Глава 15
Герцогиня в дезабилье
Кэм убедил себя, что ему незачем беспокоиться по поводу значительной выпуклости на его вязаных панталонах. Джина явно была девственницей, и, судя по тому пиетету, с каким относился к ней Боннингтон, она вряд ли знает, чем вызвано плачевное состояние панталон мужа. Если она вообще это заметила. Всем известно, что девственницы не имеют ни малейшего представления о мужской физиологии.
— Я пришел взглянуть на письмо шантажиста, — сообщил он, направляясь к столику, на котором стоял графин с бренди. — Могу тебя поздравить, ты неплохо разбираешься в напитках. Какого дьявола они дали тебе всего один бокал?
Кэм оглядел комнату, потом удовлетворенно кивнул и взял стакан для воды, стоявший рядом с кроватью.
— Мне дали всего один, потому что я сплю одна.
Наливая бренди, он думал о нотке сожаления, которое уловил в ее голосе. Или ему просто хотелось это услышать?
В следующий момент Кэм вынужден был изменить свое представление о непорочной девственности. Когда он повернулся, взгляд Джины зачарованно скользил по его телу и вдруг замер, очевидно, на его панталонах. Кэм подавил желание прикрыться руками.
— Увидела что-нибудь интересное? — спросил он. Джина спокойно отвернулась. Ни тени замешательства!
— Конечно, — сказала она бесцеремонно-любезным тоном.
Подобным тоном убеждают женщину, что она нисколько не располнела, когда она беременна или недавно съела половину мясной туши.
— Вот и славно, — ответил Кэм, не найдя более остроумного замечания.
Неужели канули в Лету времена, когда девственницы кричали от ужаса, впервые увидев мужское достоинство? Видимо, он слишком долго прожил за границей.
Джина пристально смотрела на огонь в камине. «Выглядит так, будто ее ничто на свете не интересует, — подумал Кэм. — Она просто бесстыдна в своем безразличии». Подобное оскорбление могло бы заставить безнравственного мужчину бросить такую женщину на ее собственную кровать.
Но ему, конечно, это неинтересно, это обычное возбуждение, которое чувствует мужчина, видя перед собой полуодетую женщину.
— Ты не могла бы накинуть халат? — спросил он. Джина подняла брови и сделала еще глоток бренди.
— В комнате довольно тепло, а ты мой муж. Но если ты настаиваешь…
Она, грациозно пожав плечами, поднялась с кресла, прошла мимо него к кровати. Лоскуток одежды из тончайшего бледно-желтого щелка, льнущий к ее стройным бедрам, настолько изысканно драпировал и одновременно подчеркивал их линию, что этому позавидовали бы совершенно неодетые статуи.
Конечно, Джина набросила не какой-то там плотный льняной халат. Пеньюар был под стать ее дезабилье, только большую его часть составляли кружева. И он, естественно, ничего не скрывал. Когда она шла обратно, едва различимое шуршание показалось возбужденному Кэму одним из самых соблазнительных звуков, которые он когда-либо слышал. В воображении рисовались гладкая кожа и нежные линии живота.
Она вдруг опять вскочила с кресла.
— Я забыла письмо.
Джина направилась к шкафу. Кэм проклинал свое вышедшее из-под контроля тело и, глядя на огонь, пытался ослабить напряжение в чреслах.
Его жена играла с ним. Она — полная противоположность девственнице. Возможно, она спала и с Боннингтоном, и с Уоппингом, и с сотней других мужчин. Ленивая манера, с какой она двигалась, не была походкой девственницы. Кроме того, всем известно, что сидя девственницы сдвигают колени, скрещивают ноги в лодыжках и краснеют при одной мысли о мужчине в их спальне.
Но это была его жена, которая вызвала его в Англию, чтобы он перед всем парламентом засвидетельствовал ее невинность, которая пила бренди и носила одежду, какую мечтала бы назвать своей любая Киприда.
Она вернулась, держа в руке сложенный лист.
— Ты делаешь это каждый вечер? — с негодованием спросил герцог.
— Что именно? — Во взгляде кроткое удивление.
