После сытного завтрака, состоявшего из лепешек, сыра, жареных колбасок и пары чашек обжигающего ароматного кофе, Анастасия и Хок наконец выбрались на ранчо. В утреннем воздухе еще держалась ночная прохлада, но легкая роса, покрывшая на закате землю, уже сошла.

В загоне они выбрали себе двух бурых в белых яблоках мустангов. Спенс собирал свой табун из диких мустангов, которые свободно носились по просторам прерий. Объезженные, они как нельзя лучше подходили для выпаса стада. Ковбои попеременно брали себе для работы мустангов из этого табуна, отдавая все же предпочтение меринам, как более спокойным и предсказуемым.

Анастасия надела сомбреро с широкими полями, которое дала ей Мария. На этом настоял Хок, считавший, что маленькая изящная шляпка, которая чудесно шла к ее темно-зеленому костюму для верховой езды, не спасет от палящего солнца. Хок, хотя и раскритиковал ее головной убор, остался весьма доволен тем, что Анастасия надела юбку с глубокими разрезами, чтобы ехать верхом в мужском седле верхом, а не сидя боком. Еще он отметил, что Анастасия надела прочные сапоги для верховой езды и кожаные перчатки. Хотя ее костюм больше подходил для лужаек Юга, чем для прерий Запада, Хок был рад, что экипировалась она со знанием дела.

Сам он натянул штаны из грубой ткани, рубашку из красной шотландки, кожаную куртку, кожаные сапоги и белую шляпу – словом, оделся так, как и должен одеваться ковбой, пасущий стада в прериях. Не забыл он и опоясаться портупеей с револьвером, которая при ходьбе то и дело похлопывала его по правому бедру. Хок держался так, что, глядя на него, можно было почти физически ощутить некую настороженность, и Анастасия поняла, что поездка их будет чем угодно, но только не беспечной загородной прогулкой, как в былые времена в Виксберге.

Анастасия впервые смогла подробно осмотреть свой новый дом – ранчо Спенсера. Особняк в греческом стиле окружали широко раскинувшиеся зеленые луга, простирающиеся чуть ли не до горизонта. Стояла поздняя весна, и сквозь пожухлую прошлогоднюю траву уже настойчиво пробивались тугие ярко-зеленые стрелки молодой травки. Высоко в небе лениво плыли редкие кучевые облака. За домом располагались строения поменьше – курятник, амбар, загон для лошадей, поильня для скота, жилище ковбоев и кухня. Ранчо было отстроено с умом – Шеффилд Спенсер искренне мог гордиться результатом своих трудов.

Не успели они отъехать более или менее далеко от главного дома, а голова Анастасии уже пошла кругом от всего того, что успел рассказать Хулио, который взялся показать им окрестности. Он познакомил Хока с ковбоями, которые сразу же признали в нем старшего. Девушка старалась хоть как-то разложить услышанное по полочкам, чтобы воспользоваться этими знаниями в будущем. Она твердо решила узнавать как можно больше обо всем связанном с ранчо и ведением хозяйства: неизвестно ведь, сколько Хок пробудет у них – скорее всего уедет он до того, как отец полностью выздоровеет. За это короткое время она обязана выучиться управлять ранчо или хотя бы мало-мальски во всем разбираться, чтобы отцу достаточно было только отдавать ей распоряжения, что и как делать. Но вот чем ей вовсе не хотелось забивать себе голову, так это грядущим отъездом Хока. Анастасия изо всех сил гнала от себя эти мысли, сосредоточив внимание на всевозможных сведениях о хитростях хозяйствования.

Хок рассказал ей, что высокая трава, по которой они сейчас ехали, называется поа, а трава покороче – грама. Они росли толстыми пучками и среди скотоводов пользовались доброй славой. Пастбища с такой травой тянулись вдоль Литл-Колорадо и высоко ценились в Аризоне, потому что на них могло пастись и прибавлять в весе большое количество скота. Неплохо на этих пастбищах чувствовали себя овцы и козы – главная пища индейцев навахо.

Вдалеке показались холмы с плоскими вершинами, между которыми по извилистому руслу несла свои воды река. Воздух был сухим, пропитанным запахами травы и пыли. Хок, похоже, чувствовал себя здесь как дома, Анастасии еще не доводилось видеть его таким. Ей казалось, что эти земли отобрали у нее какую-то частичку души Хока, потому что значили нечто чрезвычайно для него важное.

Они натолкнулись на нескольких бредущих по пастбищу лениво жующих свою вечную жвачку коров, вокруг которых резвились телята. Хок мысленно сделал себе замету, куда они направляются, и объяснил Анастасии, что, когда у коровы родится теленок, она всегда уводит его от стада и на некоторое время прячет. А это очень опасно, потому что с коровой или ее теленком может случиться масса неприятностей. Их могут украсть, перегнать в другое стадо, могут загрызть волки или койоты. Об этом он собирался потолковать с ковбоями сегодня вечером, после того как объедет все ранчо.

Лошади вдруг зафыркали, замотали головами, стали грызть поводья и устремились куда-то вперед, очевидно, влекомые каким-то запахом, ведомым им одним. Анастасия, с трудом сдерживая своего мустанга, повернулась к Хоку:

– Что случилось? Чего они хотят?

– Воды. Они хотят воды, – рассмеялся Хок. – Реку почуяли.

Анастасия тоже рассмеялась и подумала, что наконец-то увидит реку, о которой ходило столько разговоров.

– Аккуратнее с лошадью, – уже серьезно предупредил ее Хок. – Не пускай ее в галоп. Мы их взяли на весь день, а чем дальше, тем будет жарче.

