу за подбитый бобром бархатный плащ с капюшоном, подаренный ей на Рождество. К тому же она, не думая о моде, догадалась надеть под дорожный костюм несколько фланелевых нижних юбок.

Она покрепче закуталась в темно-зеленый плащ и прикрыла глаза.

Поездка заняла несколько дней, но как только лошади остановились у дома лорда Моргана, из дверей немедленно высыпали слуги, помогая пассажирам спуститься, и проводили их в дом. Вперед выступил широко улыбающийся дворецкий Маркер.

— Добро пожаловать! Мадам, ваш отец в библиотеке. Он просил вас и его светлость прийти, когда вы устроитесь и отдохнете.

— Отец здесь! — обрадовалась Аллегра, расстегивая широкий плащ и вручая его лакею. — Давай пойдем к нему прямо сейчас!

— Хорошо, дорогая, — кивнул герцог. Он не думал, что тесть окажется в столице, но почему бы и нет? В конце концов, это его дом, и он должен где-то заниматься делами!

Септимиус Морган поднялся с кресла у камина, чтобы приветствовать дочь и ее мужа.

— Я не стану обременять вас своим присутствием. Тороплюсь вернуться домой. Твоя мачеха последнее время неважно себя чувствует, — пояснил он.

— Что случилось? — встревоженно вскричала Аллегра.

— Ничего страшного, дитя мое, вероятно, простуда, — с улыбкой заверил отец. — Мне очень приятно, что ты любишь Олимпию!

Он жестом показал на диванчик напротив кресла и, дождавшись, пока супружеская чета усядется, спросил:

— Как долго вы собираетесь пробыть в Лондоне?

— Всего несколько недель, — ответил герцог. — Наши друзья, Астон и Уолворт, тоже приехали вместе с женами. Мы собираемся как можно веселее проводить время: станем ездить в театры, оперы, а может, и в Воксхолл, если там будет на что посмотреть. Кроме того, я хотел бы посетить «Татгерсоллз».

У меня прекрасный жеребец-производитель, но неплохо бы купить несколько чистокровных кобыл, чтобы улучшить породу. Мы, разумеется, уедем до начала малого сезона.

— Намереваетесь занять свое место в палате лордов? — осведомился тесть.

— Да, неплохо бы посмотреть, что сейчас там происходит, — кивнул Куинтон.

— Я никогда вас не спрашивал, но если не секрет: вы виг или тори?

— Ни то ни другое, сэр, тем более что я нечастый гость в парламенте, — усмехнулся герцог. — В этой жизни ничто не бывает только черным или белым, Септимиус. Я не могу поддерживать только одну политическую партию. Политику, как я обнаружил, делают люди, а людям, к сожалению, свойственно ошибаться.

Лорд Морган, в свою очередь, улыбнулся.

— Тебе посчастливилось найти мудрого мужа, дитя мое, — объявил он Аллегре.

— А вы, сэр? — поинтересовался герцог. — Вы рыба или мясо?

— Как вы, Куинтон: ни то ни другое. Деловой человек, даже если перед его именем стоит титул «лорд», не может себе позволить принимать чью-то сторону. Оставляю это более умным, чем моя, головам и тем, в ком бурно кипят страсти.

— У тебя рассудительный и умный отец, дорогая, — обратился к жене герцог, покачивая головой.

— Пока страна не переживает потрясений, спокоен и я, — добавил лорд Морган, приглядываясь к дочери. Очевидно, он остался доволен увиденным. Сирена писала, что Аллегра отвечает взаимностью влюбленному в нее мужу, но теперь, увидев это собственными глазами, он был счастлив. Он приезжал на день рождения Аллегры, но пробыл всего одну ночь и не имел возможности присмотреться к супругам. Олимпия тоже будет в восторге — ведь именно она с помощью леди Беллингем устроила этот союз.

— Когда ты покидаешь нас, папа? — спросила Аллегра.

— Через несколько дней, дитя мое, но я оставлю за себя Чарлза Трента заниматься делами. Он не будет вам мешать, а если вздумаете принимать гостей, сможет развлекать дам и будет превосходным кавалером. На время вашего пребывания в Лондоне Чарлз хотел поселиться в моей конторе, но я сказал, что вы не захотите об этом слышать.

— Конечно! — согласилась Аллегра. — В конце концов, у него здесь свои комнаты!

Наутро, когда отец с мужем уехали в палату лордов, Аллегра и Чарлз Трент уселись в библиотеке.

