Глава 21
Утренний свет уже проникал в спальню через неплотно прикрытые ставни, когда Реймонд проснулся во второй раз. Первым делом он протянул руку к Фионе и обнаружил, что ее нет. Сна как не бывало. Он в панике оглянулся и тут же увидел Фиону в дальнем углу комнаты. Она с увлечением исследовала содержимое старого обшарпанного сундука. С удовольствием окинув взглядом ее нагое тело, де Клер удобно устроился в постели, подперев голову рукой.
— Вряд ли там найдется что-то подходящее для тебя, — заметил он. — Хотя, прошу заметить, меня это нисколько не расстроит.
Фиона оглянулась и застыла, не в силах оторваться от его мускулистого торса, уже слегка потемневшего от загара. Реймонд запоздало протянул руку, чтобы прикрыться одеялом, но она успела разглядеть его полностью — и почувствовала, как просыпается в теле знакомая истома. Но сейчас не время было заниматься любовью.
— Это сундук моей матери, — сообщила она и со вздохом снова полезла внутрь. — Я так и знала, что его просто забыли в этой башне, но все же надеялась… Ага! — Чародейка вытащила и встряхнула бледно-зеленое платье. С этим платьем она прошла к столику, на котором стояли кувшин и тазик, и стала приводить себя в порядок. Реймонду не хватило выдержки оставаться в постели: он встал и подошел к ней. Фиона оглянулась и посмотрела на него.
Он был неописуемо хорош в своей откровенной наготе. И Фиона моментально растаяла в его объятиях, отвечая на поцелуй.
— Скажи мне одну вещь, любимая.
— Спрашивай. Я не скрою от тебя правду.
— Шинид — твоя дочь, не так ли?
Онемев от неожиданности, Фиона со страхом смотрела ему в глаза.
— Черт побери, ты все еще боишься в этом признаться! — удивился он. — Неужели ты считаешь, что я могу обидеть твою дочь? Или вообще способен поднять руку на ребенка?
Она верила ему всем сердцем, всей душой, но все равно не сразу собралась с духом, чтобы сказать:
— Да, она моя! — Эти слова словно прорвали невидимую плотину, и Фиона воскликнула: — Моя дочь! Ох, святые духи, сколько лет я мечтала сказать это вслух! — Ее горло сдавили рыдания, и она зажала рот рукой и закашлялась, с удивлением ощущая, как с сердца словно свалилась огромная тяжесть.
— Почему ты никому не признавалась?
— Но ведь это моя дочь! И многие могли бы обидеть ее именно из-за этого! Только Изольда и Коллин все знают, они взяли ее к себе.
— Я так и знал.
— Я должна была позаботиться о ее безопасности и свободе, Реймонд! — с чувством сказала она, отступив на шаг. — Иначе она разделила бы со мной то наказание, которого не заслужила! Шинид жила с ними с двух лет. И никто больше не знает, что она моя. — При виде его недоверия Фиона всполошилась: — Как ты догадался?
— У нее твоя улыбка, твои глаза, — едва заметно улыбнулся де Клер. — Она так же находчива и упряма, как ты. А еще я видел, как она… она…
Фиона охнула.
— Ах маленькая негодница! Ну погоди у меня! Она же поклялась, что никто ничего не видел!
— Ну, значит, она соврала. Может быть, она считала, что я умею хранить тайны?
— Наверное, она тебе доверяет! — Эта мысль вызвала у Фионы легкую улыбку. — Но она еще сама толком не освоилась со своим даром, а он слишком силен.
— Точно так же, как у ее матери.
От волнения у чародейки перехватило дыхание. Она впилась взглядом в лицо Реймонда, все еще не смея надеяться на такое счастье и обмирая от тревожного предчувствия.
— Что заставило тебя поверить? — сдавленно спросила она.
— Я верю тебе. И я знаю… что ты не могла солгать.
От этих простых слов ноги у Фионы подогнулись, и де Клер едва успел подхватить ее на руки. Прекрасные бледно-голубые очи наполнились слезами, и Реймонд застонал от стыда:
— Прости меня, любимая! Тебе пришлось так долго ждать!
— Конечно, ведь все англичане такие тугодумы! Но я тебя прощаю! — прошептала чародейка, всхлипнув и спрятавшись у него на груди.
Он негромко засмеялся и ласково приподнял ее лицо.
