Глава 2
— Похоже, дождь собирается лить до утра, — заявила Бьянка Коллинз, глядя в окно гостиной. — Думаешь, папа сегодня приедет, Элинор?
Оторвавшись от шитья, лежавшего на коленях, Элинор подняла голову и улыбнулась младшей сестре. В свои восемнадцать лет та уже полностью сформировалась и была потрясающе красивой: тонкие черты лица, безупречная кожа, густые длинные волосы цвета осенней листвы, ясные, блестящие глаза, зеленые, как луговой мятлик летом.
Но Элинор знала, что истинную красоту придают Бьянке мягкость ее характера, сердечная доброта и оптимистический взгляд на жизнь.
— Поступки графа невозможно предсказать. — Элинор воткнула иголку в тонкий муслин платья, которое шила. — Боюсь, наш знаменитый отец похож на погоду.
— Меня так одолевает любопытство, что последние ночи я едва спала, — призналась Бьянка. — Хотя чувствую, папа собирается нам сказать нечто замечательное.
— Нуну, — пробормотала Элинор.
Она тоже страдала бессонницей, ожидая приезда графа. Только в отличие от Бьянки старалась подавить страх. Короткая записка графа, сообщавшая о его скором визите, пришла еще две недели назад и была послана не дочерям, а скорее дворецкому — с приказом все для него приготовить. По мнению Элинор, ничего хорошего это не сулило, но ей не хватило духу огорчить сестру.
Бьянка жила моментами, когда отец вспоминал о существовании дочерей, изредка появляясь в их жизни. Несколько часов, проведенных с графом, давали Бьянке ощущение, что она оставалась важной частью его жизни.
Но Элинор смотрела на это подругому. Граф давно бросил их. Его погоня за удовольствиями, путешествия за границу, светская жизнь в Лондоне представляют для него больший интерес, чем двое лишенных матери детей.
Хотя Элинор вырастили гувернантки, но за первые восемь лет своей жизни она познала и материнскую любовь. А Бьянка вообще осталась без матери, та умерла через несколько дней после ее рождения. Может, этим и объясняется такая безоговорочная любовь сестры к графу: ведь он единственный родитель, какого она знала.
Видимо, Бьянке хватало нечастого интереса, который он демонстрировал, и случайной любви, которую он ей дарил. Но Элинор хотела невозможного, хотела, чтобы отец любил ее. И каждый раз граф доказывал, что единственный человек, кого он любил, — это он сам.
Элинор знала, что она не идеальная дочь, которой полагается быть слепо послушной, кроткой и угодливой. Временами она даже позволяла себе осуждать графа за его пренебрежение родительскими обязанностями. Но худшим из всех ее преступлений была неспособность удачно выйти замуж.
Граф неохотно подарил ей один сезон в Лондоне, но она его разочаровала. Не поразила общество, не добыла мужа, не принесла семье ни богатства, ни поместья, ни связей. А теперь, в двадцать шесть лет, она уже слишком стара, и отцу от нее мало пользы.
— Надеюсь, папа задержится тут хотя бы на несколько дней. — Бьянка просияла. — Может, найдет время познакомиться с мистером Смитом. Он говорил мне, и не раз, что почтет за честь знакомство с папой.
Это уж точно, подумала Элинор. Мистер Смит лишь недавно поселился в их сельской округе. Его заявление о дальнем родстве со сквайром Уильямсом открыло молодому человеку несколько дверей, и он пользовался этим, стараясь упрочить репутацию состоятельного, культурного джентльмена. Насколько Элинор могла судить, ни тем, ни другим в значительном количестве мистер Смит не обладал.
— Без особых причин граф не смешивается с местным обществом, — сказала она.
— Я знаю, — вздохнула Бьянка. — И все же мне очень хочется услышать его мнение о мистере Смите, ведь он так похож на папу. Я уверена, они замечательно поладят.
Едва ли сходство с их отцом можно считать замечательным качеством. Элинор поняла, что это еще одна причина ее неприязни к мистеру Смиту, такому же высокомерному, как и граф. А Бьянка, видимо, принимала это за твердость характера.