Анастасия кивнула. Ей вовсе не хотелось пускать свою лошадь вскачь по местности, о которой она не имела ни малейшего представления. Она огляделась по сторонам, еще раз поразившись тому, как глубоко в ее душу запали эти суровые земли. Теперь она понимала, отчего Райдера всю жизнь тянуло сюда. С наслаждением вдыхая терпкий сухой воздух, любуясь ранчо, что обустроил ее отец, она думала о том, что навряд ли теперь сможет по своей воле уехать отсюда – эта земля своей мощью необъяснимо притягивала ее.

Размышляя таким образом, она оглянулась на Хока. Он ответил сдержанной улыбкой, и Анастасия вдруг застыдилась, как будто оказалась в компании с незнакомцем, причем этим незнакомцем была она сама. От этой мысли у нее по спине пробежал холодок. Что с ней такое случилось, что она и минуты не может прожить без этого человека, о существовании которого всего несколько недель назад ничего не знала? Она ведь была так уверена, что ей никогда не будет нужен мужчина и страдать по ком бы то ни было она никогда не станет.

Так что же случилось? Может быть, все дело в Хоке? Неужели этот человек сумел в одночасье так переменить ее? Или это оттого, что она наконец перестала считать отца лжецом, который заговорил зубы матери, а на самом деле просто-напросто сбежал от семьи на Запад, вовсе не собираясь отстраивать потерянное поместье заново? Многие годы она упорно не верила обещаниям отца, но сейчас доказательства его верности своему слову лежали вокруг: Шеффилд Спенсер все эти годы трудился не покладая рук ради двух женщин, которых любил больше всего на свете. Анастасия задумалась. Не совершила ли она ошибку, надолго закрыв свое сердце для мужчин? Или просто все дело в этих двоих мужчинах, которые сумели тронуть ее сердце лишь потому, что оказались не похожи на всех остальных?

Анастасия озадаченно покачала головой. Заметив это, Хок негромко спросил:

– О чем ты так серьезно задумалась?

– Столько всего переменилось вокруг, и переменилось как-то сразу.

Хок, не поняв, вопросительно на нее посмотрел и задумчиво произнес:

– А я вижу другое. Знаешь, я заметил, как мало здесь все изменилось. Мы едем и едем, а земли все те же – бескрайние, просторные, вечные... Люди приходят и уходят, то там, то тут оставляют после себя какой-то след, знак... А земля, она пребывает вовеки, живет своей жизнью, существует в своем времени и идет своим, ведомым только ей путем.

– Как хорошо, как красиво ты это сказал! Анастасию до глубины души тронула открывшаяся ей вдруг поэтичность его натуры.

– Это всего лишь правда, а правда часто бывает красивой.

– Народная мудрость хопи?

– Возможно... – усмехнулся Хок. – Мы – мудрый народ.

– Мне здесь так все нравится. На Миссисипи было по-другому, и жила я там долгов а вот по-настоящему дома чувствую себя здесь и не могу понять, почему.

– Я так рад, что тебе здесь нравится. Я очень боялся, что здешние места вызовут у тебя отвращение. Немногим удается полюбить эти края, проникнуться их красотой, если они не здесь родились.

– Но отчего я чувствую себя так хорошо в этих местах?

– Знаешь, порой человек рождается не там, где его настоящие корни. – Хок, не отрываясь, смотрел туда, где небо сливалось с землей в голубоватой дымке, предвещающей жаркий день.

– Я скорее готова была думать, что именно у меня есть это чувство принадлежности земле и семье. Ведь я с Юга, я много лет жила на плантации, у меня длинный список знатных предков, которые веками жили на этой земле. А получилось, что все эти чувства испытываешь ты, а не я.

– Я думаю, ты чувствуешь то же самое. – Хок с нежностью посмотрел на девушку. – Просто за время войны ты так глубоко запрятала свои чувства, что почти забыла о них. А они никуда не делись, ждали своего часа, своего пробуждения в тех местах, где ты снова сможешь ощущать связь с землей, не боясь потерять то, что любишь.

Анастасия ехала молча, размышляя об услышанном. В ее чувствах к Хоку было нечто большее, чем просто уверенность в том, что мужчинам можно доверять потому, что отец не обманул ее ожиданий. Нет, дело было в другом. Дело было в самом Хоке. Он был удивительным и будил в ней не одно только желание близости.

Она еще раз украдкой посмотрела на него. Ей бросилось в глаза, как уверенно он сидит в седле. Седло потертое, старое, не раз проверенное в деле. Недаром он всюду возит его с собой и наверняка с возмущением отверг бы предложение обменять его на новое. Обликом своим он как-то естественно соответствовал тому, что только что говорил о родных землях, о прошлом. По его словам можно было понять, насколько Хок гордился своей родиной.

Анастасия не смогла удержаться от следующей мысли и густо покраснела под внимательным взглядом его темно-синих глаз. А дорожит ли Хок ею? Будет ли он о ней заботиться, если она подарит ему свое сердце? Она торопливо отвела глаза, боясь, что он каким-то образом сможет прочесть ее мысли.

Анастасия гордилась плантацией отца. Она любила старую усадьбу, друзей их семьи, ей нравилось лето и время сбора урожая. Она была привязана к друзьям, которые были у нее среди рабов, наивно не понимая их тяжелой жизни, пока не стала старше. Но началась война, уехал отец, многие из тех, кого она хорошо знала, умерли, рабы ушли. Люди потеряли все – плантацию, землю, дом, друзей... И она запретила себе горевать по всему тому, что безвозвратно было утрачено. Хок оказался прав. Как же он сумел так точно разглядеть в ней то, чего она сама многие годы не замечала?

Анастасия даже уговаривала мать продать их семейное серебро, с пеной у рта доказывая, как им нужны деньги и чего вся эта блестящая дребедень стоит после того, как они остались без плантации. В тот момент она искренне верила в свои слова, теперь же была рада, что мать ее не послушалась и мудро сохранила все, до последней ложки. Эта посуда придется весьма кстати на новом обеденном столе в возродившейся из небытия Гайе, и верой и правдой послужит многим будущим поколениям семьи Спенсеров. Анастасия вдруг подумала, что те перемены, которые она в себе обнаружила, не столь уж и существенны, просто жизнь продолжается, и она вступает в ее новый этап. Девушка повернулась к Хоку, теперь уже смело и широко улыбнувшись ему.

