Глава 6
Неделю спустя после того как ее обнаружили в постели с Джеком Фултоном, Бекки распахнула двери в гостиную и застыла на пороге.
Кейт и Гарретт стояли посреди комнаты и обнимались разве только чуточку более пристойно, чем Джек и Бекки в отеле «Шеффилд». Они мгновенно отскочили друг от друга, но рука Гарретта осталась на животе жены, хотя подол платья успел опуститься до пола. Прическа Кейт с одной стороны была уже совсем свободна от шпилек, а щеки ее пылали точно розы.
Бекки, не шевелясь, стояла в дверном проеме.
— О… Господи.
Гарретт улыбнулся. Такой улыбкой можно было осветить всю комнату. У него был настоящий талант улыбаться — несмотря на долгие годы бедности и одиночества. Но хотя нередко приходилось видеть, как он улыбается своей жене, другие люди нечасто удостаивались от него этого подарка.
Да ему и было отчего радоваться жизни. Обожаемым предметом его страсти, в конце концов, была законная жена. И все, чем бы они ни занимались, не являлось предосудительным.
— Простите меня… Я искала свою книгу. — Бекки указала на том «Антигоны», который лежал на диване с пальмовым рисунком.
Гарретт на шаг отступил от Кейт, однако не выпустил ее руку, и Бекки ощутила жестокий приступ зависти. Гарретт и Кейт заслуживали всего того счастья и благополучия, которым обладали. За последние четыре года Бекки видела от них немало добра и благодарила за это судьбу. Но с мимолетными вспышками зависти она ничего не могла поделать.
— А мы как раз собирались чаю попить. — Кейт безуспешно попыталась поправить волосы. — Пожалуйста, составь нам компанию.
— Хорошо. — Бекки уселась на диван рядом со своей книжкой, а Кейт принялась разливать чай. На столе был приготовлен серебряный сервиз.
— Может, ты теперь ей скажешь? — спросил Гарретт, когда его жена передала чашечку обжигающего напитка и присела рядом с Бекки. Гарретт расположился в удобном кресле напротив дам, спиной к очагу.
— Что ты собиралась мне сказать?
Кейт замялась. Потом опустила чашку на блюдечко и поставила на маленький мраморный столик возле дивана.
— Только, пожалуйста, не сердись на меня, Бекки. Я пригласила Джека Фултона и его родных к нам на обед послезавтра.
Бекки так и ахнула:
— Но зачем?!
— Фултон заезжал к нам вчера, когда ты была у леди Деворе, — ответил Гарретт за жену. — Кейт предложила ему приехать к нам еще. А когда узнала, что его отец и братья сейчас в Лондоне, то пригласила их всех.
Бекки смотрела на Кейт широко раскрытыми от удивления глазами но невестка успокоила ее жестом:
— Понимаю, что я, должно быть, поторопилась. Наверное, следовало сначала спросить тебя. Но знаешь, мне он понравился. И кажется… — Она виновато улыбнулась Бекки. — Кажется, он от тебя без ума.
— Я ему отказала, — напомнила Бекки.
— Не совсем так, — молвил Гарретт. — Если я ничего не путаю, ты попросила немного времени подумать. Тебе нужен срок, чтобы узнать его поближе. Кейт права. Разве возможно это устроить лучше, чем пригласив его на обед?
— И его семью, — добавила Кейт, пряча темную прядь за ухо. Она всегда думала о семье. Для Кейт в целом мире не существовало ничего важнее.
— Но я больше ничего от него не слышала, — возразила Бекки. — Я думала, со мной покончено. Мне казалось, он решил искать счастья в другом месте.
Последние несколько дней она действительно не расставалась с этими мыслями, наполнявшими ее душу сомнениями и даже некоторым подобием сожаления. Какой-то частью своего существа она задавалась вопросом: неужели, погрузившись в этот страх и недоверие, она успела навсегда расстаться с последними надеждами на счастье?
— Но он и не думает ничего искать. Надеется убедить тебя, — заявил Гарретт.
— Правда? Но почему? — Она же видела, что Джек был в ярости, когда она сказала «нет». Он не вымолвил ни слова, но крепко сжал кулаки и губы у него побелели. Она подумала тогда, что нанесла непоправимый удар по его мужской гордости. — Я крайне удивлена, что он готов снова смотреть на меня, тем более обедать у нас вместе со своими родными.
