Глава 6

Чьи-то смутные колеблющиеся тени, едва различимые в свете потайных фонарей, как будто бы растворились в стене замка Грэнвилл. Далеко внизу, под устроенным Порцией скрытым наблюдательным пунктом, звонко заржал мул. Отблески фонарей не достигшш того места, где животные стояли в ожидании, когда с них снимут поклажу. Мулов Порция не видела, зато видела, как сгибаются под тяжким грузом люди, выныривая из тьмы и направляясь к потайной двери в стене замка. Такую дверь мог различить лишь тот, кто знал, куда смотреть.

Этот секретный вход был устроен как раз под сваями моста, над самой кромкой воды во рве. Во время своих дневных разведывательных вылазок Порция успела выяснить, что дверь довольно низкая и человеку не встать в ее проеме в полный рост.

Молчаливые грузчики внизу не издавали ни одного лишнего звука, ни один камешек не хрустнул у них под ногами. Как всегда, маленькая шпионка смогла опознать коренастую фигуру Гила Кромптона, присматривавшего за разгрузкой, тогда как остальные участники ночных похождений оставались для нее загадкой.

Ни одна живая душа не знала, где сейчас Порция, — даже Оливия, которая скорее всего сладко спала у себя в кровати. Однако у Порции давно появилась привычка изучать новую обстановку. И проделывать это удобнее всего по ночам, когда тебя никто не видит. Во время таких эскапад можно наткнуться на самые удивительные открытия — чему и была доказательством сцена, происходившая в эту минуту под мостом.

«У нас с тобой есть немало общего…» Провалился бы он к чертям! Почему он постоянно врывается в ее мысли?! Порция с чувством выругалась про себя. Ведь главная-то проблема заключалась в том, что он сказал правду. Извольте полюбоваться — она шпионит за обитателями замка, совсем как Руфус Декатур. Она крадется, как сыть в ночи, чтобы разобраться в окружающем, где для нее так и не нашлось места. Она остается отверженной и относится к своему положению в точности так же, как треклятый Руфус Декатур. Только он понял это раньше ее.

И с очередным виртуозным ругательством Порция заставила себя снова сосредоточиться на наблюдениях.

Своим тайным убежищем девушка сделала одну из древних бойниц, во множестве имевшихся по всей крепостной стене. Выбранная бойница открывалась прямо на мост. Ее сделали первые строители замка еще триста лет назад, однако глубоко прорубленная щель не осыпалась с веками и по-прежнему давача отличный обзор, если кому-то придется обстреливать мост. Распластавшись на животе, Порция с высоты птичьего полета обозревала открывшийся вид. И находила его чрезвычайно интересным.

За эту неделю вот уже третью ночь подряд под мостом шла напряженная суета. Вскоре после полуночи приходил караван мулов, которых встречал человек из замка. Их разгружали споро и втихомолку — вот и теперь на ее глазах в двери скрылся последний человек с фонарем и под мостом опять воцарились тьма и покой.

Порция, извиваясь, стала протискиваться назад, пока не смогла усесться на корточки. Тесное пространство бойницы было довольно грязным и мокрым, на дне и в щелях каменной кладки рос мох. Однако трудно было придумать более удачный наблюдательный пункт: такие бойницы шли по всей стене, и при желании можно было наблюдать за всем, оо что творится вокруг замка.

Что же именно ей удалось увидеть? В самый глухой полночный час в замок регулярно поступает некий груз, и, судя по поспешности и секретности, с какой проводилась разгрузка, знать о нем не полагалось даже обитателям замка. А уж тем паче — графу Ротбери! Хотя, вспоминая приключения самой Порции, можно прийти к выводу, что от зорких глаз Руфуса Декатура едва ли ускользала хоть какая-то мелочь, имевшая отношение к Като Грэнвиллу.

Порция сладко зевнула и не спеша выпрямилась в полный рост. Есть ли у Декатура шпион в самом замке? Может, Руфус точно так же следил за ночной сценой под мостом, как это делала она? Порция не могла отделаться от ощущения, что должна вот-вот его увидеть. То ей чудилось, что краем глаза удалось заметить знакомую горбатую спину, то она выскакивала наружу, чтобы посмотреть, что за люди приехали в замок, в надежде разгадать под возможным маскарадом черты Декатура. Это было смешно, это доводило Порцию до исступления, но она ничего не могла с собой поделать. Хуже того — она даже не могла решить, то ли вытворяет все эти глупые штуки от страха за человека, подвергавшего себя столь чудовищному риску, то ли просто не в состоянии удержаться от возможности пощекотать нервы.

Это был один из тех риторических вопросов, на которые лучше не искать ответа. Порция неслышно выскользнула из бойницы и пошла по гребню стены, пригибаясь в тени от парапета в надежде, что ее не заметят часовые на сторожевых башнях.