– Ты мне так помог сейчас. Спасибо тебе, – просто сказала она.

Он сдержанно кивнул.

– Я рад. Придет время, и...

– Боже мой, Хок! Смотри! Это точно Литл-Колорадо! – перебила его Анастасия. При виде реки мысли ее сразу пошли в другом направлении. Забыв все предупреждения своего наставника, она дала мустангу полную свободу. Тот не преминул воспользоваться ею и заспешил к берегу размашистой рысью.

Животное подлетело к кромке воды и вытянуло морду. Анастасия засмеялась, отпустила поводья, и лошадь принялась жадно пить воду. Анастасии тоже до невозможности захотелось пить. Она вытащила флягу, отвинтила крышку и сделала несколько глотков теплой воды. Обтерев губы, завинтила крышку и убрала флягу на место, памятуя, что трястись в седле им предстоит целый день.

В этот момент она услышала, как у нее за спиной заскрипело седло Хока. Он поставил своего коня рядом и тоже дал ему вволю напиться. Анастасия посмотрела на Хока, потом вдоль русла реки сначала вверх, а потом вниз по течению. Цветом река очень походила на Колорадо, хотя была, несомненно, намного уже. Верхом на лошади можно было перейти ее вброд. Противоположный низкий берег сильно подмыло – вниз по течению струились полосы красного глинозема. На их стороне берег был каменистый, поэтому мустанги легко подошли к самой воде.

Анастасия с трудом оторвалась от завораживающего зрелища и повернулась к Хоку.

– Ну и как впечатление? – с улыбкой спросил он.

– Почти как Колорадо, только меньше. Хок весело рассмеялся:

– Должно быть, в этом причина того, что реку назвали Литл-Колорадо, или Колорадо Чикито.

– Чикито? – улыбаясь, переспросила Анастасия.

– По-испански это означает малыш. Отсюда Литл-Колорадо.

– Пусть маленькая, пусть малыш, но почему она вся красная?

– Так Колорадо по-испански и означает красный. Правда, хопи называют ее иначе – Писисуайу, что означает «там, где течет вода».

– Как бы ее ни называли, я вряд ли захочу еще раз искупаться в такой реке.

– Правда?

– Ну, как бы это сказать... – начала объяснять она и замолчала, увидев, как потемнели вдруг его глаза, когда он окинул ее довольно выразительным взглядом. Анастасия, охваченная неожиданным стеснением, немного напряженно рассмеялась, потом перевела взгляд на реку, и сами собой вернулись воспоминания о пароходе и о ночном береге Колорадо. Но тогда была ночь, и все было иначе, чем сейчас.

– Анастасия, – проговорил Хок напряженным голосом, в котором явственно слышалось скрытое волнение. – Посмотри на меня.

Делать этого ей страшно не хотелось – было как-то не по себе, но она, слегка сощурившись от солнечного света, все же посмотрела ему в лицо. Желание узнать, что он сейчас чувствует, что находит в ней, оказалось сильнее.

– Я тебя нисколько не принуждаю...

Анастасия машинально заправила выбившуюся прядь белокурых волос.

– Я знаю, Хок. Дело не в этом...

– Неподалеку отсюда есть очень красивое местечко, где мы сможем спокойно перекусить.

Анастасия, обрадовавшись в душе перемене темы, направила свою лошадь вслед за Хоком, который двинулся вдоль берега вверх по течению.

Какое-то время они ехали в молчании, Анастасия постаралась утихомирить хоровод мыслей у себя в голове, твердо решив просто получать удовольствие от прогулки и радоваться окружавшим ее местам. Она и правда не думала о Хоке, хотя взгляд ее то и дело упирался в его широкую спину. Сидел он в седле с таким видом, как будто никогда в жизни не ступал по земле ногами. Еще Анастасия заметила, что он правит не столько поводьями, сколько ногами, то понукая, то придерживая лошадь. Он ритмично покачивался в такт движению скакуна и выглядел при этом свободным и расслабленным, но тем не менее было ясно, что внутри его скрыта некая пружина, которая в нужный момент мгновенно развернется, превращая его в готового ко всему бойца.

Довольно скоро они выехали к нескольким холмам, чьи громадные плоские вершины возвышались посреди бескрайних пастбищ. Склоны были изрезаны многочисленными, сейчас сухими протоками, что проложила стекавшая многие годы дождевая вода. Анастасия удивилась, как хорошо Хок ориентируется на местности, и решила обязательно научиться этому. Они въехали в тень, которую отбрасывали холмы, найдя долгожданную прохладу и уединенность. Никто и знать не будет, что они здесь, если только на них случайно не наткнется. А этого можно было не бояться, ведь людей в округе раз, два и обчелся.

Место, где остановился Хок, буквально дышало покоем. Молодой человек соскочил на землю и помог Анастасии слезть с мустанга, хотя в его помощи она не очень и нуждалась. На мгновение он задержал руки на ее талии, потом отпустил и принялся снимать с лошадей седельные сумки. Поставив на землю фляги с водой, он отвел мустангов к поляне, заросшей густой и сочной травой, бросил поводья и оставил обоих животных пастись. Он, разумеется, знал, что лошадям будет удобнее без сбруи, но все же не разнуздал их, прекрасно помня, что вокруг лежат прерии Дикого Запада, где в любой момент может произойти самое неожиданное.

Пока Хок занимался лошадьми, Анастасия успела расстелить одеяло, которое они захватили с собой, и начала доставать еду из сумок. Она улыбнулась ему, когда он присел на одеяло рядом с ней и осторожно снял сначала свою шляпу, потом ее сомбреро и отложил их в сторону на траву.

