Книга: Полуночная принцесса
Назад: Джо Гудмэн Полуночная принцесса
Дальше: Глава 2

Глава 1

Декабрь 1866 года
Это была пытка, а не лечение. Да и как еще можно назвать отчаянные, душераздирающие крики? Они гулким эхом разносились по пустому кабинету, отдаваясь волнами тошноты в теле Кристиана Маршалла. На короткое мгновение он закрыл глаза, но удовольствие не видеть было слишком недолгим. Спохватившись, он снова открыл их, заставив себя смотреть. Незаметно скосив глаза налево, он увидел, что его спутник, к счастью, не заметил его оплошности. В желудке у Кристиана все сжималось и скручивалось, к горлу уже подступила желчь. Руки, которые он сунул в карманы теплого сюртука, тряслись от гнева и были липкими от страха.
Выпить – вот что ему надо! Порцию виски пальца в два… нет, в три. Очередной крик, такой же надсадный и мучительный, как те, что были до этого, постепенно перешел в сдавленный всхлип. Кристиан сразу понял, что борьба стихает. Санитары неумолимо добивались своего. Как только их пациентка потеряет сознание, им можно будет ослабить мертвую хватку, которой они держат ее за худенькие плечи. Пройдет минута-две, а может и три, прежде чем они вынут ее из ванны с холодной ключевой водой. Скорее всего у нее опять начнется рвота, когда они приведут ее в чувство. Если, конечно, на этот раз им это удастся. Похоже, ее физическая слабость в сравнении с дюжими санитарами спасла ее от вывиха ключицы или перелома руки.
Нет, сегодня вечером одной порцией виски ему явно не обойтись! Тут придется основательно посидеть с бутылкой.
Доктор Перри Гленн принял позу, которая, по мнению Кристиана, больше подходила старому морскому волку, чем врачу: расставив ноги и сцепив за спиной руки, он качнулся вперед на пятках. Вообще держался он небрежно-раскованно, а на лице легко читалось чувство исполненного долга. Именно это лицо и пугало Кристиана. Доктора нисколько не трогало происходящее в процедурном кабинете клиники Дженнингсов. Напротив, он был весьма доволен.
Тронув Кристиана за плечо, доктор кивком указал ему на разворачивавшуюся перед ними сцену.
– Вы вообще-то все понимаете, что видите? – спросил он. – Я заметил, вы перестали записывать.
И он был прав. По пути в процедурный кабинет Кристиан убрал свой блокнот в кожаном переплете и карандаш в нагрудный карман сюртука. А то, что он увидел после, заставило его забыть о роли наблюдателя. Отвечая на вопрос доктора Гленна, он постарался придать своему голосу больше спокойной самоуверенности:
– Записывать ни к чему – я запоминаю все, что вижу. «Эти воспоминания сегодня вечером мне придется утопить в виски», – добавил он мысленно.
Кристиан с облегчением увидел, что доктор принял его слова за чистую монету.
– Ценное качество для репортера.
Доктор, рассеянным жестом дотронувшись до подбородка, принялся оглаживать проволочно-стальные пряди своей бородки. Он провел рукой по поникшим усам, по большим бакенбардам и вновь взялся за бородку, прервавшись ровно настолько, чтобы дать указание санитарам заканчивать процедуру.
– Эффективность лечения страхом уже не вызывает споров среди специалистов нашей клиники, – сказал доктор Гленн, когда его пациентку уложили боком на каменный пол.
Один санитар наклонял голову девушки вперед, прижимая подбородком к груди, в то время как другой ритмично постукивал ее по спине. Кристиан стоял с непроницаемым лицом, полуприкрыв свои аквамариновые глаза, и ожидал реакции пациентки. Он изо всех сил скрывал свои потаенные мысли, стараясь не выдать себя.
– Я вижу, вы сторонник страха как средства лечения душевнобольных. И все же, мне кажется, в этой стране – и наверняка даже в этом городе – найдется много врачей, которые так не считают.
Доктор Гленн кивнул:
– Не стану спорить. Вот почему доктор Морган решил, что в первую очередь вам следует ознакомиться с нашими процедурами. Вы сами увидите, что в них нет ничего бесчеловечного. Напротив, наши средства – самое гуманное лечение для таких бедных существ, как эта девушка.
«Напыщенный узколобый болван!» – подумал Кристиан, не меняя выражения лица. Внимание его привлекло тихое хныканье пациентки. Эти жалобные, протяжные звуки напоминали скорее мяуканье раненой бездомной кошки, чем плач молодой женщины. Ее мокрая свободная сорочка облепила тело, подобно второй коже, ничуть не защищая от холода. Кристиан, который до этого сдерживал дыхание, облегченно выдохнул, увидев, что она вышла из своего принудительного обморока. Он почувствовал, как отпустило напряжение в спине и шее.
– Расскажите мне о ней, – сказал он ровным голосом.
Эта просьба, прозвучавшая как плохо завуалированный приказ, повергла доктора в задумчивость. Перри Гленн не мог не признать, что это интервью, да и сам Кристиан Маршалл были не слишком ему приятны. Он опять пригладил бородку и бакенбарды, стремясь оттянуть время и мысленно оценить стоявшего рядом с ним человека.
Доктор Гленн знал, кто такой Кристиан Маршалл. А если бы и не знал, то доктор Морган, управляющий клиникой, быстро перечислил бы на пальцах основные сведения об этом человеке, причем, чтобы ничего не упустить, ему пришлось бы воспользоваться пальцами на обеих руках. Художник и архитектор. Второй из четырех сыновей в семье и единственный из уцелевших на войне, хотя и с серьезным ранением. Награжден за доблесть. После смерти отца, случившейся шесть месяцев назад, – издатель и владелец газеты «Нью-Йорк кроникл». В обществе слывет заядлым пьяницей, дамским угодником и любителем лошадей. Один из первых во всех списках важных гостей. И при всем том, как ни странно, по-своему отшельник.
Что касается доктора Гленна, то он предпочел бы отклонить запрос на интервью и экскурсию по больнице, но, как видно, Кристиан Маршалл не из тех, кому отказывают. Доктор представил себе, как боролся наблюдательный совет клиники с этим запросом и как в конце концов сдался, потому что заявка пришла не просто от газеты, а от самого Кристиана Маршалла. Когда обсуждался характер этого человека, никто не произнес слова «игрок», хотя у Перри Гленна сложилось именно такое впечатление. Скучающе-высокомерный взгляд этих бледно-аквамариновых глаз тревожил доктора. Он не мог избавиться от ощущения, что перед ним картежник, который играет по-крупному. Решительность и неумолимость сквозили в жестких чертах напряженного, слегка аскетичного лица посетителя. Никакая улыбка не могла полностью скрыть ту суровую горечь, которая шла из самых глубин его существа.
Кристиан Маршалл был гладко выбрит. Наверное, это следует расценивать как некий вызов диктату современной моды, размышлял доктор, продолжая поглаживать собственные баки. А может, этот человек понимает, что крепкая выступающая челюсть и твердая линия рта выдают силу его характера, и не хочет прятать их под навощенными и напомаженными усами.
Если бы Кристиан узнал, о чем сейчас думает доктор, то каменное выражение его скульптурного лица могло бы чуть измениться. Он счел бы догадки Перри Гленна по меньшей мере забавными. Его чисто выбритое лицо не имело ровным счетом никакого отношения к стремлению показать характер и объяснялось исключительно волосами – густыми волосами цвета старой центовой монеты. Макушка, виски, брови – все имело медно-рыжий оттенок, но, когда ему несколько раз доводилось не побриться, отросшая бородка всегда получалась огненно-багряного цвета осенней листвы.
– По-моему, немного… э… пестро. Тебе не кажется? – однажды ненавязчиво заметила мать.
Отец и братья выразили такое же мнение, правда, в гораздо менее деликатной форме. В тот же вечер Кристиан избавился и от бороды, и от бакенбард.
Доктор Гленн сдвинул брови, окидывая быстрым оценивающим взглядом своего собеседника. Он принял во внимание и ширину его плеч, и ту естественность, с которой этот человек носил невидимые атрибуты власти, и ту не вяжущуюся с его обликом немощь, которая заставляла Кристиана Маршалла щадить свою правую ногу, когда он ходил или стоял. Это ранение сделало его героем, вознеся над остальными смертными, а хромота служила напоминанием о преимуществе перед теми, кому не пришлось благородно жертвовать собой. Доктор Гленн догадывался, что Кристиан не просил у судьбы ни того, ни другого.