— Порой не так уж просто отказаться от любви, — тихо произнесла Кейт.
Бекки схватила книгу с дивана и прижала к груди.
— О, ради Бога, дорогая! Он меня не любит.
— Ты уверена?
— Он недостаточно долго меня знает, чтобы полюбить. Едва ли ему известно обо мне что-нибудь.
Кейт погладила себя по круглому животу.
— Но откуда ты можешь знать? Любовь так же разнообразна, как и людские характеры. Почему ты думаешь, что любовь не может родиться после месяца знакомства? Если честно, я влюбилась в твоего брата еще до того, как мы были официально представлены. — Кейт и Гарретт обменялись таинственными улыбками, после чего невестка снова обратилась к Бекки: — Джек кажется весьма настойчивым в своем намерении заполучить тебя. Но какие же тут еще могут быть причины? Зачем бы ему иначе соглашаться прийти на обед? И для чего так стремиться к общению с нашей семьей?
Бекки прикрыла глаза. Видит Бог, она тосковала по нему эти несколько дней. Тело жаждало его. Она непрестанно думала о нем. То вспоминала простое удовольствие от их разговоров, то вновь переживала наслаждение, которое он подарил ее телу. Она мечтала снова его увидеть, хотя и знала, что это не сулит ничего хорошего.
Кейт страдальчески наморщила лоб:
— Но я не собираюсь требовать твоего присутствия на обеде и пойму, если ты предпочтешь остаться у себя.
— С моей стороны будет неприлично не появиться. — Потирая лоб, Бекки сквозь пальцы посмотрела на невестку. — Скажи мне правду, Кейт. Ты полагаешь, я должна за него выйти?
— То, что думаю я, не должно влиять на то, что следует делать тебе. Ты должна поступать так, как считаешь необходимым. А мы с Гарреттом хотим только, чтобы ты была счастлива.
Между тем за эти прошедшие дни скандал разгорелся. Теперь, если Бекки выходила на улицу, дамы начинали перешептываться, прикрываясь веерами. Бекки все еще удавалось ходить с высоко поднятой головой, но она уже начала уставать от всего этого.
Смесь ожидания и тревоги дрожью пробежала по спине.
— Что ж, обед? Очень хорошо.
Кейт грустно улыбнулась:
— Должна признаться, мне нравится Джек Фултон. Надеюсь, однажды между вами все наладится. Я согласна, скандал быстро уляжется, если ты сейчас выйдешь за него замуж. Но ради этого, конечно, не стоит рисковать твоим счастьем. Сначала убедись, что ты на верном пути. Но право же, я надеюсь, ты дашь ему шанс.
Наконец день встречи с Джеком и его родными настал. В тот день Бекки сидела с книгой в руках в своем любимом кресле в салоне, грея ноги у очага. Сегодня она снова увидит Джека, впервые после того утра, когда он сделал ей предложение. Это случилось около недели назад. Но только сегодня к ним явится вся его семья, да еще и тетушка Бекки Беатрис с ее злым языком. Она приехала нынешним утром из Йоркшира.
В дверь постучали. Подняв голову, Бекки увидела, что в комнату заглядывает лакей.
— К вам посетитель, миледи. Мистер Фултон хочет вас видеть.
Джек! Она никак не ожидала, что он приедет раньше. Вскочив с кресла, Бекки отложила книжку и оправила оборки на юбках аспидного цвета.
— Он пришел рано.
— Да, миледи.
— Пожалуйста, проводи его сюда.
Спустя несколько мгновений Джек вошел в салон, внеся узнаваемый мужественный аромат, который витал вокруг него как некая аура. Он был высок и широкоплеч, и все в нем было именно таким, каким она себе воображала в одинокие ночи, мечтая об идеальном мужчине.
Войдя в комнату, Джек остановился. На губах его играла злодейская улыбка. Лакей вышел прочь и затворил двери.
— Благодарю Бога, — сказал Джек. В его голосе прозвучала странная волнующая смесь резкости и покорности. — Я уже не надеялся увидеться с тобой наедине.
Она перебирала пальцами складки своих юбок.
