Глава 16

«…Поскольку судоходство принесет большую пользу развитию торговли и немалую выгоду графству Дербишир, в среду, 11 марта 1818 г ., в 10 часов утра в актовом зале отеля „Старый Бат“ в Мэтлок-Бате состоится собрание с целью обсуждения наиболее приемлемых путей и средств осуществления проекта такого судоходства. На собрание приглашаются крупные и мелкие землевладельцы, как титулованные, так и нетитулованные, а также священнослужители вышеупомянутого графства и все прочие жители, которые считают своим долгом интересоваться столь важными вопросами».

К досаде лорда Гордмора, его объявление появилось не только в газетах, как того требовал закон, его можно было увидеть в сокращенном варианте также в витринах магазинов, на плакатах, наклеенных на стены домов, повозки и фургоны, двигавшиеся по дорогам между Кромфордом и Малым Леджмором, шахтерскими поселками, ближайшими от его шахт.

Поэтому даже те, кто не читал газет или пропустил напечатанное там объявление, получили информацию.

Обнаружив в назначенный день, что большой зал «Старого Бата» набит людьми до отказа, Гардмор не удивился, хотя удовольствия это ему не доставило. Мужчины всех степеней и званий собрались внизу, а музыкальную галерею вверху заполнили женщины.

Алистер сразу заметил мисс Олдридж, которая сидела на галерее в первом ряду. Взгляды, которые время от времени он бросал на нее и которые она, бессердечное создание, оставляла без внимания, сказали бы лорду Гордмору, кто она такая, даже если бы сэр Роджер Толберт, председательствовавший на собрании, любезно не доложил ему об этом.

Леди в отвратительной зеленой шляпке, судя по всему, зря времени не теряла.

Не терял его и лорд Гордмор. В зале много людей, работающих на него. За последнюю неделю его доверенные лица привлекали сторонников и собирали информацию в каждом населенном уголке Скалистого края.

Правда, в прошлую среду Джексон вернулся в Мэтлок-Бат с тревожной вестью о влиянии мисс Олдридж в этом районе. Однако самое худшее стало известно только вчера в конце дня: мистер Олдридж столь категорически настроен против строительства канала, что решил отложить в то утро свои занятия ботаникой и выступить на собрании.

Однако Джексон был к этому готов и несколько минут назад шепнул лорду Гордмору, что держит ситуацию под контролем. Очевидно, так оно и было, потому что, когда собрание началось, сэр Роджер Толберт наклонился к Гордмору и прошептал:

— Очевидно, мистер Олдридж вспомнил о каком-то более неотложном деле. Ну что ж, этого следовало ожидать. Все философы, милорд, — он постучал по своей лысеющей голове, — чрезвычайно, знаете ли, рассеянны.

Если мистер Олдридж не изменил свои планы по собственной инициативе, то ему помог это сделать один из людей Джексона. Сделать это было нетрудно. Надо было лишь сказать, что где-то обнаружена любопытная разновидность гриба, мха или лишайника. Старый джентльмен не устоит перед искушением взглянуть на нее.

Какой бы ни была причина, но самый крупный землевладелец и единственный противник не появился на собрании, а выступать перед таким собранием женщине было бы в высшей степени неприлично. Женщинам было запрещено спускаться с галереи по вполне понятной причине. Вопросы такого большого экономического значения должны были решать только мужчины. Женщины могли смотреть, слушать и довольствоваться теми крохами информации, которую был способен воспринять их слабенький, маленький умишко.

Лорд Гордмор расслабился. Люди из его команды находились на помосте вместе с ним. Его инженер прибыл в прошлую среду и несколько дней провел вместе с Карсингтоном, еще раз тщательно проверив первоначальный план канала. Они внесли ряд поправок, которые намеревались предать огласке на сегодняшнем собрании.

Присутствовали также два члена парламента от каких-то округов, один из них сообщил присутствующим — не спеша, в витиеватом стиле со множеством цветистых ораторских приемчиков — о том, что предложение его сиятельства будет воспринято благосклонно как проект, сулящий долгосрочные выгоды этому району, а следовательно, и государству в целом.

