Глава 21

– Я целую вечность не получал такого удовольствия! – восторженно воскликнул Джеффри, когда она бросилась ему в объятия.

Джульетте больше всего хотелось бы осмотреть его с головы до ног и забросать тысячами вопросов о стычке, которая доставила рыцарю столько удовольствия. Но у нее ничего не вышло. Он прижал ее к своей груди и одарил таким крепким и долгим поцелуем, что его спутник-индеец протестующе хмыкнул. И тогда он просто поднял Джульетту на руки: одной рукой взял за плечи, а второй подхватил под колени, так что она сложилась чуть ли не вдвое, а ее ягодицы стукнулись о его бедро.

Джульетта спала с ним, целовала его, изучила каждую линию его тела, пока не узнала его лучше своего собственного, но она никогда прежде не осознавала, насколько он силен.

Она понимала, что весит побольше, чем хорошая кипа сена, но Джеффри нес ее так легко, словно пучок соломы. Она обхватила руками его шею, пытаясь убедить себя, что делает это только для того, чтобы ему было удобнее, но на самом деле наслаждалась теплом его тела, проникшим сквозь рукава ее платья, и мощными ударами его сердца у своей груди. Вместе с остальными горожанами Джеффри направился со своей ношей к круглому дерновнику.

Казалось, он в прекрасной форме. Тем не менее Джульетта пообещала себе, что позже непременно обследует его с головы до ног: надо убедиться, что любимый действительно не пострадал в бою.

Индеец произнес несколько слов, и после короткого молчания Джеффри что-то ему ответил. Джульетта решила, что они говорят на языке этого индейца. Казалось, он звучал гораздо более резко, чем французские слова, которые ей приходилось слышать из уст Джеффри, но в то же время в этом языке чувствовалось что-то мистически напевное.

Джеффри вскинул голову и расхохотался.

Джульетту изумила его беззаботность: можно было подумать, что уезжать на битву и возвращаться с победой – для него заурядное повседневное занятие вроде умывания или обеда. И тут она почувствовала знакомый конфликт: желание поверить всему, что Джеффри ей рассказывает, и уверенность в том, что его немыслимые утверждения не могут быть правдой.

А как насчет прыжка через недоверие, который ей так рекомендовала совершить Ребекка? Тело Джульетты пронизала нервная дрожь, показавшая, что она пока не готова к такому прыжку. Однако она дала слово, что на этот день забудет о своих сомнениях, и постаралась разделить веселье Джеффри.

– Что было так смешно?

Она почувствовала, как он провел щекой по ее волосам. А еще – она не была в этом уверена, но так ей показалось – он легко поцеловал ее в макушку.

– Это даме слышать не подобает.

– Откуда ты знаешь, что он говорит? Солдаты говорили нам, что научиться их языку невозможно!

Джеффри вздохнул, словно она глубоко его разочаровала.

– Я уже почти четыре часа провел в обществе этого человека, Джульетта. Помнишь, что я говорил тебе о моем даре к языкам?

– Полученным прямо от Бога.

Она спрятала улыбку, коснувшись щекой его плеча, а он прижал ее к себе крепче, выражая свое одобрение.

– Да. Хотя должен признать, что пока я толком не понял, как зовут этого парня. Придется спросить его еще раз.

Джеффри обменялся с индейцем еще одной стремительной серией щелкающих и гортанных звуков, после чего снова расхохотался.

– Кровь Господня, но он так остроумен – и при этом даже не улыбнется! А может, все так, как мне показалось: его зовут Хромой Селезень. Если бы меня отец наградил таким имечком, я был бы обречен никогда не улыбаться.

Джульетта искоса взглянула на Хромого Селезня, который действительно смотрел перед собой с совершенно непроницаемым лицом. Она часто думала о том, как бы интересно было поговорить с индейцем, но несмотря на ее решение вести себя непринужденно, момент казался неподходящим.