Черт побери, неужели ей не ясно, что огонь камина подчеркивает каждую линию ее бедер и длинных ног? Он разглядел даже округлый холмик между ее бедрами. Положение становилось просто нелепым.
— Ты всегда сидишь тут, как райская птица, пьешь бренди и, полуодетая, развлекаешь мужчин? — грубо осведомился Кэм.
Джина усмехнулась.
— Это и есть жизнь куртизанки? Признаться, я думала провести не столь мирный, а намного более… суровый вечер. Но я склоняю голову перед вашим знанием предмета.
Кэм промолчал. А что он мог ответить? Его жена оказалась той еще девственницей.
— Господи, вы уже совершенно побагровели, ваша светлость! — будто лишь сейчас заметив, воскликнула она. — Я предупреждала, что в моей комнате жарко. Но к ответу на ваш вопрос. Я предпочитаю мыться вечером, и мои волосы очень медленно сохнут. Во время работы я имею обыкновение пить бренди. Оно действует так успокаивающе, вы не находите? — Она почти ворковала. — После небольшого количества бренди я ощущаю приятное расслабление и ночью великолепно сплю.
«Ведьма. Она умышленно старается довести меня до безумия, только неясно зачем», — подумал он. Но это игра для двоих.
— Что же у тебя за работа, которую ты находишь столь утомительной моя дорогая? Как твой муж, я готов снять часть ноши с твоих плеч. — Кэм глотнул бренди и нагло ухмыльнулся. — Но супружеское участие в постели я нахожу более расслабляющим, чем спиртные напитки. Если бы я имел счастье быть женатым, я говорю о настоящем браке, я бы даже настаивал, чтобы моя жена еженощно успокаивала себя подобным образом. А еще лучше, чтобы я по мере сил помогал ей в этом достойном стремлении.
— О, какой бы счастливой женщиной она была. И сами бы управляли делами поместья? Или бы это ей пришлось нести двойную ношу?
Кэм хотел самодовольно улыбнуться, но вдруг нахмурился.
— Какие дела поместья?
Джина указала ему на кипу бумаг, лежавшую рядом с ее креслом.
— Вашего поместья, которым я временно управляю. Но после развода я, конечно, перестану этим заниматься.
— Я думал, всем занимаются Раунтон и Биксфидл. Какого дьявола они тебе докучают?
— Биксфидл не может самостоятельно принимать важные решения. Ты должен был знать, что в основном именно я занимаюсь всеми делами. Я уже писала тебе о проблемах.
— Но я не предполагал, что ты над ними работаешь. Я думал, Биксфидл просто консультируется с тобой раз или два в год.
— Конечно, — фыркнула Джина и снова указала на кипу бумаг. — Вопросы Биксфидла за этот квартал. И все требуют срочного внимания.
— Проклятие! — Кэм схватил первый лист. Это была записка Биксфидла по поводу налогов. — Кто эти люди? Генри Полдерой и Альберт Томас из Верхнего Гертона. Эрик Хорн и Бесси Миттинс из Нижнего Гертона.
— О, дорогой, Бесси опять ждет ребенка.
— Она прислуга в доме?
— Нет, эти люди живут в деревне. Ты же помнишь, что в поместье две деревни? Генри Полдерой был кузнецом, но прошлой зимой повредил руку и не может работать. У него три маленьких сына, все родились в один день. Это был замечательный день, Кэм! Миссис Полдерой очень просила меня быть крестной матерью. К счастью, я оказалась в деревне, когда родился первый ребенок, Генри. Я навестила своего крестника. У миссис Полдерой опять начались схватки, и на свет появился второй сын! Мы назвали его Джеймсом. Он такой красавчик. Не успели мы его обмыть и запеленать, родился Камден.
Джина кивнула.
— Он твой. Кажется, в деревне три Камдена, включая Камдена Уэбстера в соседнем приходе.
— Какого дьявола они называют своих детей в мою честь?
— Ты же хозяин поместья. Ты владеешь землей, на которой они живут, они зависят от твоей поддержки. Если ты лишишь их прав на выпас, они умрут с голоду. Если ты лишишь их денежных средств, они попадут в долговую яму.