— Я не пожелал ничего видеть, когда ты развела костер без огнива, когда Шинид напустила на меня чесотку и погасила пожар. Но вчера, когда я вернулся в крепость и увидел тебя, мне стало ясно, как мало значат наши разногласия. Ведь главным было то, что ты осталась жива, и мне был дарован шанс признаться тебе в своей любви! — Он ласково прикоснулся губами к ее трепещущим губам. — Но потом, Фиона, я изведал в твоих объятиях величайшее блаженство и увидел, как исчезли без следа твои шрамы. И мне открылось, что самое великое чудо на земле — это наша любовь.
Она застыла, не зная, что и сказать.
— Их больше нет?! — Фиона попыталась ощупать себя, но не удовлетворилась этим и отправилась к зеркалу. Реймонд перехватил ее на полпути и поднес ее руки к губам.
— Просто поверь мне — и все. Их нет. Ее счастливая улыбка словно осветила просторную спальню, став для Реймонда лучшей наградой.
— А ты, мой рыцарь, тоже не лишен своей магии! — прошептала чародейка и поцеловала его так, что у Реймонда стало жарко в паху.
— Ты пришла в замок, чтобы быть рядом с Шинид, верно? — спросил он. — Чтобы защитить ее.
— Я надеялась, что люди мало-помалу снова привыкнут ко мне, и тогда можно будет открыть нашу тайну. Ты должен хранить ее, Реймонд! — Тонкие пальчики с силой впились в его голые плечи.
— Но зачем вам теперь таиться? — Ему было больно видеть, что Фиона по-прежнему боится за свою дочь. — Я никому не дам ее в обиду!
— До сих пор я и сама с этим справлялась! — ревниво возразила она. — И почему же мы должны перестать таиться?
— Потому что мы поженимся, и она станет моей дочерью.
— Я не могу за тебя выйти. — Фиона отвернулась, и Реймонд окинул ее усталым взглядом. Ну и упрямая ему досталась женщина!
— Почему бы нам не пожениться, если мы любим друг друша?
Ох, временами он делается таким же тупым, как и прочие мужчины!
— Потому что над тобой стоит твой король! Если не ошибаюсь, он велел тебе жениться…
— На ирландке!
— Вот именно! Но я больше не дочь вождя и не имею никакого веса!
— Да, ты не дочь вождя! Ты — дочь королевы и полноправная наследница Гленн-Тейза! Поверь мне на слово — его величеству этого будет более чем достаточно!
— Реймонд, но как же приданое? У меня нет ни гроша за душой!
Он понял, как стыдно Фионе в этом признаваться, и поспешил возразить:
— Меня интересует только то чудо, которое ты сотворила с моей жизнью, и судьба маленькой девочки, мечтающей при всех назвать тебя мамой!
— Она так хочет жить вместе со мной, что часто плачет, — с трудом призналась Фиона.
— Вот и пусть живет! — подхватил де Клер. — Она знает, что я тебя люблю!
Фиона, натягивающая на себя платье, застыла. Неужели он уже успел поговорить с Шинид?
— И что она тебе сказала?
— Что тебе нужно, чтобы тебя любили! — Реймонд тоже решил одеться и поднял с пола штаны. — Должен признаться, что именно этим я и собирался заняться в первую очередь, — добавил он, окинув многозначительным взглядом ее дивное тело. Она не выдержала и рассмеялась.
— Вряд ли она имела в виду именно это.
Крепко поцеловав Реймонда в губы, чародейка расправила подол платья и вытащила из под ворота длинные волосы. Он повернул ее спиной к себе и принялся затягивать шнурки, с довольной улыбкой любуясь гладкой здоровой кожей. Теперь ему самому было невдомек, почему он так долго не решался поверить в магию, хотя имел доказательства под самым носом. Реймонд оглянулся и заметил в углу над камином одинокую орхидею, все еще торчавшую из стены.
— А почему ты не спрашиваешь, кто отец Шинид? — осторожно поинтересовалась Фиона, когда с тесемками было покончено.
— Это меня не интересует. Потому что теперь ее отцом буду я. Только скажи мне… — де Клер замялся, собираясь с духом, — …скажи, что это не Йен! — чуть ли не с мольбой закончил он.
— Конечно, нет! — Реймонд не скрывал своего облегчения, и Фиона с горечью добавила: — Я была совсем молодая. И я не расспрашиваю тебя о твоих женщинах, де Клер. А ведь их было у тебя немало!
Реймонд виновато улыбнулся в ответ.