Когда вступительная болтовня закончилась и перешли к делу, инженер, чья речь отличалась краткостью и не была столь утомительной, представил новый план. Карсингтон развернул его на огромном мольберте. План был выполнен в крупном масштабе черной тушью.

Со своего места на галерее мисс Олдридж имела возможность хорошо его разглядеть, как и другие крупные землевладельцы.

Для тех, кто не разобрался в подробностях, Кар описал маршрут и изменения, «внесенные с тем, чтобы учесть особые требования каждой заинтересованной стороны».

Новый маршрут пролегал на значительном расстоянии от домов, садов и парков. Чтобы обогнуть владения Олдриджей, канал делал значительный изгиб. Это удлиняло маршрут, заставляя делать изгиб там, где было бы значительно проще проложить его по прямой. Зато канал не вторгался на земли мисс Олдридж.

Кар вместе с инженером максимально учли интересы и других землевладельцев. Ни у одного здравомыслящего человека не было причин возражать, да никто и не возражал. Его сиятельство не только заметил в зале довольные лица и кивки, но и услышал явно одобрительный шумок.

Гордмор взглянул на галерею. Даже мисс Олдридж улыбнулась.

Чудо из чудес! Кар вспомнил свою клятву.

Алистера ее улыбка не успокоила.

Он уже научился разбираться в многообразии улыбок Мирабель. Сейчас ее улыбка была холодной и совсем не солнечной, и он насторожился.

Собрание тянулось бесконечно, а он все сидел и ждал. Его нога, не выносившая ни напряжения, ни неподвижности, выразила свое недовольство пульсирующей болью от бедра до щиколотки.

Затем поднялся капитан Хьюз, одетый в униформу военно-морских сил его величества. Он попросил леди и джентльменов уделить ему несколько минут их бесценного времени.

— У меня имеется письмо моего соседа мистера Олдриджа из Олдридж-Холла, Лонгледж, — сказал он. — На случай, если этот джентльмен задержится где-нибудь в другом месте, мне было поручено прочитать его.

Что там сказала Мирабель в тот день, когда они встретились впервые?

«Я подумываю о том, чтобы написать в качестве эпитафии: „Сильвестр Олдридж, возлюбленный отец, задержавшийся где-то в другом месте“.

Вот и началась атака, которую ждал Алистер.

Капитан читал отчетливым звонким голосом человека, облеченного полномочиями. В течение примерно двух десятков лет тот же командирский голос зачитывал раз в месяц тридцать шесть статей военного кодекса судовой команде, состоящей из нескольких сотен закаленных в боях офицеров и матросов.

Для его слушателей он, должно быть, олицетворял непобедимый британский флот и великую нацию, которой он служит.

Неудивительно, что в зале сразу же наступила тишина. Все слушали затаив дыхание.

Лучшего представителя мисс Олдридж не могла бы выбрать.

Когда капитан Хьюз сравнил преимущества от строительства канала с ущербом, который оно причинит, сославшись на озабоченность некоторых уважаемых торговцев и попутно отметив их труд и жертвы в период недавних войн с французами, по залу прокатился одобрительный гул. Вопросы, связанные с водой, вызывают самую большую озабоченность, продолжал читать капитан. Он искренне надеется, что джентльмены приняли во внимание сухость известняковых холмов Дербишира. Точно ли они подсчитали объем требуемого водохранилища и стоимость строительства такого гигантского сооружения? Подсчитали ли джентльмены то, это и еще вот это? Включили ли джентльмены то-то и то-то в свои расчеты?

К счастью, эта часть письма, которая, словно прожектором, высвечивала все недостатки и неточности плана, была краткой, хотя вызывала тревогу.