— От меня ожидают приема, — начала она. — Сколько времени потребуется, чтобы разослать приглашения? Надеюсь, вы знаете, кому их послать? Мы не намереваемся долго прожить в Лондоне, но я знаю, что в качестве герцогини Седжуик я не могу не дать приема.

— Приглашения уже отпечатаны, — обрадовал ее Трент. — Вам остается только выбрать день. Может, конец февраля?

— Мы намеревались уехать в начале марта, — задумчиво отозвалась Аллегра. — Не странно ли предупреждать людей за месяц? В прошлом сезоне мы с Сиреной посетили несколько приемов. Что за глупый обычай?! Застаете в доме толпу народа, протискиваетесь к хозяевам, проводите в их обществе четверть часа и откланиваетесь. Ни еды, ни напитков, ни развлечений. И ваш прием будет считаться успешным только в том случае, если кто-то упадет в обморок от давки и духоты. Не вижу в этом никакого смысла. Но если таков этикет, нужно подчиняться. Не желаю, чтобы сплетники злословили, будто я не достойна имени и титула мужа.

— Я склонен полностью согласиться с вашей светлостью, — слегка улыбнулся мистер Трент. — Обычай и вправду смехотворный, но досужие языки на самом деле станут распускать слухи о том, что вы дурно воспитаны. Итак, последний день февраля?

— Нет, лучше двадцатое, если только это не воскресенье.

В этом случае мы хотя бы следующую неделю проведем спокойно.

— Как прикажете, ваша светлость.

— До чего же странно слышать из ваших уст не «Аллегра», а «ваша светлость»! — воскликнула она. — Я все еще не привыкла к такой пышности, хотя здесь, в столице, все-таки придется послушно играть роль.

— Совершенно верно, — посоветовал Трент. — Богатство и влияние много значат для большинства людей, с которыми вам придется общаться в городе, миледи. Всего за один сезон вы поднялись с нижней ступеньки на вершину. Немало найдется тех, кто будет вам завидовать, невзирая на то что ваше богатство и положение герцога сделали вас столь идеальной парой. Однако вы нашли верного друга в лице леди Беллингем.

— Она уже в городе, мистер Трент?

— Насколько я знаю, приехала вместе с мужем несколько дней назад.

— Пожалуйста, пошлите ей на завтра приглашение к чаю, — попросила Аллегра.

— Разумеется, миледи, — кивнул Чарлз.

Герцог и лорд Морган вернулись с церемонии открытия парламента только к концу дня. Аллегра велела подать чай в маленькую Зеленую гостиную. Маркер поставил на стол большой серебряный поднос и учтиво отступил. Аллегра разлила душистый индийский чай в чашки севрского фарфора, пока лакеи расставляли хлеб, масло и крошечные пирожные с фруктами и сахарной глазурью.

— Было интересно? — осведомилась она.

— В парламенте есть маленькая галерея для посетителей, так что если ты и твои подруги захотят сами все посмотреть, могу это устроить. Да, это бывает довольно интересно, в зависимости от того, о чем ведутся дебаты, но в основном там царит смертельная скука. Сегодня на открытие парламента приехал сам король, и зрелище было весьма красочным. Обычно же заседания проходят довольно уныло, — рассказывал лорд. — Виги сейчас не у дел, они потеряли всякое влияние, поэтому с каждым днем становятся все большими радикалами. От них только и слышишь одно: реформы, реформы, реформы. И поскольку многие выдающиеся виги к тому же люди богатые, можешь быть уверена, что они не понесут урона.

— Но в Англии так много нищеты, особенно здесь, в городе. Я сама видела, — вздохнула Аллегра.

— Думаю, что правительство позаботится о бедных только в самом крайнем случае, если его совсем припрут к стенке, — сухо заметил отец.

— А как насчет тори? — поинтересовалась Аллегра.

— Они более консервативны, — пояснил герцог. — Со времени образования партии в конце прошлого века они поддерживали Стюартов. И противились всяким попыткам ограничить в правах католиков. Когда был свергнут король Яков II и трон заняла его дочь Мария со своим мужем-голландцем Вильгельмом Оранским, тори стояли за якобитов, но после кончины королевы Анны не стали противиться восшествию на престол Ганноверской династии. Однако виги поставили им в вину прежние якобитские симпатии. Тори были почти изгнаны из правительства первыми двумя Георгами. Однако нынешний премьер-министр Питт-младший сумел воспользоваться ситуацией и изменить существующее положение.

— Но как? — удивилась Аллегра.

— Дорогая, — усмехнулся герцог, потрепав жену по щеке, — стоит ли забивать свою хорошенькую головку таким скучным предметом, как политика?