— Только я знаю, кто отец Шинид, и эта тайна останется моей навсегда. Этот человек был случайным прохожим, подарившим мне немного тепла, когда я больше всего страдала от одиночества. Он ничего не значит для меня — кроме того, что я родила от него Шинид и у меня появилось близкое существо, которое я могла любить.
— Не мне тебя судить, — торжественно кивнул Реймонд. — Тем более что я сам не могу похвастаться своим прошлым. Ведь когда-то я поступил так же — искал утешения от одиночества.
— Моим утешением стала моя дочь. Ты даже понятия не имеешь о том, что она для меня значит! — Фиона наклонилась, чтобы надеть чулки.
— Имею. Я уже был отцом.
— Что значит — был? — испуганно спросила она.
— Несколько лет назад к моему дяде пришла женщина, медленно умиравшая от чахотки, и оставила ему ребенка. Она уверяла, что это мой сын.
Фиона следила за ним широко распахнутыми глазами, позабыв про чулок.
— Я не мог ей не верить. Мальчишка как две капли воды был похож на меня, и я стал воспитывать его как своего сына. — Реймонд прислонился к столу и скрестил руки на груди. Он не решался взглянуть на Фиону и обращался к ней стоя за кроватью. — Однажды я нанялся в войско к какому-то эрлу и собрался на войну, но Марк не хотел меня отпускать. Он умолял взять его с собой, но я запретил ему даже думать об этом. Мне казалось, он все понял.
— Ох, Реймонд, только не это…
Он посмотрел на нее, и в бездонных серых глазах Фиона прочла затаенную боль — те самые горе и скорбь, что он старательно скрывал от других.
— Увы, он не послушался меня и спрятался в обозе. Он проделал это так ловко, что я не подозревал о его присутствии до самого первого боя. Я оказался в самой гуще, и Господь свидетель, это было жестокое сражение. Это случилось уже под конец: я услышал, как Марк меня зовет. — Реймонд потер затылок. — Я был так потрясен, что застыл на месте, а он сжимал в руке свой детский клинок и бежал ко мне, сияя от счастья, ужасно гордый собой. Но враги не упустили своего шанса, и его ударили мечом. — Его голос прервался.
Фиона мигом оказалась рядом, чтобы обнять и утешить сильного и отважного мужчину, такого трогательно-беззащитного в эти минуты. Она чувствовала его боль как свою. Теперь было ясно, что все эти годы Реймонд оставался наедине со своей скорбью, и она сломила его, навеки уничтожив того добродушного, общительного человека, которым он был прежде.
— Этот ублюдок разрубил его почти пополам! Не понимаю, как можно сделать такое с ребенком?! — яростно выкрикнул Реймонд, понимая, что никогда не получит ответа на свой вопрос. — Марк так и не выпустил свой клинок. Мой сын умер у меня на руках. Он умолял простить его за непослушание. А потом он забился в агонии и сделал вот это. — Реймонд прикоснулся к шраму на щеке. — Я никогда не прощу себе то, что позволил сыну погибнуть.
— Ох, Реймонд, — прошептала Фиона, стараясь заглянуть ему в лицо, — он всего лишь хотел быть вместе с тобой! Только настоящая любовь и отвага могли подтолкнуть его на такой шаг! Он хотел во всем походить на своего отца!
— И я его подвел.
— Нет-нет, — горячо возразила она, и сердце ее обливалось кровью: такая боль прозвучала в его сдавленном голосе. — Ты подарил ему самые счастливые годы жизни! Его мать умерла, и он наверняка погиб бы один, без нее! Ты взял его к себе и полюбил так, как только отец может полюбить сына. Он был счастлив и горд — иначе ни за что не пошел бы за тобой на войну, Реймонд!
— Но я — рыцарь! — выкрикнул де Клер, оттолкнув ее от себя. — Война — мое ремесло, и я дал обет защищать слабых и невинных! И все равно я не смог защитить собственного сына!
— Ты же не знал, что он там! — Чародейка снова привлекла Реймонда к себе и с болью увидела, что его по-прежнему терзает чувство огромной вины. — Ты не знал, что он там! — раздельно повторила она. — Так уж повелось, что дети — это наше слабое место. — Фиона осторожно провела рукой по его искаженному лицу, стараясь разгладить морщины — эти суровые отметины прожитых лет. — Здесь не помогут ни богатство, ни власть. Но мы все равно продолжаем их любить, потому что они — самое прекрасное, что есть у нас на этом свете.