Потом капитан, обращаясь к людям поименно, стал задавать конкретные вопросы:

— Разве не правда, мистер Радлер, что… Верно ли, Хайрам Ингсоул, что…

Это людям нравилось, они вставали один за другим и сначала неохотно, но признавались, что и у них имеются оговорки. Однако стоило им открыть рты, как они тут же утратили робость. Их возражения, четко сформулированные, становились все более яростными. Их товарищи, а также жены, дочери, сестры и матери, сидевшие на галерее позади леди в первом ряду, аплодировали им и подбадривали криками.

Когда закончили высказывать свои претензии торговцы и фермеры, высказал кое-какие возражения викарий мистер Даннет. После него высказали свои критические замечания еще несколько джентльменов.

К тому времени как эти джентльмены закончили высказывать свои претензии, толпа, которая поначалу была такой покорной и готовой идти на уступки, стала шумной и агрессивной. Люди неодобрительно шикали, выслушивая ответы Горди, а инженеру и вовсе не дали говорить. Напрасно сэр Роджер стучал председательским молотком. Политики вдруг вспомнили, что куда-то опаздывают, и ушли.

Алистер взглянул на мисс Олдридж. На ее лице было выражение святой невинности, как будто она не имела ни малейшего отношения к столпотворению, происходившему внизу, и как будто все это, в том числе и он, ее совершенно не интересовало.

Она тем самым бросала ему перчатку, а он был слишком Карсингтоном, чтобы отступать, когда ему бросают вызов.

Он согласился, хотя и неохотно, представить план — не более того.

— Ты слишком щепетилен и добросердечен, — сказал ему Горди. — В политике ничего не делается без влиятельных связей и денег. Поскольку в деньгах мы не купаемся, нам нужно извлечь максимальную пользу из влияния.

А это означало, как узнал накануне вечером Алистер, что он должен был красиво выглядеть, быть по-рыцарски галантным и держать язык за зубами, предоставив Горди вести переговоры.

Он бы так и сделал — сидел бы, сложа руки и прикусив язык, если бы на губах Мирабель Олдридж не появилась вызывающая улыбка — и это после всего, что он сделал ради нее.

Она предупредила его, что будет бороться с ним всеми видами оружия, имеющимися в ее распоряжении, заметив при этом, что не слишком щепетильна в выборе средств.

Возможно, она надеялась, что из рыцарских побуждений он откажется отвечать ударом на удар? Думала, что красивый внешний вид — единственное оружие в его арсенале? Что внушить благоговение своей известностью и влиянием своей семьи, соблазнив при этом женщину, которая этого благоговения не испытывала, является единственной стратегией, на которую он способен?

Он не мог с уверенностью сказать, что она думает. Впрочем, это не имело значения. Его возмутил ее взгляд. Он не мог больше молчать. Честь, гордость, преданность и долг — все требовало, чтобы он боролся — и боролся, чтобы победить.

Он встал, превозмогая боль в ноге.

— Джентльмены! — обратился он к собравшимся в зале.

Его низкий рокочущий голос достиг самых отдаленных уголков, и шум несколько стих.

— Джентльмены, — повторил он, — и леди! — Алистер бросил взгляд на мисс Олдридж. — Я почту за честь рассмотреть один за другим все волнующие вас вопросы. Начнем с самого важного, о воде и водохранилищах.

В это же время мистер Олдридж со своим бывшим управляющим шел совсем не в том направлении, куда следовало, — скорее к Лонгледж-Хиллу, чем к Мэтлок-Бату.

Они встретились по чистой — но тщательно спланированной — случайности.

Калеб шел непринужденной походкой, направляясь в сторону Мэтлок-Бата, когда повстречал мистера Олдриджа, который тоже пешком бодро шел, чтобы по просьбе дочери исполнить свой долг.

Встретив Калеба Финча, он был приятно удивлен. Когда Финч был уволен, мистер Олдридж пребывал в глубочайшей меланхолии, из которой совсем недавно стал выбираться. Дочь не тревожила его неприятными подробностями. Она просто сказала ему, что Финн решил от них уйти.

Поэтому он поздоровался с Финчем любезно, спросив о его здоровье, о семье, о работе.