К ее облегчению, все сошло гладко и она благополучно добралась до узкой каменной лестницы, по которой можно было попасть на переход к хозяйским покоям в самом донжоне прямо от внешнего кольца укреплений. Этим путем почти никто не пользовался, хотя Оливия призналась, что выбиралась иногда, прогуляться по внешней стене в жаркие летние дни — если удавалось отделаться от Дианы. Но обычно местом для прогулок членов семьи служили сад и оранжерея, устроенные во внутреннем кольце укреплений под надежной защитой крепостных стен.

Ни с кем не столкнувшись по дороге, Порция прошмыгнула к себе в каморку, не переставая зевать, скинула с себя платье и рухнула в постель. Теперь, когда она сама позаботилась сб изрядном запасе сухих дров для камина, здесь стало намного теплее, однако прошло еще немало времени, прежде чем Порция перестала дрожать.

Так она и лежала без сна, заложив руки под голову и пытаясь раскусить открывшуюся ей загадку замка Грэнвилл. Скорее всего то, что она видела, каким-то образом связано с намерением Като Грэнвилла принять участие в войне. Наверное, будет чрезвычайно интересно разузнать, что же именно скрывается за дверью, устроенной под крепостным мостом.

На следующее утро Порция проснулась довольно рано и с восторгом обнаружила, что день предстоит солнечный. Холодный, неласковый свет зимнего дня все-таки приятнее, чем безрадостная серая мгла, застилавшая небо в последние недели.

Девушка соскочила с кровати, пытаясь одновременно и одеваться, и ворошить угли в очаге, затем направилась в детскую, дабы исполнять свои обязанности под надзором Дженет. Однако очень скоро туда заглянула Оливия.

— П-порция, отец желает знать, почему тебя не было за завтраком.

— Но я же всегда завтракаю на кухне, — удивленно заметила Порция, которая в этот момент меняла младенцу пеленки.

— Отец об этом не знал.

— А ее милость, я полагаю, не потрудилась просветить супруга, что это ее идея, — скорчила рожицу Порция. С самого первого утра после своего прибытия она почти не видела лорда Грэнвилла. Он то и дело отправлялся в какие-то деловые поездки, а когда возвращался, то почти не бывал в хозяйских покоях. И здесь всем единовластно заправляла Диана.

Оливия покачала головой и спросила:

— Так ты идешь?

— Конечно. — Порция поспешно всучила ребенка Дженет и под ручку с Оливией направилась по коридору к большой гостиной.

Оливия уже забыла, когда чувствовала себя такой счастливой, как сейчас. Ей часто думалось, что Порция словно солнечный свет. Золотистый луч, проникший в мертвящую атмосферу замка Грэнвилл, разогнавший злые тени и укутавший теплым ласковым покровом спертую, сырую внутренность древней феодальной твердыни. Даже слуги здесь стали другими. Они начинали невольно улыбаться при одном появлении Порции и всегда готовы были по-дружески переброситься с ней парой слов. Сама Оливия, с детства приученная смотреть на слуг лишь с точки зрения их необходимости в доме, сделала немало поразительных открытий. Теперь за каждым сосредоточенным и напряженным лицом, склонившимся перед ней в почтительном поклоне, она видела человека. Девушка узнала многое об их родных, жизни и привычках.

И когда подруги появились в гостиной, Като с удивлением увидел на лице своей дочери выражение, так напоминавшее живую непосредственную малышку, какой Оливия была прежде. Маркиз нахмурился — с каких же пор для него стало новостью видеть улыбку своей старшей дочери, слышать ее смех?

Оливия присела в реверансе и заняла свое место. Порция тоже сделала реверанс, промолвила «Доброе утро» и уселась.

Диана со скрытым отвращением следила за ней. Девчонка казалась тощей, непривлекательной из-за бледного лица и совершенно неприличного количества веснушек, никак не сочетавшихся с раскосыми зелеными глазищами. И в то же время ее буквально переполняла такая энергия и упрямство, что Диане становилось страшно. Леди Грэнвилл понимала, что выглядит смешно, опасаясь подвоха от какой-то безродной нищенки, взятой к ним в дом из милости, однако жизнь в замке Грэнвилл, многие годы катившаяся по раз и навсегда установленному пути, со дня появления Порции Уорт заметно изменилась. Не то чтобы именно Порцию можно было обвинить в немыслимой для Дианы перемене настроений Като Грэнвилла — но ведь надо же было найти козла отпущения, на котором можно безбоязненно срывать свой гнев.

— Может быть, ты соизволишь поделиться с нами своей радостью, Оливия? — язвительно заметила она. — Просто верх невоспитанности — втихомолку хихикать над какой-то шуткой, находясь в обществе. Этого может не знать Порция, но никак не ты.

— Это не шутка, м-мадам, — прошептала Оливия, растерянно потупившись. Задорный блеск в ее глазах померк.

— Но что-то же тебя все-таки развеселило? — настаивала Диана. — Так соизволь поделиться с нами.