– Когда вы уходили из города, его с вами не было. Откуда он взялся, Джеффри?

– Он мой пленник, захваченный в разгар боя. А может быть, именно из-за этого он и боится улыбаться. Но он же знает, что я намерен получить за него выкуп! В этом городе для человека моего круга очень мало возможностей заработать деньги, несмотря на то что я сказал земельному агенту под клятвой.

Джеффри говорил настолько спокойно, что Джульетте понадобилось несколько секунд, чтобы разобраться во всем, что подразумевалось в его словах. Значит, был настоящий бой. Индейцы выступили против ее горожан на стороне приграничных разбойников. Трезвомыслящая и практичная вдова Уолберн сейчас начала бы бесконечные расспросы, потребовала бы объяснений. А Джульетта вместо этого сразу же подумала о том, что Джеффри негде будет поместить своего пленника, кроме как в собственном дерновом доме, и спросила:

– Это значит, что мы сегодня ночью не сможем остаться вдвоем?

– По крайней мере еще несколько часов, – ответил Джеффри. Вздох его говорил о разочаровании, но глаза блеснули предвкушением. – В конце концов, еще ведь предстоит хвастовство.

Действительно, несколько часов ушло на то, чтобы каждый из участников боя встал и поведал о своих подвигах во время стычки с разбойниками. Женщины ахали по поводу каждой раны, начиная от царапины на плече у Джеффри, оставленной скользнувшей шальной пулей, и разбитого камнем лба Джозайи до занозы, которую Честер Тэтчер всадил себе в палец из древка собственного копья.

Джульетта сидела на полу рядом с Джеффри. Оба прислонились спиной к дерновой стене. Джульетта смотрела на оживленные лица горожан, и ее сердце переполнялось чувствами, которые она не могла бы выразить. Они казались такими счастливыми, такими дружными! И Джульетта чувствовала себя спокойной и уверенной, и это не имело никакого отношения к тому, что удалось прогнать разбойников, но было связано с сидевшим рядом с ней мужчиной.

Она незаметно вложила свои пальцы в руку Джеффри.

В его легком пожатии и в чуть понурившейся голове Джульетта чувствовала огромную усталость, но Джеффри не делал попыток завершить общее ритуальное хвастовство. Наоборот, казалось, он стремится его растянуть, напоминая то одному мужчине, то другому о забытых ими подвигах, об особо отважных поступках. Можно было подумать, он не хочет, чтобы день закончился.

Казалось, этого не хотят и все остальные жители Брода Уолберна. Но сначала заснули младенцы, а потом младшие ребятишки перестали разыгрывать сценки, посвященные только что услышанным подвигам. Даже те юнцы, которые мужественно сражались вместе с отцами, устало свернулись рядом с матерями, а мужчины, обычно проводившие дни в одиночестве, за плугом, охрипли от непривычно долгих разговоров и один за другим замолчали. У Джеффри опустились ресницы и темными тенями легли ему на щеки.

Джульетта приготовилась было встать и приказать реем расходиться по домам, когда на середину комнаты вышла миссис Эббот, размахивая письмом от своего сына Германа. Джульетту охватило острое чувство вины. Похоже, миссис Эббот мало было прочитать это письмо детям горожан. Теперь, когда все жители собрались вместе, наступил удобный момент покончить с этим делом. Она даже заставит себя прислушаться – ведь несмотря на то что миссис Эббот целый день читала письмо сына вслух, Джульетта не слышала ни единого слова.

Но для этого на минуту надо будет забыть свою озабоченность по поводу того, удастся ли ей остаться с Джеффри наедине, не погубив окончательно своей репутации. Ей совершенно не улыбалась мысль быть с ним, когда в доме будет находиться его пленник. И она, конечно же, не останется здесь, когда горожане начнут расходиться. Даже если Джульетте удастся убедить Джеффри отбросить щепетильность и на этот раз прийти к ней в дом, он кажется настолько усталым, что ей претит мысль о том, что ему придется одному идти через прерию, после того как все разойдутся. Но еще сильнее ей претила мысль о том, что придется провести эту ночь – вообще хоть еще одну ночь – без Джеффри.