Калеб весьма туманно ответил на вопрос о работе, зато подробно рассказал о недавнем открытии. Именно этот вопрос они и обсуждали, шествуя в направлении, противоположном тому месту, где проходило собрание, посвященное важному вопросу о строительстве канала.

— Вы уверены, что они имеют такую форму? — спросил мистер Олдридж. — Вроде маленьких сигар?

— Совсем маленьких, — ответил Калеб. — Меньше муравья. Коричневых. Сначала я подумал, что это просто грязь, но что-то заставило меня разглядеть их внимательнее. Я был уверен, что уже видел такие. Когда я работал на предпоследнем месте в Йоркшире, мне пришлось отрядить людей, чтобы счистить их со стены, потому что хозяйке это не нравилось. Я подумал, что жаль их счищать, поскольку они представляют интерес.

— Да уж, действительно, — согласился Олдридж. — Никогда не слышал о таком мхе. И вы говорите, что встретили его снова, не так ли?

— На холме, сэр, — заявил Калеб, жестом указав на гребень горы. — Всего в каких-нибудь пяти милях отсюда.

Для мистера Олдриджа, который нередко проходил за один день двадцать миль, осилить пять миль вверх по Лонгледж-Хиллу было сущим пустяком. Он вернется за несколько часов до ужина.

Прошло много времени, прежде чем он вспомнил, что в тот день ему следовало успеть не только к ужину.

Но было уже поздно.

Собрание закончилось вскоре после полудня.

Закончилось победой. Большинство проголосовало за канал, и был создан комитет. Члены его быстро набросали проект петиции в парламент, после чего зал опустел.

Остались только лорд Гордмор и его партнер. Его сиятельство был так потрясен последними событиями, что даже не пытался напустить на себя обычный небрежно-равнодушный вид.

— Мы были буквально на волоске от гибели, — сказал он. — Мне показалось даже, что я нахожусь на корабле, потерявшем управление во время шторма. Я пытался удержаться, но тут викарий, этот милейший, этот добрейший человек, принялся упрекать нас. «И ты, Брут?» — подумал я. И тут же упал за борт и быстро пошел ко дну. В появлении этих морских метафор был виноват, несомненно, этот похожий на пирата капитан с его сверкающей униформой и лихими бакенбардами.

Карсингтон промолчал. Он был поглощен скатыванием плана канала в трубочку самого минимального диаметра.

— Каким же я был дураком, когда предупреждал тебя, чтобы ты держал язык за зубами и ограничивался декоративной функцией, — продолжал лорд Гордмор, смущенно поглядывая на своего друга. — Мне следовало помнить, что ты становишься другим человеком, когда у тебя появляется боевой задор. Надеюсь, ты простишь меня. Мне почему-то показалось, что Ватерлоо навсегда изгнало из тебя боевой задор.

Карсингтон резко повернулся к нему.

— Тебе показалось, что я стал трусливым?

Что, черт возьми, с ним происходит? Они сегодня одержали большую победу, хотя шансов практически не было. Неужели он расстроился из-за этой ужасной особы?

— Что за вздор! И прошу тебя, не расстраивайся из-за мисс Олдридж. Только не сегодня. Ты ее в конце концов переубедишь. А сейчас ты одержал великую победу. Буквально вырвал ее из рук противника. Я испытываю огромное облегчение. Ведь то письмо… То блестяще сформулированное, жестокое письмо… Насколько я помню, это было делом ее рук?

— Она тебя предупреждала, Горди.

— Предупреждала. Как и моя сестра. Она сказала, что эта леди опасна. Кто бы мог подумать, что Генриетта ошибается?

— Мне не нравится, что все получилось так легко и просто, — произнес Кар.

— Ты это серьезно? Она чуть не уничтожила нас. Если бы ты не вмешался… — Гордмор недоговорил. Он не мог даже думать об этом без дрожи. Грозила полная катастрофа. Все пошло бы прахом: его экономия, бережливость и планирование; все деньги и надежды Кара — ведь он отнес все, что оставалось от его пособия, в игорный дом, а выигранные деньги отдал Гордмору.