— Ваша малышка, мадам: она научилась улыбаться сегодня утром, — бойко вмешалась Порция, не забывая потолще намазывать масло на ячменный хлеб. — Мы обе не могли устоять — у нее такая заразительная улыбка!

Оливия едва отважилась чуть-чуть поднять от тарелки нос — и Порция тут же заговорщически подмигнула ей с другого конца стола. Оливии сразу стало весело, и придирки Дианы уже не казались такими болезненными. Девушка доела грибной салат, выпила эля из своей кружки и продолжала завтракать.

Хотя Като нежно любил своих младших дочерей, вряд ли сейчас ему было дело до этих малюток. С другой стороны, он готов был проявить снисхождение и понимание того, что первая улыбка младенца может произвести на женский пол неизгладимое впечатление. Он благодушно улыбнулся над полем незримой битвы, в которое превратился его стол, и заметил, подкрепляясь олениной:

— Я вижу, жизнь в замке Грэнвилл пришлась тебе по вкусу, Порция.

— А я не устаю благодарить вашу милость за бесконечную доброту, — подхватила она.

— Не сомневаюсь, что ты находишь возложенные на тебя обязанности весьма приятной работой.

— Просто восхитительной, лорд Грэнвилл, — подтвердила Порция, предварительно сверкнув зеленым глазом в сторону Дианы.

— Неплохо… неплохо… — пробормотал Като. Впрочем, ничего иного он и не ожидал. Из бокового кармана маркиз достал связку писем. — Дорогая, вот письмо от твоего отца, — обратился он к Диане. — И еще одно от твоей сестры Фиби; кажется, оно адресовано Оливии. — И с теплой улыбкой Грэнвилл протянул дочери запечатанный воском пакет.

Оливия всегда так радовалась, получая весточку от сестры Дианы.

Порция следила за тем, как торопливо Оливия вскрывает и читает письмо, едва сдерживая нетерпение. Фиби запомнилась ей своей пышной фигурой и подкупающей откровенностью. Такое милое круглое личико с невинными голубыми глазами и волосы цвета спелой пшеницы. Интересно, сильно ли она изменилась за те три года, что прошли с памятной встречи в старой купальне?

Като сломал печать на своем письме и тут же помрачнел.

Оказалось, это писал его пасынок, Брайан Морс. Он был сыном его первой жены. Елизавета успела овдоветь и была на девять лет старше Като. Их союз был чистейшим браком по расчету: немолодая невеста уже имела ребенка десяти лет от роду.

Они не прожили в браке и полугода: эпидемия сыпного тифа свела Элизабет в могилу. После кончины матери родные забрали мальчика к себе, и Като ничего не слышал про него, пока четыре с половиной года назад семнадцатилетний повеса как ни в чем не бывало заявился в замок Грэнвилл. Перед этим его выгнали из Оксфорда за неуплату карточных долгов, и даже семья его отца отказалась предоставить ему кров.

Като не нравился Брайан Морс. На вид молодой человек был недурен собой, доброжелателен и общителен, отличный спортсмен и вообще большой дока по части всех тех искусств, коими полагалось владеть юному джентльмену из хорошей семьи, имеющему в перспективе изрядное наследство. Однако Като нутром чуял какой-то подвох, какую-то червоточинку под этим холеным обликом.

А вот теперь Брайан соизволил поставить отчима в известность о том, что дела по набору кавалерийских частей для короны привели его в северные провинции и при первой же возможности он собирается навестить замок Грэнвилл. Он явно оставался в неведении о том, что над этим замком висит парламентский флаг:

Като не спеша свернул пергамент и поднял глаза. Диана изрядно побледнела и едва удерживала отцовское письмо в трясущихся руках.

— Что-то случилось, мадам? Ваш отец заболел?

— Не знаю, — отвечала Диана.

— Позвольте взглянуть на письмо? — И маркиз протянул руку, лишь для проформы попросив разрешения. В то время мужчина считался вправе рыться в корреспонденции своей жены. Диана послушно протянула письмо, которое Като прочел в немом понимании. Похоже, что и у отца Дианы возникли серьезные сомнения в божественной непогрешимости их зарвавшегося монарха. Правда, он пока не собирался открыто перейти на сторону парламента, однако почел за благо уехать из Оксфорда, подальше от двора, чтобы обдумать все в спокойной обстановке. Бедняжка Диана: она так пылко любит двор и короля Карла с королевой, она едва успела оправиться от удара, нанесенного ей супругом, — и вот теперь ее собственный отец!

Не говоря ни слова, Като вернул письмо жене и равнодушно спросил:

— Оливия, а как дела у Фиби?

Оливия немедленно протянула письмо отцу, и тот небрежно прочел его.

— Не очень-то понятный почерк, однако ясно одно — Фиби рада, что покинула Оксфорд и королевский двор, — заметил он.

— Моя сестра никогда не умела вести себя в свете, — заявила Диана. — У нее нет такта, она необщительна и не умеет ценить то… ну, словом, то, как ей повезло. — С этими словами Диана поднялась. — Я прошу прощения, милорд, позвольте мне заняться некоторыми срочными делами?