Сделав два широких, но тихих шага по ковру, Джек очутился рядом и, уверенно обхватив за талию, привлек Бекки к себе.
Каждый мускул в ее теле окаменел, но как только Джек склонился к ее устам, она растаяла.
Его поцелуи были изысканно сладки, мягки и нежны, страстны и столь же жадны, как жадны были и ее губы. Оставив юбки, она обвила руками его шею и поцеловала в ответ со всей страстью, которая одолевала ее в последние дни.
О, если бы это длилось вечно! Вина и страх испарялись, соскальзывали по спине и ниспадали к ногам как водопад, оставляя после себя свежесть и чистоту, открытость тому, что сулил ей он.
Еще немного, и он заставит ее снять броню. Все, что для этого требовалось, — продолжать целовать ее, прижиматься губами к ее щеке, векам, подбородку, ре отпускать из крепких объятий, надежно удерживая рядом.
Это было подлинное единение. Если бы только они могли вот так и оставаться — вместе, неразделима.
Но все закончилось слишком быстро. Он осторожно отстранился и, прижавшись лбом к ее лбу, произнес:
— Я скучал по тебе. — Его дыхание и шепот защекотали ей губы.
— Я тоже по тебе скучала.
— Я с ума схожу от желания.
Должна ли она сказать ему правду? Признать, что она тоже хочет его? Что отчаянно жаждет его прикосновения каждый день после их расставания?
Когда-то она то же самое испытывала к Уильяму, но все закончилось гораздо скорее, чем предполагалось. Нет-нет. Конечно, это ощущение надежности в объятиях Джека — всего лишь вымысел, плод фантазии. Ведь однажды это уже подтвердилось. Именно в его объятиях она находилась тогда, неделю назад, когда все эти люди ворвались к ним в спальню.
Он погладил согнутым пальцем ее щеку:
— Ты тоже меня хочешь, я чувствую это. — Его губы оказались возле уха Бекки, дыхание щекотало самую мочку. — Давай прекратим эту бессмыслицу. Выходи за меня.
Она вздохнула. Как ни мечтай, но предложить ему еще один вечер в отеле «Шеффилд» невозможно. Он тоже на это не пойдет, потому что стремится к большему. Он хочет сразу все.
Снова притягивая к себе Бекки, Джек погладил большим пальцем ее лоб и сказал:
— Я решил. Еще неделю назад решил. Я хочу тебя, и готов на тебе жениться.
Она в упор смотрела на него, сосредоточенно хмуря лоб.
— Но как легко ты об этом говоришь… Как можешь вручать свою жизнь женщине, которую едва знаешь?
Джек пожал плечами:
— Но я уже выбрал свой путь и меня с него не сбить. Ни теперь, ни через десять лет. Все, чего я хочу, — это ты. — Он не сводил с нее упрямых темных глаз. — Понимаешь?
— Думаю… да. — Бекки отвернулась. — Но для меня все не так просто.
— Но почему? — Он требовал прямого ответа.
Бекки скрестила руки на груди — на отливающем серебром сером лифе платья, — как бы закрываясь от Джека.
— Никогда не думала, что снова выйду замуж. Я планировала прожить остаток своих дней в качестве вдовы, как синий чулок.
Джек хмыкнул:
— Ты? Синий чулок?
И снова ее поразило, насколько поверхностно они знакомы. Не считая скандального происшествия, их связывало только одно — плотское влечение. Все их остальные сведения друг о друге были меньше самой незначительной соринки.
Вспомнились долгие дни в Кенилворте после венчания с Уильямом. Молодой муж отдалился, и постепенно стало приходить понимание: они не так уж подходили друг другу, как он говорил ей до свадьбы. Никогда больше она не чувствовала себя такой одинокой.
После смерти Уильяма ее окружала семья и еще — с недавних пор — Сесилия. Но даже полное физическое одиночество невозможно сравнить стой жуткой пустотой в душе, которую она чувствовала в Кенилворте.
Не так уж трудно представить себе, что подобной пустотой страдал и Джек. Он ведь был отчаянный повеса. В свои тридцать привык бродить по земле и находить любовниц по настроению. При этом он неизменно пользовался полной свободой. Возможно, когда-то он и любил девушку, но это было слишком давно. Представлял ли он себе, что значит узнать — по-настоящему узнать — женщину? Имел ли понятие о том, как быть мужем? И уж если на то пошло, знает ли она сама, что такое быть настоящей женой?