– Здесь тенек, так что головы не напечет, – объяснил он. – Впрочем, я знаю очень многих ковбоев, которые в шляпах готовы и мыться, и спать.

Анастасия засмеялась.

– Я еще не настолько привыкла к сомбреро, чтобы последовать их примеру.

– У меня тоже нет такой привычки. Все годы, что я прожил у хопи, я вообще обходился без каких бы то ни было шляп.

– Хок, а тебе у них нравилось?

Он отхлебнул воды из фляги, обтер губы и только тогда ответил:

– Да. Хорошие люди. Мне очень повезло, что моя мать была из их племени.

Анастасия выложила на одеяло холодные лепешки, колбаски в тесте и сыр, которые заботливо наготовила им Мария, заметив:

– Мария сказала, что часть этих лепешек сладкие. Это действительно так?

– Значит, ты никогда не ела мексиканской и индейской пищи?

– Нет. Я ее попробовала только здесь, и мне понравилось.

– Понятно. Эти лепешки пекут с красным или зеленым перцем, с зеленым они получаются поострее. А еще есть сладкие – их, по-моему, делают с изюмом. Такая вкуснятина, что пальчики оближешь. Мария в этом знает толк, готовит просто замечательно. Да и Хулио, если судить по разговорам, не хуже. А как счастлив человек, когда видит перед собой миску с вкусной едой!

– Могу себе представить, – рассмеялась Анастасия. – Держи. Давай попробуем и узнаем, насколько ты прав.

На короткое время наступила тишина, пока они утоляли голод. Откусив очередной кусок, Анастасия в восторге покачала головой:

– Хок, ты только попробуй!

Девушка отломила часть лепешки и протянула Хоку. Тот не поднял руки, чтобы взять предложенное. Тогда Анастасия, поколебавшись, поднесла кусочек к его губам и осторожно положила ему в открытый рот. Когда она попыталась убрать пальцы, Хок быстро закрыл рот, и получилось так, что он невольно их облизал. Анастасия почувствовала, что заливается краской.

– И правда вкусно, – заметил Хок, смакуя предложенный ему кусок. – Чудо.

– Вот видишь, – сказала она и, чтобы скрыть замешательство, отломила той же рукой еще один кусочек и машинально положила себе в рот. Еще держа пальцы у рта, она подняла глаза на Хока. Он не сводил взгляда с ее руки, и она вспомнила, что только что к этим самым пальцам прикасались его губы. Она торопливо отдернула руку, но Хок сумел угадать, о чем она сейчас подумала.

Он взял руку, поднес к губам и не спеша принялся по очереди облизывать кончики ее пальцев. Анастасия замерла, завороженная прикосновением его губ и языка. Наконец он поднял голову и привлек девушку к себе.

– У меня иногда такое чувство, что если я тебя не обниму, то умру от какой-то неведомой жажды. Вот ведь как получается – мне хочется тебя постоянно видеть, все время быть рядом с тобой, Анастасия. А может быть, тебе больше по душе, если я буду называть тебя Стейси?

Сбитая с толку его поведением и весьма резкой сменой темы разговора, Анастасия в полном замешательстве пролепетала:

– Все мои друзья так меня называют.

– Стейси... А я твой друг?

– Надеюсь, что да.

– Только надеешься? – спросил он, притворяясь сердитым. – Я что, большего не заслуживаю?

– Ну что ты, Хок. Конечно, ты мой друг – я так ценю все, что ты сделал и делаешь для нашей семьи, для ранчо.

– Я делал и делаю все это ради тебя, Стейси, ради тебя, моя прекрасная Анастасия, и ради себя. Неужели ты не догадывалась об этом?

Не в силах вымолвить ни слова, Анастасия лишь с сомнением покачала головой.

– Позволь, я покажу тебе, что имею в виду. – С этими словами он осторожно взял в руки ее лицо, наклонился и накрыл поцелуем ее губы. – Ты хочешь любить меня, Стейси?

На этот раз она робко кивнула, все нужные слова куда-то вдруг улетучились.

– Тогда покажи это.

Анастасия растерянно захлопала ресницами.

– Показать?

– Конечно, – ободряюще улыбнулся Хок. – Просто поцелуй меня, вот и все.

– Хок, я...

– Это совсем не трудно, – сказал он и отвел руки от ее лица, быстро расстегнул и снял с себя кобуру с револьвером, положив ее на траву рядом с собой, чтобы в случае чего оружие было под рукой. А потом улегся на спину на одеяло, закинув руки за голову.

– Хок, что ты делаешь?

Ответом ей была еще одна ободряющая улыбка.

Анастасия рассмеялась. Если ему хочется повалять дурака, она не против. Она подсела к Хоку и, наклонившись, погрузила пальцы в его густую шевелюру.

– А ты красивый, – прошептала она. Хок усмехнулся.

Анастасия легонько повела кончиками пальцев по небольшим морщинам на лбу, спустилась ниже, на прямые, чуть вразлет темные брови. Хок с готовностью прикрыл глаза, и она скользнула пальцами по его векам, опушенным густыми ресницами, прикоснулась к его губам, сулящим сладостные поцелуи, и торопливо убрала руку. Хок открыл глаза – теперь они были темно-синие, полные влекущей глубины, как два озерка, в которые безумно хочется нырнуть и никогда уже не выныривать обратно. Анастасия снова прикоснулась рукой к его лицу, провела по высоким скулам, потом по твердому решительному подбородку и вернулась обратно, потому что слева под нижней челюстью неожиданно нащупала две маленькие щербинки. Она потрогала их кончиками пальцев и вопросительно посмотрела на Хока, который с неподдельным интересом наблюдал за ее манипуляциями.

– Что это, Хок?