Доктор откашлялся.
– Нам известно о ней совсем немного, – наконец сказал он. – Ее зовут Джейн Дэу. Я поставил ей возраст двадцать с небольшим, но это всего лишь предположение. Она вполне может быть моложе. При ней не было никаких документов, когда ее нашли на Парадайз-сквер. Она брела не разбирая дороги и совершенно ничего не соображала.
Он замолчал, давая Кристиану время осмыслить эту информацию. Любой, даже не слишком знакомый с Нью-Йорком, человек имел представление о том, что такое Парадайз-сквер.
Была издевательская насмешка в том, что площадью Парадайз-сквер назвали перекресток самого опасного квартала Манхэттена – Файв-Пойнтс. Вооруженные полицейские заходили на территорию Файв-Пойнтс только по двое, а те Нью-Йоркцы, которые дорожили не только своей жизнью, но и репутацией, обходили этот район за десять верст даже при свете дня. Вдоль грязных узких улочек тянулись многоквартирные дома и ветхие дощатые постройки. В подвальных помещениях располагались меблированные комнаты. Это был рассадник крыс и паразитов, а благодаря проституткам, часто снимавшим здесь комнаты, еще и болезней и внебрачных детей. Вдобавок ко всему район Файв-Пойнтс служил оплотом одной из самых мощных банд в городе. Здесь заправляли «Мертвые кролики» – воротилы преступной империи, в чьем ведении находились проститутки, убийцы, воры и бандиты.
– Наша Джейн Дэу содержится в клинике чуть больше месяца, – продолжал доктор Гленн, – по-моему, где-то около шести недель. Меня не было, когда ее сюда привели, но с момента моего возвращения я постоянно с ней работаю. Фактически у нас нет о ней никаких исходных сведений, но, похоже, никто ее не хватился. Мы не получали никаких запросов, да, по правде говоря, не особенно их и ждали. Трудно себе представить, чтобы кто-то из района Файв-Пойнтс пустился на ее поиски или вздумал предъявлять на нее права.
– Ее сразу привели сюда? – спросил Кристиан.
– Насколько мне известно, да. Ее доставили сюда двое из банды «Мертвые кролики». Трудно поверить, но это так.
Кристиан в полном изумлении вскинул бровь:
– «Мертвые кролики»? Здесь?
– Вас удивляет, почему ее не отвели в одну из психиатрических лечебниц города?
– Да, я над этим задумывался. И вообще я не знал, что клиника Дженнингсов лечит душевнобольных. К тому же эта женщина бедна.
– Вы меня разочаровали, мистер Маршалл! Клиника Дженнингсов уполномочена советом директоров ежегодно брать на благотворительное лечение определенную часть пациентов. А я-то думал, вы пришли к нам в больницу без всякого предубеждения. Но теперь вижу – у вас такое же предвзятое мнение о нашей клинике, как и у большинства: дескать, мы здесь лечим только богатых.
Доктор Гленн, усевшись на своего любимого конька, сразу же потерял интерес к осмотру своей пациентки. Девушка сильно кашляла, тело ее время от времени сотрясалось в судорогах. Указав на свежезастеленную койку в углу комнаты, он отдал распоряжение санитарам:
– На сегодня с нее вполне достаточно. Кладите ее на кровать. Через несколько часов я смогу определить, насколько благотворно подействовала процедура на ее мозг.
Чтобы поднять Джейн Дэу и перенести на койку, потребовался только один санитар. Другой же откинул с постели тонкую простыню и резким движением раскрыл грубое шерстяное одеяло, лежавшее сложенным в ногах. Оба больничных санитара были мощными кряжистыми здоровяками с бычьими шеями. Их размеры несколько не вязались с той работой, которую им приходилось выполнять. Кристиан представлял себе, что им часто поручают погружать в ванну больных куда менее хрупких, чем Джейн Дэу.
Но что потрясло его больше всего, так это та странная нежность, которую оба санитара выказывали в отношении своей пациентки, после того как чуть не довели ее до смерти. Один осторожно убрал со лба и щеки девушки прилипшие пряди темных волос, другой укрыл ее простыней и одеялом, заботливо подоткнув их под дрожащее тельце. Почти одновременно они отошли от койки и взглянули на доктора Гленна тупыми, сонными глазами. Интересно, подумал Кристиан, способны ли они сами принимать решения или умеют только выполнять приказы? Если верно последнее – а Кристиан догадывался, что именно так и есть, – то доктору Перри Гленну удалось найти людей, как нельзя лучше подходящих для выполнения своих процедур.
– Рональд, Вильям, ее надо связать, – голос доктора Гленна приобрел мягкие, напевные оттенки, которые как нельзя лучше подходили для усмирения диких животных и слабоумных людей, – у нас уже были неприятности с этой пациенткой. Вы знаете, что ей нельзя вставать. Она может пораниться.
Кристиан заметил то короткое замешательство, которым санитары встретили это распоряжение. Не считай он себя проницательным наблюдателем, он мог бы даже расценить это как слабую попытку мятежа. Через пару мгновений санитары уже двинулись выполнять указания врача, а Кристиан позволил себе оглядеть комнату, невольно недоумевая, каким образом, по мнению доктора Гленна, Джейн Дэу могла себя здесь поранить. Если не считать деревянной койки и ванны с холодной водой, процедурный кабинет был пуст. Расположенное в цокольном этаже больницы, это душное помещение без окон больше годилось для средневековой тюремной камеры. Освещением служили два фонаря, висевшие по обеим сторонам дубовой, окованной железом двери. Когда больную оставят одну, фонари и ванну унесут, Джейн Дэу погрузится в непроглядную тьму. Мрачную обстановку оживляла лишь одна маленькая, зато премилая деталь: сырые каменные стены были побелены, и теперь в их трещинах и углублениях причудливо извивались мхи и лишайники, создавая иллюзию классического белого мрамора с зелеными прожилками.
И хотя доктор Гленн поспешил сообщить, что в этом кабинете больной содержится только на время процедур, Кристиану от этого не стало легче. Он ничуть не удивился бы, если бы в соседних комнатах оказались тиски для расплющивания пальцев, дыба и прочие орудия пыток.
Он смотрел, как дюжие санитары пристегивают Джейн Дэу к койке широкими кожаными ремнями, надетыми ей на запястья. «Хорошо хоть не железными наручниками», – невесело подумал он.
– А что, по-вашему, она будет делать, если ее оставить несвязанной? – спросил Кристиан.
– Предоставленная самой себе, – глубокомысленно ответил доктор, – она может биться головой о стену и повредить голову или молотить кулаками и сломать руки. Вы, конечно, считаете нас жестокими, но подумайте о том, что может случиться, если мы не позаботимся о ее безопасности. После первой процедуры мы не стали ее связывать, так она царапала дверь ногтями, пытаясь ее открыть, содрала кожу на пальцах и сильно занозила руки. Эти занозы пришлось вынимать, мистер Маршалл. Они застряли у нее под ногтями, впились глубоко в кожу. А-а, вижу, вы ей сочувствуете! – воскликнул он, подметив легкую гримасу на лице Кристиана, которая выдала его мысли. – Поверьте, нам тоже было жаль ее. Правда, сама Джейн не подавала никаких признаков того, что чувствует боль, даже когда ранки на руках начали нарывать. Вне всякого сомнения, это лучший показатель состояния ее рассудка. Просто она не реагирует на внешние раздражители так, как все нормальные люди. И все же из соображений гуманности мы вынуждены ограничивать ее движения. Сейчас она спокойна, вы видите сами. Скоро она мирно заснет. Лучше всего о ее состоянии можно будет судить после того, как она проснется.
Санитары взялись за ванну и потащили ее из комнаты. Кристиан шагнул в сторону, пропуская их, и как бы невзначай толкнул одного. Выплеснувшаяся из ванны вода попала ему на тыльную сторону ладони. Она была так же тепла, как только что растаявший лед. Он опять мельком взглянул на Джейн Дэу. Девушка лежала с закрытыми глазами и слабо дышала. Тонкие кости ее лица были туго обтянуты иссиня-бледной кожей, на фоне которой резко выделялись синюшные губы, а густые черные ресницы не скрывали желтоватых теней под глазами. Мертвенно-бледные руки, не прикрытые одеялом, были покрыты мурашками.
– И никто не меняет ей белье? – спросил Кристиан. – Не сушит ей волосы?