— Бекки, — он прикоснулся к ее волосам и слегка погладил пальцами заплетенные в косички пряди, скрученные в узел на затылке, — я сделаю тебя счастливой, — Голос звучал тихо, но решительно. — Клянусь тебе.
— Клянешься? — Снова обернувшись к Джеку, она увидела в его глазах только это обещание.
— Клянусь, — повторил он. И его губы снова приблизились — сладкие и теплые. Это нежное прикосновение пронизало ее насквозь, расслабляя мускулы и смягчая внутреннее сопротивление.
— Выходи за меня замуж, — прошептал он ей в губы.
— О нет, — ответила она, вздрогнула и замерла. — Джек… Я…
Он обнял ее за плечи. Она уже не вырывалась.
— Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали столь бесповоротно.
«Дай ему шанс», — сказала Кейт и была права. Будет ужасно нелепо, если не сказать глупо, отказать Джеку только из опасения, что он второй Уильям.
— Ты должен дать мне время.
Его пальцы едва дрогнули на ее плечах, но она ощутила это.
— Я хочу тебя, Бекки. Сейчас.
— Я не готова.
Резко, с отчаянием выдохнув, он отступил, запустил пальцы в копну своих темных, тонкими прядями выгоревших на солнце волос.
— Но тем не менее я собираюсь убедить тебя. Ты боишься из-за того, что случилось раньше. Но все время забываешь: я не он!
— Знаю. Только… пожалуйста, будь терпелив.
— Я ненавижу ждать.
— Мне нужно время, чтобы снова научиться доверять.
— Ну а когда я заслужу твое доверие? Что тогда?
Его настойчивость и твердость заставили Бекки слегка затрепетать.
— Тогда… если получится… я приму решение и выйду за тебя.
Джек распрямил плечи. Карие глаза с вызовом смотрели на нее в упор.
— Значит, я заслужу твое доверие. Долго ждать не придется.
Казалось, он был предельно уверен, но Бекки знала себя лучше.
— Надеюсь, ты прав, слегка улыбнулась она.
— Да, я прав. Еще до конца этого месяца мы будем стоять перед алтарем.
Это прозвучало как настоящий вызов. Его дерзкая самоуверенность размягчала сердце. Улыбнувшись шире, Бекки прижалась к Джеку и украдкой взглянула на него:
— Ты правда так думаешь?
— Знаю. — Он коснулся губами ее лба. — Я не могу ждать.
За столом Джек сидел чинно. Было почти не заметно, как крепко он сжимал бокал в ладони, и уж совсем не видно со стороны, что шея у него ныла от напряжения. Джек едва сдерживался, чтобы не сорвать с себя галстук. Ему вовсе не хотелось ехать в дом четы Калтон вместе с отцом и братом, но герцогиня пригласила всех и он счел себя не вправе отказать ей.
К вящему раздражению, посадили его далеко от Бекки. Зато ее тетушка, леди Беатрис, сидевшая по правую руку, то и дело наводила на него монокль, и страшно увеличенный слезящийся голубой глаз смотрел из него так подозрительно, что мурашки бежали по коже. Впрочем, если Джек не ошибался, она просто не могла знать о нем пикантные подробности. Уж если герцога Калтона нисколько не интересуют личные дела Джека, то тем более не нужны они и этой старухе.
И все же огромный голубой глаз смотрел слишком пронзительно и неприятно.
Леди Уэстклиф сидела слева от Джека, дальше — его отец. Старший брат, Бертран, расположился напротив в окружении одетой в роскошное кремовое платье Бекки и леди Деворе. Отец и Бертран так подобострастно вели себя перед герцогом и его семьей, что Джеку было страшно неловко.
Виконт Уэстклиф, сидевший правее герцога, был самым любезным из всех собравшихся за столом, ловко балансируя между грубоватыми повадками хозяина дома и раболепием родственников Джека. Супруги Уэстклиф удерживали разговор от банальностей, не давая ему при этом совсем смолкнуть.