Не зная, что ответить, герцог снова взглянул на лист, который держал в руках.
— А что случилось с Бесси Миттинс?
— Ничего, если не брать в расчет, что она без конца производит на свет детей.
— И чем зарабатывает на жизнь ее муж?
— О, мужа у нее нет, — весело ответила Джина. — Боюсь, она распущенная женщина. Она говорит, что не в состоянии пропустить ни одного двуногого, а таких, я думаю, в Нижнем Гертоне хватает. В этом отношении, — хихикнула она.
Кэм улыбнулся.
— Ты хочешь сказать, что присутствовала при рождении детей Генри Полдероя?
— Кроме первого. Но Джеймс и Камден родились при мне.
— Значит, с тех пор как я покинул Англию, произошли важные изменения? Могу поклясться, что раньше девственницам запрещали присутствовать при родах.
— Незамужним женщинам — да, — согласилась Джина.
— Но ты ведь не замужем, по крайней мере в полном смысле этого слова.
— Я — герцогиня. Для миссис Полдерой или Бесси Миттинс не имеет значения, когда ты покинул меня, в брачную ночь или на следующий день. Им нужна герцогиня и она у них есть.
— А почему мы платим за соседний приход? — спросил Кэм, заглядывая в лист. — Кажется, это земля Стаффорда?
— Он постоянно отсутствующий помещик. Ему плевать на своих людей, и они умрут с голоду, если мы не поможем. К счастью, наше поместье весьма доходное.
— А я считал, что это мы отсутствующие помещики, — удивленно сказал Кэм. — Я думал, ты жила в Лондоне.
— Жила, — слегка пожала плечами Джина. — Но последние пять лет я провожу около полугода в Гертоне. Нельзя успешно вести дела поместья без своего личного контроля и постоянного внимания.
— Будь я проклят, если не выгоню Биксфидла, — процедил Кэм: — Мои указания были предельно ясными. После того как мой отец стал прикован к постели, всеми делами поместья должен был заниматься Биксфидл.
— Я — герцогиня Гертон, — повторила она. — Я уже двенадцать лет герцогиня и восемь лет управляю поместьем.
— Я знаю, сколько лет мы женаты! — Он схватил второй лист. — Что здесь насчет твида?
— Я пыталась возродить производство твида в деревне, но последние несколько лет случались засухи, а без хорошего урожая овцеводство невозможно.
Внутри у Кэма начал образовываться неприятный комок вины, он швырнул листы на столик, но они разлетелись по полу.
Ты превращаешь хозяйство в благотворительное предприятие. Мой отец не похвалил бы за это.
— Если бы твой отец не выжимал отсюда каждый цент, ничего не вкладывая, мы бы не имели сейчас нищих арендаторов.
Кэм снова ощутил приступ вины. К счастью, он давно уже стал большим специалистом по игнорированию неудобных для него чувств, а потому тут же забыл об этом, позволив взгляду медленно скользить от ярких губ Джины к ее длинной стройной шее. Когда он, испуганный бурной реакцией на то, что было, в конце концов, только шеей, поднял голову, Джина протянула ему сложенный лист.
— Это письмо шантажиста, — сказала она, поднимаясь с кресла. — Могу я предложить вам еще бренди, ваша светлость?
— Почему вдруг опять «ваша светлость»? — раздраженно спросил герцог. — Только что ты называла меня по имени.
Плеснув себе буквально пару капель золотистой жидкости, Джина повернулась и взяла у него стакан.
— Ты мне надоел. Осмелюсь предположить, что подобное чувство ежедневно испытывают твои близкие знакомые, и вряд ли я от них отличаюсь.
Кэм уже хотел извиниться, но передумал. Он никогда не извинялся. Самое полезное, чему его научил отец, это никогда не признавать свою вину.
— Насчет моих близких знакомых ты, может, и права. Боюсь, Марисса порой выражает недовольство.
— Я в этом уверена.
Он ждал продолжения, но, поскольку его не последовало, наконец спросил:
— Не хочешь узнать, кто такая Марисса?