Като флегматично кивнул, не желая замечать ни гневного румянца на нежных щечках, ни яростных молний, полыхавших во взоре. И Диана покинула гостиную, громко хлопнув дверью.

Порция с трудом читала письмо от Фиби, втихомолку посмеиваясь над забавными строчками, которые ползли по бумаге вкривь и вкось. Беспорядочный и в то же время полный чувства стиль изложения живо напомнил ей автора письма. До Порции не сразу дошло, что Оливия уже давно сидит как статуя, не сводя с отца напряженного взгляда.

— Оливия, ты наверняка помнишь Брайана, — говорил Като. — Кажется, он хочет навестить нас снова… по крайней мере так он пишет. Может быть, он передумает, когда узнает, что замок Грэнвилл на стороне парламента. Кто его знает… — Маркиз умолк на полуслове и удивленно спросил: — Да что с тобой, Оливия?

— Ничего, сэр, — тут же ответила она. Однако взгляд темных глаз показался Порции каким-то загнанным. А Оливия поспешила подняться из-за стола. — Извините, сэр.

Като выглядел явно недовольным, однако отпустил дочь коротким кивком и снова углубился в письмо от Брайана.

Оливия бросила на Порцию отчаянный взгляд и вылетела из гостиной, впопыхах даже не притворив толком дверь. Порция приподнялась со стула и вопросительно посмотрела на хозяина, который совсем рассердился.

— Ступай-ка лучше за ней. Кажется, она не в себе. Ума не приложу, что за странные выходки?

Порция не заставила себя упрашивать и выскользнула из гостиной, а Като раздраженно уставился на покинутый всеми стол, не понимая, как же вышло, что ему приходится кончать завтрак одному.

Не застав Оливию в спальне, Порция застыла на пороге, задумчиво пощелкивая ногтем по зубам и размышляя, куда могла скрыться ее подруга. Теплый плащ висел на крючке за дверью, теплые варежки валялись, небрежно брошенные на стул возле окна, — значит, она не снаружи. Но стоило Порции повернуться, чтобы уйти, как ее уши уловили какую-то едва слышную возню — вроде бы мышь скреблась за камином.

— Оливия? — Девушка подошла поближе. Дрова в камине уже прогорели, и угли были собраны в корзине в углу огромного каменного очага. А в другом его углу за грубыми выступами древней кладки имелось нечто вроде алькова с каменной скамьей.

Сюда-то и забилась Оливия. Она отвернулась к стене и скорчилась, уткнувшись носом в коленки.

Порция осторожно проскользнула в нишу и уселась рядом. Скамья была почти горячей: массивные камни хорошо держали тепло от прогоревших дров, и на миг Порция ощутила ни с чем не сравнимое блаженство. Если бы очаг у нее в комнате был таким же, она бы всегда спала на такой вот скамье — может, хоть раз в жизни ей бы посчастливилось как следует согреться.

— Ну, утеночек, и что же такого страшного в этом юном Брайане, что тебя испугало? — как можно жизнерадостнее поинтересовалась Порция, гладя подругу по плечу.

— Как ты догадалась? — Оливия даже подняла голову и слегка обернулась в ее сторону, хотя по-прежнему сидела, забившись в угол.

— Простая логика, — отвечала Порция. — То ты сидишь, довольная всем на свете, и за обе щеки уписываешь завтрак, а то пускаешься наутек, как будто за тобой гонится сам дьявол, стоило упомянуть про славного мистера Морса.

— Он и есть д-д-дьявол, — заявила Оливия с явным, откровенным отвращением. Бедняжка даже задрожала и невольно придвинулась поближе к углям.

— И что он сделал?

— Я н-не могу сказать, — после минутного молчания выдавила Оливия. — Я и с-с-сама толком не понимаю.

— То есть ты хочешь сказать, что не можешь вспомнить — задумчиво надувая губы, уточнила Порция.

— Я просто чувствую ж-жуткий страх при одной мысли о нем, — кивнула Оливия.

— Ну и тварь! — с чувством заметила Порция. — Встречала я кое-кого из мужиков, от которых мне было так же тошно. Мерзкие скользкие гады.

— Да!!! — выкрикнула Оливия и напряженно выпрямилась. — Он именно такой. Он мерзкая, скользкая змея! — Тут бедняжка снова сжалась в комок и горестно прошептала: — Я не вынесу, если он явится сюда!

— Но ведь я-то здесь! — утешила ее Порция. — И я знаю парочку уловок, которые пригодятся, если имеешь дело с такими типами!

— Я д-даже не представляю, как вообще жила до тех пор, пока ты не приехала, Порция. — Оливия уже улыбалась сквозь слезы. — У м-меня никогда прежде не было подруг.