Кроме того, Элинор очень сомневалась в искренности чувств мистера Смита. Он искал внимания Бьянки лишь потому, что младшая дочь графа стала бы для него самой удачной невестой.
Для сестры она хотела лучшего. Волшебства любви, обещания счастья, уважения мужа, считающего Бьянку подарком судьбы.
Конечно, того же она хотела и для себя, но возможность появилась, а затем исчезла много лет назад. Когда она была слишком молодой и слишком наивной, чтобы понять ее ценность. Когда она безрассудно упустила ее.
Нет, это еще не вся правда. Если б она последовала зову сердца, ей пришлось бы покинуть отцовский дом, оставив беззащитной девятилетнюю Бьянку.
Дочь аристократа и слуга… Разве им место перед алтарем? Но она полюбила Джона Таннера всем сердцем семнадцатилетней девушки, и он безоговорочно ответил на ее любовь. Они знали, что их связь невозможна, и единственный способ быть вместе — это начать другую жизнь там, где никто не знает об их прошлом. Несколько месяцев спустя у них созрел план бегства. Сначала они переберутся в Шотландию, чтобы пожениться, а затем отправятся на побережье, где Джон найдет работу.
Довольно легко было выскользнуть из дома в ночь бегства, но объявить Джону, что она не пойдет с ним, было самым трудным делом. Она хотела его всеми фибрами души и в то же время знала, что должна принять на себя ответственность за сестру, если не желает потом всю жизнь сожалеть о своем выборе.
Элинор было несвойственно возвращаться в прошлое и думать о том, что могло бы случиться. И все же порой ее интересовало, как бы сложилась ее жизнь, если бы она могла рискнуть и последовать велению сердца.
Элинор осторожно тянула нитку, стараясь не испортить прекрасную ткань платья, которое переделывала для Бьянки. Когдато оно было свидетелем ее неудачного дебюта в единственном сезоне. Платье давно вышло из моды, но качество материала превосходное, и оно вполне еще пригодно. Даже более чем пригодно, ведь на Бьянке все выглядит восхитительно.
Граф был не слишком щедр, когда это касалось содержания дочерей. По необходимости Элинор овладела швейным искусством, переделывая для себя и Бьянки устаревшую одежду. Но в последнее время она больше заботилась о том, чтобы ее сестра всюду появлялась в новых модных нарядах.
Обдумывая, не украсить ли вышивкой лиф платья, она услышала внизу шаги, потом низкий, раскатистый голос, приказывающий слуге открыть дверь гостиной. Отец.
Элинор тяжело сглотнула, надеясь успокоить внезапную боль в груди. Но прежде чем она успела полностью овладеть собой, дверь распахнулась, и вошел граф Хетфилд — красивый шестидесятилетний мужчина высокого роста, с серебряными волосами и пронзительными темными глазами.
— Папа! Ты приехал! — Бьянка подбежала к нему, чтобы обнять.
Элинор даже не встала. Граф был не из тех родителей, кому нравятся проявления чувств, хотя он еще терпел объятия Бьянки. Что же касается старшей дочери, то Элинор не помнила случая, когда отец снисходил до того, чтобы хоть немного приобнять ее.
— Осторожней, девушка, ты помнешь мой сюртук.
Черствое замечание не смутило Бьянку, она засмеялась и только крепче обняла графа. На миг Элинор позавидовала наивности сестры. Ее обиды еще впереди.
— Я уверена, что даже морщинки не обнаружишь на вашей идеальной внешности, милорд, — заметила Элинор. — Ваш камердинер никогда этого не допустит.
Граф откинул голову и, взглянув на нее, озадаченно нахмурился. Он что, забыт, кто она такая? Элинор заставила себя встретить его взгляд.
— Мне необходимо выпить, — заявил граф. — Дороги из Лондона были ужасными.
— Папа, я сейчас принесу.
Бьянка подбежала к буфету и смущенно замерла, глядя на хрустальные графины и бокалы различной формы.