– Нет. Закаливание – часть лечебной процедуры. Бодрящий холод помогает ей вступать в контакт с реальностью.
«Вступать в контакт с воспалением легких», – подумал Кристиан, но благоразумно оставил это замечание при себе. Он вынул из кармана блокнот и карандаш.
– И как часто она принимает такие процедуры?
– Рекомендуется раз в неделю до тех пор, пока не появится заметное улучшение. Это ее пятое… нет, шестое погружение в ванну.
Кристиан сделал пометку в блокноте.
– Сколько еще пациентов лечатся таким способом?
– Четверо. Как я уже говорил, этот метод показан не всем душевнобольным. Вы ходили по клинике и знаете, что такие больные составляют лишь малую часть наших пациентов. Я бы не рекомендовал эти процедуры людям, страдающим, скажем, меланхолией, неврозами страха, идиотией или тихими формами сумасшествия. Так что, понимаете, такое лечение носит сугубо избирательный характер.
Кристиан отрывисто кивнул и поковылял к двери, где было светло – санитары оставили один фонарь.
– Расскажите мне еще раз о лечении страхом. Мне кажется, сейчас, когда я собственными глазами видел его применение, ваш рассказ будет мне более понятен.
Кристиан представлял себе, что доктор Гленн мысленно поздравляет себя с победой. «Он полагает, что перетянул меня на свою сторону, – цинично подумал Кристиан, – ему кажется, что меня убедили его профессиональные достижения и самодовольные заверения в своей правоте». Не обращая внимания на сырость, Кристиан привалился плечом к стене и сделал вид, что полностью расслабился и весь в ожидании беседы. Странно еще, что он вспомнил, как это делается. Уже очень давно у него не возникало желания прибегать к подобным уловкам.
Доктор Гленн двинулся к светлому кругу от фонаря, его приземистая тень упала на стену. Он держался от Кристиана на довольно большом расстоянии, чтобы не приходилось напрягать шею, глядя на него снизу вверх. Заговорив, он невольно поддался своей старой привычке и принялся оглаживать бородку.
– Применение страха как метода лечения берет свое начало несколько веков назад в старых психиатрических лечебницах Франции и Англии. В те времена считалось, что душевнобольные люди, особенно буйнопомешанные, в глубокой стадии сумасшествия ничем не отличаются от диких зверей, – он слегка ухмыльнулся над недомыслием своих профессиональных предшественников, – теперь-то мы знаем, что это неверно – во всяком случае, не до такой степени, как думали раньше. Лечение в те времена было нацелено на то, чтобы сломить дух душевнобольного человека – иначе говоря, приручить его. Часто больного лишали пищи и применяли к нему такие методы, которые больше подходят для укрощения диких лошадей.
– Простите, – сухо сказал Кристиан, – но я не вижу большой разницы между этими методами и тем, как только что обращались с этой пациенткой.
– И все-таки разница есть, – заверил его доктор, – погружение в холодную воду имеет своей целью вызвать в больном самый сильный первобытный страх, известный человечеству, – страх смерти. Этот метод основан на медицинской теории о том, что страх – мощная эмоция, снимающая возбуждение. Доктор Куллен доказал это сто лет назад.
– Мне незнакомо это имя, – сказал Кристиан, сделав несколько пометок в блокноте.
Не глядя на кровать, он начал делать наброски с Джейн Дэу. Его карандаш быстро ходил по бумаге, но не настолько быстро, чтобы вызвать подозрения у доктора Гленна. Простые линии рисунка выходили по памяти.
– Доктор Куллен был учителем Бенджамина Раша. Его-то вы должны знать.
– Если не ошибаюсь, он подписывал декларацию?
– Не только. Он был врач, учитель и первооткрыватель в области лечения больных, страдающих психическими и умственными расстройствами. Подобно большинству врачей того времени, он пропагандировал терапевтическое применение страха. Он рекомендовал использовать успокоительный стул (кстати, его собственное изобретение), который держал пациента в неподвижном прямом положении несколько часов подряд. У больного, сидящего на таком стуле, благодаря ограничению мышечной активности снижается пульс. Так называемую смирительную рубашку он находил средством ненадежным и неоправданно жестоким. Далекий от того, чтобы защищать пыточные методы, доктор Раш был лидером движения медицины в сторону рационального гуманизма. Он понимал, что страх оказывает сильное воздействие на тело, при этом проводником является мозг.
– Да, но Раш, должно быть, умер лет сорок тому назад, – заметил Кристиан, – логично было бы предположить, что в наше время некоторые его методы уже устарели. Уверен, кое-кто из современных врачей просто посмеялся бы над его теорией.
– Но кто сказал, что правы именно они? – риторически вопросил доктор Гленн. – Работа, которую я веду со своими больными – и добавлю, которую я документирую, – докажет моим коллегам-врачам и в конечном счете широким слоям общества ценность страха как метода лечения. Я предлагаю запугивать душевнобольных, так сказать, в их воображении.
Кристиан перевернул страницу блокнота и принялся набрасывать следующий эпизод – тот, что он увидел, войдя в кабинет. Бедная безумная Джейн Дэу без всякой надежды на успех вырывалась из крепких рук двоих санитаров. На маленьком личике ее темно-карие глаза казались невероятно огромными. Они остекленели от страха, но почему-то совсем не блестели. На какой-то очень краткий миг эти глаза встретились с глазами Кристиана, и ее беспомощность, ее вынужденное смирение и безграничное отчаяние подняли бурю чувств в его душе, которую он давно считал равнодушной к чужому горю. Сейчас он поймал этот взгляд на бумаге и почувствовал, как свело живот от волнения. Кристиан подумал о бутылке виски, которую обещал себе сегодня вечером. Это помогло.
– А как насчет других методов лечения страхом? Я уверен, что погружение в ванну – не единственный.
– О, конечно же, нет! Мы применяем его здесь, потому что это самый простой метод, который вызывает в пациенте страх смерти от утопления. К тому же самый безопасный. Больного легко можно вынуть из ванны, исключив тем самым возможность несчастного случая. А кое-где еще используется колодезное лечение.
– И что это?
– Больного приковывают цепями ко дну пустого колодца и медленно наливают туда воду, вызывая тем самым чувство страха.
– Колодезное лечение, – пробормотал Кристиан, – игра слов здесь, конечно же, совершенно случайная.
– Гм, что вы сказали?
Спохватившись, Кристиан не стал повторять громче свое язвительное замечание.
– Да нет, ничего, простите. Так вы говорили…
Доктор Гленн вытащил из кармана сюртука стетоскоп и нацепил его себе на шею.
– Есть еще так называемая ванна с сюрпризом, – сказал он, подходя к своей пациентке. Проверив ей пульс и сердце, он продолжил свои объяснения:
– Она состоит из потайного люка, который в неожиданный момент открывается, и ничего не подозревающий пациент падает в бассейн с холодной водой, иногда настолько глубокий, что ему приходится спасаться вплавь. Как вы можете себе представить, такой метод неизбежно влечет за собой определенную долю несчастных случаев. – Доктор Гленн вернулся в желтый круг света и опять принял позу старого морского волка, чуть качнувшись на пятках. – В этой области существует множество остроумных изобретений. Есть, например, сверхмощный водяной насос, который управляется четырьмя работниками. Больного приковывают цепями к стене и направляют сильную струю воды прямо ему на спину.
– О Господи! – тихо выдохнул Кристиан. «Интересно, – подумал он, – в чьем воспаленном мозгу родились столь изощренные по своей жестокости методы лечения? И кто больше страдает тяжелым недугом – несчастные больные, на которых эти методы испытываются, или гениальные врачи-изобретатели?»
Доктор Гленн как будто прочитал мысли Кристиана:
– Надо вам сказать, что сегодня это средство не находит широкого применения, хотя еще встречается в больницах некоторых слаборазвитых стран. При лечении душевнобольных предпочтение отдается страху, а не боли. В нашей клинике иногда используется ротор. И опять-таки мы разумно подходим к его применению. Ротор ни в коем случае нельзя назвать панацеей.
– Что это?
– Могу показать, – сказал доктор Гленн, двинувшись к двери.
– Нет, нет… Спасибо! – «Великий Боже, мне только ротора не хватало!» – Просто объясните, как он работает. Для моей статьи будет достаточно общего описания.
Доктор пожал плечами.
