Глава 16
— Уехала? — Мир Кэмерона снова потерял свои краски. — Что значит «уехала»?
— Уехала в Балморал. Сегодня утром она получила телеграмму от королевы, — тихо сказала Бет. — Мне жаль, Кэм. Ты не знал?
— Нет, я ничего не знал. — Не попрощалась, даже не потрудилась оставить ему записку, мелькнуло в голове.
— У нее даже не было времени упаковать вещи, — продолжала Бет, снимая перчатки. — Взяла самое необходимое, а остальные вещи просила меня прислать ей.
— И ты ее отпустила? — прогрохотал голос Кэмерона.
— Ее вызвала королева. Она не могла отказать ей. — Взгляд темно-синих глаз наткнулся на яростный взгляд Кэмерона, она замолчала в нерешительности. — Помнишь, ты учил меня ездить на лошади?
— Какое это имеет сейчас значение, черт возьми? — Мир ушел из-под ног Кэмерона, и он катился, катился куда-то вниз.
— Ты был очень терпелив со мной, хотя я абсолютно ничего не знала о лошадях. Ты подобрал для меня спокойную лошадь, которой было легко управлять. Я поверила, что ты не позволишь мне упасть. И не потому, что Йен задушил бы тебя, случись со мной что-нибудь.
— Я помню.
— Тогда поверь мне, когда я говорю: ты увидишь Эйнсли опять. И все будет так, как должно быть.
Вид у Бет был серьезный, но ее слова — чушь, все — чушь.
— Она оставила для меня какую-нибудь записку?
— Нет, — с извиняющимся видом ответила Бет. — Ей едва хватило времени попрощаться с Изабеллой и попросить меня поцеловать за нее детей.
Никакого «до свидания» для Кэмерона, никакого ответа на его трогательную мольбу: «Эйнсли, ты должна поехать со мной. Скажи, что поедешь. Обещай мне».
— Проклятие!
— Кэмерон, — коснулась его плеча Бет, — мне очень жаль.
Кэмерон посмотрел на нее с высоты своего роста — добрая, немногословная женщина, которая сделала Йена счастливым. Он уже хотел что-то сказать, как вдруг его пронзила одна мысль.
«Письма».
Обязательная Эйнсли никогда бы не бросилась сломя голову в Балморал без писем. Если Анджело отдал их ей… Ему следовало помнить, что однажды она уже склонила его на свою сторону.
Ни слова не говоря, Кэмерон направился в свое крыло дома и, перескакивая через две ступеньки, ворвался в свою спальню. Здесь все выглядело так, как оставил Кэмерон прошлой ночью. Даже шерсть на кровати там, где лежал Макнаб. Сейчас собака следом за ним снова вошла в комнату.
Кэмерон бросился к ночному столику, над которым висела картина с веселой уличной девицей. Она сидела на краю кровати в одной рубашке и, улыбаясь, натягивала чулки. Эту картину Мак нарисовал для него давно. Хотя Кэмерон никогда не знал, какую модель использовал брат, ему нравилась веселая улыбка женщины, которая встречала его каждое утро.
Теперь она смеялась над ним, когда Кэмерон рывком открыл ящик. Он запер его, но разве может крошечный замок тягаться с мастерством Эйнсли!
Письма исчезли.
— Черт возьми! Ты очень плохая сторожевая собака! — сказал Кэмерон севшему рядом с ним Макнабу.
Макнаб постучал хвостом.
Кэмерон заметил в ящике клочок бумаги, которого в предыдущую ночь там не было. Развернув его, он прочитал:
«В поезде, после „Сент-Леджера“. Я дам тебе свой ответ».
Она не подписала записку.
— Отец!
Хвост Макнаба застучал по полу еще быстрее. Кэмерон сунул записку в карман.
— Отец!
— Я слышу, слышу. — Кэмерон задвинул ящик столика и повернулся к вбежавшему сыну. Его килт был, как всегда, в грязи, щеки пылали от возмущения.
— Отец, миссис Дуглас уехала!
— Я знаю.
— Ну так поезжай за ней. Верни ее!
Кэмерон сердито посмотрел на сына, и Дэниел озабоченно отступил назад. Кэмерон едва сдержал гнев, кипевший у него внутри.
— Она уехала к королеве, — сдержанно проговорил он. — Ей пришлось уехать.
— Почему? Что этой королеве от нее нужно? У нее и без Эйнсли достаточно людей в услужении.
