Глава 2
Из конфет и пирожных и сластей всевозможных

Она в жизни не видела подобного красавца! Глаза приветливо щурились, и он улыбался ей… ее сердце куда-то покатилось… а потом ее захлестнула волна такого всепоглощающего желания, что она едва не лишилась чувств.

— Вет! — сказал он. — Вет. Вет!

— Какой чудесный мальчик, — проворковала Генриетта, наклоняясь. — У тебя есть зубки, солнышко?

Она прижала палец к подбородку ребенка. Тот разразился мелодичной трелью смешков и, шагнув к ней, повторил:

— Вет!

— Вет? — спросила Генриетта, тоже улыбаясь.

Но тут маленькая девочка схватила ребенка за руку и оттащила.

— Она имела в виду «привет», — раздраженно пояснила малышка. — Аннабел — девочка. Не мальчик. И она вовсе не красавица. На случай если вы не успели заметить, она совсем лысая!

Девица четырех-пяти лет свирепо уставилась на Генриетту. Ротонда расстегнута, на руках нет перчаток… впрочем, январь выдался необычайно теплым, и Генриетта оставила свою ротонду в экипаже. На ребенке было грязное платьице, которое, вполне возможно, еще сегодня утром считалось светло-розовым, но с тех пор довольно много претерпело. Спереди его украшало большое дурно пахнущее навозное пятно, словно обладательница наряда минуту назад упала прямо в коровью лепешку.

Девочка продолжала тащить ребенка по улице. Генриетта отметила, что бывшее розовое платьице было сшито из дорогой ткани, но уж очень смердело коровником.

Спохватившись, она встала прямо перед детьми и улыбнулась, словно ей только что пришло в голову загородить им дорогу.

— Тут ты меня здорово поддела. И все абсолютно верно. Я почти ничего не знаю о детях. Правда, с первого взгляда заметно, что ты скорее всего мальчик.

— Вовсе нет! — окончательно рассердилась малышка.

— О, никогда так не говори: можно сильно ошибиться. Я вполне уверена, что молодые люди… лет этак четырех в этом году носят розовое с лентами. Даю слово, так оно и есть.

— Я вовсе не мальчик, и мне уже целых пять! И прошу вас подвинуться, вы не даете нам пройти!

Настороженный вид и высокомерный тон удивили Генриетту, поэтому она наклонилась и спросила:

— Как тебя зовут, солнышко? И где твоя няня? Сначала ей показалось, что девочка вовсе не собирается отвечать и вместо этого повернется и побежит по Хай-стрит, волоча за собой младшую сестру.

— Я Джози, — все-таки смилостивилась она. — Мисс Джозефина Дарби. А это моя младшая сестра Аннабел.

— Вет! — завопила Аннабел. Похоже, Генриетта понравилась ей с первого взгляда, особенно еще и потому, что та не поленилась присесть перед ней на корточки.

— Вот как! — подмигнула Генриетта. — А я — леди Генриетта Маклеллан. И ужасно рада с тобой познакомиться. Джози, как по-твоему, может, ты где-то потеряла няню?

— Я оставила ее ради лучшего места, — величественно, но чересчур быстро объявила Джози.

— Ты что?!

— Я оставила ее ради лучшего места, — повторила девочка. — Так сказала кухарка, перед тем как перейти на другую сторону улицы.

— Понимаю, — кивнула Генриетта. — И где, по-твоему, ты оставила няню?

— Там, — неопределенно ответила Джози, упрямо выпятив нижнюю губу. — Но я туда не вернусь. И больше не сяду в карету. Ни за что!

Девочка задумчиво оглядела ряд окон в мелких переплетах, сверкавших вдоль Хай-стрит.

— Мы убежали из дома и больше не придем назад. Сейчас отыщем лавку, в которой продают мороженое, и пойдем дальше.

— Ты не думаешь, что няня может за тебя волноваться? — осведомилась Генриетта.

— Нет. Сейчас как раз время утреннего чая.

— Все же она может встревожиться. Она сейчас в «Золотой оленихе»?

— Она не заметит, — заверила Джози. — Сегодня утром опять закатила истерику. Она терпеть не может путешествовать.

— Если твоя няня не заметила вашего ухода, родители обязательно встревожатся, не сумев найти тебя и твою сестру.

— Моя мать умерла, — процедила Джози с таким видом, словно все окружающие должны были бы давно усвоить сей факт.

— О Господи, — смущенно пробормотала Генриетта, но тут же, что-то сообразив, вскинулась: — Как насчет того, чтобы я понесла твою сестру и мы вместе отправились назад?

