Глава 16

Следующим утром Саймон проснулся от непонятного ощущения. Казалось, что-то очень тяжелое сдавливает ему грудь. Осторожно приоткрыв один глаз, он увидел лежащего на груди Роберта Брюса. Окинув его надменным взглядом, кот расположился поудобнее и принялся вылизывать себя между задними ногами.

Уэскотт насмешливо приподнял бровь.

— Если бы мужчины умели делать так, как ты, — проворчал он, — то никаких женщин было бы не нужно.

— Ну, не знаю. Без женщины или на крайний случай хорошего слуги ты вряд ли мог бы находить свои чулки или правильно повязывать шейный платок.

Услышав такое обидное заявление, Саймон резко привстал, сбрасывая при этом разлегшегося на груди кота. Роберт Брюс злобно фыркнул и неспешно удалился, презрительно помахивая хвостом.

Катриона сидела на упавшем большом камне, бывшем когда-то частью арки в поросшем мхом гроте — месте, где Уэскотт заночевал. Саймон удивился, заметив, что ее одеяла расстелены совсем рядом с его постелью. Не исключено, что в течение этой долгой одинокой ночи Катриона какое-то время спала в непосредственной близости от него.

На ней теперь было надето, платье цвета свежей клубники. Волосы зачесаны вверх и небрежным узлом собраны на макушке, но несколько непослушных прядей спадали на шею и щеки.

Она смотрела с некоторой настороженностью, словно сомневалась, что ей рады.

— Мне очень не хотелось использовать Роберта, чтобы разбудить тебя. Но я подумала, что в противном случае ты опять проспишь до полудня. А нас уже ждут.

— Это кто же нас ждет? — Саймон зевнул и откинул с глаз взъерошенные волосы. — Уж не сам ли король?

— Нет, всего лишь мои сородичи. Похоже, Киран решил созвать общий совет.

— Что-то наподобие парламента? Наверное, нам нужно будет облачиться в длинные черные мантии и нахлобучить на головы напудренные парики. Потом придется слушать невыносимо претенциозные рассуждения о росте инфляции или о том, не слишком ли наш король глуп, чтобы править своими подданными.

— Этот совет просто древняя традиция клана. Его созывают только для решения важных вопросов или ради важных известий, которые касаются всех. — Катриона склонилась ближе и продолжила, взволнованно поблескивая глазами: — Каллум и Донел говорят, что такой совет члены клана Кинкейдов не собирали аж с сорок пятого года!

Саймон вздохнул и откинул одеяла.

— В таком случае уж позвольте мне поискать мантию и парик.

Катриона и Саймон пришли в развалины большого зала с небольшим опозданием. Все члены клана уже были в сборе. Горцы расселись на обрушившихся стропилах, а Киран стоял посередине, опираясь ногой на тот широкий камень, где прошлым вечером сидела Катриона. От беззаботного веселья прошлой ночи не осталось и следа. Загорелые и обветренные лица горцев выглядели необычно торжественными и суровыми. Такая серьезность людей казалась несколько странной в этот чудесный день, когда по прозрачному синему небу над головой тихо и безмятежно проплывали легкие облачка.

Киран не стал тратить время на церемонии и формальности. Едва лишь Саймон с Катрионой вошли в середину круга горцев, как предводитель отряда посмотрел ей прямо в глаза и заявил:

— Мы хотим, чтобы вы остались с нами.

— Мы и сами планируем, это сделать, — согласилась Катриона. — Для нас большая честь быть на вашем совете.

— Не то, — возразил Киран. — Я имею в виду, что мы хотим, чтобы вы остались именно здесь. В замке Кинкейдов. Вместе с нами.

Катриона удивленно мотнула головой. Она не могла поверить, что и впрямь кому-то нужна. Поверить, что она, возможно, нашла дом и семью, о которых так долго мечтала.

— Но Саймон мне говорил, что вы собирались разбежаться. То есть рассеяться и спрятаться поодиночке, чтобы Эддингем не мог вас найти.

— Большинство из нас с самого рождения убегают и прячутся. Коннор говорил, что воин когда-то должен найти подходящее место и остаться там, даже если это будет для него последним прибежищем в жизни. — Киран обвел взглядом развалины большого зала: — Вот здесь, кажется мне, вполне подходящее место для нас.

Остальные горцы согласно закивали.

— Никогда не плачь, если можешь сражаться, — прошептала Катриона. Голос Коннора явственно зазвучал у нее в голове.

— У нас есть всего лишь одно условие, — добавил Киран.

— Согласна, — откликнулась Катриона, радостно улыбаясь. — На любых условиях.

Предводитель горцев кивнул в сторону Саймона:

— Мы хотим выбрать его вождем. Улыбка сползла с ее лица.

