Глава 21
Шокированный солиситор

— Не обращайте внимания, — посоветовал Кэм солиситору, застывшему на пороге.

Дворецкий леди Троубридж, бросив единственный взгляд в комнату, мгновенно ретировался со сцены.

Лицо молодого человека стало таким же красным, как и его волосы.

— С вашего разрешения, я вернусь через… в более удобное время.

Джине хотелось провалиться сквозь землю или по крайней мере упасть в обморок, но ее сердце продолжало биться в обычном ритме.

Кэм, поправляя одежду, прошел к библиотечному столу.

— Глубочайшие извинения, сэр, — с поклоном сказал он, — но я совершенно забыл ваше имя. Должно быть, от волнующего нас решения.

— Меня зовут Финкботл, я младший партнер мистера Раунтона. Мы имели удовольствие встретиться на прошлой неделе в гостинице «Улыбка королевы».

— Хорошо, мистер Финкботл. Могу я иметь удовольствие и представить вам свою жену, с которой развожусь?

Джина сделала не слишком грациозный реверанс, ибо колени у нее все еще дрожали.

— Прошу меня извинить за беспорядок в одежде. Я была не готова к вашему появлению. — Она словно порицала бедного солиситора, чего никогда бы не сделала истинная герцогиня. — Но это целиком наша вина. Простите, сэр.

— Могу я вернуться чуть позже?

— Нет-нет. Полагаю, вы пришли, чтобы поговорить о… — Джина запнулась, выбирая слова. — О нашем разводе. Пожалуйста, садитесь.

— Мистер Раунтон поручил мне информировать вашу светлость о том, что ваше намерение остаться в Англии только на неделю весьма нецелесообразно, — доложил мистер Финкботл.

— Какого дьявола ему требуется столько времени? Герцогиня хочет вступить в повторный брак немедленно, а я должен вернуться в Грецию.

— Мистер Раунтон осведомлен о вашем желании… — пробормотал Финеас Финкботл.

Он никогда не был горазд на выдумки, поэтому бумаги о разводе герцога и герцогини жгли ему нагрудный карман. Но приказ Раунтона был предельно ясен: не спешить.

— Я ожидаю сообщения от мистера Раунтона в течение одного-двух дней. Я остановился в ближайшей деревне и…

— О нет, — сказала Джина. — Леди Троубридж будет рада, если вы останетесь здесь. Мы бы не хотели, чтобы из-за нас вы жили в скучной деревенской гостинице. Я настаиваю и сейчас же поговорю с хозяйкой дома. Ваша светлость, мистер Финкботл.

Она сделала реверанс, не глядя на мужчин, и покинула библиотеку, надеясь, что это выглядит как достойный уход герцогини, а не как позорное бегство.

— В какой юридической корпорации вы обучались? В Линкольне?

— К сожалению, нет, — ответил мистер Финкботл, явно не стремясь к продолжению беседы на эту тему.

— В Серженте?

— Я обучался на континенте.

— А! — произнес Кэм, устремив задумчивый взгляд на огненно-рыжие волосы молодого человека. — Вы, случайно, не француз?

— Среди моих предков были французы.

— И давно вы работаете у Раунтона?

— Не очень, — вежливо ответил Финкботл.

По мнению Кэма, что-то в этом человеке не соответствовало его чопорной одежде солиситора. Что-то неуклюжее было в его манере двигаться, словно он вот-вот споткнется о собственные ноги.

Нельзя сказать, чтобы Эсма так уж радовалась соседству с мужем. Леди Троубридж извиняющимся тоном объяснила, что имела огромные трудности с рассаживанием гостей.

— Как хорошо, что вы и лорд Роулингс цивилизованные люди, — призналась она Эсме.

— Мы с Майлзом не возражаем. В конце концов, он ведь мой муж.

— Приятно слышать. — Леди Троубридж похлопала девушку по руке. — Тем не менее, если не чувствуешь близости, не захочешь сидеть рядом.