— Знаю, — согласился Кэмерон. Дикий зверь внутри его готов был броситься в Балморал и послать к черту любого, кто встанет на его пути.
— Это ты виноват, — сердито проворчал Дэниел. — Она уехала, и мы никогда не увидим ее снова. Все из-за тебя…
— Дэниел…
Дэниел повернулся и выбежал из спальни. Макнаб тревожно поспешил за ним.
«Черт знает что! Проклятие!» — пронеслось у него в голове.
Кэмерон плюхнулся на кровать, чувствуя, что силы покидают его. Он всю ночь не спал, голова лопалась от выпитого виски, напряжения и воспоминаний об Эйнсли.
«В поезде, после „Сент-Леджера“. Я дам тебе свой ответ».
Кэмерон едва дышал.
Он не отпустит ее. Маккензи всегда получают то, что хотят, и Кэмерон получит Эйнсли. Больше он никуда ее не отпустит, ни ради королевы Англии, ни по какой другой причине в этом Божьем мире.
Подобное решение не вернуло яркие краски в его мир, но он уцепился за него. Сняв грязную одежду, Кэмерон крикнул лакею, чтобы тот прислал к нему Анджело.
Королева открыла шкатулку, где хранились всякие памятные вещицы, и положила туда пачку писем. Шкатулку она заперла крошечным ключом на ленточке, который опустила в свой карман.
— Ты прекрасно справилась, моя дорогая, — улыбнулась королева.
— Прошу прощения, мэм, но разве не лучше сжечь их?
— Замок на шкатулке был непрочным, и один из подхалимов Филлиды без труда выкрал письма в первый раз.
— Чепуха. Теперь это едва ли имеет значение: миссис Чейз давно уехала.
«Да, но могут быть другие желающие поставить вас в неловкое положение», — молча возразила ей Эйнсли.
Однако насчет Филлиды королева была права. Филлида больше не представляет никакой угрозы. Как только Эйнсли вечером вышла из поезда, служанка, которая приехала ее встречать, рассказала: прошел интересный слух, что миссис Чейз сбежала на континент с молодым итальянским тенором.
Слух подтвердила и знакомая миссис Чейз. Филлида написала своему мужу письмо, открыто заявив, что бросает его, и рассказала почему. Мистер Чейз — в ярости, готов подать на нее в суд и обвиняет герцога Килморгана в проведений безнравственных вечеринок. Интересно, подумала: Эйнсли, как отреагировал на подобные заявления Харт Маккензи.
— Я слышала, что ты вернула пятьсот гиней моему секретарю, — продолжала Виктория.
— Да, мне удалось вернуть письма и не потратить ваши деньги, мэм.
— Умница, — потрепала ее по щеке королева. — Такая экономная, это так по-шотландски. Ты всегда отличалась изобретательностью, моя дорогая, как и твоя мать, упокой, Господи, душу ее.
— Спасибо, мэм.
Эйнсли встревожило, как легко она вернулась к роли доверенной прислуги королевы. Она опять надела черный траурный наряд, но не могла с собой справиться и постоянно прикасалась к пуговицам из оникса, украшавшим лиф платья, и представляла озорную улыбку Кэмерона, когда он спрашивал, сколько пуговиц она позволит ему расстегнуть.
Эйнсли подумала о записке, которую оставила ему, — скромное воздаяние за всю его помощь. Но когда Эйнсли телеграфировала королеве, что ей удалось вернуть письма, та настоятельно попросила ее немедленно вернуться в Балморал.
Кэмерон в это время занимался лошадями вместе с Анджело и другими берейторами, и Эйнсли понимала, что у нее нет времени ждать, когда тренировка закончится, чтобы попрощаться с ним. Если королева сказала немедленно, это значит немедленно.
Кроме того, Кэмерон мог потребовать от нее ответа здесь и сейчас, а у Эйнсли голова шла кругом от размышлений. Он хотел, чтобы она сбежала с ним на континент, как поступила Филлида со своим тенором, а Эйнсли пока что не решила, что ему ответить.
Если она все-таки уедет с Кэмероном, как, скажите на милость, она объяснит это Патрику и Роне? Как она уже пыталась объяснить Кэмерону, ее не слишком волнует скандал, она беспокоится за тех, на ком он отразится. «Если бы я была одна в этом мире, я бы сказала, что мне плевать на скандал, и делала бы то, что мне нравится», — размышляла она.