— Саймона? Вы шутите, наверное. Да не может он стать вождем! Он ведь даже не из клана Кинкейдов.

— Ты также уже вне клана, поскольку замужем за этим человеком, — напомнил Киран. Затем он добавил со вздохом: — Пусть даже твой предок сам старик Эван Кинкейд, но нам никак нельзя, чтобы клан возглавляла девчонка. Нам нужен здесь мужчина. — Сложив жилистые руки на груди, он продолжил, с усмешкой глядя в сторону Уэскотта: — А этот парень однажды уже доказал, что ловко управляется с пистолетом.

Только после того, как Саймон сделал шаг назад и поднял руки к груди, будто готовился отразить удар, Катриона поняла, как он напуган прозвучавшим предложением. Да и у нее такой неожиданный поворот событий вызвал настоящее смятение чувств.

— Ну, уж нет! Бели вы воображаете, будто я поведу этот сброд грабителей и карманников на бой против батальона английских солдат ради права собственности на эту груду развалин, то вы все просто сумасшедшие!

— Он прав! Он вам совершенно не нужен. Вам нужна я! — закричала Катриона. — Я всю жизнь готовилась к этому моменту! Я знаю всю историю клана. Я столько часов потратила на изучение знаменитых сражений, произошедших именно здесь, в горах. Вам ведь ум и находчивость требуются не меньше, чем мускулы и геройская внешность.

Киран покачал головой. В его глазах были и жалость от разбитой надежды, и твердая решимость.

— Женщина, пойми, нам нужен мужчина. Если он согласится стать нашим вождем, то мы все поднимемся на борьбу. Если нет, то уже к вечеру соберем свои пожитки и разойдемся кто куда. Пусть Эддингем забирает себе эту груду развалин.

Мрачное лицо горца в эту минуту казалось высеченным из камней того самого замка. С болью и отчаянием Катриона осознала, что Кирана невозможно переубедить.

Тогда она повернулась к Уэскотту. Чувство безысходности становилось все сильнее.

— Мне нужно с тобой поговорить. — Ощутив на себе любопытные взгляды сородичей по клану, она добавила: — Наедине.

Ухватив Саймона за руку, Катриона увела его под арку у северной стены большого зала. Именно здесь прошлой ночью они стояли и вместе наслаждались волшебной песней волынки.

Убедившись, что другие не могут слышать их разговор, Катриона отвернулась от Саймона и стала смотреть в сторону залитой солнцем долины. В такую минуту она не хотела встречаться с ним взглядом, опасаясь выдать, насколько глубоко ранил ее отказ Кирана. Порывистый ветер развевал юбки Катрионы и хлестал прядями волос по щекам.

— Ты слышал, что сказал Киран? — начала девушка. — Я им не гожусь, а с тобой они готовы на все.

— Боюсь, мои военные способности уже утрачены. Меня ведь разжаловали, доверив лишь заботиться о женщинах, причем таких, которые слегка не в себе.

Катриона повернулась лицом к Уэскотту: — Если ты не согласишься стать их вождем, они попросту разбредутся на все четыре стороны. И тогда клан Кинкейдов и само их имя исчезнут навсегда.

— А с каких пор это вдруг стало моей проблемой?

Катриона шагнула к Саймону и положила обе ладони ему на грудь. Она чувствовала ровное сильное биение его сердца, и в этом была еще какая-то надежда.

— Разве ты не понял, Саймон? Это ведь и еще один шанс для тебя. Еще не поздно стать настоящим героем.

«Моим героем», — добавила она про себя.

Хотя последние слова Катриона не осмелилась произнести вслух, они должны были быть понятны по тому умоляющему взгляду, которым она смотрела на Саймона, по едва уловимому дрожанию ее нижней губы. Она сейчас предлагала ему не просто воспользоваться возможностью возглавить ее род. Катриона предлагала ему свое сердце.

Саймон долго смотрел на нее, затем взял за запястья и мягким движением убрал женские руки с груди.

— У меня шанс стать настоящим героем уже был однажды. Был и сплыл, моя дорогая. А я никогда не относился к глупцам или мечтателям, чтобы делать вторую попытку.

Отпустив ее руки, он повернулся и стал пробираться среди камней, спускаясь по склону холма и оставляя за спиной и разрушенный замок, и одиноко стоящую Катриону.

Саймон вернулся только с наступлением ночи, когда луна уже проплыла половину своего небесного пути. Никто не звал его вернуться. Оттуда не доносились веселые звуки волынки, пьяные голоса не подхватывали знакомые припевы песен. Не слышалось звонкого женского смеха, обычно отзывавшегося сладким томлением в его сердце, а часто и ниже пояса.