Наблюдая за дочерью, лорд Морган едва сдержал улыбку, когда та гордо выпрямилась, раздраженно поджала губы и метнула неприязненный взгляд на мужа.

— Куинтон, — негромко, но твердо начала она хорошо поставленным голосом, — если ты не ответишь на мой вопрос, я отвешу тебе оплеуху. Поверь, я не стала бы спрашивать из пустого любопытства. Надеюсь, ты достаточно хорошо меня узнал, чтобы не путать с теми безголовыми созданиями, которые щебечут всякий вздор, кокетливо хлопают ресницами в ответ на каждое сказанное слово и при малейшем стуке готовы лишиться чувств.

Несколько растерявшийся герцог к концу речи жены достаточно оправился, чтобы понять свою ошибку.

— Мистер Питт сделал много добра для Англии. Ему удалось поставить Ост-Индскую компанию под контроль правительства, что значительно увеличило доходы страны. Он попытался уладить проблемы в Канадской колонии, населенной, как тебе известно, англичанами и французами. Разделил страну на Нижнюю Канаду, где проживают в основном французы, и Верхнюю, английскую. Снизил торговые пошлины, что, вне всякого сомнения, благоприятно сказалось на предприятиях твоего отца.

Основал фонд, куда идет часть средств от правительственных налогов, и использует его для выплаты некоторых государственных долгов. Питт-младший намеревался подготовить парламентскую реформу, но отложил ее из-за происходящего во Франции.

Из-за этого он также отсрочил подписание Хабеас корпус акта.

Ты, разумеется, не знаешь, что это такое, Аллегра?

— Это конституционный акт, гарантирующий процессуальные права граждан. Он устанавливает правила ареста и привлечения обвиняемого к суду. Кажется, впервые он был принят в XVII веке. С тех пор в него вносились изменения, но основополагающие пункты оставались неприкосновенными. Раньше он применялся только в области уголовного права, но теперь речь идет и о гражданских исках. Во время якобитских восстаний действие акта приостанавливалось. Вы именно этот закон имели в виду, мой супруг и повелитель? — медоточиво пропела Аллегра;

— Неужели вы позволили ей изучать право, Септимиус? — воскликнул пораженный герцог, но, тут же рассмеявшись, добавил:

— Какие еще сюрпризы у вас в запасе, любовь моя?

— Но, сэр, так нечестно и испортит всю прелесть неожиданности, — задорно ответила Аллегра.

Леди Беллингем, приехавшая на чай, пришла в восторг при виде племянницы и молодой графини Астон.

— Как, Кэролайн, ты в городе и до сих пор не навестила меня? — попеняла она.

— Но мы только что приехали, тетя, — поспешно ответила леди Уолворт.

— Где вы остановились? Наверное, Уолворт снял вам дом?

Ведь у вас нет своего? — допрашивала тетка.

— Адриан и Маркус Бэйнбридж арендовали особняк графа Пикфорда. Сирена беременна и не может путешествовать, так что этой зимой городское жилье им ни к чему.

— Превосходный адрес! Самый престижный, — одобрила леди Беллингем. — Итак, чем же ваша троица собирается заняться в столице?

— Прежде всего осмотреть город, — объявила Аллегра. — Посетить Воксхолл, куда порядочная дебютантка не может сунуть носу из страха запятнать свою репутацию.

— Постарайтесь не погубить свою репутацию сейчас, девочки, — резко бросила леди Беллингем. — Брак — не ширма, прикрывающая все грехи! Надеюсь, вы не собираетесь идти по стопам герцогини Девонширской? Поверьте, все эти возмутительные сплетни о ней — чистая правда. Она в долгах по самые свои хорошенькие ушки. Каждую ночь проигрывает тысячи за карточным столом. Какой ужас!

— Я, во всяком случае, не играю, — запротестовала Аллегра. — Отведайте лососины, леди Беллингем.

— Лососины? О, дорогая, это моя любимая рыба! — обрадовалась леди Беллингем и положила на тарелку крошечный прямоугольник намасленного хлеба с таким же малюсеньким кусочком розовой лососины. — Восхитительно! Но такую старую лису, как я, не проведешь! Какие проделки вы задумали?

— Мы в самом деле решили осмотреть достопримечательности, — поклялась леди Уолворт. — Поскольку Аллегра и Куинтон не играют в карты, а Уолворт и Бэйнбридж не могут себе позволить высокие ставки, поедем в оперу, театр и в маскарад.