— Ну, одна-то у тебя теперь есть наверняка, — широко ухмыльнулась Порция. Она нетерпеливо соскочила со скамьи и вылезла в комнату, которая показалась настоящим ледником после жара в нише. — Пойдем покатаемся, — горячо предложила Порция. — Сегодня такое солнце! Наши знакомые утки наверняка проголодались, и вообще глупо сидеть взаперти в такую погоду!

У Оливии все еще сводило судорогой пересохшее горло, как будто она ревела в голос не один час, однако тиски дикого ужаса немного ослабли. Может, Брайан в конце концов передумает приезжать. Ведь отец не исключал и такую возможность. Может быть, Морс не приедет. Не приедет, не приедет, не приедет… Несчастная твердила и твердила про себя эти слова, пока не избавилась от страха окончательно.

— Нам лучше уйти втихомолку, чтобы не попадаться на глаза Д-диане, — произнесла она вслух. — Она сейчас такая злая, что обязательно прицепится ко мне и придумает какое-нибудь противное дело, если увидит.

— А если ты дашь взаймы свой плащ, то мне не придется возвращаться в комнату с риском напороться на Дженет. — С этими словами Порция вернулась к двери, осторожно приоткрыла ее и выглянула в коридор с такими ужимками заправской заговорщицы, что Оливия не удержалась от смеха.

— Ладно, возьми вот этот. — Она протянула подруге плащ, висевший на крючке за дверью. — А я н-надену новый, нарядный. — Девушка извлекла плащ из сундука и мигом застегнула пряжку на шее. Ее руки двигались спокойно и ловко, от недавней дрожи не осталось и следа.

— Готова? — Порция уже накинула на голову капюшон. Оливия кивнула.

Они проскочили коридор и переход на укрепления, откуда по каменной лестнице спустились во внешний двор. Сюда за ними вряд ли погонятся и Диана, и Дженет Бектон.

Во внешнем дворе царила деловая суета: люди сновали между конюшнями, оружейной мастерской, кузницей и ко-новальней. У амбара разгружали фургон с припасами, другой фургон с бочонками вина и эля ждал разгрузки возле люка, ведущего в погреб.

— Зачем отец с-собирает столько припасов? — поинтересовалась Оливия.

— Возможно, готовится к осаде, — отвечала Порция, направляясь к конюшне, где они хранили коньки и могли набить карманы зерном, которое так любили утки в крепостном рву. — Сейчас, пока стоят зимние холода, бои почти прекратились. Настоящая потеха начнется вместе с весной. А замок Грэнвилл — такая знаменитая крепость, и у твоего отца собрано столько ополчения, что это не может не привлечь внимания королевских командиров и они начнут осаду… чтобы удержать твоего отца с его войсками от участия в общей драке.

— Ох! — Оливия никак не могла смириться с войной и старалась держаться подальше от реальности жизни. Это было не так уж трудно в благословенной безопасности фамильного донжона; неудобство состояло лишь в запрете на верховые прогулки — да и на прогулки вообще, даже до деревни Грэнвилл, что угнездилась у подножия этой же горы. Впрочем, зимой погода стояла по большей части настолько отвратительная, что Оливия не очень-то заметила эти изменения. Вот весна — дело другое.

Она заспешила следом за Порцией к мосту, побрякивая парой костяных коньков, что держала в руке. Катание по заледеневшей поверхности крепостного рва в отсутствие прочих развлечений стало для девушек основной забавой.

Порция уже почти спустилась на лед по кованой лесенке, спущенной с моста. Она уселась прямо на льду, чтобы приторочить коньки, а потом легко подскочила и помчалась вперед, действуя уже намного увереннее, чем всего несколько дней назад.

Пока Оливия возилась со своими коньками, Порция раскатывала взад-вперед по самой середине рва, упражняясь в хитроумных пируэтах и попутно высматривая более темную кладку в крепостной стене, обозначавшую тайную дверь. Может быть, уже этой ночью, если не придет новый караван, она попытается проверить, нельзя ли открыть эту дверь снаружи? Конечно, к ней ведут какие-то коридоры из самого замка, однако шансы обнаружить эти коридоры, начав изнутри, были слишком ничтожны. Ей придется ощупать все стены в поисках тайного запора, какого-нибудь поворачивающегося камня… если, конечно, все не окажется намного проще и дверь не откроется снаружи, со стороны рва.

— А вон и они. В точности как вчера. — Джордж махнул рукой в сторону рва. Двое в темных плащах проследили, куда указывал его палец. Они укрывались в небольшой лощинке, поросшей густыми кустами и расположенной в виду крепостного рва. Вся троица понимала, как опасно торчать среди бела дня в этом укрытии в каких-то трех сотнях ярдов от замка Грэнвилл.

— Да как, скажи на милость, нам умыкнуть девчонку из-под носа у часовых в замке? — пробурчал коренастый плотный человек с седоватой бородой.