Замок лежал, уцепившись за край холма и представляя собой просто груду разбитых камней. Теперь это было лишь пристанище для крыс, шныряющих по его коридорам без крыш и по разрушенным подземным помещениям. Саймон посмотрел вверх, где виднелся парапет единственной уцелевшей башни, и почувствовал ноющую боль в сердце.

Неслышными шагами, словно привидение, он прошел через арку в развалины большого зала. Катриона сидела на широком камне, послужившем для нее сценой прошлой ночью. Она сидела, опершись подбородком на ладонь, и всматривалась в небо, как будто мерцающие звезды могли подсказать ей ответы на все вопросы. Даже на такие, которые ей не хватало смелости задать. Приблизившись, Уэскотт разглядел на ее щеках засохшие потеки от слез. Но теперь глаза Катрионы были сухими.

— Они ушли, — промолвила она.

Это был не вопрос, но Саймон кивнул.

— Мне очень жаль, — заговорил он необычно проникновенным тоном.

— Разумеется, тебе жаль, — холодно бросила Катриона. Она встала и смотрела теперь прямо в лицо Уэскотта. Было в этом взгляде что-то такое, от чего Саймону стало тревожно. Такая же твердость, как у этого горца, Кирана. — Тебе жаль, что ты фальшивый муж. Но еще больше ты должен сожалеть, что ты и мужчина ненастоящий.

Отец Уэскотта много раз бранил его намного более обидными словами, но на родительские замечания Саймон неизменно реагировал лишь пожатием плеч и нарочитым смехом. Но это ледяное презрение Катрионы оказалось для него чем-то наподобие жуткого заржавленного клинка, вонзившегося прямо в живот.

— А ты чего ждала от меня, Катриона? Чтобы я повел их, да и тебя в придачу, на верную погибель? Чтобы вас всех постреляли из пистолетов или сунули в петлю? И все это ради нелепой мечты, о которой вашему роду давным-давно пора позабыть.

— Это была моя мечта! — выкрикнула она, и на глаза у нее навернулись новые слезы. — И ты не смеешь разрушать ее только лишь из-за своей трусости. Из-за боязни, что один раз в жизни тебе нужно стать таким, каким тебя хочет видеть кто-то другой!

— Знаешь ли, жить сообразно твоим ожиданиям еще куда ни шло. Но вот умирать из-за них как-то не хочется.

— О, все верно. Я забыла, что ты сам себя объявил трусом, у которого в сердце нет ни капли чести. Интересно, существует ли для тебя что-нибудь в этом мире, из-за чего ты отважился бы на бой? Такое, ради чего не страшно умереть? Что-то возвышенное или дорогое, дороже самой жизни?

«Это ты». Прозвеневшие в душе Саймона слова не слетели с его губ.

— Такого нет, — подытожила Катриона, не дождавшись ответа. — А я надеялась на иное. Ладно, в таком случае боюсь, что мне придется уволить тебя.

— Не понял — что? — тихо спросил Уэскотт, чувствуя, как пробуждаются самые необузданные демоны его характера.

— Не притворяйся, что не расслышал. Ты уволен. Мне больше не нужны твои услуги. Я сама доберусь обратно в Лондон, даже если придется весь путь пройти пешком.

Саймон терял контроль над собой, его бросало то в жар, то в холод.

— Ты должна мне кое-что, — процедил он, наконец.

Покачивая головой, удивленная такой хладнокровной наглостью, Катриона пошла к куриной клетке Роберта Брюса. Коту повезло, что он находился в другом месте, ибо Катриона рывком опрокинула клетку и стала отрывать днище, помогая себе сердитыми вскриками. В конце концов, женских сил хватило, и в днище обнажился потайной отсек.

Разъяренная Катриона принялась вытаскивать из тайника толстые пачки банкнот и бросать их в сторону Уэскотта. Деньги разлетались в воздухе подобно конфетти и усеивали все пространство между мужчиной и женщиной.

— Забирай! Бери себе все! Вот тебе твоя половина приданого! Вот тебе моя половина. Мне теперь все равно. Можешь тратиться на свои пьянки, можешь проигрывать, можешь развлекать своих проституток. Надеюсь, ты быстро промотаешь эти деньги до последнего пенни и подохнешь от сифилиса в каком-нибудь опиумном притоне.

Она швырнула пустое днище на землю, повернулась и зашагала к арке.

Равнодушно ступая каблуками по нешуточно большому состоянию, как по мусору, Саймон догнал Катриону на полпути к выходу из замка. Он ухватил ее за плечо и рывком повернул к себе.

Пронзая ее взглядом, Уэскотт заявил:

— Я имел в виду совсем не деньги.