Когда подали второе, отец Джека вздохнул и откинулся на спинку своего кресла, положив одну ладонь на выдающийся живот, а другой рукой поднимая бокал с вином. При этом он совершенно по-дамски отогнул мизинец. Говорил он громко, так что его прекрасно слышали и на другом конце стола.
— Разрешите еще раз поблагодарить вас, ваша милость, за то, что убедили моего сына встать на путь истины и принять правильное решение в отношении вашей прелестной сестры. Сожалею только, что леди его отвергла.
Все умолкли, а Джек посмотрел в сторону Бекки. Она слегка поджала тубы и уставилась на скатерть, мимо своей тарелки с фаршированной устрицами олениной. Герцог неприветливо смотрел на говорившего.
— Я ни в чем не убеждал вашего сына. Он сам решил, что свадьба могла бы стать лучшим выходом из создавшегося положения.
Джек не смотрел на отца. Он уже не в первый раз подумал, как же такое могло случиться, чтобы кто-нибудь, а тем более сам король Англии, настолько доверился этому человеку, что сделал его тайным советником. Но с другой стороны, королю виднее. Ведь достопочтенный Эдмунд Фултон всю свою жизнь тратил куда больше усилий на политическую карьеру, чем на то, что хоть как-то касалось Джека. Да и чего, собственно, ожидать от Георга IV? Джек никогда не видел нынешнего короля, но из всего, что довелось о нем слышать, многими чертами и привычками он походил на его отца.
Джек вообще всегда был любимцем матери. Отец изливал все свое внимание и любовь на двух старших братьев, оставляя Джеку лишь крохи. Исключения случались лишь тогда, когда ему необходимо было выплеснуть на кого-то свое раздражение и досаду на обстоятельства, шедшие вразрез с его планами.
Когда Джеку исполнилось шесть лет, его, например, отругали за то, что в Хамбли из-за проливных дождей гниет урожай. Восьмилетнего мальчика обвинили в провале одного очень важного решения на парламентских слушаниях. В двенадцать он понес полную ответственность за неудачное вложение отца в строительство канала.
Слава Богу, с двенадцати до восемнадцати лет Джек учился в школе, так что по большей части избегал своего родителя. Но когда в год его восемнадцатилетия случилось это убийство маркиза Хардауна, оно совпало с событием, весьма неприятным для среднего брата, Эдварда. Тот не сумел получить очередной чин капитана флота его величества. Разумеется, в этом также оказался виновен Джек. Правда, потом Эдвард все-таки дождался повышения, и, к счастью, сегодня его не было здесь, потому что он ушел в плавание.
Немедленно, после того как с Джека сняли судебные обвинения, его отослали подальше, а через несколько недель после этого внезапно умерла мать. Джек узнал о ее смерти лишь месяцы спустя, когда они стояли на якоре в Сиднее. Погруженный в пучину боли и тоски, Джек вдруг получил письмо от отца. И что же?..
Ну конечно, она умерла из-за него. Так писал отец. Сердце ее было разбито ужасным позором, который Джек навлек на все семейство.
Джек знал, что это чепуха. Мать была его самым верным, самым преданным другом в течение всего тяжкого разбирательства. Но после этого жестокого письма что-то в нем словно сжалось и умерло и он смял исписанный лист, поднес его к свечке и, глядя на пламя, поклялся, что никогда больше не станет слушать отца.
Бекки еще сильнее поджала губы, когда старший Фултон хмыкнул и заговорил вновь:
— Сказать правду, сэр, я даже представить не мог, что мой сын когда-нибудь остепенится и женится, в особенности, что он породнится с такой прекрасной семьей, как ваша. Ведь он первосортный негодяй, ему что с чертом связаться, что с женщиной.
Джек скрипнул зубами. Ведь эти слова были не просто неточны (отец за последние двенадцать дет очень мало с ним общался) — они никак не улучшали образ Джека в глазах герцога.
Ему никогда не удавалось понять отца. И наверное, никогда не удастся. Оставалось только считать часы до конца этого вечера. Придется еще раз пообщаться с отцом и братом на предстоящей свадьбе, после чего он отделается от них до следующего общесемейного мероприятия, которое, надо надеяться, состоится не слишком скоро.
Герцог пожал плечами:
— Можете мне поверить — я специально интересовался, — в его прошлом нет ничего из ряда вон выходящего.