— Думаю, это полная молодая леди, которая служила моделью для твоих богинь, — спокойно ответила Джина, подавая ему стакан с бренди и садясь в кресло. — Видимо, она твоя близкая подруга.
Кэм недоверчиво уставился на жену.
— И тебя не интересует, была она моей любовницей или нет? — рявкнул он.
Джина подумала.
— Нет. Как твоя жена, я бы страшно возмутилась, если бы ты превратил мое нагое тело в мраморную подставку для шляп. Но если Марисса довольна своим положением весьма полезной вещи в прихожей, то кто я такая, чтобы возражать.
— Проклятие! Не все мои скульптуры используются в качестве подставки! — закричал Кэм. — Только одна из них.
— Но боюсь, именно твоя подставка для шляп получила в Лондоне наибольшую известность.
— Я не должен был продавать ее Следдингтону. Моя «Прозерпина» не предназначалась для такого использования. Если заглянуть под шляпы, увидишь, что она держит цветы. Мне не следовало продавать ее этому идиоту. Мне даже в голову не приходило, что он найдет ей такое применение.
Джина с сочувствием посмотрела на герцога.
— Знаешь… она… прилично выглядит в его прихожей.
— Ты ее видела? Проклятие, она же голая, Джина! Кстати, что ты делала у Следдингтона?
— Ходила посмотреть знаменитое произведение искусства, созданное мужем. Я слышала про нее от множества людей. По-моему, Следдингтон поехал в Грецию только ради того, чтобы приобрести одну из твоих скульптур. И это, безусловно, придало ему значимости.
— Ублюдок! О чем он думает, показывая молодым женщинам обнаженную статую?
— О, ты не должен беспокоиться. Она не обнаженная.
— Нет?
— Он чем-то обернул ее вокруг талии.
— «Прозерпина, завернутая в пеленку»?!
— Не в пеленку, скорее…
— Верх совершенства! Я известен в Лондоне как создатель «Прозерпины в пеленке».
Джина с трудом подавила зевок.
— Извини.
Кэм развернул листок и прочел вслух:
— «Возможно, маркиз расстроится? У герцогини есть брат». Что это такое?
— Письмо шантажиста. Отправлено в Лондон моей матери.
— Очень странно, — нахмурился Кэм. — Оно совершенно не похоже на первое.
— То я никогда не видела.
— Сначала я даже не поверил, что оно существует, и отец вынужден был показать его. Точно не помню, но почерк вроде бы совсем другой. И оно было на французском.
— Тем не менее автор наверняка тот же самый, — возразила Джина. — Сколько человек могут знать эту тайну? Он пожал плечами.
— К настоящему времени уже сколько угодно. Кому ты рассказывала, что графиня Линьи твоя родная мать?
— Только ближайшим друзьям.
— Чертовски глупо, если ты хотела сохранить в тайне обстоятельства своего рождения.
— Предпочитаю, чтобы меня не называли глупой, — ответила Джина и, проглотив капли бренди, поднялась. — Очаровательный антракт, но я устала.
— Нечего злиться, раз сама виновата. У тебя слишком длинный язык.
— Твое замечание нелепо. Кому бы я ни рассказала о графине Линьи, никто их них не знал, что у меня есть брат.
— Если он действительно существует. Фраза очень странная, как ты думаешь?
— По-моему, скорее насмешливая.
— Именно это я и хотел сказать. «Возможно, маркиз расстроится?» Я помню, отец пришел к выводу, что первое письмо написал кто-то из слуг графини. А человек, плохо владеющий родным языком, вряд ли мог построить вопрос с такой нарочитой развязностью на английском.
Джина прислонилась к стенке камина, и герцог, делая вид, что изучает письмо, разглядывал линию ее бедер и самые красивые ноги из всех, какие ему доводилось видеть. Он продолжал упрямо смотреть на лист, представляя, что почувствует, когда эти ноги обхватят его талию.
Через какое-то время Джина кашлянула, и ему пришлось вернуться к действительности.
— Увидел что-нибудь интересное? — спросила она. Тогда Кэм встал и шагнул к ней.