Миссис Эббот откашлялась.

– Ну вот, наступил ваш момент, друзья. Все здесь, и на то, чтобы прочесть письмо, надо всего пять минут.

Кое-кто застонал, но поскольку расходиться всем еще не хотелось, никто не стал мешать матери выразить свою гордость. Она развернула письмо и начала читать.

– «Дорогая ма, надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии…» и так далее и тому подобное. – Замолчав, она обвела взглядом присутствующих. – Если вы не возражаете, я не буду читать ту часть, которая интересна только для матери и сына. Гм! «Лейтенант Айвз пишет историю наших исследований, которая наверняка поразит мир. Я попросил у него разрешения поделиться кое-какой информацией с моей милой мамочкой, и он, конечно, согласился».

Покраснев, миссис Эббот обвела всех взглядом, словно для того, чтобы удостовериться, все ли заметили, как ласково обращается к ней сын.

– «Наша экспедиция, которую ведет Иритаба, индеец племени моджавов, воспользовалась новыми рейсовыми фургонами мистера Била, чтобы добраться до этих потрясающих каньонов. Ты, конечно, помнишь мое предыдущее письмо, в котором я объяснил тебе, как мистер Бил вдобавок к своим обязанностям инженера начал экспериментировать с верблюдами, чтобы использовать их как вьючных животных. Мы регулярно прочесываем пустыню, разыскивая тех немногих, которым удалось сбежать. Однако я отвлекся.

Чтобы ты могла представить себе, насколько громадны пропасти, которые мы наносим на карту, я расскажу тебе о наших самых последних работах…»

– Пропасти? – прошептал Джеффри, резко выпрямляя спину.

Пропасти? У Джульетты больно заныло сердце. Похоже, Энгус Ок со свойственным ему злорадством решил вознаградить Джеффри.

Миссис Эббот кинула на Джеффри возмущенный взгляд.

– Я продолжу, если некоторые будут держать язык за зубами. «Мы попытались спуститься на дно каньона Хавасу, но смогли найти всего одну дорогу, которая бы вела вниз, и та оказалась всего в один фут ширины. Но мы, члены Военной службы инженеров-топографов, отважно пошли по ней. Мужчины и мулы растянулись цепочкой по крутому спуску, чувствуя себя так же неуверенно, как ряд летучих мышей, прицепившихся к прогнившей балке. Даже самые ловкие мулы не хотели идти вниз. И скажу тебе, мама, возвращение по этому головокружительному пути обратно мне повторять не хотелось бы. Во время спуска я мог поклясться, что дна не видно. А во время подъема нам показалось, что прошла целая вечность, прежде чем мы оказались наверху. Да это просто громадный каньон!»

Джеффри застыл в полной неподвижности. Он больно сжал пальцы Джульетты, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тем ужасом, который наполнил ее душу, когда она услышала, что миссис Эббот описывает как раз такую смертельно опасную западню, какую разыскивал Джеффри.

– «Мой уважаемый лейтенант Айвз так прекраснб владеет языком! Опять-таки с его разрешения я поделюсь с тобой теми словами, которые он использует для столь наглядного описания этих каньонов: гигантские пропасти, колоссальные разломы и трещины столь глубокие, что взглядом не достать до дна».

Джеффри разжал руку. Джульетта завороженно смотрела, как он согнул локоть и трясущимися пальцами стиснул свой кельтский талисман. Ей стало больно до тошноты: теперь она потеряла своего возлюбленного!

В это мгновение Джеффри повернулся и посмотрел на Джульетту, и она прибавила еще один пункт к перечню того, что знала абсолютно точно: никогда еще она не видела, чтобы чьи-нибудь глаза выдавали такую невыразимую печаль.