— Пожалуйста, не волнуйтесь, — успокоила хозяйку Эсма. — Добрый вечер, как поживаешь? — спросила она мужа, принимая от слуги порцию шпигованной телятины.

Майлз просиял. Он не был красив или слишком одарен, зато всегда находился в добром расположении духа и сейчас, увидев, с кем его посадили, не выразил неудовольствия. Совсем наоборот.

— Прекрасно! Рад нашей встрече, дорогая. Признаюсь, я хотел спросить тебя, что нам делать с церковью. Викарий пишет, что колокольня уже разваливается.

— О, дорогой, у него же в прошлом году было восемьсот фунтов для перестройки кладбищенской ограды.

— Так много? Я предполагал, что у него есть довольно крупная сумма, хотя не знал, сколько именно. Тогда не следует ли нам отремонтировать колокольню? Поместье, кажется, в приличном состоянии, даже сам не знаю, почему.

— Будет очень досадно, если колокольня рухнет, — заметила Эсма.

Еще один пример врожденной порядочности Майлза. Он спрашивал ее мнение и вообще продолжал считать ее своей женой, а многие на его месте давно бы уже развелись с ней.

— У тебя все в порядке, Эсма? Ты не выглядишь веселой, какой я привык тебя видеть.

— О да, — мрачно сказала она.

У мужа были добрейшие глаза, такие Эсма видела у пасущихся телят, и она моргнула, прогоняя непрошеные слезы. Он взял под столом ее руку.

— Возможно, я не лучший из мужей, но очень тебя люблю. Что мне сделать, чтобы развеселить тебя?

— Я хотела бы кое о чем спросить, — начала Эсма.

Боже, задавать столь деликатный вопрос здесь, у всех на виду! Она быстро огляделась и, к своему облегчению, поняла, что никто не обращает на них внимания. В конце концов, есть и более интересные вещи, чем цивилизованная беседа супружеской пары.

— Я к твоим услугам, — заверил он и сжал ее руку.

Тогда, понизив голос до шепота, Эсма спросила:

— Ты все еще хочешь наследника, Майлз?

Глаза у него расширились от изумления, он даже стал заикаться.

— Но ты… ты… ты была…

— Да, я много что говорила. Когда мы поженились, я была очень юной, Майлз. Теперь я на десять лет старше и понимаю свои обязанности.

— Мой племянник, — начал Роулингс и остановился. — Ты совершенно уверена, моя дорогая?

Взглянув на полное лицо мужа, а затем на еще более полное тело, она засомневалась. Но сколько раз может потребоваться на осуществление этого желания? Наверняка всего лишь несколько, пусть и неприятных, совокуплений, и потом у нее будет ребенок. Она сжала под столом его руку.

— Я с радостью поставлю точку на моих глупо прожитых годах, Майлз. Я не имею права лишать тебя наследника.

Он слегка покраснел.

— Честно говоря, дорогая, это было моим самым заветным желанием. Последние несколько лет я особенно чувствую, как мне не хватает сына. Только… — Он пожевал губу. — Я должен обсудить это с леди Чайлд.

Эсма вздрогнула:

— Это необходимо?

— Ребенок очень многое изменит в нашей жизни. Когда он появится, мы с тобой должны будем жить вместе. Мне придется отказаться от моего дома на Портер-сквер.

— Разве обязательно что-то менять? Почему нельзя жить, как раньше?

— О нет, — ответил Майлз на удивление твердо. — Мне надо жить в доме, подавая хороший пример. Мы оба должны проявлять большую осторожность, так лучше для ребенка.

Эсма всегда замечала нелепость и уж тем более не пропустила ее в этом разговоре.

— Возможно, если мы сохраним дом на Портер-сквер, ты сможешь… навещать там леди Чайлд.

— Это будет неправильно. Леди Чайлд удивительная женщина, она изменила мою жизнь. Я уже никогда и никуда не опаздываю. В прошлом году я даже произнес речь в парламенте! Конечно, ее написала она. Так что мне следует очень деликатно обсудить с ней этот вопрос.