— Весьма мудро, девочки, ибо азартные игры благодаря Принни и его дружкам становятся настоящим бедствием. За одну ночь ставятся на кон и проигрываются целые состояния.

Сколько жизней разрушено! Пусть Принни с приятелями издеваются над королем, но он хороший человек и являет пример доброго христианина! Я бы вообще не приехала в Лондон, но Беллингем должен бывать в парламенте. Он просто обожает политику, и, кроме того, мистер Питт так умен!

— Но разве вы не могли остаться в деревне и отпустить дядюшку в столицу? — с невинным видом осведомилась Кэролайн.

— Боже, дитя мое, о чем ты? — вознегодовала тетка. — Ни одна разумная женщина не должна допускать такого! Слишком много соблазнов для джентльменов, даже лучших из них.

Полно женщин такого сорта, с которыми нам не пристало разговаривать. Они так и охотятся за одинокими мужчинами вроде моего бедного доверчивого Фредди! Нет-нет, если уж моему Фредерику так необходимо бывать в парламенте, я его не покину.

Она взяла еще один сандвич с лососиной.

— Бедный дядюшка, — прошептала Кэролайн подругам, старавшимся не хихикать. Все они прекрасно знали лорда Беллингема, добродушного джентльмена, неизменно пребывающего под каблучком у своей обожаемой, хотя и грозной жены.

Приглашения на прием герцогини Седжуик были разосланы, и ответы прибывали каждый день. Никто не желал упустить возможность увидеть своими глазами, как ладят между собой герцог с герцогиней после трех месяцев супружеской жизни. Все считали весьма странным, что вместо пышного бракосочетания в модной церкви Святого Георга молодые венчались в семейной часовне в родовом поместье Седжуиков.

Неужели герцогиня беременна и опасается явить всему свету свой позор? Но в таком случае она вряд ли приехала бы в Лондон!

Тайна волновала всех, и светские круги умирали от любопытства. Правда, было известно, что Принни и мистер Браммел гостили в Хантерз-Лейре, и Браммел, известный своим едким языком и язвительным остроумием, на этот раз до небес превозносил изысканный вкус герцогини, элегантную обстановку дома, превосходный стол и счастливую пару. Окружающих его дифирамбы крайне раздражали, поэтому было решено вывести Браммела на чистую воду. Общеизвестно, что высокородный Седжуик женился на девчонке Морган только из-за денег! Он сам этого не скрывал. Брак заключался по расчету, и, что бы там ни твердил Браммел, ничего хорошего из этого выйти не может!

В это посещение Аллегра была очарована Лондоном. Прошлой весной все ее время уходило на поиски кандидата в мужья, и за каждым ее жестом и словом следили сотни глаз. Все ее выезды были расписаны заранее. Теперь же она вместе с подругами могла беспрепятственно осматривать город, пока их мужья заседали в парламенте и посещали клубы. По вечерам друзья играли в вист, пели, аккомпанируя друг другу на фортепьяно, разыгрывали шарады.

Как-то дамы, включая леди Беллингем, отправились в Вестминстерское аббатство, огромное сооружение в готическом стиле, с великолепными витражами и серыми каменными контрфорсами. Внутри находилось множество часовен, нефов, надгробий и памятников. Здесь короновался сам Вильгельм Завоеватель. Коронационный трон, изготовленный для короля Эдуарда I, был установлен в аббатстве в 1272 году и использовался для всех последующих коронаций. А сколько великих людей нашли тут последний приют! Святой Эдуард Исповедник, Эдуард III и юный Эдуард VI; Генрих III, первый король династии Тюдоров, Генрих VII, Ричард II, Мария Стюарт, королева Шотландская, ее сын, Яков I, и внук, Карл II, а также второй король из Ганноверской династии Георг II. Тут покоилось и немало великих женщин: Элеонора Кастильская, Анна Клевская, королева Мария II и ее сестра, королева Анна.

Мраморные и каменные скульптуры были поистине величественны. Красота цветных витражей заставила Аллегру прослезиться. Они не заметили, как быстро пролетело время, и очнулись, только когда часы пробили два раза. Уходили дамы неохотно. В этот день они многое узнали об истории страны, в которой жили, и испытывали чувство, весьма близкое к благоговению.

Наутро, поплотнее укутавшись в меха, они посетили Тауэр с его живописными стражами в красно-черных с золотом мундирах. Здесь находился королевский зверинец, впрочем, довольно жалкий. В нем содержались один дряхлый, словно изъеденный молью, тигр, беззубый бурый медведь, индийский слон и несколько павлинов. Аллегра куда больше заинтересовалась Тауэрским Лугом, где были казнены две жены Генриха VIII.