Если бы Кар не встал и не изобразил с поразительным правдоподобием лорда Харгейта, когда тот воздействует на аудиторию своей неотразимостью и красноречием, эта рыженькая в неописуемой шляпке разорила бы их дотла.

Эта особа обладала дьявольской хитростью. Поскольку Кар оказался не в состоянии обуздать ее, решить эту проблему должен был его друг.

К тому времени как двое мужчин вышли из гостиницы, участники собрания уже разошлись. На улице, где в туристический сезон бывает множество гуляющих и зевак, сейчас было безлюдно.

Вскоре к ним подошел опрятно одетый мужчина, в котором Алистер узнал одного из доверенных лиц Гордмора.

Их было несколько человек, и они приехали сюда за его сиятельством в Дербишир, чтобы, потратив специально ассигнованные для этой цели деньги, заручиться поддержкой местных жителей. В этом не было ничего необычного. То же самое происходило во время выборов и наверняка случалось всякий раз, когда рассматривался вопрос о строительстве канала. Алистер не сомневался, что доверенные лица Мирабель проделывали то же самое.

Гордмор также приказал своим людям смотреть в оба глаза и слушать в оба уха. Поэтому подошедший к ним человек поспешил предупредить его сиятельство, что мисс Олдридж и мисс Энтуисл отправились в Лондон.

— В Лондон? — воскликнул Горди. — Так быстро?

— Дорожный экипаж с багажом уже ждал их, сэр, — сказал человек по имени Джексон. — Как мне сообщили, леди первыми вышли из актового зала, меньше чем через четверть часа сели в экипаж и отправились в путь.

Алистер не стал больше слушать и вышел на главную улицу. Там было довольно оживленно: экипажи и пешеходы двигались в обоих направлениях. Но он едва замечал их. Он смотрел в том направлении, куда уехала Мирабель, и пытался понять, что за этим кроется.

Она нанесла им сокрушительный удар. Почти уничтожила их. И все-таки… все-таки…

— Она знала, — пробормотал он. — Знала, что мы победим. Иначе, ее не дожидался бы готовый к отъезду экипаж.

Мгновение спустя он услышал за спиной голос Горди:

— Судя по всему, эта леди не дает нам возможности перевести дух.

— Она обещала не щадить нас, — произнес Алистер.

— Оно и видно. Как ни печально, я, кажется, тоже ее недооценил, не то сложил бы свои пожитки и отправился в путь, — заявил Горди. — Дорога каждая минута. У нее в Лондоне есть влиятельные друзья. Не забудь, сестра ее отца замужем за лордом Шерфилдом и, по слухам, имеет на него большое влияние.

Алистер повернулся к другу.

Шерфилд была одной из самых близких подруг его матери.

— Неужели ты не знал, что они родственники? — В голосе Горди звучало недоверие. — Должно быть, леди Харгейт упомянула об этом, когда ты сказал ей, куда отправляешься.

— Нет, — сказал Алистер и повернул к гостинице.

— Это очень странно, — произнес Горди.

— Ничуть, — ответил Алистер. — Когда я зашел к матери перед отъездом, то был настолько увлечен нашим блестящим планом и чудесами современной технической мысли, которые мы донесли до самых удаленных от цивилизации уголков, что ни о чем другом и не говорил. У нее не было возможности вставить даже слово.

— Шлифовал ораторское искусство, не так ли? — усмехнулся Горди. — Впрочем, знал ты об этом или не знал, пожалуй, роли не играет. У мисс Олдридж есть влиятельные друзья. Это факт. Но и у нас тоже. К тому же в нашу пользу говорят все практические преимущества, которые ты с таким блеском изложил собравшимся.

Алистер напомнил аудитории, что их канал, протяженность которого сравнительно невелика, будет проходить по малонаселенной части Дербишира. Маршрут канала пролегал по довольно ровной поверхности, поэтому не требовались ни акведуки, ни туннели, ни шлюзы. В соответствии с недавно принятым законом от 1817 года, обеспечивающим работу бедным, предусматривались правительственные займы. Это сокращало сумму, которую они должны были собрать с инвесторов.