— Погоди и смотри, что будет, Титус, — приказал Джордж с гримасой, отдаленно напоминавшей улыбку. — Если они поведут себя как вчера, то непременно покатятся по льду до самого острова, чтобы покормить уток. И когда они окажутся с другой стороны острова, то на пару минут не будут видны часовым. А уж подхватить девчонку в охапку мы сумеем в два счета.

— Которую из двух?

— Наша та, что в синем плаще. Хозяин сам видал их, когда ходил на гулянье… Ага, вот они едут! Ну, теперь не зевай! — Джорджу было не по себе. Чем дольше они торчат в этой лощинке, тем больше шансов, что их заметят с крепостных укреплений.

По-прежнему прикрываясь кустами, трое людей Декатура осторожно двинулись вперед, следуя за беспечными люде бительницами катания на льду.

Остров на дальнем конце рва представлял собой небольшой, лишенный всякой растительности обломок скалы и едва-едва выступал надо льдом. На его берегу сгрудились утки, которые тупо разглядывали замерзшую поверхность воды. Стоило девушкам приблизиться, и поднялся страшный переполох — с истерическим кряканьем птицы кинулись кто куда.

Теперь Джорджу с его подручными под прикрытием острова удалось подползти к краю рва почти вплотную. Шум, который подняли утки, надежно заглушил все другие звуки, а скала заслонила от глаз часовых на башне — в этом Джордж убедился сам.

Девушки уже разбрасывали по льду зерно, и их сразу же окружили утки. И Порция, и Оливия стояли к берегу спиной и не замечали, как молниеносно и беззвучно кинулись вперед три тени.

Вдруг Порция встрепенулась, каким-то шестым чувством уловив движение за спиной. Она обернулась в тот самый момент, когда ей на голову упало толстое одеяло. У Порции подкосились ноги, и она бы наверняка упала, если бы сильные руки не подхватили ее со льда, еще туже спеленав в огромный кокон. Где-то снаружи, за границами жуткой тьмы, вроде бы закричала Оливия, а потом она не чувствовала ничего, кроме того, что ее бегом уносят неизвестно куда.

Девушка попыталась вырваться, однако одеяло держало надежнее любого свивальника. Она попыталась кричать — но только набрала полный рот пыли и шерсти, лезшей из одеяла. Ее схватили за голову и заставили пригнуться вплотную к груди своего похитителя. И нос, и рот уткнулись во что-то твердое и неровное — она чуть не задохнулась.

Вот послышался хруст веток, под чьими-то сапогами зашуршали камни, а потом кто-то еще подхватил ее так, словно брал хорошо упакованный тюк. Ее подняли повыше, чтобы отвязать от башмаков коньки, а потом опять передали из рук в руки, вс* так же спеленатую, как младенца, и снова ее лицо уперлось в невидимую, но твердую, как камень, грудь. Лошадь под ней рванулась вперед, и грубые руки сжались еще сильнее, чтобы не выронить свою ношу на всем скаку.

В голове застучало от удушья, и пленница жадно боролась за каждый глоток воздуха; она старалась языком выпихнуть изо рта набившуюся туда шерсть и справиться с подступавшей паникой. В то, что происходило с ней, невозможно было поверить. Для такого похищения нельзя было придумать причины. Никто в округе не относился к ней плохо. Порция еще не успела обзавестись ни друзьями, ни врагами в замке Грэнвилл и его окрестностях.

И вообще сейчас ей станет дурно. Голова кружилась, сердце билось как бешеное, и она обливалась холодным потом. Но вот, слава Богу, ее повернули в другую сторону и душное одеяло немного приподнялось настолько, что в лицо пахнуло морозным воздухом.

Девушка жадно вдыхала и не могла надышаться, обратив лицо вверх, а они все неслись и неслись куда-то в горы. Она могла слышать стук копыт других лошадей, но ее нарочно держали так, чтобы нельзя было видеть ничего, кроме неба.

— Ты не печалься, малышка, — — раздался голос над головой. — Ехать нам еще долго, и если будешь умницей и пообещаешь вести себя смирно, я даже позволю тебе чуток посидеть перед седлом.

Порция здорово сомневалась, что человек в ее ситуации вообще должен кому-то что-то обещать, но постаралась мотнуть головой так, чтобы это можно было принять за согласие. Этот полукивок был немедленно вознагражден благословенной сменой позиции. Ее приподняли и усадили вполоборота перед седлом похитителя. Ее руки и ноги все еще туго стягивало проклятое одеяло, и она до смерти боялась человека, сидевшего на лошади, но по крайней мере голова оказалась на свободе и она могла видеть.

Тот, кто похитил ее, оказался крепко сбитым малым с румяными щеками и безмятежным взглядом — по мнению Порции, просто оскорбительным в данных условиях. Под встречным ветром его плащ распахнулся, и стало видно, что же так больно давило ей на нос. Незнакомец щеголял в нагрудных латах — весьма солидный доспех для простого похитителя.

Следом скакали еще двое, стараясь держаться вровень со своим предводителем. Они также носили доспехи под темными плащами и не отрывали глаз от дороги, ни разу не покосившись с любопытством в сторону пленницы.