Реймонд понимал, что она права, ведь ему самому довелось изведать эту любовь, хотя была она недолгой и закончилась так трагически.
— Я не подведу тебя, Фиона. И я не подведу нашу дочь, — прошептал он. — Я ни за что не расстанусь с тобой. Я люблю тебя. Я тебя люблю.
Разве можно было слушать его и остаться равнодушной? Фиона поцеловала де Клера так жадно, словно и не было ночи, полной нежности и страсти. Желание вскипело в ее крови с новой силой.
— На тебе слишком много одежды! — Он взялся за ворот на ее платье, но Фиона решительно перехватила его руки.
— Мы не можем просидеть тут целый день!
— Я — лорд Антрим. И волен делать все, что захочу. Она рассмеялась в ответ на эту напыщенную тираду.
— В замке яблоку негде упасть, — терпеливо напомнила Фиона. — На счету каждая пара рук. Те, кто напал на нас вчера, наверняка перебили всю скотину, которую не успели загнать внутрь. Значит, наши запасы снова оскудели.
Конечно, она была права.
— Я приказал прекратить стройку, но лучше от этого не стало.
— Сам по себе бастион ничего не значит. Просто он оказался на заповедной земле.
— Это место таит в себе огромную силу, верно? — спросил Реймонд, и что-то в его тоне заставило ее насторожиться.
— Да. — Фиона всмотрелась в его лицо и сказала: — Ты был там! — Ее голос дрогнул от удивления.
Де Клер развязал мешочек на поясе и извлек камень, подобранный им в Круге Камней. Отдал Фионе загадочную руну и постарался описать все, что увидел и почувствовал, когда совершал свой дерзкий опыт.
— Вот видишь! Я сразу почувствовала, что в тебе тоже есть магия! — Она с улыбкой вернула ему камень. Реймонд принял его с таким благоговением, словно это был бесценный самоцвет. — Это говорит о том, что мы упускаем из виду что-то очень простое, что лежит на поверхности. Но пока мы этого не увидим, нас не оставят в покое.
— Я столько думал об этом, что едва не свихнулся. Я знаю, что они могут укрываться в деревьях, потому что нашел засаду лучника и обрывок плаща, маскировавшего его среди ветвей…
— Сэр Нолан нашел такой же клочок в замке! — перебила она. Реймонд кивнул: это не было для него новостью.
— Если они так любят прятаться на деревьях, то мы могли бы выжечь их все до единого… — Фиона посмотрела на него так, что ему стало стыдно. — Нет, не бойся! А они не могли укрываться в лощине?
— Если бы в лощине появилась хоть одна живая душа — я бы об этом знала. Может быть, они постоянно меняют укрытие, чтобы их не выследили?
— Ох, это и так понятно. И до сих пор им отлично удавалось путать следы. Я обшарил каждый дюйм до самой Банн-Ривер!
— А ты не пропустил тех развалин на холме и сожженной крепости?
Де Клер кивнул, заботливо спрятал камень в свой кошель и стал надевать рубаху.
— Нигде нет никаких признаков жизни. Между прочим, можно только пожалеть, что такое замечательное укрепление на наших северных границах превращается в бесполезную пыль. — Он дважды объезжал развалины, и каждый раз его поражало то, с какой легкостью подземные воды уничтожили это творение человеческих рук.
— Ее построили слишком близко к Кругу Камней и заповедной лощине! — отрезала Фиона.
Реймонд в притворном ужасе замахал руками:
— Ой, не ругайте меня, миледи, я все понял!
— Вот так-то лучше! — Она поцеловала его на ходу, прибираясь в комнате и заправляя постель.
— Я понимаю, что они хотели захватить замок, но не понимаю — зачем? Ведь владения не приносят никакого дохода! Для любого рачительного хозяина эта земля станет настоящей обузой из-за того количества ртов, которые придется кормить. Ни Йен, ни Пендрагон не страдают от проклятия, и среди вождей все чаще раздаются призывы отправиться в набег и потребовать виру за гибель какого-то брата.
— За сына О'Кагана, — подтвердила чародейка. — За брата Сесилии. — Реймонд явно не мог сообразить, о ком идет речь, и Фиона пояснила: — Ну, помнишь, той, что с большой грудью?
Он с ухмылкой кивнул, надел сапоги и сел на кровать.
— Но это ерунда по сравнению с той резней, что творится здесь!
— Значит, им нужно что-то еще, кроме этого замка! Ты со мной согласен?
