Глава 2
Неприятная встреча герцога с поросенком и солиситором
«Да, кто бы усомнился, что мы наконец причалили к английскому берегу», — раздраженно подумал Камден Серрард, стряхивая с полей шляпы дождевую воду. Его итальянские ботинки хлюпали по речной грязи, дождь лил как из ведра, и сквозь эту белую стену герцог не мог различить конец тропы, ведущей от причала.
— Осторожнее, сэр!
Кэм повернулся, однако не успел ничего предпринять. Мимо резво промчался сбежавший откуда-то поросенок. Маленькие твердые копыта весьма ощутимо протопали по забрызганным грязью ботинкам герцога.
Кэм уныло пошел в том направлении, где, судя по огням, мог находиться постоялый двор. Какого дьявола они причалили к этой Богом забытой пристани на самой окраине Ридлсгейта? Правда, капитан «Розы» без тени раскаяния признался, что допустил маленькую навигационную ошибку, и в качестве извинения утешил их, что до Лондона всего несколько часов езды почтовой каретой. Но с точки зрения Кэма, столица Англии с таким же успехом могла быть и на другом континенте, ибо насколько хватало глаз во всех направлениях тянулись грязные соленые отмели.
Войдя в гостиницу, Кэм буквально остолбенел. Оказывается, за то время, пока опередивший его слуга Филлипос заказывал ему комнату, поросенок успел присоединиться к обществу и теперь рыскал между стульями. Кроме Филлипоса, наглого животного и хозяина гостиницы, в помещении находился единственный посетитель: белокурый господин, читающий у огня, который едва поднял глаза на Кэма.
Зато хозяин Джон Мамби, увидев широкоплечего аристократа, стоявшего на пороге, тут же бросился ему навстречу:
— Добрый день, ваша светлость! Для меня большая честь принять вас в моей скромной гостинице «Улыбка королевы». Не желаете чего-нибудь освежающего?
— Принеси чего-нибудь на свое усмотрение. — Кэм сбросил плащ в протянутые руки Филлипоса. — И будь любезен, не называй меня, пожалуйста, «ваша светлость».
Мамби с недоумением заморгал, но быстро оправился.
— Конечно, милорд, — лучезарно улыбнулся он. — Да, сэр. Проходите, сэр. Лорд Перуинкл, я бы попросил вас убрать этого поросенка, мы не впускаем домашний скот в общественное помещение.
Белокурый господин поднял голову.
— Черт возьми, Мамби, — обиженно сказал он. — Во-первых, ты сам только что разрешил оставить животное в комнате. Во-вторых, тебе известно, что проклятая свинья не имеет ко мне никакого отношения.
— Поросенка купил ваш кучер, — с неопровержимой логикой ответил хозяин, — и у меня нет сомнений, что он вернется за ним, как только починит ось вашего экипажа. Если у вас нет возражений, сэр, то мой сын отнесет его обратно в сарай.
Перуинкл кивнул, после чего поросенок был лишен свободы и унесен под дождь.
Кэм сел в удобное кресло перед камином, испытывая приятное чувство возвращения домой. Он покинул Англию неопытным восемнадцатилетним мальчишкой, преисполненным ярости и отчаяния… но всегда с любовью вспоминал дымно-пшеничный запах английских пабов. «Ничего лучше этого нет», — подумал он, когда появился Мамби с кружкой горячего эля.
— Или вы предпочитаете коньяк? — спросил хозяин гостиницы. — Должен вам признаться, сэр, что мой друг время от времени подбрасывает мне пару бутылок… через заднюю дверь. Приятная вещь, хоть и французская.
«И этот друг, видимо, капитан „Розы“, — лениво подумал Кэм. — Безрассудный парень занимается контрабандой, чего же удивляться, что мы причалили в такой глуши».
Герцог сделал основательный глоток из кружки. Превосходный эль, контрабандный бренди. Жизнь явно улучшается.
— Предлагаю начать с жареного фазана, — сказал Мамби, — а затем будет кусочек свежей свинины.
— Насколько свежей? — с беспокойством спросил Кэм. Ему совсем не хотелось получить на обед знакомого поросенка.
— Забита на прошлой неделе, — уверил хозяин. — Висела, пока не достигла совершенства. Моя жена прекрасно готовит, сэр. Вы можете сами в этом убедиться.
— Хорошо. И бренди, если у вас есть.
— Да, сэр! — пропел Мамби, представляя себе увеличивающийся столбик блестящих монет.
По ходу дела выяснилось, что в гостинице есть мишень для метания дротиков, и вечером Кэма ждала еще одна неожиданность. Оказывается, лорд Перуинкл был не только мастером по части дротиков, но и страстным любителем рыбной ловли, которую обожал и Кэм. Потом герцог узнал, что они с Таппи Перуинклом посещали одну и ту же школу, правда, с разницей в пять лет. Оба легко сблизились, что свойственно только людям, которые выросли в одних и тех же условиях или слишком много выпили одного и того же французского коньяка.
