Прохладный утренний ветер, колыхавший траву неухоженной лужайки, пробрался на широкую веранду большого особняка, выстроенного в греческом стиле. Стоявшие на веранде трое людей зябко поежились и еще ближе придвинулись друг к другу.

Особняк, давным-давно нуждающийся в покраске и ремонте, и раскинувшаяся вокруг него плантация были известны в округе как поместье Гайя. Гражданская война между Севером и Югом не оставила от его былой славы почти ничего, кроме этой малочисленной семьи, члены которой стояли сейчас на веранде. Всем им грозила нешуточная опасность.

Высокий худощавый мужчина в серой куртке конфедерата и вылинявших штанах склонился к хрупкой женщине и маленькой девочке, стараясь хоть как-то прикрыть их от пронизывающего ветра. Он доподлинно знал, что Юг больше никогда не будет прежним. Старый добрый Юг мертв. Знал он и о том, что без рабов плантация тоже мертва. И большинство его бывших друзей тоже умерли, а вот он все еще жив, и его жена и дочь – тоже. Они должны сделать все, чтобы уцелеть, но здесь это невозможно. Он подыщет им новое место для жилья, как можно дальше от плодородных земель дельты Миссисипи, где-нибудь на западе. Там будет шанс все начать сначала – да чего там скрывать – с нуля, и, в конце концов, создать новый домашний очаг.

– Лорели, – негромко проговорил он, – ты же прекрасно знаешь, что ехать нужно именно мне. И одному. Другого выхода нет. Здесь мы потеряли все, понимаешь, все! Это же янки, черт их подери!

Лорели, как могла, боролась с душившими ее слезами. В отчаянии она припала к груди мужа, крепко сжав ручку семилетней дочки.

Мужчина взглянул на Анастасию, своего единственного ребенка, и его охватило чувство горькой вины. Да и могло ли быть иначе при взгляде в ее зеленые глаза, полные печального упрека? Она не плакала, и он понимал почему. Что он мог ей сказать? Когда девочке едва исполнилось три, он, любящий отец, оставил ее на долгих четыре года, чтобы принять участие в войне, которая уничтожила все, что она успела узнать и полюбить. Теперь же, едва они сумели возродить доверие и любовь друг к другу, он вновь бросает семью. На этот раз он решил начать новую жизнь, даже не пытаясь сохранить хоть что-нибудь из старой, и им придется разлучиться. Одному Богу ведомо, когда он сможет прислать за ними. Как объяснить все это ребенку, который живет сегодняшним днем и слабо представляет себе, что такое месяцы и годы.

Наконец он тяжело вздохнул, крепко прижал к себе дочь, наклонился и с нежностью поцеловал ее в пушистую макушку, надеясь, что Анастасия не забудет его любви. Выпрямившись, он заключил жену в страстные объятия, воспоминание о которых должно было помочь им обоим преодолеть грядущие испытания.

Пришло время прощаться. У Лорели задрожали губы, она громко разрыдалась. Если бы в сухих глазах ее мужа оставалась хоть одна слезинка, он расплакался бы тоже. Торопливо шепнув жене и дочере слова любви и поддержки, он в прощальном приветствии притронулся рукой к обвислым полям серой шляпы, развернулся и решительно зашагал вперед.

Он уходил по разбитой грязной дороге, и жена с дочкой все махали и махали ему вслед. Когда он исчез за поворотом, обе они крепче прижались друг к другу.

Время снова стало их главным врагом, а в отчаянно колотившемся сердце Анастасии недостижимой мечтой поселилась надежда когда-нибудь вновь увидеть отца.