— Да. — Де Клер хотел было рассказать ей все, что узнал от Изольды, но передумал. Ведь для того, чтобы снять проклятие, Фионе следовало сначала стать его женой. — Черт побери, скорее бы уж сойтись с ними лицом к лицу! Сколько еще эти собаки будут прятаться и кусать исподтишка? — Он встал, заправил рубаху в штаны и вдруг спросил: — А ты не могла бы вывести их на чистую воду с помощью своих чар?
Вот так, легко и просто, одним своим вопросом он доказал Фионе, что действительно поверил в волшебство. Ах, как ей хотелось поддержать Реймонда в этой борьбе!
— Я пыталась это сделать. Если бы я знала, кто за этим стоит, то не тыкалась бы вместе с тобой как слепой котенок. Но мне не дано видеть будущее. Я могу призвать на помощь силы стихий, но все равно мне требуется определить точку, куда должна обратиться эта сила.
— Кажется, я начинаю понимать, какое это нелегкое ремесло — быть настоящей чародейкой, — заметил он, искоса разглядывая свою милую колдунью. — Шарлатанка стала бы уверять, что ее магия способна на все. А ты честно признаешься в том, что тебе не под силу.
— Это не просто ремесло — это вера, Реймонд. Это закон, по которому мои предки жили на протяжении многих веков.
Внезапно Реймонд вспомнил кое-что из того, что ему довелось слышать шесть лет назад.
— Шивон говорила, что однажды ты превратилась то ли в кошку, то ли в птицу.
— Да.
— Ты действительно на это способна? Превращаться в кого-то другого?
— Да. — Она мягко рассмеялась при виде его потрясения. — Но это требует слишком много времени, и я не могу удерживать чары очень долго. А потом делаюсь совсем слабой.
— Ну и не надо! — пылко заявил де Клер. — Не хватало еще тебе превратиться в корову или лань и угодить под нож какому-нибудь голодному браконьеру!
— Я не могу превратиться в существо, которое намного больше меня! — заверила Фиона, остановившись перед ним. — Да и зачем мне теперь прятаться?
— Учти, я все равно тебя найду!
— Нисколько в этом не сомневаюсь. — Лукаво улыбаясь, она потеребила расшитый клапан на его штанах.
— Хочешь помочь мне его застегнуть?
— Разве ты ребенок и не можешь одеться сам? — Реймонд со стоном схватил ее за плечи и привлек к себе. — Что, тесновато, милорд? — ехидно спросила она, туго затягивая клапан. В ответ ей достался такой поцелуй, что обоим стало не до одежды.
— Вы заплатите за ваши выходки, миледи. Сегодня же ночью!
— Только ночью? — Ах, как сладко прозвучал для него этот милый огорченный голосок.
— Да, после того как мы поженимся!
— Ах да, конечно, я чуть не забыла! — улыбнулась Фиона, стараясь не выдать охватившего ее волнения.
Из темного коридора потянуло съестным, и Кит О'Каган беспокойно зашевелился в своем углу и встал, подслеповато всматриваясь в приближавшуюся к нему фигуру.
— Что ты здесь делаешь? — хрипло зашептал узник, узнав своего посетителя.
Тот ничего не ответил, и Кит придвинулся к самой решетке, с тревогой оглянувшись — не следит ли кто за ними. Он так и не заметил кинжала и даже не почувствовал, как острое лезвие рассекло ему горло — так быстро действовал убийца. Кит зашатался и попятился, захлебнувшись собственной кровью и зажимая руками ужасную рану. Наконец он опустил руки и в шоке уставился на капавшую с них кровь. Его ошеломленный взгляд метнулся к загадочному визитеру, а в следующий миг он рухнул замертво. Последнее, что он слышал в этой жизни, — звук удалявшихся шагов.
Фиона настояла на том, что спустится в главный зал одна, немного раньше, чем Реймонд. Он уступил, так как знал, что в подобных случаях ей лучше не перечить. Наконец де Клер счел возможным покинуть спальню и вышел на лестницу, не скрывая довольной улыбки, которую тут же заметила вся его свита. Просиял даже Николай, хотя в последнее время он ходил мрачнее тучи. Реймонд оглянулся, стараясь высмотреть Фиону, и только теперь заметил, что люди в замке ведут себя как-то необычно. У всех был такой вид, будто они готовы пуститься в пляс от счастья.