Когда Мамби спросил, не желает ли Кэм нанять утром карету, герцог отказался. После утомительного сорокапятидневного путешествия из Греции и шторма в Бискайском заливе он не видел необходимости сразу мчаться в Лондон, где ему предстояла встреча с обузой-женой. Таппи его поддержал, ибо и сам пять лет назад расстался с супругой.
— Как-то, придя в ярость, она уехала к матери и больше не вернулась. А я, устав от ее бесконечных жалоб, не потребовал ее назад. С тех пор мы живем врозь.
— Передай моему солиситору, чтобы приехал ко мне, — приказал герцог Филлипосу. — Я хорошо оплачиваю его услуги. Он может присоединиться ко мне за завтраком.
Филлипос не переставал восхищаться способностью хозяина наилучшим образом воздать должное еде и питью, а на следующее утро выглядеть так, словно ничего и не было. Но он все же сомневался, что утром герцог действительно пожелает увидеться с солиситором, если принять во внимание третью, еще не открытую бутылку французского коньяка, стоявшую на столе. Тем не менее, поклонившись, Филлипос незамедлительно отправил срочное послание в столицу с требованием, чтобы мистер Раунтон, эсквайр, из адвокатской конторы «Раунтон и Раунтон» встретился за завтраком со своим уважаемым клиентом Камденом Серрардом, герцогом Гертоном.
Имея богатый, слишком богатый опыт общения с покойным герцогом и здраво рассудив, что Камден Серрард, пожалуй, мало чем отличается от своего отца, Эдмунд Раунтон счел разумным прибыть на встречу днем, когда молодой герцог станет после завтрака менее раздражительным.
Около двух часов дня адвокат чопорно вышел из кареты у гостиницы «Улыбка королевы», ощущая неприятные спазмы в желудке.
— Добрый день, мистер Раунтон, — сказал герцог, вскакивая со стула.
«У него отцовские глаза, хотя более веселые, — подумал адвокат. — А покойный герцог своими злобными черными глазами и белым цветом лица походил на Вельзевула».
Солиситор учтиво поклонился:
— Ваша светлость, рад видеть вас в таком добром здравии. Рад, что вы вернулись на родину.
— Да, да, — ответил Камден, указывая ему на стул. — Я давно не был в Англии, и мне требуется ваша помощь.
— Если это в моих силах, то конечно. Я всегда готов служить вашей светлости.
— Тогда перестаньте называть меня «вашей светлостью». Я не люблю формальности.
— Хорошо, ваша… разумеется.
Адвокат оглядел своего небрежно одетого клиента. Без сюртука! Рукава белой рубашки закатаны до локтя и открывают мускулистые руки. Честно говоря, Раунтон находил подобную неформальность отнюдь не привлекательной.
— Я собираюсь аннулировать мой брак, — начал герцог. — И полагаю, что это не займет слишком много времени. Как всем известно, брак не был настоящим и никогда им не будет. Сколько времени потребуется на составление документов? — Раунтон удивленно моргнул. — Да, и пока я здесь, мне нужно увидеться с Биксфидлом. Не потому, что я недоволен его управлением и собираюсь внести какие-то изменения. Просто хочу убедиться, что все в прекрасном состоянии. Это для Стивена. — У адвоката отвисла челюсть, и Камден прибавил: — Разумеется, я выделю хорошее содержание жене. Она проявила удивительную любезность в отношении этого дела.
Мистер Раунтон заставил себя встряхнуться.
— Значит, вы желаете аннулировать свой брак, ваша светлость? — уточнил он.
— Вот именно.
— И насколько я понял, желаете передать поместье вашему кузену… графу Слейду?
Черт побери, герцог выглядит абсолютно нормальным, хотя и чужд условностям. Одет весьма неряшливо, волосы у него почему-то стоят дыбом, но он, кажется, не пьян.
— В конце концов поместье и титул все равно перейдут к Стивену или его сыну. Я им не пользуюсь. Я дал слово отцу, что не притронусь к его поместью, и никогда не брал оттуда ни пенни.
— Но… как же… ваш наследник, ваша жена, — пробормотал Раунтон.
— Кроме Стивена, у меня нет других наследников, — заявил герцог. — И у меня нет жены, это одно название. А поскольку я не намерен снова вступать в брак, то хочу освободиться от поместья, и как можно скорее.
— То есть вы хотите аннулировать ваш брак, но другую жену иметь не собираетесь.
— По-моему, я выразился достаточно ясно! — Герцог начал проявлять нетерпение.
. — Подготовка документов — относительно простая задача, ваша светлость. Но судебный процесс требует времени. На него уйдет больше недели.
— Даже при наших обстоятельствах? Несмотря на то что я не видел жену лет одиннадцать или двенадцать? Только глупец может подумать, что у нас когда-либо были брачные отношения.
— Вряд ли у вас могут возникнуть проблемы, связанные с юным возрастом вашей супруги, — ответил Раунтон. — Тем не менее судопроизводство требует утверждения в парламенте, а также регентом. Это быстро не делается. Боюсь, вы должны смириться с длительным пребыванием в Англии.
— Я не могу. У меня срочные дела в Греции.
— Но вам непременно… — попытался вставить Раунтон.