— Кто вы такие? — спросила она.

— Тебе нечего беспокоиться, малышка, — ободряюще промолвил вожак.

— Нечего беспокоиться! Еще бы мне не беспокоиться! — возмутилась Порция — ее, пожалуй, скорее удивил, чем оскорбил столь неуклюжий ответ. — Как я могу не беспокоиться, когда меня похитили и волокут неизвестно куда?

— Успокойся, — все так же миролюбиво отвечал незнакомец. — Разговоры — это не мое дело, так что ты лучше посиживай тихонько, коли желаешь ехать по-человечески. Попридержи свой язычок и радуйся жизни.

Порция захлопнула рот и надолго замолчала. Но вскоре ее горячий нрав взял свое, и она сказала:

— Вы могли бы по крайней мере освободить мне руки, чтобы я вытащила изо рта всю эту гадость!

— И какая же гадость тебе мешает? — полюбопытствовал незнакомец.

— Шерсть с грязного одеяла, — отчеканила Порция.

— Сейчас. — Мужчина извлек из кармана огромных размеров носовой платок. — А ну, высунь-ка язычок, малышка.

— Дайте мне сделать это самой!

Но негодяй лишь пожал плечами и собрался спрятать платок обратно. Порции ничего не оставалось, как смириться и высунуть язык как можно дальше. Зато она тут же была вознаграждена, избавившись от грязных вонючих волокон, и даже получила глоток воды из фляжки, которую милостиво поднесли к ее губам.

После чего все темы для бесед были исчерпаны и она надолго замолчала, рыская глазами из стороны в сторону и бешено придумывая, как бы удрать. Прыгать на всем скаку с несущейся галопом лошади — верное самоубийство, даже если бы у нее оказались свободными руки и ноги. Но рано или поздно что-то же должно случиться!

И это случилось. Лошадь слишком поздно заметила поваленное поперек дороги заснеженное бревно — она взвилась в воздух в неистовом прыжке и едва не упала, запутавшись копытами в низком кустарнике возле дороги. Всаднику пришлось приложить все силы к тому, чтобы помочь лошади восстановить равновесие, и на какой-то миг его хватка ослабла. Этого было достаточно, чтобы Порция бешено выгнулась, действуя спеленатыми ногами, как некая сказочная русалка — хвостом, и свалилась на землю. Она больно ударилась и чуть не попала под копыта — в последний момент лошадь встала на дыбы.

— Эй! Держи ее! — взревел вожак, обращаясь к своим подручным, которые остановили коней, когда его лошадь споткнулась.

Порция успела выпутаться из одеяла, вскочила на ноги и пустилась наутек, направляясь к густым кустам. В ушах звенели крики, сотрясавшие неподвижный холодный воздух в этом глухом уголке гор, однако беглянка заставила себя не думать о преследователях и сосредоточиться на спасении. Легкие уже жгло от ледяного воздуха, а кровь гулко стучала в ушах.

Из последних сил она ринулась в самую гущу терновника — и осознала свою ошибку. В нее моментально вцепилось множество шипов, они драли в клочья платье и терзали ничем не защищенное лицо. Пришлось проламываться сквозь колючую чащу, заслонив лицо руками. Однако кусты становились все гуще с каждым шагом, и наконец Порция с упавшим сердцем вынуждена была признать, что совершенно запуталась в этом непролазном терновнике. И перчатки, и платье к тому времени оказались располосованы в лохмотья, не говоря уже о том, что в волосах застряли веточки и всяческий мусор.

Она уже слышала, как продираются следом похитители, прокладывая себе путь с помощью мечей. Ее собственный маленький кинжал, как всегда ждавший своего часа за голенищем, не смог бы так же ловко расчистить дорогу сквозь кусты, но он моментально оказался в руке, когда загнанная в угол пленница развернулась, чтобы встретить врага.

— Лопни мои глаза! — рявкнул Джордж. — Вы только полюбуйтесь! У девчонки-то ножик! А ну, давай его сюда, малышка. — Он решительно протянул руку. — Все равно нас здесь трое, и эта булавка тебе не поможет.

Здесь, в самой середине непроходимой чащи, окруженная тремя сильными мужчинами с мечами и в доспехах, Порция ничего не смогла поделать — и она это отлично понимала. Девушка наклонилась и спрятала кинжал на место, а потом пожала плечами и широко развела руки, признавая поражение.

— Боже милостивый, ты только посмотри, что она над собой учинила! — заметил Джордж. — Ободралась-то вся до крови! Ну ладно, пойдем. — Он шагнул вперед, примерился и бесцеремонно закинул пленницу себе на плечо.

Порция буквально взвыла от ярости и замолотила кулачками по широченной спине, но Джордж словно и не замечал — знай себе вышагивал не спеша за своими товарищами, которые прорубали брешь в колючей чащобе.