— Бренди. — Элинор указала на самый высокий графин. — И возьми коньячный бокал.
— Удивлен, что ты помнишь, — заметил граф, взбалтывая янтарную жидкость в бокале, который подала ему Бьянка.
— У меня отличная память.
Элинор редко пила спиртное, только иногда стакан вина за обедом. Но сейчас ей не мешало бы выпить для храбрости.
— Память — самая неприятная черта, — сказал граф, садясь. — Особенно у женщин твоего возраста, Элинор.
— Ты ведь проделал весь этот путь не только для того, чтобы выпить, — процедила Элинор, взбешенная его оскорбительными словами. — Тебе наверняка чтото потребовалось?
— Я приехал забрать Бьянку в Лондон. Самое время представить ее обществу.
— В Лондон? Правда? — Бьянка задохнулась от восторга.
— Сезон уже начался, — возразила Элинор.
— Не имеет значения. Понастоящему важные балы и приемы еще впереди.
— Но для подготовки требуется время. Бьянке нужны туалеты, обучение манерам, этикету, танцам.
— Ей требуется лишь одежда для поездки в Лондон, — отмахнулся граф. — А гардероб мы пополним там. Что касается остального, полагаю, ты научила ее надлежащему поведению. Или ты хочешь сказать, что все эти годы пренебрегала ею?
— Я сделала все, что могла, передав ей мои скромные познания. Но мой светский опыт, если помнишь, весьма ограничен.
Граф бросил на нее косой взгляд, как будто не нуждался в подобном напоминании.
— К счастью, Бьянка обладает красотой и умом, — сказал он. — Уверен, ее ждет потрясающий успех.
Что все это значит? Элинор похолодела от страха. Если отец действительно хотел ввести Бьянку в общество, то почему так долго ждал, не ставя сестер в известность? Ведь даже при самых благоприятных обстоятельствах провинциальной Бьянке трудно будет добиться успеха в блистательном лондонском свете.
— Конечно, Бьянка очарует всех, — осторожно произнесла Элинор. — Но если бы она имела достаточно времени для подготовки, успех был бы ей гарантирован. Почему не представить ее в следующем сезоне?
— И потерять отличный урожай богатых холостяков этого года? Нет, я уже все решил. Она поедет сейчас.
Теперь причина его поспешности стала ей ясна. Граф хотел, нет, ему требовалось найти мужа для младшей дочери. И как можно скорее. А это значит, что финансовое положение у него хуже, чем обычно.
Для Элинор не было секретом, что поместье заложено, что граф задолжал всем — от слуг до торговцев. Правда, он какимто непонятным образом ухитрялся добывать средства, чтобы отчасти расплатиться с наиболее агрессивными кредиторами, но семья все равно пребывала в безвыходном положении. Видимо, чтото произошло. Но если бы Элинор и выяснила, зачем графу так срочно понадобились деньги, это не изменило бы его планов.
Он собирается выдать Бьянку за того, кто принесет ему наибольшую выгоду. И разумеется, не позволит, чтобы такая мелочь — вроде чувств дочери к ее будущему мужу — повлияла на его решение.
Но Бьянка счастливо улыбалась, не сознавая, какую судьбу готовит ей отец.
— Мы едем в Лондон! Разве ты не рада, Элинор? Прошло уже столько лет с тех пор, как ты была в обществе.
— При чем здесь Элинор? — Граф пренебрежительно взглянул на старшую дочь. — Бьянка, я приехал забрать в Лондон тебя, а не твою сестру.
— Почему она не поедет с нами? — расстроилась Бьянка.
— Она там не нужна.
Элинор закусила губу, пытаясь выглядеть спокойной. Граф не спорил с дочерьми. Он приказывал, они повиновались. Однако с соответствующим подходом его можно было уговорить.
— Конечно, Элинор должна поехать, — дрожащим голосом сказала Бьянка. — Я пропаду без нее. Пожалуйста, папа!