— Нет! — И солиситор понял, что решение окончательное. — Я становлюсь безумным, если надолго покидаю свою мастерскую. Вам нужен тут сумасшедший герцог, бродящий по сельской местности? Почему бы вам не подумать над тем, как сделать все за несколько дней? — Герцог встал, что означало конец беседы. — Я подпишу бумаги, а об остальном вы можете позаботиться сами.
Раунтон медленно поднялся, успев представить, сколько его ждет юридических препятствий.
— Тогда мне придется часто беспокоить вас до вашего отъезда, милорд. Герцог кивнул.
— Думаю, я останусь в этой гостинице еще на пару дней, — сказал он. — Я слышал, тут есть отличные места для рыбалки. Почему бы вам не навести справки и, не вернуться сюда завтра?
— Я сделаю все от меня зависящее, — ответил Раунтон.
Да, молодой герцог действительно похож на своего отца: оба хотели невозможного, и обоим это требовалось еще вчера.
— В таком случае я заранее благодарю вас и жду к обеду. — Герцог поклонился.
Вернувшись в свою лондонскую контору, расположенную в здании Четырех юридических корпораций, Раунтон долго размышлял над создавшимся положением. Ясно как день, что герцог собирается аннулировать свой брак и уехать обратно в Грецию, или где он там еще проводил время последние двенадцать лет. А ведь речь шла о судьбе герцогства Гертон, которому служили его отец и дед.
И будь он, Эдмунд Раунтон, проклят, если допустит, чтобы старинное, уважаемое герцогство попало в чужие руки по прихоти высокомерного молодого ничтожества, интересующегося только обтесыванием кусков мрамора и не понимающего значения собственного титула.
— Я не позволю тебе это сделать, мой мальчик, — бормотал адвокат, ходя вокруг письменного стола.
Конечно, он мог понять, отчего герцог уехал за границу. Даже спустя двенадцать лет Раунтон помнил искаженное яростью лицо юноши, когда он бормотал клятвы, женясь на девочке, которая до того утра была, как он думал, его кузиной. Ничего удивительного, что новобрачный после церемонии сбежал и никогда больше не показывался в Англии. Даже на похоронах собственного отца.
— Упокой его душу, Господи, — невольно сказал Раунтон и прибавил: — Старый ублюдок.
Кроме того, граф Сплейд, единственный наследник герцога, хотя и представлял консерваторов в Оксфордшире, давно не пользовался своим титулом. Но это не имело значения, потому что Сплейд ничуть не лучше своего кузена. Слишком увлечен политикой. Он до сих пор не женат и не собирается, хотя старше Гертона ему сейчас уже тридцать шесть лет. Сплейд так и умрет в своей палате общин, Гертон считается женатым, но холостяком развратничает в Европе. А герцогство тем временем погибнет. Обреченное. Вымирающее.
Адвокат горестно вздохнул. Ему не удалось произвести наследника мужского пола, так что его старая уважаемая фирма «Раунтон и Раунтон» тоже попадет в чужие руки, когда он удалится от дел. Желудок опять скрутило болью; Пусть Гертон поступает, как хочет. Пусть отбрасывает свою родословную. Пошло все к черту!
Раунтон раскрыл газету, аккуратно лежавшую на письменном столе. Чтобы уменьшить боль при очередном приступе расстройства пищеварения, доктор рекомендовал адвокату в это время какое-нибудь спокойное занятие вроде чтения. Несколько секунд Раунтон безразлично просматривал светскую хронику, механически читая новости о легкомысленных поступках легкомысленных особ, пока ему вдруг не бросился в глаза следующий пассаж:
«Мы весьма обескуражены последней тенденцией в высшем обществе. Красивая молодая герцогиня Г., которая, без сомнения, не может пожаловаться на скуку и отсутствие развлечений в столице, ибо получает множество приглашений на любое из них, предпочла загородный дом леди Троубридж, где появилась вместе со своим домашним учителем истории. По слухам, этот учитель — красивый молодой человек… Остается лишь надеяться, что герцог вернется из-за границы и сам развлечет свою жену».
Раунтон прищурился, забыв о боли в желудке и чувствуя новый прилив энергии. Нет, он не уйдет в отставку, пока не спасет родословную Гертона. Это будет его последний акт верности, последний и лучший подарок герцогам Гертонам от преданных Раунтонов.
Он по крайней мере делал все возможное, чтобы произвести маленьких солиситоров, которые бы унаследовали фирму. Им с Мэри Бог не дал мальчиков, так уж получилось. Но у герцога есть совершенно здоровая молодая жена, и он, черт возьми, мог бы попытаться сблизиться с ней перед своим возвращением на континент.
— Я заставлю тебя сделать это, — твердо произнес Раунтон.
В его голосе звучала уверенность человека, привыкшего спорить с законом — и ничтожными людьми, — отстаивая интересы своих клиентов.
— Более того, — решил адвокат, — ради созидания я пойду даже на хитрость.
Одному Богу известно, сколько раз старый герцог требовал от него умения обходить закон, и он научился этому. Ему будет нетрудно заставить нового герцога плясать под свою дудку.