Джози не ответила, но и руки Аннабел не выпустила. Генриетта протянула руки, и Аннабел с радостью пошла к ней. Такая пухленькая, розовая и совсем лысенькая! А лицо сияет улыбкой.

— Мама, — выговорила она, погладив Генриетту по щеке. Сердце последней привычно сжалось. Достойная всякого осуждения зависть к чужим детям! Это недопустимо!

— Господи, какая же ты миленькая!

— Няня говорит, что она ужасная кокетка, — презрительно бросила Джози.

— Ну… — нерешительно протянула Генриетта, которой в результате немалых усилий все же удалось встать с ребенком на руках. — Мне придется согласиться с твоей няней. Аннабел кажется чересчур дружелюбной особой по отношению к первому встречному вроде меня. Ни одна леди постарше не отважилась бы на такое, верно?

Улыбнувшись Джози, она повернулась и медленно направилась обратно, в «Золотую олениху». Господи, только бы больное бедро выдержало вес девочки! Аннабел оказалась куда тяжелее, чем выглядела.

— Да уж, Аннабел много чего вытворяет, — неодобрительно пробурчала Джози. — Я бы такого никогда не сделала!

— Могу себе представить, — сочувственно вздохнула Генриетта, осторожно ступая по тротуару. Ужасно, если она споткнется и уронит ребенка!

— Меня, например, никогда не рвет.

— Ну разумеется, ты уже взрослая девочка.

Впереди блестел неровный островок льда. Генриетта покрепче сжала Аннабел.

— Нет, честно говоря, однажды со мной тоже приключилась беда, — вздохнула Джози. — На прошлую Пасху, после ужина. Вывернуло прямо-таки наизнанку, а няня Пивз сказала, что я съела слишком много засахаренных слив. Все это, конечно, полнейшая чепуха, потому что их было всего семь штук. Как по-вашему, ведь семь — вовсе не так уж много, верно?

— Совсем немного.

— А вот Аннабел, она…

Но несчастная способность Аннабел срыгивать в самое неподходящее время на этот раз проявилась уже через секунду. Генриетта как раз сумела перебраться через особенно коварную выбоину и остановилась, чтобы дать проехать экипажу, запряженному четверкой коней, и без помех перейти улицу, когда Аннабел издала странный звук, больше всего похожий на сухой кашель.

— Осторожнее! — крикнула Джози, дергая Генриетту за юбку.

Та недоуменно уставилась на девочку.

— По-моему, все в по…

И тут Аннабел вывернуло, да так, что теплая… нет, горячая жидкость полилась по спине Генриетты и впиталась в ткань платья.

Еще секунда — и Генриетту пробрал озноб: спину словно обдало льдом. Она инстинктивно отстранила Аннабел как можно дальше от себя. Это оказалось роковой ошибкой, потому что желудок Аннабел, как выяснилось, еще не окончательно опустел, и волна слегка свернувшегося молока ударила Генриетту в грудь и залила весь перёд. Генриетту передернуло, но она сумела совладать с собой и не выпустить малышку.

Откуда-то словно издалека доносились вопли Джози. Аннабел сморщила личико и громко взвыла.

— О, милая, — пробормотала Генриетта, инстинктивно прижимая ребенка к мокрому платью и принимаясь укачивать. — Все хорошо. Не плачь, дорогая. Животик болит? Только не плачь, пожалуйста, не плачь.

Она продолжала растирать спину Аннабел, пока та не замолчала и не положила голову на плечо Генриетты.

Сердце девушки снова сжалось от непонятной нежности. Она молча смотрела на маленькую лысую головку с торчащим розовым ушком. Нет, необходимо что-то предпринять. Если Генриетта так жаждет ребенка, что теряет разум при виде создания, которое в одну секунду испортило ее лучший прогулочный костюм, значит, она попросту безумна.

Джози нетерпеливо приплясывала вокруг нее.

— Аннабел просит прощения! — пронзительно вопила она. — Ей очень жаль, очень жаль, очень жаль.

— Мне тоже, — усмехнулась Генриетта. — Хорошо еще, что я сделана не из сахара и не растаю.

Тревога на маленьком личике Джози почти исчезла.

— Она испортила ваше красивое платье, — прошептала девочка, подступив ближе и робко коснувшись прогулочного костюма Генриетты цвета бледного янтаря. — Няня говорит, что Аннабел давно пора бы перестать вытворять этакое! В конце концов ей почти год, и она давно уже пьет из чашки. Но ничего не выходит! По-моему, она просто не умеет сдержаться.