Граф опять перевел неодобрительный взгляд на старшую дочь, и Элинор вскинула голову. Ради неопытной Бьянки ей очень хотелось поехать в Лондон. Опекать ее там. Что станет с ее любимой сестрой, если она не сможет о ней позаботиться? Какого мужа граф выберет для младшей дочери? Элинор не доверяла ни его рассудительности, ни его побуждениям.
— Если ты меня возьмешь, я могу служить ей компаньонкой, — спокойно произнесла она.
— Пожалуйста, скажи «да», папа, — умоляла Бьянка, опускаясь на колени перед его креслом.
Хотя ей было тягостно видеть унижение сестры, Элинор молчала. Наконец граф поднял бровь и равнодушно заявил:
— Если ты этого хочешь, Бьянка, твоя сестра может поехать с нами. При условии, что она будет полезной.
Питер Доусон с изящной легкостью перетасовал колоду и умело сдал карты. Сидя напротив друга, Себастьян приказал себе выглядеть расслабленным и спокойным. Ведь джентльмены просто играли в карты, и если бы он казался озабоченным или возбужденным, это могло вызвать подозрения.
В отличие от переполненного, душного бального зала герцога Уоррена игровая комната была раем для джентльменов, которым требовался отдых после танцев и бесед. Из пятерых игроков Себастьяна интересовал только один — граф Хетфилд.
Похоронив бабушку, он через несколько дней вернулся в Лондон и обнаружил, что графа там нет. Две недели он провел в беспокойном ожидании, пока не узнал хорошие новости: четыре дня назад граф наконец приехал. Рассчитывая, что тот должен появиться в обществе, Себастьян посетил уже три суаре и с некоторым удивлением встретил его на балу у герцога.
— Карты, джентльмены? — спросил Доусон.
Сэр Чарлз отказался, лорд Фарбер взял одну, граф сразу две и затянулся сигарой. Он выглядел моложе, чем предполагал Себастьян, и далеко не таким дурным с виду. Он поклялся бабушке избегать встречи с Хетфилд ом и держал слово, опасаясь, что потеряет самообладание.
Но теперь Себастьян, к своему удивлению, безучастно смотрел на человека, который довел его мать до самоубийства и навсегда изменил его жизнь. Может, потому, что план его мести был настолько простым?
Себастьян выбрал честный способ — дуэль с графом. Хотя общество не одобряло поединков, для всех джентльменов они служили средством защитить свою честь и добиться справедливости.
Разумеется, он мог обвинить Хетфилда в безвременной кончине матери, на то у него имелись основания, но тогда пришлось бы открыть тяжелую правду. А, как ни поразительно, бабушке все же удалось сохранить в тайне самоубийство, и он не хотел пятнать скандалом память своей матери. Пусть в обществе считают, что дуэль произошла по какойто иной причине. Например, изза обвинения в мошенничестве при карточной игре.
Поставить честь Хетфилда под сомнение очень легко. Когда графу особенно повезет с выигрышем, Себастьян обвинит его в мошенничестве и потребует удовлетворения, вынудив к дуэли. На шпагах или пистолетах, все равно — Себастьян был превосходным фехтовальщиком и отличным стрелком.
— Бентон? — Привычным жестом Доусон протянул ему колоду. — Ты берешь?
Взглянув на свои карты, Себастьян покачал головой и бросил монету в центр стола. Чтобы выиграть в двадцать одно, необходимо точно помнить вышедшие карты и обладать способностью рассчитывать следующий ход противника, что блестяще умел делать Себастьян.
Он внимательно наблюдал за графом. Это был самый искусный, опытный и решительный из всех игроков, сидевших за столом. Кроме Себастьяна, который умышленно отбрасывал выигрышные карты.
По сигналу Доусона все открыли карты.
— Двадцать одно, — сказал он. — Выиграл лорд Хетфилд.
— Проклятие, сегодня госпожа Удача определенно улыбается вам, граф, — проворчал лорд Фабер. — Вы берете подряд уже третью взятку.