Коллин выступила вперед с кубком вина и подносом со свежим хлебом. Казалось, что румяные ломти исходят паром — такие они были горячие и свежие. Реймонд взял кусок хлеба и спросил:
— Что здесь творится?
— Вы выпейте сперва. — И Коллин со слезами на глазах подала ему кубок. Де Клер окинул повариху внимательным взглядом, но послушался и выпил кубок до дна. Только теперь Коллин махнула рукой на дверь и сказала: — Ступайте во двор и все поймете!
Реймонд посмотрел на распахнутую дверь и позабыл о хлебе. Он сам не помнил, как оказался на крыльце и спустился во двор.
Боже правый!
На небе вовсю сияло солнце!
Под ногами сквозь землю пробивалась молодая трава!
А по ту сторону крепостных стен почки на деревьях лопались под напором свежих листьев!
Реймонд обвел взглядом двор, те его уголки, что еще вчера были покрыты сором и пылью. У кухни какой-то виллан с таким упоением ковырялся в земле, будто боялся, что плодородный слой вот-вот исчезнет. Пучки травы были еще совсем маленькими, но зеленели так ярко, что было больно глазам. «Вот это волшебство так волшебство!» — подумал Реймонд. Он все еще не мог поверить своим глазам.
— Да, милорд, сегодня есть на что полюбоваться, — степенно произнес Дуган, тихо возникший рядом с де Клером. Реймонд ошалело уставился на ирландца.
— Ничего не понимаю… — Он вышел на середину двора и запрокинул голову, с наслаждением подставляя лицо солнечным лучам. Неужели это все случилось за одну ночь? — А где Фиона? Она уже видела?
— Да, видела!
Он резко обернулся навстречу чародейке.
— И как ты объяснишь это — после месяцев… нет, долгих лет холода и мрака?
В его голосе не было и следа гнева — только веселое недоумение.
— Проклятие снято! — объявил Дуган. Он не мог молчать, его буквально распирало от радости. — Я же говорил, что тут дело не обошлось без вас! — сказал он Фионе.
— Но я не виновата в том, что земля оставалась бесплодной! — с отчаянием возразила она. — Да, я вижу, что сегодня ночью проклятие было снято. Я не слепая! Но я ничего для этого не делала! Моей власти не хватило бы, чтобы его снять! — Она обвела глазами собравшихся вокруг вилланов — Я хотела снять проклятие, но у меня ничего не получалось! Неужели выдумаете, что я ничего не пыталась сделать? Реймонд положил руку ей на плечо, и она испуганно обернулась. Он коротко пересказал ей все, что узнал от Изольды.
— Но кто мог наложить такое проклятие? — Фиона пожала плечами. — Мои родители мертвы. У отца не было дара, а мать никогда не действовала кому-то во вред — Она сжала пальцами виски. — И почему Изольда ничего не рассказывала мне об этих голосах?
— Может быть, она не хотела делать твое горе еще тяжелее.
Фиона беспомощно оглянулась. Земля с каждой минутой становилась все зеленее, а ирландцы улыбались чародейке так добродушно, что ей становилось тесно в груди.
— Все эти годы они считали, что во всем виновата я! — с горечью сказала она и подняла на Реймонда растерянный взгляд — Разве я могла сделать такое? Ведь люди умирали от голода!..
— Я знаю, любимая. Я верю тебе. — Он осторожно обнял Фиону и погладил по спине, чувствуя, как ее медленно покидают тревога и страх. — Тебе больше не о чем беспокоиться! десять лет изгнания миновали, и земля снова ожила! И между прочим — тихим шепотом добавил он, — когда мы занимались любовью, в спальне было полно цветов!
Фиона шлепнула его ладонью по губам и оглянулась: а вдруг их кто-то слышит. Дуган с ухмылкой отошел в сторону. а Реймонд отвел ее руку и продолжал:
— Я всегда чувствую, как пахнет цветами, когда мы целуемся! А однажды ты на меня разозлилась, и в твоих следах оставались алые цветы! По-твоему, тут ты тоже ни при чем?
Чародейка молча покачала головой. Она не могла спорить с этим человеком. Теперь, когда он поверил в нее, отступать было поздно. Потому что он отдал ей свое сердце.
— Не пора ли начать новую жизнь? — прошептал Реймонд, ласково прижимая к себе Фиону. — Я люблю тебя! Займи то место что принадлежит тебе по праву, и стань снова леди Гленн-Тейза!
— Да, мой рыцарь, — отвечала она, чуть не плача. — Я согласна!