— Я уверена, что леди Чайлд все поймет. Имея собственных детей, она знает, насколько это важно для тебя.

— Если она даже бросит меня, это будет ничто по сравнению с великим счастьем иметь семью.

— Боже мой! — Эсма внимательно посмотрела на мужа. — А я и не знала, что ты настолько одержим идеей воспроизводства.

— Когда мы только поженились, мне было наплевать, — согласился Майлз. — Но я не становлюсь моложе, дорогая, эта идея начала крепнуть во мне, и ничего с ней уже не поделаешь. — Он вдруг поцеловал жену в щеку. — Для меня это слишком важно.

В его сияющих глазах Эсма увидела свое будущее. Скандально известная замужняя женщина превратится в семейную матрону, будет жить с мужем, показывая хороший пример детям. К несчастью, Эсма не слишком любила быть обремененной твердыми моральными устоями.

— Скажем, дня через два? — спросил Майлз.

Сначала она не поняла, о чем он говорит.

— Этого времени мне будет достаточно, чтобы обсудить ситуацию с леди Чайлд.

Наконец до Эсмы дошло, что муж имеет в виду. Очевидно, их семейная жизнь начнется сразу после того, как леди Чайлд одобрит (вероятно) его план.

— Ты прелесть, Майлз! Очень благородно с твоей стороны быть столь откровенным с леди Чайлд.

Он покраснел до слез и что-то пробормотал в ответ. Эсма медленно обвела взглядом длинный обеденный стол. Конечно, Себастьян сидел рядом с невестой. Джина весело смеялась, а он наклонил голову, чтобы услышать, что она ему говорила. Волосы у него блестели в свете канделябров.

Позволив себе мимолетное удовольствие полюбоваться маркизом, Эсма вздохнула и повернулась к мужу, который с сочувствием смотрел на нее.

— Мне очень жаль, дорогая, — тихо сказал он. Майлз был не только чрезвычайно милым, но еще и понятливым. Слишком понятливым для мужчины. Справившись с раздражением, она выдавила слабую улыбку.

— Ты хорошая женщина, Эсма. И не думай, что я этого не знаю.

— Вряд ли за этим столом хоть кто-нибудь согласится с тобой, — фыркнула она.

— И будут не правы, — с улыбкой ответил Майлз и повернулся к соседу.

Эсма повернулась к Берни. Но даже плечи Берни потеряли для нее привлекательность. Более того, ее поклонник стал выглядеть каким-то побитым и раздражительным, а это говорило о том, что пора отпустить его на волю.

— Как сегодня охота? — с натянутой улыбкой спросила она.

Слушая краем уха рассказ о кончине трех уток, куропатки и двух зайцев, Эсма старалась представить себя в постели с Майлзом. Невозможно! Даже представить такое невозможно. Десять лет, после нескольких недель брака, они практически не спали вместе. И к чему привела ее импульсивность?

Тем не менее ребенка Эсма Роулингс хотела больше, чем скандальной известности. Она хотела ребенка, хотела прижимать его к груди, баюкать, целовать. Она устала от мускулистых рук и обольщающих взглядов. Она готова променять все это на милую пушистую головку. Думая о своем будущем ребенке, она так улыбалась Берни, что он забыл недавно посетившую его мысль о том, что леди Роулингс просто флиртует с ним.

— Послушайте! — воскликнул он, сжимая ей руку.

Эсма поморщилась. Рука и так болела от пожатий мужа.

— Я хотел спросить, могу я вечером пригласить вас на первый танец?

Она вспомнила, как танцевала с Майлзом, который, словно умирающая рыба, с трудом двигался по танцевальной площадке.

— Я буду рада оставить за вами не только первый, но второй танец, если хотите.

Берни просиял. В последнее время он решил, что леди Роулингс слишком недоступна. Значит, был не прав.