– Это относительно простое приспособление. Оно состоит из вращающейся доски, к которой привязывают больного головой от центра. Доска раскручивается с большой скоростью, от чего кровь приливает к голове пациента. Действие этого метода противоположно действию успокоительного стула. Должен оговориться, способы лечения назначаются больным сугубо индивидуально. В частности, ротор применяется только к тем больным, у которых наблюдаются вялость, апатия, заторможенность реакций – то, что мы называем тихими формами душевных болезней. Если лечить нашу Джейн Дэу с помощью ротора, то такое лечение не принесет ей пользы. Джейн почти постоянно пребывает в состоянии возбуждения. Понимаю, вы не видели ее до начала лечения, так что придется поверить мне на слово. Тревожное беспокойство – ее неизменное настроение. Когда мы оставляем ее несвязанной, она ходит взад-вперед по коридору клиники. Она так часто и так громко кричала, что теперь ее голос превратился в слабый надсадный шепот. Мы уже отчаялись его восстановить.
– А что с ней случилось?
– Вот этого я не могу вам сказать. Мы, конечно, полны надежды на успех лечения, и у нас уже есть определенные достижения. В данном случае наша задача – отправить ее к родным или друзьям, как только она вспомнит себя.
– А если она не сможет этого сделать?
– Тогда мы попытаемся устроить ее на работу.
Кристиан опять взглянул на несчастную. Интересно, кто же захочет взять ее на работу, узнав о ее прошлом? Вероятнее всего, девушка снова окажется на грязных улицах Файв-Пойнтс и будет зарабатывать на жизнь своим телом.
– А если лечение не поможет? – «Или убьет ее?» – добавил он мысленно. – Что тогда?
– Как я уже говорил, мы в состоянии содержать небольшую часть благотворительных больных, хотя, думаю, со временем ее переведут в какую-нибудь психиатрическую лечебницу города, чтобы освободить место для того, кому мы можем здесь помочь.
– Ясно, – пробормотал Кристиан.
Он хотел было задать очередной вопрос, но тут услышал тяжелые торопливые шаги, которые гулким эхом отдавались в коридоре, приближаясь к процедурному кабинету.
В следующее мгновение дверь резко распахнулась и на пороге появился санитар – один из тех двоих, которые погружали Джейн Дэу в ванну. Тяжело дыша, он остановил на докторе встревоженный взгляд.
– Доктор Гленн… у мистера Дрэммонда… припадок, – сказал он, запинаясь от спешки, – он зажал в угол двоих охранников отделения и держит их там с помощью отломанной ножки стула. Остальные пациенты подняли шум и рыдают. Все хотят знать, что с Принцессой, – он отрывисто кивнул в сторону койки, указывая на Джейн Дэу, – я сказал им, что с ней все в порядке, но…
Доктор Гленн положил руку на плечо санитара.
– Когда они возбуждены, с ними бесполезно разговаривать, Вильям. Возьми фонарь и жди меня в коридоре, я сейчас. – Он повернулся к Кристиану:
– Простите, мистер Маршалл, но вы должны меня понять. Подобного рода инциденты никогда не бывают вовремя. Я должен идти с Вильямом. Если у вас еще есть ко мне вопросы – пожалуйста, подождите в моем кабинете, а если все – вам лучше уйти. Боюсь, что здесь вам нельзя оставаться.
Несмотря на олимпийское спокойствие доктора, Кристиан видел, что ему не терпится поскорее покинуть комнату и при этом совсем не хочется, чтобы репортер увязался за ним в отделение душевнобольных. Спрятав карандаш и блокнот, Кристиан шагнул в коридор.
– Не смею вас задерживать, доктор. Не беспокойтесь, я сам найду выход.
Доктор Гленн схватил его протянутую руку и твердо пожал ее. В это время санитар обошел их и вынул из кармана маленькую связку ключей на железном кольце. Найдя нужный ключ, он захлопнул дверь в процедурный кабинет и запер ее, набросив для надежности еще и засов. Дверь была устроена таким образом, чтобы надежно охранять больных от постороннего глаза. Боковым зрением Кристиан увидел, как санитар опять убирает ключи в карман, и чуть сильнее сжал руку доктора, представив, что держит эту связку ключей в своей ладони.
– Спасибо за то, что нашли для меня время, доктор Гленн. Все было очень интересно.
Он вежливо улыбнулся. «Поди разгадай, что у меня на уме!»
Доктор Гленн, мгновение постояв в нерешительности, взглянул на свои карманные часы.
– Заходите еще. А сейчас простите, мне нужно идти. Вильям проводит вас в вестибюль первого этажа. Оставь фонарь себе, Вильям! Я обойдусь без него, – с этими словами он повернулся и торопливо зашагал по темному узкому коридору.
Вильям сразу же устремился следом за доктором, но Кристиан задержал его. Он достал из кармана карандаш и как бы нечаянно уронил его на пол.
– Минутку, Билл. Я что-то потерял, – он присел, притворившись, что ищет, а Вильям светил ему фонарем.
Услышав, как закрылась дверь в конце коридора и удаляющиеся шаги доктора Гленна зазвучали на лестнице, Кристиан нашел карандаш под своим ботинком, – а, вот он, – сказал он смущенно, – даже не знаю, как это получилось…
Грузный санитар нетерпеливо переминался с ноги на ногу и качал фонарем, так что свет дугами разгонял тьму сырого мрачного коридора.
– Извините, мистер Маршалл, но нам в самом деле надо идти. Доктору понадобится моя помощь.
«Здесь нужен тонкий подход», – решил Кристиан. В другое время служебное рвение Вильяма было бы достойно всяческих похвал, но сейчас оно только мешало. Кристиан заложил карандаш за ухо, где он сразу же затерялся в густой копне медно-рыжих волос.
– Я готов, – сказал он, подходя к санитару.
Они пошли по коридору. Кристиан нарочно хромал больше обычного, тем самым заставляя Вильяма идти медленнее.
– Сырость, – извинился он, – Не представляю, как только Принцесса выдерживает такие условия.
Билл заметно смутился.
– Принцесса?
– Гм, Джейн Дэу. Ведь вы так ее назвали?
– Я? – нахмурившись, он сбавил шаг. – Я не хотел. Наверное, по привычке вырвалось. Доктор Гленн этого не любит. Интересно, заметил ли он?
Кристиан оставил без внимания вопрос санитара, делая акцент на собственный:
– А другие больные тоже зовут ее Принцессой?
– Что? – переспросил Билл, очнувшись от своих мыслей, и ответил прежде, чем Кристиан повторил вопрос. – О, простите… да, тоже. Только это скорее прозвище, если вы меня понимаете… Видите ли, ее называют так за глаза. Я не помню, чтобы кто-нибудь при ней назвал ее Принцессой. Так окрестила ее старая Элис Вандерстелл. Она такая же чокнутая, как все, но у нее бывают моменты просветления. Она сразу же начала называть нашу Джейн Принцессой, а все подхватили, потому что это прозвище ей подходит. Но нам нельзя так ее называть. Док Гленн говорит, что это может запутать Джейн.
«А называть ее Джейн, когда ее настоящее имя, к примеру, Мэри, – это что, не может ее запутать?» – подумал Кристиан, но не промолвил ни слова.
– Элис Вандерстелл, – задумчиво произнес он. – Это не родственница ли Гордона Вандерстелла? Может быть, мать?
– Тетя, – поправил санитар, – такая же ненормальная. Неудивительно, что он сплавил ее сюда.
Кристиану было известно, что среди пациентов клиники Дженнингсов немало богатых и влиятельных людей, но присутствие в психиатрическом отделении Элис Вандерстелл несколько озадачило его. Интересно, как проявляется ее сумасшествие? Может, она качает на руках воображаемого младенца? Или часами пялится в окно невидящим взглядом?
Он попытался вспомнить все, что знал об этой женщине, мысленно обругав себя за то, что редко заглядывает в колонки светских новостей «Кроникл», как, впрочем, и в остальные колонки. «Ладно. Самобичеванием займемся потом. И лучше всего – за той бутылочкой, что я сам себе обещал», – решив так, Кристиан опять сосредоточился на насущном.
Лично он никогда не встречался с Элис Вандерстелл, но знал, что его родители были с ней знакомы хотя бы поверхностно. Фамилия Вандерстелл – олицетворение старых денег. Очень старых денег. Говорят, что, когда Манхэттен продали за несколько ниток бус, Вандерстеллы были там – наблюдали за ходом сделки. Быть может, в этой истории нет ни капли правды, но она говорит о том, как глубоко уходит корнями род Вандерстеллов в историю города. В этой фамилии – власть, престиж и, как догадывался Кристиан, не один припрятанный в шкафу скелет.