— Что за страшная судьба! — с участием произнесла Кэролайн.

— Я слышала, что они изменяли королю, и если это так, то вполне заслужили казнь, — откликнулась Юнис.

— Анна Болейн скорее всего была невинна, но королю не терпелось жениться на Джейн Сеймур, позже родившей ему сына. У бедной Анны было два выкидыша и всего одна дочь, Елизавета, ставшая величайшей королевой в истории Англии, — заметила Аллегра.

— А другая жена? — спросила Юнис.

— Катерина Говард была кузиной Анны Болейн. Не слишком умная от природы, она ко всему прочему была весьма легкомысленного нрава. Король боготворил ее, так что можно представить, каким ударом была для него измена. Ее застали с любовником, и разразилась страшная гроза.

— Ты столько всего знаешь! — удивилась Кэролайн. — Мы по сравнению с тобой совсем необразованны.

— Мы с братом учились вместе, — пояснила Аллегра. — Когда Джеймс Люсиан уехал в школу, папа позволил его наставнику остаться и продолжать занятия со мной.

— Неужели тебе не было скучно? — фыркнула Юнис.

— Вовсе нет. Мне нравилось учиться. Женщина должна не только уметь рисовать акварели и играть на фортепьяно! Ей необходимы знания. Не выйди я за Куинтона, вполне могла бы вести свои дела без мужа.

— Ты такая смелая! — восхитилась Кэролайн. — Говоря по правде, куда храбрее меня! Я так рада, что мы с Дри нашли друг друга. Не хотела бы я остаться старой девой!

— Да и я тоже, — поддакнула Юнис. — Я обожаю Маркуса, и, кроме того, так приятно быть графиней Астон! Тебе нравится быть герцогиней Седжуик, Аллегра?

— Вполне, — кивнула та, — но не выйди я замуж за Куинтона, вряд ли принялась бы рыдать и стонать.

Порыв ледяного ветра с реки сорвал капюшон с меховой оторочкой, и Аллегра вздрогнула.

— Поедем домой, выпьем горячего чаю, — предложила она. — Сегодня вечером мы отправляемся в театр.

— Жаль, что сейчас слишком холодно для Воксхолла, — вздохнула Кэролайн, когда они спешили к экипажу.

— Может, в следующем месяце, перед отъездом, мы еще сумеем туда съездить, — с надеждой заметила Юнис.

— А где сегодня были джентльмены? — полюбопытствовала Кэролайн.

— На петушиных боях. Какая мерзость! — бросила Юнис.

Остальные согласно кивнули.

— Представляете, на прошлой неделе Дри спросил, не хочу ли я поехать с ним в Ньюгейт посмотреть на казнь, — вздрогнув, объявила Кэролайн. — Принес мне листовку с биографией преступника. Там был и его портрет. Совсем молодой, но уже разбойничал на большой дороге.

— Куинтон сказал, что хотел бы взять меня в «Таттерсоллз», где он собирается купить породистых кобыл, — сообщила Аллегра.

— О, вот это заманчиво! — оживилась Кэролайн. — Можно и нам поехать? Мне не помешала бы новая кобылка, а до моего дня рождения осталось совсем немного!

— В таком случае поговори с Адрианом — пусть попросит Куинтона, — посоветовала Аллегра. — Ведь речь пойдет не о развлечении, а о покупке лошадей. Куинтон очень серьезно к этому относится, и я его понимаю. Его жеребец — великолепное животное и уже стал отцом нескольких отличных скаковых коней от не слишком породистых кобыл. А когда ему приведут достойных его подруг?.. У нас будет лучшая ферма во всей Англии!

Она гордо улыбнулась, а ее подруги весело засмеялись.

К тому времени как Аллегра вернулась домой, пошел ледяной дождь. Подруги решили ехать в Пикфорд-Хаус. Аллегра ступила в холл и прислушалась. Все спокойно. Мистера Трента нигде не видно. Он и в самом деле воплощение деликатности. Отец, разумеется, уже уехал в Морган-Корт.

— Добрый вечер, ваша светлость, — приветствовал Маркер хозяйку, подходя, чтобы взять у нее плащ.

— Его светлость уже дома? — спросила Аллегра.

— Он в своих покоях, миледи. Хокинс сказал, что он немного простудился на петушиных боях.

— Немедленно прикажите принести чай в мои комнаты, — велела Аллегра и поспешила наверх.

Герцог отмокал в ее ванне.

— Мальчишки — всегда мальчишки, — упрекнула она. — Ты, конечно, не подумал надеть шляпу, верно?