— Ты, малышка, совсем еще глупенькая, коли пошла на такую дурость, — рассудительно объяснил Джордж через несколько минут, когда все вернулись к лошадям. Животные давно успокоились и не спеша щипали траву на вытаявшем пригорке. — И как мне тебя ни жаль, а не смогу я тебе позволить ехать дальше с удобствами, ничего тут не попишешь.

Порция подумала было возмутиться, умолять и даже чего-нибудь пообещать — но гордыня намертво запечатала уста упрямой пленнице, которую снова туго спеленали одеялом. Только на сей раз одеяло еще и стянули веревками на руках, на поясе и на ногах — так что теперь ее вполне можно было сравнить с гусем, которого везут на ярмарку. Похитители не забыли также натянуть пониже капюшон плаща и крепко завязать его тесемки под подбородком — правда, оставив снаружи рот и нос.

Остаток пути превратился в настоящую пытку. Порция ехала боком, надежно связанная и крепко прижатая к ужасным латам на груди у того человека, которого звали Джорджем. Проклятое одеяло с веревками не давало даже шелохнуться, чтобы устроиться хоть немного удобнее или хотя бы почесать ногу, которая зазудела первой — после чего стало нестерпимо чесаться все тело, доводя несчастную пленницу до бешенства.

Трое мужчин изредка переговаривались в пути, однако из их разговора девушка не могла понять, куда они едут и вообще с какой стати ее похитили. Миля за милей маленький отряд преодолевал безлюдную местность, где голые оврага и ущелья сменялись обглоданными ветром холмами. Промелькнуло стадо овец и табунок тощих от бескормицы пони, однако ни разу не показалось признаков человеческого жилья — хотя бы убогого крестьянского домишка.

Наконец муки и треволнения неожиданного путешествия привели к тому, что мочевой пузырь Порции переполнился настолько, что готов был лопнуть, и никакие попытки отвлечься не увенчались успехом. Пленница не выдержала:

— Мне нужно остановиться. Я хочу сбегать за кустики.

— Боже упаси, малышка, мы уже почти на месте, — возразил Джордж этим своим задушевным тоном, приводившим Порцию в ярость. — Вон, там, впереди, видишь костры? — И он показал на них кнутовищем.

Порция едва не свернула шею, чтобы посмотреть в ту сторону. Хотя было уже далеко за полдень, солнце все еще светило вовсю, но это не мешало различить столбы дыма, поднимавшиеся высоко в воздух с вершины горы, на которую взбирался отряд.

— Это туда мы и едем?

— Ага.

— По-моему, я не дотерплю, — невольно вырвалось у нее.

— Дотерпишь, дотерпишь, малышка, — оценивающе глянул на нее Джордж. А потом дал шпоры своему коню, и тот понесся вперед что было сил, зная, что на горе его ждут конюшня и кормушка, полная овса.

Порция заскрипела зубами, стараясь думать о чем угодно, только не о вожделенном облегчении. Она стала осматриваться как можно внимательнее, чтобы получше запомнить местность. Запах дыма становился все сильнее, пока наконец они не выскочили на вершину горы, где пленница увидела маленькую сторожку: здесь расположился часовой с мушкетом и пикой.

— Все в порядке, Джордж? — приветственно взмахнул он рукой.

— Ага, все в порядке, Тим, — небрежно ответил Джордж. Если бы часовой имел побольше авторитета в отряде или если бы поблизости оказался Руфус или Уилл, парнишка, наверное, спросил бы у Джорджа пароль. Но делать это среди бела дня, когда вся округа видна как на ладони, казалось просто глупым.

— Хозяин внизу?

— Внизу. По-моему, никуда нынче не собирался.

— Попозже потолкуем за кружкой эля в столовой, ладно?

— Ладно, ладно. Я сменюсь через час.

Они поскакали вниз по другому склону горы, однако Порции стало так плохо, что она едва различала окружающее — лишь смутно улавливала хруст речной гальки под копытами коней. Вот на берегу возникла деревушка: несколько домишек из грубого камня. Еще, кажется, им навстречу попалась группа людей, которые вроде бы шли строем и были одеты в легкие пехотные доспехи. Вообще все это поселение больше напоминало военный лагерь, нежели деревню, хотя здесь имелась обычная кузница и даже амбары. Перед самым большим зданием виднелась стойка для розлива эля. Это, наверное, и была столовая. Во всем остальном чувствовался строгий дух дисциплины и экономии.

Джордж остановил коня возле дома на дальнем краю деревни, что стоял немного на отшибе. Сперва он соскочил на землю сам. Потом подхватил Порцию и бросил себе на плечо. Ей осталось лишь в кровь кусать губы — кажется, это железное плечо нарочно врезалось прямиком в ее многострадальный мочевой пузырь.

При их приближении входная дверь распахнулась, Джордж со своей ношей перешагнул порог и осторожно положил пленницу на пол.

— Черт побери, Джордж, вовсе ни к чему было ее скручивать, как Клеопатру в ковре!