– Гремучая змея.

От неожиданности Анастасия выпрямилась, потом погрозила ему пальцем и засмеялась:

– Ты меня разыгрываешь!

– Вовсе нет. Меня на самом деле укусила гремучая змея.

По правде говоря, ямочки, которые она только что трогала, очень напоминали следы от змеиных зубов, но ей все равно не верилось, что такое могло быть.

– От укуса гремучей змеи все умирают, Хок, даже я об этом знаю. И тем более от укуса в лицо.

– Все, кроме хопи, – просто ответил он.

– Я все равно не понимаю. Тебя на самом деле укусила гремучая змея? Как? Почему?

– Да все очень просто. Каждый год в августе хопи устраивают Танец Змеи, чтобы на землю пролился дождь. Люди клана Змеи уходят в пустыню, собирают в мешки самых разных змей и приносят их в селения. Танцевать нужно, держа зубами змею за ее головой и поддерживая ее тело обеими руками. Бывает так, что змея кого-нибудь и кусает.

– И ты танцевал, держа в зубах гремучую змею?

– На самом деле это не так страшно, как кажется, – кивнул Хок. – Мы же не враги змеям. Мы умеем обращаться с ними. Любая змея укусит только тогда, когда ее сильно разозлишь. Гремучая змея ничем от других своих сородичей не отличается.

– Но как же ты остался в живых?

– Дело в том, что люди клана Змеи пьют разведенный змеиный яд для защиты, и, если змея все же кусает, они втирают его в ранку.

– Это просто поразительно, Хок! – воскликнула Анастасия и еще раз осторожно потрогала змеиные отметины. – Я ничего об этом и не знала.

– У меня очень много таких историй.

Анастасия заглянула ему в глаза, и сердце ее забилось – так изменился его взгляд. Она медленно прильнула к груди Хока и нежно, ласково поцеловала его в губы. Каким образом оказалось, что нет теперь для нее роднее человека, чем этот малознакомый полуиндеец? Почему его взгляд на мир так сродни ее взгляду? Почему так много общего в их судьбах? Ведь он почитал своих предков, свои родные земли, свой народ точно так же, как и она – своих до начала войны. Она снова подумала о том, что свое прошлое начала по-настоящему ценить только здесь, в этих краях, хотя и она, и родители приехали сюда, чтобы начать все заново.

– Стейси, – едва шевельнув губами, шепнул Хок. – Ты будешь меня целовать или продолжишь спать на мне?

Анастасия рассмеялась, слегка приподнялась и шутливо шлепнула его ладонью по груди.

– Вовсе я не спала! Я размышляла, как у нас с тобой много общего.

– Вот как?

– Знаешь, я и не думала, что ты так гордишься своим народом.

– Я горжусь очень многим, Анастасия, но больше всего я буду горд тем, что ты меня сейчас еще раз поцелуешь.

– Ты просто завлекаешь меня поближе, чтобы ты смог...

– Чтобы смог что?.. Анастасия невольно покраснела.

– Я вот тебя не поцелую – пусть это будет наказанием за насмешки надо мной!

– Что?! Какие такие насмешки? Еще нужно разобраться, кто над кем смеется!

На этот раз Хок не стал дожидаться поцелуя, он стремительно схватил ее за плечи, потянул на себя, и не успела Анастасия опомниться, как его рот уже уверенно завладел ее губами. Его язык без особого труда проник в ее жаркий рот. Движения его были такими мучительно сладостными, что Анастасия закрыла глаза, расслабившись в крепких объятиях. Хок нежно прижал девушку к себе еще крепче, с наслаждением проводя ладонями по упругому девичьему телу, потом осторожно повернулся на бок, положил Анастасию на одеяло рядом с собой и, с трудом оторвавшись от ее влекущих губ, выдохнул:

– Стейси... Боже мой... Анастасия...

И еще какие-то слова на неизвестном языке, которых Анастасия не поняла.

Хок внезапно сел и начал расстегивать на Анастасии блузку.

– Стейси, мне нужно увидеть тебя, – проговорил он охрипшим голосом, в котором явственно было слышно желание. Он встал на ноги вместе с Анастасией, поставил ее перед собой и снова занялся пуговицами на блузке.

Она схватила его за руки, чтобы удержать. Ей было неловко и немного страшно. Сияло солнце, и все было не так, как той ночью у реки, когда она чудом избежала смерти и была, вообще-то говоря, немного не в себе. Сегодня радость оттого, что Хок рядом, буквально переполняла ее – еще и этим сегодняшний день отличался от той ночи. Она хотела отдать ему свою любовь без остатка, а самое главное – поделиться с ним всем, что ее волновало и мучило. Таких чувств она еще ни к кому не испытывала, и это радовало и пугало одновременно, а кроме того, удерживало от следующего шага – ведь, когда она вместе с Хоком войдет в царство любви и страсти, пути назад не будет.

Хок ждал, хорошо понимая, с какими «страхами и сомнениями борется сейчас Анастасия, как трепещет ее душа.

– Милая, хорошая моя, я никогда тебя не обижу, поверь. Я хочу подарить нам обоим счастье и радость, только и всего. Я хочу любить тебя, любить всю целиком. Я больше не могу без тебя, – закончил он дрогнувшим вдруг голосом.

Анастасия лихорадочно обдумывала его слова. Она ясно видела, что Хок желал ее точно так же, как она желала его. Она хочет принадлежать ему и будет принадлежать, что бы там ни было завтра, ведь отвергнуть Хока – это все равно что отказаться от самой себя. Вся эта благопристойность, соблюдение приличий и светская осмотрительность сейчас будут одним лишь лицемерием, ханжеством и враньем. Анастасия вдруг отчетливо поняла – то, что происходит между ними, во сто крат важнее и чище светских условностей. И она отпустила руки Хока.

– Ты... согласна? – на удивление нерешительно спросил Хок.