— Не ругай меня, родная. — Куинтон шмыгнул носом и несколько раз чихнул.

— Что ты делаешь в моей ванне? — допрашивала она.

— Я промерз до костей, Аллегра, — пожаловался он и снова чихнул. — Чертовы бои проводились за городом, да еще на открытом месте!

— Хокинс, помогите хозяину подняться, — приказала Аллегра. — Разотрите как следует и уложите в постель. В мою постель. Онор, сейчас принесут чай. Возьми грелку, согрей простыни и достань еще одно пуховое одеяло. Ах, Куинтон, подумать только, ведь мы собирались сегодня в театр!

Сейчас пошлю лакея в Пикфорд-Хаус, скажу, что не могу ехать.

— Но почему, дорогая? Никто не станет сплетничать, увидев тебя в компании друзей, — удивился герцог.

— Глупости! — резко бросила Аллегра. — Я не герцогиня Девонширская, чтобы бывать по вечерам на людях без мужа.

Хокинс, где ночная рубашка его светлости?

Аллегра выхватила у лакея рубашку и натянула на мужа.

— Ложись поскорее, Куинтон, пока совсем не разболелся.

Если повезет, к завтрашнему дню будешь здоров.

Онор принесла медную грелку и, поспешно согрев простыни, справилась:

— Ужин подать наверх?

— Да, — коротко ответила Аллегра. — Передай кухарке — пусть приготовит что-нибудь легкое.

Она укрыла мужа и надела ему на голову ночной колпак.

— Попытаемся исправить все, что ты натворил.

— Ты неумолимее моей старой нянюшки, — пожаловался герцог. — Не знал, что вы так жестоки, мадам.

— После ужина, сэр, я как следует вас накажу, — пробормотала Аллегра.

— Значит, вы не дадите мне замерзнуть, мадам? — заговорщически шепнул он.

— Ни в коем случае, — заверила она, целуя его в губы и выпрямляясь. — А теперь мне нужно послать записку в Пикфорд-Хаус и сообщить, что мы не приедем. Пей пока чай. Он смягчит горло.

Герцог едва успел поймать ее за руку.

— Я рад, что мы проведем вечер вдвоем, дорогая, — заверил он, целуя ее ладонь. Аллегра покраснела.

— Я тоже, Куинтон. Следующей зимой нам нет нужды ехать в Лондон. Мы успеем отведать всех его удовольствий к тому времени, как вернемся в Хантерз-Лейр, и нам вовсе не нужно приезжать в столицу, пока не придет пора вывозить дочерей в свет.

— Но у нас нет дочерей, — напомнил он.

— Будут… обязательно, — пообещала она. — А теперь отпусти меня и дай написать записку.

— Я никогда не смогу отпустить тебя, Аллегра, — поклялся муж.

— Твоя любовь ко мне кажется всепоглощающей, — призналась она и, отняв руку, убежала.

Куинтон лег на пахнущие лавандой подушки. Ее слова эхом отдавались у него в голове. «Твоя любовь ко мне кажется всепоглощающей…» Но она тоже его любит. Безудержно страстная в его объятиях, она куда сдержаннее на словах. Он не мог не признать, что готов постоянно слышать от нее слова любви.

Куинтон закрыл глаза. Он уже не помнил, когда в последний раз болел. Как приятно принимать заботы красавицы жены!

Аллегра вышла из спальни и поспешила в маленькую семейную гостиную.

— Позовите Хокинса, — велела она лакею и, когда тот пришел, строго спросила:

— Хокинс, вы проследили, чтобы герцог надел сегодня фланелевые подштанники?

— Нет, миледи, — промямлил лакей, предчувствуя выволочку.

— На будущее позаботьтесь о том, чтобы мой муж одевался по погоде. И не забывайте про шляпу! Если он станет отказываться, скажите, что это я приказала. Вам ясно?

Она жестко взглянула на лакея.

— Да, миледи.

— Можете идти.

Хокинс не помнил, как выбрался из комнаты, и первым делом наткнулся на Маркера.

— Ну и характер! — пожаловался он. — Должно быть, вам нелегко пришлось от ее язычка! Представляю, как она вас донимала!

— У ее светлости доброе сердце и прекрасная душа, — сухо возразил дворецкий, считавший камердинера наглым малым, не стоящим внимания. — Если она и пожурила вас, значит, по заслугам. Насколько я понял, герцог вернулся домой простуженным. Очевидно, вы отпустили его из дому легко одетым. Вам лучше держаться за свое место, Хокинс. Если не можете как следует услужить его светлости, всегда найдутся те, кто будет рад вас заменить.