Кэмерон искушал Эйнсли. Но не только чувственное желание влекло ее к этому человеку. Были еще его улыбка, тепло, которым светились его глаза, ей вспоминалось, как он волновался за Жасмин, как помогал хромой миссис Ярдли передвигаться по зеленой лужайке для крокета. Эйнсли хотела получить всего Кэмерона и владеть им безраздельно.
— Я думаю отправиться в Париж, мэм, — сказала Эйнсли.
— Следующим летом, с семьей? — заморгала ресницами королева. — Ну конечно, обязательно поезжай. Париж летом прекрасен.
— Нет, я думаю поехать через несколько недель.
— Ерунда, моя дорогая, это невозможно. В конца месяца у нас бал, после бала — много других дел, потом — Рождество.
— Да, мэм, — закусила губу Эйнсли.
Для королевы нет ничего важнее королевских развлечений, и Эйнсли понимала, что Виктория не захочет отпускать ее от себя.
— Поиграй для меня, дорогая, — улыбнулась ей королева. — Ты меня успокаиваешь.
Королева обхватила руками шкатулку. Теперь, когда она получила назад свидетельство своей тайной любви, на ее полном лице застыла маска безмятежности. Эйнсли подавила вздох, села за пианино и начала играть.
Спустя два дня Эйнсли вошла в гостиную и обнаружила стоявшего к ней спиной и гревшего руки у камина Кэмерона Маккензи.
Пока Эйнсли в полном смятении соображала, как ей поступить, сбежать или встретиться с ним лицом к лицу, Кэмерон уже повернулся к ней. Он окинул ее сверху вниз пристальным взглядом и даже не скрывал, что сердит. Очень сердит.
— Я оставила тебе записку, — едва слышно сказала Эйнсли.
— К черту ту записку. Закрой дверь.
— Что ты здесь делаешь? — удивилась она, подойдя к нему.
«Ну почему он так красив в своем потрепанном килте для верховой езды и в грязных сапогах?»
— Я приехал навестить свою любовницу.
— Понятно, — замерла Эйнсли.
— Я имел в виду тебя, Эйнсли.
— Я не любовница тебе.
— Тогда — свою любовь. — Кэмерон уселся на диване, даже не пригласив сначала сесть ее, достал из кармана фляжку и сделал внушительный глоток.
— Ты говоришь так, будто мы герои какого-то фарса. — Эйнсли села на стоявший рядом стул. — Готова поспорить, что ее светлости ты не сказал, что приехал навестить свою любовницу.
— Она просила совета насчет лошади, — пожал плечами Кэмерон, сделав очередной глоток из фляжки, — и я решил дать его ей лично.
— Очень разумно.
— Королева любит поговорить о лошадях.
— Любит, — кивнула Эйнсли. — Я сказала тебе, что сообщу о своем решении после «Сент-Леджера». Мне нужно время, чтобы подумать.
— Я передумал. — Кэмерон положил ногу на ногу. — И хочу услышать твой ответ сейчас.
— Уж не означает ли это, что ты прибыл сюда, чтобы похитить меня? Учти, здесь есть охрана.
— Да нет же, черт возьми. Я прибыл, чтобы убедить тебя.
— Вы самонадеянный человек, Кэмерон Маккензи.
— Я ужасно нетерпеливый. — Кэмерон сунул фляжку в карман. — И я не понимаю, зачем ты так торопилась вернуться сюда на роль лучшей служанки королевы.
— Мне нужны деньги, — развела руками Эйнсли. — Я небогата, и мой брат не обязан всю жизнь содержать меня.
— Я говорил, что дам тебе денег. — Взгляд Кэмерона скользнул по ее платью. — Ненавижу, когда ты в черном. Почему ты продолжаешь это носить?
— Я одеваюсь так, когда работаю у королевы. И ношу это платье, потому что Джон Дуглас был добрым, заботливым человеком, и он заслуживает, чтобы о нем помнили.
— Ну да, добрый и заботливый. Полная противоположность Кэмерона Маккензи.
— Ты тоже можешь быть добрым и заботливым. — В голосе Эйнсли звучали сердитые нотки. — Я видела это.
— И все же скажи: почему ты вышла замуж за Джона Дугласа? Похоже, этого никто не понимает: ни твои ближайшие друзья, ни даже Изабелла.
Эйнсли не хотелось говорить о Джоне с Кэмероном.
— Ты уговаривал ее посплетничать, да?
— Я вынужден это делать, мышка, потому что ты не отвечаешь на прямые вопросы. Но скажи мне вот что, — Кэмерон перехватил ее взгляд, — ты носила его ребенка?