– Его тетя? – мягко переспросил он. – А я думал, она умерла больше года назад.
Санитар откашлялся. Он понял, что сболтнул лишнее.
– Сюда, мистер Маршалл, – он открыл дверь, ведущую на лестничную клетку, – мне действительно надо идти.
– Идите, не буду вас задерживать, – Кристиан махнул Вильяму, чтобы тот поднимался. Санитар, задержавшийся по его вине, теперь с еще большим нетерпением рвался вернуться к доктору Гленну. – Я сам найду выход.
Вильям опять заколебался, глядя вверх на узкий лестничный пролет. На площадках каждого этажа тускло горели газовые рожки. Психиатрическое отделение занимало половину четвертого и весь последний этаж больницы. Санитар предложил Кристиану фонарь.
– Не надо, – он махнул рукой, – идите.
Тупой взгляд санитара упал на искалеченную ногу Кристиана.
– Знаю, о чем вы думаете, но ступеньки для меня ничего не значат, – заверил его Кристиан. Медленным, почти непроизвольным жестом он потянулся к правому бедру и потер то место, где свинцовая пуля конфедератов пробила мясо и кость. – Геттисберг!
На топорно грубом лице Вильяма проступила краска смущения.
– До свидания, мистер Маршалл, – сказал он и, отведя глаза, заспешил вверх по лестнице.
Кристиан начал подниматься за ним следом. Теперь он совсем не хромал. В сердце его зажглось нечто похожее на волнение, и он перестал замечать постоянную ноющую боль в ноге. Он бы крайне подивился этому обстоятельству, не будь его голова занята другим, а именно рискованными мыслями, вдруг возникшими в его голове. Все остальное сейчас не имело значения. Услышав, что Вильям остановился наверху, Кристиан поднял глаза. Санитар, свесившись через перила, смотрел на него. Кристиан махнул ему рукой – мол, все в порядке. На четвертом этаже открылась и закрылась дверь. Вильям ушел.
Кристиан развернулся и пошел назад, к процедурному кабинету. Теперь хромота его была лишь слегка заметна. Правой рукой он ощупывал контуры стены, отсчитывая четыре ниши, ведущие к дверям в другие комнаты. У пятой он остановился и опустился на корточки перед процедурным кабинетом. Когда он увидел в руке у Вильяма ключ от этой двери, то сразу понял – его задача не будет сложной. Даже ребенок смог бы открыть этот замок с помощью нужного инструмента. А в данном случае требовался лишь один инструмент – карандаш. Кристиан вставил его в широкую замочную скважину, ловко покрутил и в результате сломал карандаш.
– Черт!
Он нащупал в темноте торчащий в замке обломок и положил его в карман, мысленно выругав того человека, который послал его в клинику Дженнингсов. Достав из кармана блокнот, Кристиан вытянул из-под его кожаного переплета узкую металлическую пластинку. На то, чтобы открыть замок, ушло ровно полминуты.
Кристиан встал, откинул засов и вошел в комнату, плотно закрыв за собой дверь. Ждать, пока глаза освоятся с кромешной тьмой кабинета, было бессмысленно, и он не стал терять понапрасну время. Жаль, что нет фонаря, и все же так безопаснее – кто-то мог случайно пройти мимо и заметить свет из-под двери. Кристиан осторожно пошел по комнате и остановился, уткнувшись коленями в койку. Он присел на самый край и положил руку туда, где предполагал найти плечо Джейн Дэу.
Его там не было. Как не было ее шеи, головы и руки. Пошарив руками по койке, Кристиан вынужден был признать – она исчезла.
– Что за черт? – прошептал он. – Куда ты подевалась, Джейн? Ты же не могла выйти из комнаты.
Из дальнего угла кабинета послышалось тихое хныканье. Значит, она здесь. Чтобы не напугать ее еще больше, Кристиан остался сидеть на койке.
– Джейн? – мягко позвал он. – Я твой друг, Джейн. Я не собираюсь тебя обижать, я только хочу поговорить.
В ответ Кристиан получил лишь еще одно дрожащее хныканье.
– Ты умничка, Джейн. Надеюсь, когда-нибудь я выясню, как тебе удалось выпутаться из этих ремней.
Замолчав, он потянулся к изголовью кровати. Ремни были на месте. Ощупав их, Кристиан убедился, что они не порезаны и не расстегнуты, затем провел указательным пальцем по нижней стороне одного. Мокро! Отдернув палец, он понюхал его и коснулся кончиком языка. Это кровь! Она стерла кожу на запястьях, пытаясь высвободиться. Он услышал, как стучат ее зубы, и решил насколько возможно облегчить ее страдания.
– Можешь надеть мой сюртук. Так ты скорее согреешься. Принести тебе?
Ответа не последовало. Тогда Кристиан решил попробовать по-другому. Он встал и снял сюртук.
– Хочешь подойти и взять сама? Держи, я протягиваю его тебе. Просто подойди на звук…
Договорить он не успел. Не услышав ни шороха, он лишь почувствовал, как его темно-синий сюртук вдруг сполз с его пальцев и исчез. Склонив голову набок, он слушал, как она поспешно возвращается в свой угол. Кажется, она ползла на четвереньках, с отвращением подумал Кристиан.
– Ну как, тебе теплее?
– Гм.
«Наверное, это значит „да“«, – понадеялся Кристиан.
– Меня зовут Кристиан Маршалл. Я хотел бы называть тебя твоим настоящим именем. Ты мне его скажешь?
Тишина.
– Значит, мне называть тебя, как все, – Джейн?
Тишина.
– Сейчас я опять сяду, – сказал он и сделал, что сказал.
Кристиан намеренно тяжело опустился на койку, чтобы Джейн услышала скрип и не боялась. Это было важно.
– Понимаю, у тебя нет причин мне доверять, и все же прошу это сделать. Ты меня слышишь, Джейн?
– Гм.
Зубы ее перестали выстукивать дробь, но ответ прозвучал очень похожим на стон. Уже не в первый раз Кристиан усомнился в своих намерениях.
– Здесь, в больнице, есть человек, который в тебя верит. Он мой друг.
«Вернее, был им, – мысленно поправился Кристиан, – пока не втянул меня в эту идиотскую историю».
– Ты же знаешь Скотта, правда? Доктора Тернера?
Опять молчание.
– Я тебя не вижу, Джейн, – терпеливо объяснил Кристиан. – Если ты киваешь или мотаешь головой, то я об этом не знаю. Ты помнишь свою встречу с доктором Тернером? Это было вскоре после того, как тебя сюда привели. До начала лечения.
Задушенный всхлип, затем:
– Гм…
– Хорошо. – Все-таки уже что-то! – Так вот, доктор Тернер считает, что тебе скорее всего не место здесь, в больнице. Но не в его силах вызволить тебя отсюда. Возможно, я смогу помочь, если ты мне позволишь. Это будет не так просто сделать, Джейн. Конечно, потребуется твоя помощь. Сегодня у нас всего лишь знакомство. Ты вспомнишь меня позже? Узнаешь мой голос?
– Ваа-азьми меня-яах, – эти невнятные слова сопровождались горьким всхлипыванием, – не-е браа-сай меня-яах!
У Кристиана свело живот от мучительных звуков ее голоса. В эти несколько слов было вложено столько страданий, что он просто не решился просить Джейн повторить их. Он мысленно проговорил ее слова, потом беззвучно пробормотал их одними губами, наконец, прошептал и лишь тогда понял, о чем она просит. Сердце его сжалось в комок.
– Сегодня я не могу тебя забрать. Мне надо будет уйти. Я прибыл сюда не в экипаже, а верхом на Либерти. Она отвезла бы нас обоих, но я не думаю, что ты сможешь ехать в седле – во всяком случае, не в таком состоянии. И потом, на улице не меньше семи градусов мороза. Мы не проедем и квартала, как ты замерзнешь насмерть. Я живу севернее, очень далеко отсюда – на Пятой авеню. – Кристиан понимал, что его бестолковый лепет – лишь жалкая попытка оправдать свою беспомощность в данный момент. Это не входило в их со Скоттом план. – Так не пойдет, мне придется уехать. Подожди несколько дней. Всего несколько дней. Обещаю! – добавил он зачем-то.
– Не-е браа-сай меня-яах! – опять выдавила она, задыхаясь от душивших ее рыданий. – Пажа-алста!