— Крепкий орешек этот старый ястреб, верно? — услышал Хокинс. И, обернувшись, оказался лицом к лицу с Онор.

— Всего за пять минут я успел получить два нагоняя, — мрачно заметил Хокинс. — Для девчонки довольно низкого происхождения твоя хозяйка — настоящая фурия!

— Придержи язык, Хокинс! — взорвалась Онор. — Не желаю слушать гадости о моей госпоже! Кроме того, ты не выполнил своего долга!

— Но его светлость терпеть не может фланелевых подштанников, — упрямо возразил Хокинс, — и не силой же мне их на него надевать! Я его камердинер, а не матушка!

— У тебя приказ миледи, — напомнила Онор. — Герцог послушается, если ты скажешь, что это она велела. Он безумно ее любит.

— А я бы рад полюбить тебя, — хитро прищурился Хокине.

— Когда хозяева будут тобой довольны, тогда и увидим.

Может, я позволю тебе пройтись со мной.

— Насчет пройтись сказано не было, — возразил Хокинс.

— В таком случае никакой любви. Я порядочная девушка, Хокинс, и тебе лучше сразу это понять, — фыркнула Онор и, вызывающе взмахнув юбками, удалилась.

Аллегра тем временем написала Юнис и Кэролайн, отправила записку с лакеем и вернулась в спальню, где изнывал ее муж. Принесли ужин. Кухарка выполнила приказание герцогини, поэтому на подносе стоял густой наваристый суп, которым Аллегра собственноручно накормила мужа с ложечки. Кроме того, она уговорила его съесть грудку каплуна с маслом и хлебом, а на десерт — нежный яичный крем, любимое блюдо герцога. Только потом она поужинала сама за маленьким столиком. Куинтон, потягивая портвейн, не сводил с жены глаз.

Вошедший лакей унес пустые тарелки, и Онор помогла хозяйке приготовиться ко сну. Приняв ванну и надев ночную рубашку и чепчик, Аллегра отпустила горничную, завернулась в кружевную шаль и села у огня.

— Иди ко мне, — позвал герцог.

— Подожди.

— Почему ты сидишь у камина? — допытывался он.

— Чтобы спокойно и без помех помолиться, — объяснила она. — Я всегда молюсь по утрам и вечерам.

— Но кто тебя научил? — удивился он. — Ведь у тебя не было матери!

— Отец. Сказал, что когда-нибудь у меня будут собственные дети и моя обязанность — научить их просить милости у Создателя. А разве твоя мама не сделала того же самого перед смертью?

— Я едва ее помню, а Джордж тогда был слишком мал, — отозвался герцог.

Последующие несколько минут тишину нарушало только потрескивание поленьев. Наконец Аллегра встала и, задув свечи, легла рядом с мужем.

— Ну вот, — прошептала она, прижимаясь к нему.

— О чем ты молилась? — не выдержал он.

— О нас. О тебе. О детях. Мы должны лучше стараться, Куинтон, чтобы зачать ребенка.

— Мадам, я более чем счастлив ответить на ваши молитвы, — с шутливой серьезностью объявил он.

— Не богохульствуй, — хихикнула Аллегра и только собралась было прочесть ему нотацию, как он закрыл ей рот поцелуем. — О, Куинтон, — вздохнула она, исступленно целуя его в ответ.

Сирень. Она всегда благоухала сиренью, и это пьянило его. Он нежно провел ладонью по ее щеке.

— Почему я был так уверен, что не полюблю тебя, Аллегра? Как я мог не любить тебя, дорогая? Ты стала главным в моей жизни. Смыслом моего существования. Я не смог бы без тебя жить.

Он снова завладел ее губами и почувствовал, как она тает в его объятиях. Его пальцы распустили бант на ее рубашке, теплая рука скользнула под батист и сжала маленькую грудь.

Под его ладонью тревожно билось ее сердце.

Аллегра закрыла глаза. О, она любит его, любит, но, когда пытается выразить свои чувства словами, язык отказывается ей повиноваться. Как-то раз ей удалось сказать Куинтону о своей любви. Но как высказать все, что лежит на душе? Ах, ну почему мысли так путаются?

Он не может жить без нее? Это она не может жить без него, не в силах представить, что Куинтона вдруг не будет рядом!

Блаженно вздохнув, она сосредоточилась на тех восхитительных ощущениях, которые пробуждал в ней муж.