– Не уходи! – чуть слышно прошептала она. Возможно, он ее не услышал – это должно было навсегда остаться для Джульетты тайной, потому что в это мгновение Ребекка Уилкокс воскликнула:

– Господи, да ведь уже полночь! Нам пора домой. Джозайя, Робби!

Полночь. Джеффри нашел то, что ему было нужно, как раз в тот момент, когда Джульетта почувствовала себя свободной от своего обещания верить ему.

Он продолжал смотреть на нее, в одной руке сжимая карту, а в другой – свою кельтскую подвеску. Джульетта знала, что он видит ее страх и отчаяние. Словно принесшееся из прошлого эхо, она услышала священные слова, которые он произнес во время церемонии посвящения в рыцари. «L'ordene de chevalerie». Рыцарь должен предпочитать смерть бесчестью. Данное рыцарем слово взять назад невозможно.

Джеффри поклялся вернуться обратно сквозь время, вручить талисман той, кому он предназначался, и исправить давно совершенное зло – пусть даже при этом сам он умрет. Он намерен броситься в пропасть, рядом с которой испытывали страх даже ловкие мулы, где даже закаленные солдаты чувствовали себя летучими мышами, цепляющимися за ненадежную балку.

– Не уходи! – повторила Джульетта. Ей противно было его умолять, но сдержаться не было сил. Джеффри оторвал от нее свой взгляд и перевел его на талисман, словно его примитивный узор дарил ему силы.

Джульетта не помнила, как огромным усилием воли заставила себя встать и присоединиться к уходящим горожанам. Если бы только Джеффри сделал какой-нибудь знак, чтобы она осталась! Если бы… если бы он попросил ее, она каким-то образом смогла бы преодолеть свой почти парализующий страх и отправиться с ним.

Но он даже не посмотрел в ее сторону.

Она была благодарна тому, что со всех сторон окружена горожанами, которые увлекали ее за собой, проталкиваясь через двери крепости Джеффри.

Джульетта знала, что у Джеффри не было припасов. Даже человек с его феноменальной силой вынужден будет лечь отдохнуть после тех трудов, которых потребовал от него предыдущий день. Она ощущала в нем смертельную усталость: несомненно, как только толпа разошлась, он сразу же лег.

Или, может быть, Джеффри провел ночь так же, как и Джульетта: время от времени проваливаясь в беспокойную дремоту, преследуемый душевными муками.

Он не сможет уйти, не поговорив с нею. Он такого не сделает. Рыцарь никогда не уезжает, не попрощавшись со своей дамой… если только он не чувствует, что больше никогда ее не увидит.

Джульетта раз десять отгоняла от себя эту мысль – и всякий раз вставала, чтобы попытаться разглядеть в темноте его крепость из дерна.

– Мужчина никогда не обманывает даму, – торжественно произнес он, и у Джульетты сжалось сердце,когда в каждом слове мальчика прозвучали отголоски благородных фантазий Джеффри.

Робби нахмурился и по-ребячьи смущенно помотал головой.

– Дьявол, лучше бы он сам все это вам сказал! Я постарался все запомнить как можно лучше. Джеффри говорил, что честью мужчины распоряжаются клятвы и талисманы, но над дарами сердца не властна даже вечность. Арион теперь принадлежит вам, мисс Джей. Джеффри сказал, что вы поймете: ни один рыцарь не мог бы дать своей даме большего.

Она вспомнила, как Джеффри рассказывал ей об узах, которые существуют между рыцарем и его боевым конем, вспомнила, как он говорил, что его собственное тело болью отзывается на каждую полученную Арионом рану. Никакой подарок не мог стоить ему больше, чем расставание со своим необыкновенным скакуном, который, не уставая, мог за один день пронести своего всадника на расстояние в сто миль или даже больше.

– Робби… А он не говорил о возвращении?