Тут Кристиан понял, что сейчас Джейн Дэу разрыдается по-настоящему. Встав с кровати, он подошел к девушке и осторожно опустился рядом на корточки, стараясь при этом не дотрагиваться до нее.
– Я здесь. Я не собираюсь тебя обижать, – повторил он ласково. – Мы с доктором Тернером хотим помочь тебе. Но сегодня я ничего не могу сделать. И еще – Скотта нельзя впутывать в это дело. Понимаешь? Тебе нельзя произносить его имя, нельзя никому говорить о том, что я тебе сказал. Ты слушаешь, Джейн? Пожалуйста, пойми! Ты должна понять. Я не могу здесь больше оставаться. Сейчас мне надо уходить.
Рыдания резко смолкли, и Кристиан слегка вздрогнул от неожиданности, почувствовав на своем запястье ее на удивление цепкие пальцы. Казалось, она точно знала, где находится его рука.
– У тебя что, кошачьи глаза, а, Джейн Дэу? – мягко спросил он, пытаясь высвободить руку.
Она держала крепко. Кристиан вспомнил, что говорил доктор Гленн об этой пациентке. Неужели все-таки прав Гленн, а Скотт ошибся?
– Да, кошачьи? – опять спросил он таким тоном, каким разговаривают с капризным ребенком. – Что-то я не припомню, чтобы у тебя были такие глаза. Помню только, что они у тебя очень красивые. Кажется, ярко-карие. С оттенком корицы и горького шоколада.
Кристиан оставил попытку высвободить руку и стал подниматься с намерением отвести Джейн обратно к кровати. Выбор у нее был невелик – либо она идет с ним, либо он тащит ее силой, либо она отпускает его и остается на месте. Она послушно пошла за ним, но это не слишком обрадовало Кристиана. Когда они подошли к койке, она все так же мертвой хваткой сжимала его руку. Конечно, при желании он всегда мог вырваться – быстрый захват снизу, и готово. Но такая мера могла озлобить Джейн, а Скотт Тернер предупреждал его не делать этого. Пока Кристиан колебался, Джейн вдруг подняла его руку и приложила ладонь к своей левой груди.
– Ваа-зьми меня-яах!
Приблизившись, она принялась извиваться всем телом и тереться грудью о его ладонь. Замешательство – вот то главное чувство, которое охватило Кристиана. А уж потом было ощущение мягкой плоти, наполнившей его руку, и мокрой сорочки, прилипшей к ее телу. Он что, изначально неверно понял ее просьбу или она предлагает себя в обмен на свободу? Чего она хочет? Чтобы он взял ее здесь, на койке, или чтобы он взял ее с собой на морозную улицу? Может быть, она просто припадочная шлюха-сифилитичка, попавшаяся в один прекрасный день на глаза Скотту Тернеру? Кристиан с трудом верил в это, предпочитая относиться к ее действиям как к попытке заставить его сдаться и забрать ее отсюда.
– Это не то, чего ты хочешь, – твердо заявил он. «Видит Бог, – подумал он, – это и не то, чего хочу я». Он бы посчитал себя грязным сутенером с Файв-Пойнтс, если бы внутренне откликнулся на предложение Джейн.
– Мне надо идти, пока меня не увидели. Скоро придут проверять твое самочувствие. Если меня застанут здесь, я уже больше не смогу сюда приходить.
Он сомневался в том, слушает ли его Джейн. Она продолжала прижиматься к нему всем телом. Сюртук, который он дал ей, сполз с ее плеч, коснувшись руки Кристиана по пути на пол. Интересно, как она выдерживает такой холод? Доктор Гленн предупреждал, что она не чувствует того, что чувствуют все нормальные люди. Правда, она стояла так близко к нему, что фактически грелась о его тело. Это невероятно, но он чувствовал, как отзывается на маленькую ручку, заскользившую у него меж ног. Слишком ошеломленный, чтобы сердиться, Кристиан просто стоял на месте, предоставив Джейн делать все, что ей заблагорассудится.
– Ты привыкла всегда получать все, что хочешь, да? – сухо спросил он. – Наверное, поэтому Элис Вандерстелл называет тебя Принцессой?
Внезапно Кристиан почувствовал резкую, пронзительную боль в паху. Позже он понял, что Джейн нанесла ему унизительный и сокрушительный удар коленом. Вот чего он никак не ожидал! Провели, как какого-то простака из салуна Боуэри! Да, она хитра, коварна, и наверное, все, что говорил про нее доктор Гленн, соответствует истине. Он все больше убеждался в том, что Скотт Тернер ошибся.
Кристиан на трясущихся ногах согнулся пополам, дабы увернуться от дальнейшего нападения и облегчить боль. После удара Джейн он, увы, не сумел сдержать тихого, сдавленного стона. Этот звук помог ей найти его лицо в непроглядной тьме комнаты. Двойной удар кулаком в скулу и в висок отбросил Кристиана в сторону и одновременно назад, на кровать. Он перекатился к стене, пытаясь увернуться от нападения, но не тут-то было: ее тонкие руки летали, как крылья ветряной мельницы, осыпая его непрерывным градом ударов. В конце концов Джейн посетила неизбежная удача: кулаки ее нашли то же место на левой ноге Кристиана, что и свинцовая пуля под Геттисбергом.
Теперь взор Кристиана заволокла тьма другого рода. Тьма глухая, мрачная, безжалостная. Он смолк, потеряв сознание.

 

Дом Маршаллов был рядовым особняком коричневого камня, построенным в середине века, когда нью-йоркские деньги перетекали в верхнюю часть города. В то время Пятая авеню к северу от 23-й улицы была еще немощеной и походила скорее на деревенскую коровью тропу. Там почти никто не жил, и многие Нью-Йоркцы пророчили провал плану заселения северной территории. Они ошибались. Пятая авеню, от Вашингтон-сквер до Мэдисон-сквер, утвердилась как центр светской и модной жизни города, а особняки коричневого камня стали символом денег.
Дом Маршаллов, подобно соседним зданиям-особнякам, представлял собой грандиозное сооружение, отражавшее богатство и традиции его первых владельцев. Люди, сделавшие миллионы на рискованном заключении сомнительных сделок, не отличались разнообразием вкусов, когда дело касалось строительства их жилищ. Лишь тонкая грань отделяла оригинальность от пошлой демонстрации богатства нуворишей.
С подачи отца Кристиана дом Маршаллов был выдержан в том же духе помпезного консерватизма, граничащего с безвкусицей. Подъезды украшали внушительные коринфские колонны и пилястры. Мансардная крыша, высокие овальные окна и богатый орнамент на камне придавали дому вид чопорный и респектабельный. Внутреннее убранство особняка было не менее величественным. На первом этаже располагались следующие комнаты: просторный банкетный зал (не путать со столовой!), солярий, рабочий кабинет, роскошная библиотека, три гостиные и галерея с гобеленами и скульптурами.
До войны дом Маршаллов играл значительную роль в жизни высшего света Пятой авеню. Теперь же, когда из хозяев остался один Кристиан, в пустующих комнатах поселилась тишина.
Скотт Тернер плеснул виски в высокий хрустальный стакан и протянул его своему пациенту. Встретив укор в глазах Кристиана, он долил в стакан еще на добрых два пальца напитка и неодобрительно поднял свою пшеничную бровь.
– Ты уверен, что тебе это надо?
– Хватит корчить из себя врача! Или будь моим другом, или уходи!
Кристиан взял стакан, подавшись вперед в своем черном кожаном кресле и толкнув ногами оттоманку. Плед, укрывавший его колени, соскользнул на пол. Он поддел его носком туфли и откинул в сторону.
– Да, мне это надо, черт возьми! Я не больной! – раздраженно сказал Кристиан и одним залпом осушил стакан, слегка поморщившись, когда его содержимое обожгло пустой желудок.
Скотт пожал плечами. Он чувствовал, что Кристиан ищет ссоры. Скотт Тернер причислял себя к тем людям – их было от силы полдюжины, – которые не отказались бы от возможности поколотить Кристиана Маршалла. Нельзя сказать, чтобы Скотт верил в то, что это ему удастся, но порой его так и подмывало сцепиться с приятелем. Искалеченная нога отнюдь не делала Кристиана уязвимым, она лишь слегка уравнивала шансы: Скотт был на целую голову ниже своего лучшего друга и весил на четверть меньше. Его лицо со спокойными правильными чертами было, по уверению его жены, вполне красиво, хотя и не кружило женские головы, подобно профилю Кристиана.