– Да, Хок, да. Я тебя люблю.

Облегченно вздохнув, он поспешно снял с ее плеч жакет, бросил на траву и ставшими вдруг неуклюжими пальцами расстегнул на блузке оставшиеся пуговки. Неловкими движениями он выпростал блузку из-под корсажа, снял ее и положил рядом с жакетом.

Наконец Хок с трепетом прикоснулся к ее бархатистой алебастровой коже. Чувствуя головокружение, он был счастлив, что познавал новую, неведомую ему доселе Анастасию. Он нежно касался ее тела, ласково проводя руками по плечам, хрупким ключицам, гладя ее стройные руки и шею. Глаза его жадно впитывали каждую черточку ее ослепительной наготы, и он все никак не решался накрыть ладонями округлые груди, приподнимающие тонкую ткань нижней сорочки.

Внезапно Хок спросил:

– А где корсет?

– Я понимаю, – улыбнулась Анастасия, – леди не может без этой части туалета. Но ведь я уже на Юге и знала, что сегодня будет жаркий день.

– Прекрасно. Никогда больше его не носи.

Это еще что за приказной тон? Анастасия чуть приподняла брови, но забыла обо всем на свете, лишь только Хок взялся за концы ленты, что удерживала сорочку, и потянул. Вдруг он остановился и вытащил из-под ленты тщательно свернутый в тугой комочек носовой платок – Анастасия завернула в него прядь волос Хока и носила ее все время на себе с той самой памятной ночи в лесу после встречи с индейцами.

Ей не хотелось, чтобы он узнал об этом, потому что она понятия не имела, как он поступил с ее прядью. Анастасия в замешательстве неловко выхватила у него из руки находку и спрятала в кулаке.

– Что там, Стейси?

– Не важно... Понимаешь, я...

– Можно я посмотрю?

Он осторожно потянул за торчащий уголок.

– Лучше не нужно. Ты можешь не понять.

– Я пойму. Разве ты мне не во всем доверяешь? Анастасия смешалась. Что это на нее нашло? Она не может не доверять ему. Вздохнув, она сказала:

– Можешь не разворачивать, Хок. Ты наверняка знаешь, что там.

– Вот как?

– Конечно. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – С того дня, как ты дал мне свои волосы, я храню их в этом платке.

– Господи Боже мой, – выдохнул Хок и так крепко обнял ее, что она чуть не задохнулась. Он простоял неподвижно довольно долго, молча прижимая Анастасию к себе, потом чуть отстранил ее и осторожно, двумя пальцами, вытащил из левого нагрудного кармана свернутый в колечко светлый локон. – Я все время ношу его здесь с тех самых пор.

– Хок, – только и смогла выдохнуть Анастасия. – Как я рада...

Он с нежностью улыбнулся ей и аккуратно убрал локон на место, потом взял у нее носовой платок и положил сверху на ее блузку.

– Сейчас он вряд ли тебе понадобится. Ведь я здесь.

Хок дотронулся до ее обнаженных плеч, и ее нижняя сорочка очень быстро легла на траву рядом с остальной одеждой. Когда Хок накрыл ладонями ее груди, по телу Анастасии прошла дрожь, и она почувствовала, как у нее слегка напряглись соски. Хок нежно, мучительно дразняще принялся водить большими пальцами по их кончикам, затем поднял голову и посмотрел ей в лицо.

– Я долго мечтал об этом, но в душе не верил, что это сбудется, – с трудом выговорил он. – Я даже думать себе запрещал, что когда-нибудь ты позволишь мне любоваться твоей наготой, тем более так, как сейчас, – днем, при солнечном свете... Мне так хотелось узнать тебя, увидеть, прикоснуться к тебе... Ты понимаешь?

У Анастасии едва хватало сил стоять, и она молча кивнула, тоже желая видеть и чувствовать его.

Хок радостно, как-то по-мальчишески улыбнулся и, склонившись к ее груди, с до слез тронувшим Анастасию благоговением тихонько поцеловал ее соски – сначала правый, потом левый. У нее даже мелькнула мысль об исполнении какого-то неведомого ей ритуала поклонения языческой богине.

Руки Хока легли на бедра Анастасии и быстро освободили от остававшейся на ней одежды. Последними он стянул с ее ног сапоги. Теперь Анастасия стояла перед ним совершенно нагая, открытая его восторженному и полному желания взгляду. Хок вытащил заколки из ее прически, и длинные волосы золотистой рекой заструились по плечам и спине.

Несколько мгновений Хок молча стоял как пораженный молнией, не сводя с Анастасии глаз, потом порывисто обнял ее, привлек к себе, и, обдавая жарким дыханием, страстно зашептал:

– Я никому никогда тебя не отдам. Ты моя, и только моя, я понял это с того самого дня, когда впервые увидел тебя.

Хок целовал и целовал Анастасию, держа в ладонях ее лицо, ласкал бархатистую спину, скользил по округлостям ягодиц... Она наслаждалась его лаской и трепетно открывала для себя рельефность его мускулистой груди, ощущая ладонями сквозь рубашку живую теплоту его кожи. От этой близости, немного неожиданной, но такой естественной, быстрее бежала по жилам кровь и кружилась голова. Задыхаясь от переполняющей ее нежности, от желания почувствовать Хока так же полно, как он сейчас чувствовал ее, Анастасия потянула вверх его рубашку, потихоньку вытаскивая ее из штанов. Слегка отстранившись, она начала расстегивать пуговицы и в конце концов с торжеством распахнула рубашку и, спустив ее с покатых плеч Хока, отбросила в сторону и стала его разглядывать. Она нежно провела пальцами по мышцам груди и плоскому твердому животу, потом погладила загорелую кожу его мускулистых рук, обратив внимание на темно-синие дорожки вен. Положив ладони ему на плечи, Анастасия потянулась вверх и с улыбкой подарила любимому короткий нежный поцелуй в губы.