— Наверное, ты права, — кивнула Генриетта, прижимая к плечу влажный маленький комочек. — А теперь нужно поскорее найти няню, потому что Аннабел следует срочно переодеть.

Но Джози покачала головой:

— О нет, ничего не выйдет. Няня Пивз твердит, что Аннабел должна терпеть, пока одежда не высохнет, иначе эти рвоты никогда не прекратятся.

Генриетта зловеще сузила глаза.

— Что?!

Джози послушно повторила сказанное и добавила:

— Не могли бы мы, пожалуйста, посидеть где-нибудь и подождать, пока платье не высохнет? Тогда няня ничего не узнает, а Аннабел терпеть не может, когда ее бьют.

— Значит, я не ослышалась, — процедила Генриетта. — Не бойся, я не позволю твоей няне бить Аннабел, но ее необходимо немедленно переодеть. Кроме того, я собираюсь побеседовать с твоей няней. И с отцом тоже.

Она протянула девочке свободную руку. Та без колебаний ухватилась за нее, и вместе они посеменили через улицу к гостиничному крыльцу.

Оттуда вышел дородный краснолицый мужчина и, низко поклонившись, воскликнул:

— Леди Генриетта! Какое огромное удовольствие видеть вас!

— Добрый день, сэр. Как поживаете вы и миссис Гиффорд?

— Прекрасно, леди Генриетта, и я обязательно передам жене, что вы о ней справлялись. Но что это такое? — удивился он, кивнув в сторону ребенка. — Это дитя, по-моему, слишком тяжелое для вас. И чье оно?

— Не беспокойтесь, мистер Гиффорд, я вполне могу ее нести.

Это была ложь — Генриетта чувствовала, что начинает подволакивать ноги. Если она немедленно не опустит Аннабел, через минуту станет крениться на бок, как корабль в бурю.

Она покрепче сжала руки.

— Я надеялась, что вы скажете мне, кому принадлежат эти дети. Они бродили по Хай-стрит, направляясь неизвестно куда. Джози, ты…

Но в этот момент Гиффорд заметил Джози и радостно улыбнулся:

— Одна из малышек мистера Дарби! У него здесь свой номер с отдельной гостиной. Позвольте спросить, юная леди, как вы сумели выбраться из гостиницы?

— Я хотела бы потолковать с мистером Дарби, — твердо объявила Генриетта. — Это ваша голубая гостиная, мистер Гиф-форд? Кроме того, мне необходимо перемолвиться словечком с няней детей.

Хозяин гостинцы поспешил открыть высокую дверь.

— Видите ли, миледи, их няня только что уехала, отказавшись от места.

— Уехала? — повторила Генриетта, останавливаясь в узком коридоре. — Полагаю, теперь понятно, почему эти дети бродили по Хай-стрит совершенно одни.

Мистер Гиффорд с тяжелым вздохом кивнул:

— Убралась минут десять назад со всеми своими пожитками, никому слова не сказав. Заявила, что ее, видите ли, не предупредили заранее об отъезде из Лондона и что она не любит путешествовать. Рыдала, уверяя, что это не дети, а сущие дьяволята, что ее постоянно оскорбляли, изводили и тому подобное.

По мнению Генриетты, учитывая бесхитростное повествование Джози о мокрых платьях и побоях, няня сама была сущей дьяволицей. И хуже всего, что малышка Аннабел мирно дремала на ее плече, невзирая на то что сама успела насквозь промокнуть. Дело может закончиться воспалением легких! Какое несчастье! Всем, кто прочел руководство Бартоломью Ватта «Правила и указания по надлежащему уходу и воспитанию детей», было яснее ясного, что няня может самым разительным образом повлиять на всю дальнейшую жизнь ребенка, и, следовательно, отец Аннабел проявил преступную беспечность, поручив столь грубой и невежественной особе заботу о детях.

— Заходите, леди Генриетта. Я немедленно принесу вам чашку чаю. Должно быть, нелегко было нести ребенка по всей улице.

— Огромное спасибо, мистер Гиффорд, — кивнула она, входя в комнату. — Довольно и стакана воды.

Комната оказалась пустой. Красивый голубой ковер тянулся до самых окон, выходивших на центральную площадь Лимпли-Стоук. Генриетта обернулась, желая осведомиться о местопребывании отца детей, но мистер Гиффорд уже кланялся входившему в дверь мужчине.