– Господи, мисс Джей, да если бы он пообещал, что вернется, я бы сразу сказал вам, чтобы вы так не тревожились. Теперь… э-э… он говорил, что Хромой Селезень проводит его к каньонам в обмен на свою свободу. Джеффри сказал, вы поймете, почему он не захотел, чтобы вы ехали за ним. Ваше… э-э… предназначение – здесь. Он велел мне выразить это… э-э… как можно яснее, потому что у него осталась только вера в самого себя и он не может рисковать тем, что его пере… переубедят.

Джульетта почувствовала, как у нее по щекам пролегли влажные дорожки слез. Не моргая, она смотрела, как они скатываются в пыль. Тут заржал Арион, громко и печально, и она подняла взгляд на него. Его ржание, казалось, отражается от стен и никогда не замолкнет. Было видно, что коня совсем недавно хорошо обиходили: шкура у него блестела после тщательной чистки, на какую способны только очень сильные мужские руки. Она представила себе, как Джеффри лишил себя отдыха и отложил отъезд ровно настолько, сколько понадобилось для того, чтобы в последний раз почистить своего возлюбленного коня и вплести ему в гриву пояс своей дамы. Арион снова заржал, безошибочно повернув свою аристократическую голову к западу, где Джеффри намеревался броситься в гигантский каньон, прорезавший Аризону.

Куда она поедет за ним? Хотя он запретил ей следовать за собой и не пообещал вернуться, а это значит, что он не собирается увидеть ее вновь. И она понятия не имела, боится ли он погибнуть во время прыжка или просто хочет исчезнуть, прежде чем реальность заставит исчезнуть всю магию их любви.

– Мисс Джей, а он действительно собрался прыгнуть в тот огромный каньон, о котором нам рассказала миссис Эббот?

Джульетте была понятна внутренняя борьба, вызвавшая такой вопрос: искреннее опасение мальчика за неразумного друга было почти таким же сильным, как боязнь, что мисс Джей может посмеяться над его тревогой. Теперь, когда из жизни Джульетты исчезло волшебство, в ней снова начала оживать вдова Уолберн. Вдове Уолберн ничего не стоило бы сказать Робби, что Джеффри скорее всего просто неудавшийся актер, который решил сбежать раньше, чем все поймут его обман. Никто не может быть настолько безумным, чтобы пересечь полконтинента с целью броситься в бездонную пропасть. Это просто убедительный розыгрыш – только и всего.

Джульетте очень хотелось бы поверить в то, что это действительно был розыгрыш.

Она вспомнила описания, которые так заворожили Джеффри: трещины столь глубокие, что взгляд человека не достает до дна, обрывы настолько крутые, что по ним отказывались идти даже мулы. Человек не может упасть с такой высоты и не оказаться на дне каньона разбитым и навечно затихшим. Джеффри правильно сделал, велев ей остаться. Ее сил не хватит на то, чтобы поехать с ним и смотреть, как он бросится навстречу гибели.

– Боюсь, что он туда прыгнет, Робби.

– Кому-то надо его остановить!

– Этой ночью мне следовало остаться с ним.

Гордость заставила ее уйти. Почему ей было так необходимо, чтобы он сам попросил ее остаться? Несмотря на все свои благие намерения, Джульетта не смогла сделать даже крошечного прыжка через свое недоверие. Неудивительно, что Джеффри уехал без нее и больше не намерен ее видеть.

– Он… он останется цел, правда?

– Он говорит, что уже это делал.

– Зачем?

– Я точно не знаю. В его мыслях это все связано со словом чести и рыцарским долгом – и обещанием, которое он дал очень-очень давно.

– О, если он дал слово, то тогда должен был уехать! – На лице Робби отразилось глубокое облегчение. – Тогда все в порядке.

Арион снова печально заржал, словно он, как и Джульетта, знал, что все далеко не в порядке, и больше никогда не будет в порядке.