– Продолжайте, леди, продолжайте, – наполовину шутливо, наполовину серьезно проговорил Хок, озорно блеснув глазами.

Анастасия перевела взгляд на низко сидевшие на бедрах штаны, стянутые широким кожаным ремнем. Спереди ткань была слегка натянута – недвусмысленное свидетельство любовного желания Хока. Внезапно она подумала, что почему-то совсем не стыдится своего нагого тела и не смущается смотреть на Хока. Хотя она ни разу не видела обнаженного мужчину и тем более ей не доводилось видеть проявление мужской страсти, однако сейчас, как это ни казалось странным ей самой, ничего, кроме искреннего желания любоваться обнаженным телом возлюбленного, она не испытывала.

Больше не раздумывая, Анастасия взялась за пряжку и непослушными пальцами начала расстегивать ремень, затем немного нервно стала расстегивать верхнюю пуговицу штанов. До конца расстегнув их, она остановилась, подняв голову. Лицо Хока светилось радостью и покоем. Ободренная, Анастасия взялась обеими руками за пояс и потянула штаны вниз до самых щиколоток и, помедлив, неуверенно и смущенно вновь подняла глаза.

Она и не представляла себе, что это может быть таким большим, вздымающимся и набухшим. Все еще ошеломленная, Анастасия неуверенно протянула руку, и, когда ее пальцы робко коснулись гладкой, туго обтягивающей плоть кожи, Хок дернулся, тихонько застонав. Анастасия резко вскинула голову, испугавшись, что сделала ему больно, но он ласково накрыл ладонью ее руку, мягко, но настойчиво понуждая ее обхватить набухшую любовным желанием плоть. Анастасия поняла, что все совсем наоборот. Он с радостью открывал ей самые интимные грани своего желания, чтобы она увидела, почувствовала и узнала всю силу, полноту и страстность его чувства.

У Анастасии мелькнула мысль, что ей нужно сейчас хоть что-то сказать – что он такой красивый, что ей хочется обнимать его и лежать в его объятиях вечно... Но слова не шли ни на ум, ни с языка – было лишь неожиданно сладостное ощущение от прикосновения к заветному естеству мужчины. Она несколько раз осторожно сжала пальцами горячую плоть, и Хок судорожно втянул воздух сквозь зубы, слегка подавшись вперед, как бы помогая Анастасии. С пересохшими губами, колотящимся сердцем, со смесью боязни и радости Анастасия еще раз сдавила зажатую в кулаке плоть, но теперь, повинуясь интуитивному чувству, тихонько повела руку вниз, изумившись тому, как легко скользнула следом нежная кожа. На этот раз Хок не стал сдерживать громкого стона.

– Боже мой, Анастасия, – хрипло выговорил он, – я больше не могу...

На Анастасию вдруг нашло какое-то вдохновение, легкость, радость свободы, наслаждение счастьем разделенной любви. Теперь ей ничего так не хотелось, как узнавать, почувствовать Хока еще ближе, подарить ему еще больше радости, делиться и делиться своим общим счастьем. Ее рука легко скользила теперь по всей длине его восставшей плоти, одаривая возлюбленного сводящей с ума и поразительно невинной в своей простоте лаской.

– Стейси... – выговорил Хок прерывающимся, охрипшим от с трудом сдерживаемой страсти голосом. – Подожди... я уже не могу с собой совладать...

Анастасия немного растерянно убрала руку и шагнула назад.

У Хока вырвался короткий и хриплый смешок:

– Я не имел в виду вообще покинуть меня.

Он привлек Анастасию к себе, прижал к груди и начал страстно поглаживать ей спину, накрывая ладонями ее ягодицы.

– Хок... Хок... – пролепетала Анастасия. Она безотчетно принялась ласкать мощные плечи Хока, потом обхватила их и еще теснее прижала его к своему нагому телу.

Наконец Хок слегка приподнял Анастасию, опустился на одно колено и осторожно положил на расстеленное одеяло.

– Анастасия, у меня нет больше сил ждать, – выдохнул он, вставая рядом с ней на колени и склоняясь к ее лицу. – Ты сама не знаешь, что делаешь со мной. – И с нежностью в голосе произнес нараспев несколько фраз на языке индейцев.

Анастасия обвила руками его шею и неуверенно привлекла к себе. Ей хотелось полной близости с тем, кого она любила, близости немедленной – ничего больше она сейчас не желала, как подарить всю себя возлюбленному, и все же боялась это сделать, потому что много раз слышала, что при первой близости девушке всегда бывает очень больно. Но Хок быстро прогнал ее страхи, когда с такой осторожностью лег на нее, с такой нежностью, с такой трепетностью принялся ласкать и целовать ее тело, что Анастасия ощутила себя словно охваченной огнем и способной думать лишь об этих поцелуях да о ласкающих руках Хока, каждое прикосновение которых дарило неземное наслаждение. Когда его рука скользнула вниз по ее животу и достигла лона, когда пальцы бережно тронули нежно-бархатистое женское естество и начали совершать колдовство ласки, Анастасия почувствовала, как ее заливает идущая изнутри ликующая радость, которая в мгновение ока унесла прочь все ее страхи. Сердце и душа Анастасии, переполненные неведомым прежде блаженством, распахнулись навстречу Хоку. Бедра ее раздвинулись сами собой, открывая цветок нежной плоти, трепещущий от наполнившего его сладострастия. Хок замер у этих приоткрывшихся врат, не решаясь совершить единение, столь желаемое ими обоими, и предвкушение было мучительно-сладким.

– Анастасия... – едва слышно шепнул он.

– Да, Хок, да! Пожалуйста... пожалуйста...