– Как врач или как друг, я могу посоветовать тебе только одно: или пей умеренно, или не пей совсем. Пьянство до добра не доведет.
– Откуда ты можешь знать? – угрюмо вопросил Кристиан, поднимая стакан и рассеянно любуясь игрой хрустальных граней на свету от камина.
– А сейчас ты говоришь, как Эми, – сказал Скотт, имея в виду тон Кристиана, – но моей дочери, если ты помнишь, всего пять лет.
Опустив стакан, Кристиан покрутил его между ладонями и оторвал взгляд от камина.
– Господи, ну и денек!
– И вечер тоже. Уже скоро девять.
Это удивило Кристиана, но он не подал виду. Лицо его по-прежнему хранило выражение невозмутимого спокойствия.
– Да? В котором же часу миссис Брендивайн послала за тобой?
– Около шести. Сразу после того, как доктор Морган с больничным санитаром привезли тебя домой и ушли. Хорошо, что твоя экономка не проболталась обо мне. Я уже похвалил ее за это. Если бы Морган узнал, что меня вызвали сюда, его хватил бы апоплексический удар.
– Он думает, ты получил свою медицинскую степень, почитывая рекламные объявления в «Геральд»?
Усмехнувшись, Скотт провел рукой по волосам и откинул золотистую прядь волос, которая все время спадала на лоб. Невеселая улыбка тронула его губы и зажгла потрясающе голубые глаза.
– Вот-вот, примерно так. Сам-то Морган окончил Гарвард, и медицинский факультет Университета Пенсильвании для него – просто пустой звук. Он жуткий ретроград, перемен и новшеств боится как огня, – Скотт издал короткий смешок, – я пугаю его до смерти.
– Значит, он одобряет то, что я видел сегодня?
– Разумеется! – серьезно ответил Скотт. – Перри Гленн – именно из тех врачей, каких ценит Морган. Древняя техника обновлена лишь слегка, чтобы отвечать некоторым современным требованиям. И в таком духе Морган управляет клиникой Дженнингсов уже очень много лет. Люди, которые вкладывают деньги в эту больницу, даже не понимают, что получают взамен. Во всяком случае, происходящее в психиатрическом отделении часто остается за семью замками. – Он закупорил пробкой графин с виски и сел напротив Кристиана, вытянув перед собой ноги. – Знаешь, Кристиан, если бы ты согласился принять порошок от боли, то не сидел бы здесь в скрюченной позе трехдневного трупа.
– Ну да, сначала ты заморочишь мне голову своим непревзойденным умением выхаживать больного, – сухо отозвался Кристиан, – а потом предложишь операцию. – Он поднял руку, призывая Скотта к молчанию. – Не хочу даже слышать об этом! И порошок глотать не стану! Премного благодарен, но меня вполне устраивает виски.
– Упрямый глупец! Напрасно ты думаешь, что алкоголь – хорошее болеутоляющее. Это миф.
Губы Кристиана расплылись в кривой ухмылке.
– Ну, значит, это чертовски приятный миф, – угрюмо заявил он, – неудивительно, что ты до смерти пугаешь Моргана. В твоем медицинском образовании полно пробелов.
Скотт знал по опыту, что пора применить тактику отступления.
– Расскажи же мне, что произошло в больнице. Ты почти два часа проспал в этом кресле. Сотрясения мозга я не нашел, но миссис Брендивайн надо было удержать тебя в постели, куда уложили тебя Морган и Вильям.
– Не вини ее, тебе повезло бы не больше.
– А то я не знаю!
– Так-то. – Кристиан со вздохом поднялся с кресла и подошел к буфету. Не обращая внимания на сердитый взгляд Скотта, он налил себе еще виски и отнес стакан вместе с графином к креслу. – Ты хочешь знать, что произошло? Полагаю, миссис Брендивайн уже доложила тебе о происшедшем?
– Она рассказала мне только то, что услышала от доктора Моргана. После того как Вильям Макколей отозвал доктора Гленна, ты не ушел из больницы, а вернулся обратно в процедурный кабинет. Сердце твое обливалось кровью, здравый смысл был побежден, и ты освободил Джейн Дэу.
Она же выразила свою благодарность тем, что избила тебя до обморока, стащила твою одежду, привязала тебя ремнями к койке, заперла в кабинете и в довершение всего ускакала на твоей же Либерти. Так было дело?
– Примерно так, – Кристиан поморщился, – только я не освобождал ее. Когда я вошел в кабинет, она уже сама выпуталась из ремней.
– Да, но она не сумела бы выйти, не окажись там тебя. Она посадила тебя под замок на свое место.
– В моем случае замок был совершенно лишним. Она так крепко прикрутила меня к койке, что у меня занемели пальцы.
– Ты это заслужил, – без обиняков сказал Скотт, – теперь она бродит по улицам на таком морозе, что…
– Черт возьми, откуда мне было знать, что она выкинет подобную глупость? – раздраженно перебил Кристиан. – Это была твоя идея, Скотт! Ты сам говорил, что у нее все в порядке с головой. Надеюсь, ты понимаешь, что она заставила меня думать по-другому?
Скотт воздел кверху руки.
– Как ты не понимаешь? Если она здорова, значит, ей еще сильнее хочется вырваться из больницы! А ты заставил ее надеяться и тут же отнял у нее эту надежду.
– «Если»? – вскричал Кристиан, уцепившись за одно слово. – Что значит «если»? Ты ни разу не сказал «если», когда пришел ко мне со своим безумным планом. «Клянусь честью, Крис, – говорил ты, – все мои знания говорят: что-то неладно в самой клинике Дженнингсов, а не в Джейн Дэу. Помоги мне! Я уверен, ее держат там против воли». Такой у нас был разговор? – сердито спросил Кристиан.
– Ты ничего не забыл? – Кристиан опять плеснул себе виски, и красивое лицо Скотта исказилось легкой гримасой. Он не стал отбирать у друга графин, понимая, что это не поможет, Кристиан просто возьмется за другой. – Я вовсе не передумал, – сказал он, – просто мне это и в голову не могло прийти. Я не ожидал, что тебе разрешат присутствовать на процедуре.
– Это меня тоже удивило. Думаю, он хотел произвести впечатление, сделать себя героем статьи, которую я якобы пишу. – Кристиан торжественно поднял стакан. – За славное имя Маршалла! За могущество «Кроникл»!
Скотт оставил без внимания этот тост. Он отлично знал, что Кристиана уже не волнует ни то, ни другое.
– Тебе надо было воспользоваться этим предлогом только для того, чтобы взглянуть на пациентку. А она должна была увидеть тебя.
– Ну что ж, мы все получили больше, чем ждали. Я даже и не думал увидеть твою Джейн в этом процедурном кабинете. После осмотра отделения душевнобольных я решил, что просто не заметил ее. Черт возьми, Скотт, ты должен был предупредить меня!
– По-моему, я это сделал.
– Значит, не так сделал. Гленн чуть не убил ее своим идиотским погружением в ванну. Подумать только, этот узколобый тип абсолютно уверен в своей правоте! И как только ты можешь там работать?
– А как я могу там не работать? Кто, если не я, будет бороться за реформы?
– Святой Скотт! – Кристиан отхлебнул из стакана. – Прости, я не хотел.
– Нет, хотел.
– Ну ладно, допустим, хотел. Ты же не станешь отрицать, что последние шесть месяцев борешься за спасение моей пропащей души?
– Последние шесть месяцев я борюсь за это в одиночку, – поправил Скотт. – До этого мне помогал твой отец. – При упоминании об отце Кристиан крепче сжал в руках свой стакан. – Так что, – добавил Скотт мягко, – ты понял, что вся эта затея с Джейн Дэу – всего лишь очередная военная хитрость, цель которой – заставить тебя вернуться в реальный мир, спуститься с небес на землю.
– Это я понял с самого начала.
– Ну вот.
Кристиан подержал во рту горький напиток, смакуя его вкус.
– И что теперь, когда твой план провалился?
– Я так не считаю.
– Джейн Дэу больше нет, Скотт! Она исчезла. Наверное, где-нибудь уже лежит ее замерзший труп, – Кристиан стал растягивать слова – начало сказываться действие виски, – и мы здесь ни черта не можем поделать. Вот только жалко Либерти. Это была лучшая кобыла в моей конюшне. Я надеялся, что она сама вернется домой, но сейчас это уже маловероятно. Девятый час, говоришь? Нет, скорее всего она пропала. Джейн скорее всего умерла. Ну а я скорее всего ее убил. Так закончился для меня сегодняшний день. Ну, а как у тебя дела? Расскажи. Как Сьюзен? Эми?