— Может, вам лучше переключиться на игру в кости, милорд? — с улыбкой спросил граф.
— Ха! В кости играют молодые глупцы, — возразил лорд Фабер. — Не имеет смысла тратить деньги впустую.
Игра возобновилась. Стопка выигранных Хетфилдом монет была уже вдвое больше, чем у любого из его противников. Доусон, как обычно, шутил при сдаче карт и пытался сохранить дружеский настрой игры. Сэр Чарлз продолжал напиваться, пока лорд Фабер удваивал ставки, ловя свою удачу.
Себастьян отставил подальше стакан виски, не желая себя искушать. Для осуществления своего плана он должен быть трезвым, с ясным умом. Обвинения выпившего человека никогда всерьез не принимаются.
— Итак, Хетфилд, — сказал Доусон.
Граф открыл пятерку и шестерку, третья карта была повернута лицом вниз. Он медлил. Себастьян восхищался его внешним спокойствием, поскольку знал, что третья карта приносила выигрыш. Глубоко вздохнув, он улыбнулся графу, тот вернул ему улыбку и бросил еще монету. Великолепно.
— Опять двадцать одно? — горько произнес лорд Фабер, когда все карты были открыты. — Сегодня вам действительно чертовски везет, Хетфилд.
Наконецто! Досада лорда Фабера прорвалась очень вовремя.
— Странно, последний раз я насчитал в колоде четыре короля, — с намеком на обвинение произнес Себастьян. — Как вам удалось разыграть пятого, лорд Хетфилд?
— Пятого? — невнятно повторил сэр Чарлз. — Вы уверены?
— Совершенно, — подтвердил Себастьян, ибо сам проделал маневр с картой.
— Это же абсурд! — закричал граф.
— Нет, подождите. Думаю, Бентон может оказаться прав, — заявил сэр Чарлз. — Я уверен, что раньше тоже видел короля пик в игре.
— Черт возьми, Чарлз, вы слишком пьяны, чтобы вообще чтолибо заметить! — воскликнул Хетфилд.
— Ерунда!
Себастьян продолжал улыбаться. Заявление сэра Чарлза было бы намного результативнее, если бы он тут же не осушил свой бокал. И все же один игрок на его стороне. Осталось еще двое.
— Вы заметили чтолибо неладное, милорд? — Себастьян повернулся к джентльмену слева.
Лорд Фабер нервно кашлянул.
— Теперь, когда вы упомянули об этом, я припоминаю, что видел короля пик на первой сдаче.
— Я и не сомневаюсь в этом.
— На что вы намекаете, Бентон? — резко спросил граф.
— Ни на что. Я лишь устанавливаю факт. Невозможно, чтобы вы разыграли эту карту законно.
Послышалось движение, затем приглушенное жужжание голосов, которое с невероятной скоростью распространилось по комнате. Отлично. Пусть все говорят. От обвинения в мошенничестве не так легко отделаться даже среди закоренелых игроков.
Потом наступила тишина, все сосредоточили внимание на развертывающейся драме. Себастьян приветствовал этот интерес. Чем больше людей увидят ссору, тем Хетфилду будет труднее уклониться от поединка.
— Конечно, для истинного джентльмена есть только один способ уладить дело. Назовите вашего секунданта, Хетфилд.
— Что? — Граф неуклюже вскочил, опрокинув стул.
— Полагаю, я выразился предельно ясно. Вы собираетесь защищать себя или нет?
На лице графа чтото промелькнуло. Страх? Узнавание? Он понял, что перед ним сын Эванджелины, женщины, которую он так жестоко унизил много лет назад? Женщины, которая покончила с собой изза его недостойного поведения?
На щеках графа появились два красных пятна, но когда он заговорил, голос у него был спокойным.
— Конечно, вы ошиблись, лорд Бентон. И я отказываюсь удостаивать ответом ваше нелепое подозрение.
— Да, вы совершенно правы, милорд. — Доусон нервно оттянул пальцем узел галстука. — Я уверен, что здесь был всего один король пик. Это недоразумение, которое всем лучше забыть. Никто ведь не пострадал, правда, Бентон?