Но отца уже было не остановить. Он продолжал весело и беззаботно:
— Нет, в самом деле, я и подумать не мог бы, что его кто-нибудь приручит. Ведь супружеская верность — это вовсе не главная черта Фултонов, правда же, Берт?
Бертран, известный тем, что часто оставлял супругу в деревне ради посещения лондонских увеселений под ручку со своей любовницей, одним махом влил вино из бокала себе в рот и, залпом проглотив, прижал салфетку к губам. Джек никогда не испытывал особых братских чувств к Бертрану, потому что всю жизнь с самого раннего детства тот непрерывно напоминал не только Джеку, но и Эдварду о своем первенстве и как старшего сына, и как наследника.
Голубые глаза герцога Калтона сузились до щелочек, а лорд Уэстклиф, пригубив шампанское, вступил в разговор:
— Господа, вам не кажется, что мы все слишком торопимся? Молодые люди еще не договорились между собой о семейных узах.
— Но свадьба — лучшее решение. Даже, я бы сказал, единственное решение, — сказал отец Джека.
Бертран улучил минуту, чтобы открыть наконец рот:
— Отец говорит совершенно справедливо. С тех пор как их… ну, это… нашли там, из моего брата и его дамы сделали дураков перед всем Лондоном. Я слыхал, уже написана комедия о падении нравов нашего высшего света.
Джек подумал, что лучше бы они написали о жижи Бертрана, но ничего не сказал вслух. Решившись заговорить, он не сумел бы скрыть отвращения к поведению отца и брата, а показывать неприязнь здесь, при всех, он не мог, Искушение поставить их на место становилось все сильнее, но Джек помнил: они — его родня. Он не хотел ничем усугублять и без того неприятное впечатление, которое они произвели на родственников Бекки.
Леди Беатрис вдруг заговорила что-то невнятное и тут же засунула в рот фрикасе с горошком.
Отец склонился вперед, обращаясь к старухе через Джека и леди Уэстклиф:
— Что вы сказали, мэм?
Леди Беатрис проглотила свой горох и многозначительно подняла вилку:
— Сказала, что для моей племянницы это отличный урок, ведь она одна из немногих дам своего круга, у кого — такие твердые принципы.
Отец и брат Джека одинаково удивленно подняли брови.
— Это правда? — переспросил старший Фултон.
Леди Беатрис снова подняла монокль и в привычном раздражении перевела взор с герцога на герцогиню, сидевших на разных концах стола.
— Держу пари, что всякий из здесь присутствующих легко превзойдет Ребекку в скандальности как помыслами, так и поступками.
Уэстклиф усмехнулся:
— Не сомневаюсь, что тут вы совершенно правы, тетя.
Монокль леди Беатрис остановился на племяннице, которая сидела напротив нее. Бекки выдержала ее взгляд не шелохнувшись.
— Конечно, не будь она так чертовски упряма, нам бы всем было легче. — Пронзительный глаз леди Беатрис переместился на герцога. — Это, без сомнения, наша родовая черта, потому что ты, мой мальчик, такой же.
— Это не упрямство, — твердо заявила Бекки, не сводя глаз с тетушки.
Куда только подевалась ее открытость, которую видел Джек накануне обеда?! Теперь она словно окаменела и застыла. В этой ауре царственного равнодушия, с короной темных волос на голове, она как будто превратилась в Снежную королеву в кремовом шелковом платье. Она была прекрасна.
— Тогда скажи, ради Бога, что это, если не упрямство? — потребовала леди Беатрис.
— Это здравый смысл.
Отец Джека хохотнул:
— Здравый смысл? Действительно? Но как это может быть, чтобы здравый смысл вел к такому скандалу?
— И правда, — вставил Бертран. — Я бы сказал, что здравый смысл диктует… да нет, просто требует поскорее заключить брак.
Качнув головой, Бекки аккуратно положила вилку на тарелку и подняла взор на Бертрана, сидевшего по левую руку от нее.
— На самом деле не так. Здравый смысл — это осмотрительность. Брак заключается на всю жизнь, и потому требует осмысленного, осторожного подхода. А если броситься замуж, потеряв голову, это может причинить куда больше вреда, чем все театральные комедии, художники и сплетни, вместе взятые.
Джек понял, что она говорит о собственном опыте.