Скотт не выдержал.
– Что с тобой, Крис? Ты, кажется, решил поплакаться в жилетку? Что-то на тебя не похоже. Обычно ты играешь в бесчувственного негодяя. Уж выбери что-нибудь одно, пожалуйста. Я прекрасно знаю, черт возьми, что сегодня тебе пришлось нелегко. Экскурсия по отделению душевнобольных и знакомство с процедурным кабинетом не могли оставить тебя равнодушным – конечно, при условии, что ты пришел в клинику трезвым. А ты пришел трезвым, я знаю, – добавил Скотт на всякий случай, – мне сказала миссис Брендивайн.
Кристиан невозмутимо допил свой стакан.
– Уволю старую сплетницу!
– Даже ты не настолько глуп, чтобы сделать это.
– Да, – задумчиво сказал Кристиан, – наверное, не настолько.
– Если ты еще раз откроешь этот графин, я уйду, – предупредил Скотт, увидев, что Кристиан взялся за пробку. – Пожалуйста, напивайся хоть до бесчувствия, но только без меня. – Вытянув руку, он подождал, пока Кристиан отдаст ему стакан с графином, и поставил их на пол рядом со своим креслом. – Как бы то ни было, но все это было задумано не только ради тебя одного, но и ради Джейн Дэу. Итак, что мы теперь предпримем?
Кристиан недоуменно потряс головой:
– Что мы предпримем? Да ты такой же чокнутый, как и она, Скотт!
Скотт подался вперед в своем кресле:
– Послушай, что я тебе скажу, Кристиан. На ее поиски снарядили весь свободный персонал больницы. Забавно, не правда ли? Особенно если учесть, что Джейн якобы никто. А когда другие пациенты уходят без разрешения, их не больно-то ищут. И что еще небезынтересно, полицию в известность не поставили. Официально она не объявлена в розыск.
Пьяный туман в голове у Кристиана начал понемногу рассеиваться.
– Откуда ты знаешь, что ее ищут?
– Сьюзен передала мне сюда, что меня ждут в больнице. Они хотят привлечь меня на поиски, ведь я знаю ее в лицо.
– И что ты собираешься делать?
– Собираюсь включиться в поиски. С тобой вместе. Ты рисовал ее в клинике?
– Да, я сделал несколько набросков. Они в кармане моего сюртука. А сюртук, если ты помнишь, у Джейн.
– А ты можешь сделать еще хотя бы один рисунок? Для утреннего выпуска «Кроникл».
– А не кажется ли тебе, что уже слишком поздно?
– Поздно обращаться в газету или поздно искать Джейн?
Кристиан взглянул на каминные часы:
– Наверное, и то, и другое.
– Черт возьми, Кристиан, не стоит раньше времени опускать руки!
– Ну хорошо, – сказал Кристиан после некоторого колебания, – мой альбом для рисования на столе, – он указал на дубовое бюро, стоявшее в кабинете возле овального окна, – карандаши в правом верхнем ящике.
Скотт ничуть не обиделся на Кристиана за то, что тот посылал его за вещами, но и с кресла не поднялся.
– Это слишком сложно для меня. Сходи сам, а я здесь посторожу виски.
– Черт побери, Скотт, – пробормотал Кристиан без всякого выражения, – иногда я удивляюсь, что до сих пор не побил тебя.
– И я удивляюсь… – Спохватившись, Скотт поспешил добавить:
– Что не побил тебя.
– Силенок не хватит!
– Хватит!
В эту минуту в кабинет вошла миссис Брендивайн. Услышав, о чем они говорят, она еще больше нахмурилась. За последние несколько часов Кристиан доставил ей столько волнений, что хватило бы на целую жизнь вперед. А теперь еще доктор Тернер его подначивает! Оба без царя в голове! Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
– Простите, мистер Маршалл, – сказала пожилая женщина, приглаживая на своих полных бедрах накрахмаленный фартук, – у черного хода вас ждет Джо Минз. Он говорит, что вы нужны ему в коню…
– Это не к спеху, – заявил Кристиан, тяжело поднимаясь с кресла и нетвердой походкой направляясь к столу, – сейчас мне некогда.
– Он сказал, это срочно, – настаивала служанка, – дело в том…
– Может быть, Либерти вернулась, – предположил Скотт, – и Джо хочет сообщить тебе об этом?
Миссис Брендивайн раздраженно закатила глаза.
– Конечно, Либерти. Джо сказал, что она только что прискакала и…
Кристиан резко развернулся от стола.
– А седок, миссис Брендивайн? Джо сказал что-нибудь про седока?
– Вы дадите мне когда-нибудь договорить или нет? – женщина сердито вскинула свой пухлый подбородок с ямочкой. – Да, седок был. Джо отвел его…
Несмотря на хромоту и изрядное количество выпитого, Кристиан раньше Скотта выбежал из кабинета. Миссис Брендивайн воздела к небу руки, отчаявшись понять, что происходит.
Двое мужчин выскочили на мороз в чем были, даже не вспомнив про пальто. Скотт поспевал за другом по каменной дорожке, ведущей в конюшню. Кристиан, стиснув зубы, несся размашистым подпрыгивающим шагом, который позволил ему влететь в конюшню на пару секунд раньше Скотта. Джо Минз, грум Кристиана и смотритель его конюшен, встретил их при входе. Джо был мелким мужчиной, но в его неказистом облике таилась недюжинная сила. Он носил жесткие нафабренные усы, огромные до неприличия. Кристиан не сомневался, что на этих усах спокойно могли бы сидеть, как на качелях, две девушки-танцовщицы из дансинга Гарри Хилла.
– Где она? – с ходу спросил Скотт.
Густые брови Джо поползли вверх, образовав сплошную линию над почти бесцветными глазами. Он никак не ожидал, что доктор в первую очередь поинтересуется кобылой.
– Либерти у себя в стойле, за ней сейчас ухаживают, но…
– Не лошадь, Джо, – перебил Кристиан, задыхаясь от быстрой ходьбы, – девушка. Миссис Брендивайн сказала, что был седок.
Совсем растерявшийся Джо сунул руки в карманы.
– Идемте. Да, седок был. Но это молодой человек, насколько я могу судить. – Джо повел их к каморке, куда он и конюх перенесли человека, приехавшего на Либерти. Рывком распахнув дверь, он указал в угол помещения, где спал, а может, лежал без сознания таинственный седок. – Вот он.
Кристиан с самого начала не сомневался, что молодой человек и есть Джейн Дэу. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, каким образом ее приняли за мужчину. Спасаясь от холода, девушка обмотала голову его рубашкой наподобие восточной чалмы, спрятав под ней свои длинные темные волосы. Свесившийся рукав рубашки закрывал, как шарфом, нижнюю часть лица. Краденая одежда была ей явно не по размеру. Плечи сюртука Кристиана свисали чуть ли не до самых локтей, а из рукавов торчали лишь красные кончики пальцев. Его брюки Джейн дважды подвернула снизу. На ногах у нее Кристиан увидел свои носки, а вот ботинок уже не было. Интересно, давно ли она их потеряла?
Скотт бросился на колени рядом с лежавшей девушкой, приоткрыл по очереди ее бледные веки и ощупал пальцы. Приговор его был мрачен:
– Обморожение. Джо, пошли кого-нибудь из конюхов к миссис Брендивайн, пусть она приготовит теплую ванну. Не горячую – теплую! И возвращайся сюда с одеялами. Мы перенесем ее в дом.
– Может, растереть ей руки снегом? – спросил Джо.
– Делай то, что сказал доктор Тернер, Джо, – прикрикнул Кристиан, упирая на звание Скотта. Когда Джо ушел, он сел рядом с другом на полу каморки.
– Чем я могу помочь?
– Можешь сделать носилки.
– Я сам ее понесу, – возразил он.
– Черт возьми, Кристиан! Я же тебя не отговариваю!
На самом деле он отговаривал, и они оба это знали.
– Я понесу ее, – повторил Кристиан. – Не знаю, как объяснить, но я должен это сделать. – Он провел пальцем по нежной щеке Джейн и сказал потеплевшим голосом:
– У меня такое чувство, как будто я перед ней в долгу.
Назад: Джо Гудмэн Полуночная принцесса
Дальше: Глава 2