Каждым движением, каждой лаской она давала понять, что хочет большего и ей нравится все, что он с ней делает. Она на мгновение вырвалась из его объятий, чтобы сбросить чепец и рубашку, и снова легла на подушки, призывая его манящим взглядом.

Он ответил тем же, отшвырнув свою рубашку. Потом наклонился, чтобы поцеловать ее соблазнительную грудь, и долго ласкал губами ее соски. Она билась и что-то несвязно бормотала, воспламеняя его страсть, пока он вдруг не понял, чего именно хочет от нее в эту ночь. Того, что он никогда не осмеливался сделать до этой минуты. Но сегодня его терзала потребность посвятить ее еще в одну тайну чувственного безумия. Подняв голову от ее молочно-белой груди, он тихо попросил:

— Только не бойся, Аллегра. Только не бойся.

Голова его снова опустилась. Он стал осыпать поцелуями ее тело, медленно и страстно. Аллегра мурлыкала от удовольствия.

Он спускался все ниже, сжимая ладонью пухлый венерин холмик и ощущая мягкие темные волосы. Наконец, раскрыв сомкнутые лепестки ее плоти, он дотронулся до крошечного бугорка, и Аллегра, самозабвенно извиваясь, забыла обо всем. Ощутив, что она истекает влагой, он удвоил старания и остановился, только когда услышал гортанные стоны. Она и опомниться не успела, как его голова оказалась между ее разведенных бедер.

— Куинтон?! — ахнула она.

— Я же просил тебя не бояться, Аллегра, — взмолился он и, подавшись вперед, стал ласкать языком набухшую горошину, Ее напрягшееся тело судорожно выгнулось, но Куинтон держал жену крепко, и Аллегра поняла, что попала в сладостный плен. Сначала она возмутилась. Никогда, даже в самых безумных фантазиях, она не представляла такое… И все же наслаждение было необычайно острым! О да! Ей нравится.

Безумно нравится!

Она трепетала от предвкушения. Крохотная частичка ее тела, о существовании которой она не подозревала, пульсировала, исходя жемчужными каплями, пока Аллегра не распалась на сотни сверкающих осколков, осыпавших ее брызгами экстатического удовольствия и оставивших без сил и движения.

— О, пожалуйста… — беспомощно пробормотала она.

Куинтон приподнялся, подмял под себя ее трепещущее тело и медленно вошел в тугие, истекающие любовным зельем ножны.

— Боже, Аллегра, я так отчаянно хочу тебя, — выдавил он.

Неумолимо-твердый меч вонзался в нее, и она отвечала на каждый его выпад, каждый удар всем своим существом.

Стенки ее грота сомкнулись вокруг него в попытке удержать.

— Не останавливайся, — бормотала она, — не останавливайся… я умираю от желания… Как сладостно! — вскрикнула Аллегра, когда они вместе достигли нирваны.

— Ах, моя великолепная ведьма, ты выпила меня до дна, — признался герцог, когда его кипящее семя излилось в нее и они напоследок сжали друг друга в объятиях.

Они долго лежали среди измятых простыней и скомканных одеял, пока дыхание немного не успокоилось. И тут герцог чихнул!

— О Боже! — воскликнула Аллегра. Она сползла с кровати и схватила с пола его сорочку. — Немедленно надень, Куинтон, пока я не убила тебя своей любовью! — Она быстро натянула ее на мужа. Он, смеясь, подчинился. — Что тут забавного? — обиделась она, снова ложась и укутывая его одеялом.

— Я так чертовски счастлив, — признался он. — Год назад, когда мы четверо решили найти себе жен и наконец остепениться, я никогда не предполагал… да что там, даже надеяться не смел на такое чудо! И все это ты подарила мне, сердце мое.

Только благодаря тебе я живу полной жизнью.

— Ты дурачок, Куинтон, — объявила она, хотя ей самой хотелось петь от счастья.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — И ты любишь меня.

— Предположим, — нехотя призналась она.

Он снова засмеялся.

— Признай же это, моя обожаемая колдунья. Скажи, что любишь и никого не полюбишь, кроме меня!

— Да и нет, — шаловливо бросила она.

— Скажи это, черт возьми!

Он приподнялся над ней, обдавая свирепым взглядом.

Сердце ее тут же растаяло.

— Я люблю тебя, Куинтон Хантер, и всегда буду любить.

Я ожидала от брака дружеских отношений и взаимного уважения. И хотя не понимаю, как это произошло, но я горячо полюбила тебя. Ну, теперь ты доволен? И заснешь, пока в самом деле не разболелся?

— Да, герцогиня, — кивнул он, взяв ее руку, и смежил веки.