— Согласна с тобой, Бекки, — молвила леди Уэстклиф. — Ты ведь говоришь о привычном недостатке нашего круга — склонности пускаться во всякие авантюры, не думая о будущем.
Герцогиня почти весь вечер хранила молчание, но теперь заговорила.
— В самом деле, — согласилась она, — так грустно видеть, что большинство семей в нашем обществе несчастны. Как много женщин по собственной воле живут врозь со своими мужьями… И всегда основная причина в том, что эти браки основаны на финансовых интересах, а вовсе не на взаимном уважении.
Леди Уэстклиф и герцогиня делали попытки увести разговор от свадьбы Бекки и Джека к более общим рассуждениям, за что Джек был им искренне благодарен. Они сидели за столом уже больше часа, и он видел, как с каждой минутой растет груз, навалившийся на плечи Бекки, но не мог помешать этому.
Нет, он избрал неверный способ, чтобы завоевать ее.
Нынешний званый обед — ошибка. Они могут хоть всю оставшуюся жизнь обсуждать пристойность, мнения и разразившийся скандал, но это совсем не то, чего она хочет. Не то, что ей нужно.
Ей нужен покой, необходима свобода от страха. Он может дать ей и то и другое, но только наедине. Говорить с ней, касаться ее. Доказывать, что он совсем не похож на Уильяма Фиска, что он мужчина, способный дать ей счастье, которое она считает для себя невозможным, недостижимым.
Отец Джека резко шлепнул ладонями по столу.
— Я понял! — воскликнул он и прямо-таки засиял улыбкой, адресованной Бекки, через весь стол. — Наконец я понял ваши колебания, миледи. Вам известно не хуже, чем мне самому, что мой сын — страшный транжир. Ну конечно! У него самого ничего нет, а вы богаты, как Крез. Значит, он, очень может быть, ищет вашей руки из-за денег. — Его улыбка стала еще шире. — Не завидую вам, дитя мое. И все же тут присутствуют требования пристойности и долг, не так ли? И потом, еще этот скандал… Ведь если вы не сделаете все возможное, чтобы остановить толки, станет только хуже. В вашей семье есть дети, и они пострадают от этого в будущем.
Бекки слегка покривила губы:
— Спасибо, сэр.
— О, да за что же? — Отец Джека округлил глаза. — Пожалуйста!
— Теперь решение очевидно, — добавила Бекки. В ее тихом голосе звучала сталь.
— Что ж, великолепно! — возликовал Фултон-отец.
Бекки выглядела впечатляюще: такая холодная, такая элегантная, с прямой спиной и ледяными фиалковыми глазами. У нее было куда больше внутренней силы, чем полагал Джек. Она способна не только отказать ему, презрев пристойность и рискуя быть навеки отвергнутой обществом, но и дать его отцу самый жесткий отпор, какой он когда-либо переживал в своей жизни. Джек чувствовал это и все больше восхищался ею, хотя и понимал, что его планы вот-вот разрушатся.
— Вы правы, говоря о нарастающем скандале. И правы насчет того, как он повлияет на мою семью, — сказала Бекки с ледяной вежливостью.
Бертран одобрительно проворчал что-то. Вся семья смотрела на нее, даже вилки застыли в воздухе, и при виде их напряженных лиц у Джека что-то, сжалось внутри. Все, как и он сам, уже поняли, что сейчас будет.
Бекки поднялась. Джек тоже вскочил на ноги и бросил салфетку в сторону. Встали со своих мест и остальные. Один лишь отец Джека отстал ото всех, потому что его стул увяз ножкой в толстом ворсе дорогого персидского ковра.
Бекки обратилась ко всем присутствующим:
— Продолжая наше общение, мы с мистером Фултоном только добавляем дров в огонь. Я уеду из Лондона, пока все не утихнет. Хочу совершенно удалиться от всего этого. — Она перевела взгляд темно-голубых глаз на Джека. — Простите меня, мистер Фултон, но я уверена, что это наилучший способ.
О, сколько разнообразных чувств захлестнуло Джека в ту минуту! Уважение, волнение, привязанность, трепет, тревога… Он едва выдавил:
— Бекки…
Она склонила голову как бы в знак вежливости, повернулась и покинула комнату.