Себастьян развернулся к другу, готовый схватить его за горло и трясти, пока тот не замолчит.
— Это касается только меня и графа, Доусон, — процедил он.
Но друг не успокоился. Он уперся кончиками пальцев ему в грудь, как бы удерживая его от броска на графа, и прошептал:
— Бентон, оставь это. Я сомневаюсь, что граф смошенничал, но если даже так, какое это имеет значение? Ставки были не слишком высоки. Только Фабер потерял значительную сумму. Но если ты бросишь это дело, он последует твоему примеру. Черт возьми, если ты будешь настаивать, все может дурно кончиться.
Себастьян мрачно взглянул на друга. Он сделал ошибку, позволив Доусону играть. Тот был слишком честен, а, желая иметь за спиной такого союзника, он умолчал, что с самого начала намеревался вызвать графа на дуэль. Он знал, что Доусон будет против такого ужасного поступка, но все же рассчитывал на его поддержку, если чтонибудь случится. Да, честность бывает дьявольски неудобной! Но Себастьян никому не позволит встать на его пути к мести.
— Или ты со мной, или не вмешивайся.
Доусон с удивлением и обидой покачал головой.
— Если бы я тебя не знал, Бентон, то решил бы, что ты провоцируешь Хетфилда на дуэль.
Себастьян проигнорировал его справедливое утверждение, наблюдая за лордом Фабером и сэром Чарлзом. Оба неуверенно оглядели комнату.
— Возможно, будет лучше оставить это дело, — предложил сэр Чарлз.
— Полагаю, это должен решить Хетфилд, — ответил Себастьян. — Ведь задета его честь.
Все ожидающе посмотрели в сторону графа. Несмотря на панику, тот не потерял самообладания, хотя Себастьян увидел на его лице капли пота. Теперь Хетфилду уже невозможно отказаться. Под сомнение поставлена не только его честность, но и доброе имя. Он должен принять вызов, чтобы защитить их.
— Я продолжаю настаивать, что никакого мошенничества не было, — вмешался Доусон. — Если чтото не в порядке с картами, значит, это моя ошибка. Ведь карты сдавал я.
— Но вы остались в проигрыше, — заявил лорд Фабер. — Если, конечно, вы с Хетфилдом не действовали сообща.
— Не будьте идиотом. — Себастьян презрительно усмехнулся. — Доусон самый честный и уважаемый джентльмен, каких я знаю. Он никогда бы не стал мошенничать.
Ответ был инстинктивным. Себастьян даже не сознавал, что говорит, пока не увидел на лице графа облегчение. Проклятие!
— Благодарю за доверие, Бентон. — Тем не менее Доусон озадаченно хмурился, словно пытался разгадать запутанную головоломку.
— Тогда мы все согласны, что обвинение не имеет оснований, — сказал лорд Фабер.
— Вопрос закрыт, — бросил Хетфилд и направился к двери.
Себастьян глядел вслед уходящему графу, зная, что бессилен его остановить. Как это случилось? Ведь он был так близок к цели, совсем рядом. Все шло согласно плану. Да, пока Доусон не сунул нос, куда не следовало. Это все равно что поймать на удочку рыбу, дюйм за дюймом подтягивать к себе бьющуюся на леске добычу, а та вдруг срывается с крючка и благополучно уплывает.
Себастьян услышал облегченный вздох Доусона и едва не потерял самообладание. Первобытная часть рассудка призывала его хорошенько набить другу физиономию. Если он не мог пустить кровь графу, которой так жаждал, он пустит ее тому, кто встал на его пути.
Боясь поддаться гневу, Себастьян резко повернулся и, оттолкнув стоявшего в дверях щеголя, практически выбежал из комнаты. Если бы не вмешательство миротворца Доусона, утром он бы смотрел на графа поверх скрещенных шпаг или взведенных пистолетов. А к полудню граф был бы опозорен, ранен и в любом случае боролся бы за свою жизнь.