Это он и желал услышать. Очень медленно, бережно, нежно начал он погружаться в безудержно влекущую жаркую обволакивающую глубину женского естества Анастасии, исполненный решимости не причинить ей боли и подарить настоящее счастье в этот первый раз. Анастасия инстинктивно поняла, почему Хок так нетороплив и осторожен, и требовательно потянула его на себя, обнимая, целуя его лицо и уже открыто желая этой почти что состоявшейся близости. Хок, почувствовав, как она самозабвенно всем своим существом тянется к нему, решился. Миг познания друг друга был необычайно сладок, и время приостановило свой бег. Анастасия почти не заметила боли – та исчезла под накатившей волной наслаждения.

Хок продолжил движения любви, и всякий раз, когда он погружался в горячую глубину лона возлюбленной, Анастасия стонала от наслаждения и в конце концов, закрыв глаза, потянулась к нему полуоткрытыми губами. Хок прижался к ним ртом, откликнувшись чувственным поцелуем, на который Анастасия отозвалась с не меньшей страстью. Каждым движением он все ближе и ближе подводил Анастасию к тому сладостному мгновению, достичь которого мужчина и женщина могут, только если любят друг друга.

Анастасия уловила нужный неторопливый ритм, с радостью начав повторять его движениями бедер. Они исполняли неповторимую симфонию любви, с каждой минутой добиваясь все большей и большей гармонии, поднимаясь на все новые высоты наслаждения. Хок не торопился, ибо его желание подарить Анастасии самую большую радость, какую он только сумеет ей доставить, удерживало его от стремления подчиняться только собственной страсти. Он оторвался от губ Анастасии и с наслаждением принялся осыпать поцелуями ее тугие груди, время от времени нежно покусывая заострившиеся соски и чувствуя на губах солоноватый привкус ее пота. Всякий раз, когда он слегка сжимал зубами плотный бугорок, Анастасия громко стонала, выгибаясь в каком-то исступленном восторге.

Сама не понимая, о чем просит, она словно в забытьи молила прерывающимся, полным мучительного нетерпения голосом:

– Хок... О, Хок... пожалуйста... пожалуйста...

Хок счастливо улыбнулся, точно теперь зная, что сумел вознести ее до головокружительных высот любовного экстаза. Он накрыл ладонями ее груди, некоторое время наслаждаясь их тяжелой полнотой и гладкой бархатистостью кожи, потом руки его скользнули ниже – он взял ее за бедра и слегка приподнял, чтобы проникновение было как можно более глубоким. Хок двигался теперь ритмичнее и быстрее, и задыхающаяся Анастасия беспрерывно стонала, не в силах совладать с собой. Испытываемое наслаждение с каждым разом Поднимало ее в экстатическом упоении все выше и выше, и ей казалось, что этому не будет конца – в какой-то момент она не выдержит и умрет, потому что такое нечеловеческое счастье вынести невозможно. Страсть Хока достигла своей кульминации, и врата райского наслаждения распахнулись, выпустив на свободу их желание, достигшее всепоглощающей кульминации. И вот они снова вернулись в этот мир, задыхающиеся, мокрые от пота, счастливые и одновременно не верящие только что пережитому.

Хок пошевелился, неохотно отодвинулся от Анастасии и ласково положил ее голову себе на грудь.

– Я отдал тебе сейчас всего себя, все, что мне хотелось тебе отдать, – негромко заговорил он и замолчал, стараясь утихомирить бешено бьющееся сердце. – Но есть еще кое-что, чем я хочу с тобой поделиться.

Анастасия свернулась калачиком у него под боком, помолчала и ответила очень просто:

– От тебя, Хок, я приму все.

Он рассмеялся и ласково отвел с ее лба прилипшие прядки белокурых волос.

– А ты не боишься, что сейчас узнаешь обо мне все, что возможно, а на потом ничего не останется?

– Какие глупости ты говоришь! Тебе жизни не хватит, чтобы мне все о себе рассказать.

Анастасия глубоко втянула ноздрями воздух, стараясь запомнить этот его неповторимый запах, точно так же как запомнила она цвет его глаз, изгиб губ... Она нежно провела ладонью по его безволосой мускулистой груди.

– Почему у тебя на груди нет волос, Хок? И здесь тоже, – добавила она, погладив его руку.

– Индейская кровь. И бороды у меня тоже считай что нет. А это так важно?

– Вовсе нет. На самом-то деле, – Анастасия наклонилась и шаловливо лизнула его влажную от пота грудь, – ты мне нравишься такой, какой есть, со всеми изъянами.

– Это радует, не придется в будущем себя переделывать.

– Меня это вполне устраивает, – рассмеялась Анастасия. – Но чем ты хотел со мной поделиться?

Он легонько похлопал ладонью по ее животу и ответил:

– Не сейчас. Попозже. Я хочу тебе кое-что показать.

– Вот как? – протянула Анастасия и соблазнительно потянулась всем телом.

– Как вижу, ты становишься ненасытной, – засмеялся Хок.

– Мне возразить нечего.

– Я хотел тебе рассказать, зачем приехал в северную Аризону.

Анастасия замерла – вся игривость ее вдруг исчезла. Неужели Хок наконец собрался ей сказать, зачем вернулся сюда?

– Это то, чем ты хотел со мной поделиться?

– Да. Как только мы оденемся и приведем себя в порядок, я отвезу тебя в одно место.

– Я буду готова через пару минут, – заторопилась Анастасия и начала было вставать.

Однако Хок мягко удержал ее, притянув к себе:

– Куда это ты заторопилась? Уверяю тебя, то место никуда не денется. Сейчас у нас есть дела, которые никак нельзя откладывать.

Анастасия, опустив глаза, проследила за его взглядом и убедилась, что ее возлюбленный более чем готов еще раз разделить с ней свою страсть.

– Действительно, – кивнула она и ласково провела ладонью по его животу сверху вниз. – Действительно, эти дела лучше не откладывать на потом.