Он знал, что план хорош. Многие политики, с которыми консультировались они с Горди, заверяли их, что такой простой и недорогой план строительства канала может пройти все инвестиции, начиная с первого заседания и кончая подписанием его принцем-регентом, за два месяца, а то и скорее.

Если бы дело обстояло по-другому, они с Горди не смогли бы предпринять этот проект. Для более сложного проекта у них не было денег, а учитывая неблагоприятные экономические условия после окончания войны, их неоткуда было взять. Неурожай, случившийся в прошлом году, тоже не улучшил ситуации.

План с самого начала учитывал интересы населения. К тому же Алистер добавил к маршруту почти пять миль в угоду его любимой леди.

А она лишь вздернула носик.

— В данный момент меня больше всего беспокоит твое благополучие, — сказал Горди. — Побереги сердце, Кар. Не хотелось бы чернить твою возлюбленную, но ты заслуживаешь хотя бы предостережения. Генриетта говорит, что несколько лет назад эта леди бросила одного парня и покинула Лондон, вызвав всеобщее осуждение.

— Я знаю об этом, — сказал Алистер. — Знаю больше, чем леди Уоллентри. Так сложились обстоятельства. Пусть даже мисс Олдридж бросила десяток мужчин. Это было в прошлом, а своим прошлым я тоже не могу похвастаться.

Он ни за что не поверит, что женщина, с которой он занимался любовью, может быть жестокой и бессердечной. Она обладает открытым характером и относится к людям с сочувствием. Свои подлинные чувства она скрывала под напускной холодностью и высокомерием. Он понимал ее желание защитить уязвимые места. Но не понимал, что она затевает в настоящее время.

Он был недоволен собой. Несмотря на все усилия, ему не удалось избавить ее от трудностей.

— Кар? — окликнул его Горди. Алистер вернулся к реальности.

— Ее прошлое не имеет значения. Самое главное — построить канал. Хотелось бы мне знать, что ее беспокоит. Я был уверен, что в моем плане были учтены все ее личные возражения. Если существуют еще какие-то трудности, то я хотел бы узнать, какие именно, до того, как мы будем излагать дело в парламентском комитете.

Он привык к неожиданностям, образно выражаясь, к ударам по голове. Даже находил их стимулирующими.

Но это не означало, что он позволил бы заманить себя в ловушку в парламенте. При мысли о том, что он может от неожиданности лишиться дара речи перед коллегами и подчиненными своего отца, у него кровь стыла в жилах.

— Очень разумно, — сказал Горди. Они уже подошли к гостинице, и он понизил голос: — Поезжай в Лондон и выведай у леди все, что сможешь. А я урегулирую дела здесь и приеду следом, как только смогу.

Час спустя Джексон в испуге смотрел на неподвижное тело, распростертое на покрытой мхом земле в лесистой части Лонгледж-Хилла.

— Что ты наделал? — обратился он к Калебу Финчу. — Разве я не предупреждал тебя о том, что сказал его сиятельство?

— С ним все в порядке, — успокоил его Финч. — Я просто дал ему лекарство.

— Какое еще лекарство?

— Немного сердечных капель Годфри. Сказал, что это сердечная микстура на бузине по рецепту моей милой старенькой тетушки.

Одной из составных частей сердечных капель Годфри был опиум.

Джексон подошел ближе. Казалось, старый джентльмен мирно спит. Он даже улыбался. Должно быть, ему снилось что-то приятное. У этого мистера Олдриджа такая милая улыбка. Джексону не понравилось, что старик лежит на холодной земле и что Финч не дождался дальнейших указаний. И Джексон все это высказал Финчу.

— Но если бы я стал ждать до завтра или до послезавтра, — возразил Финч, — то вряд ли смог бы его уговорить пойти со мной. Он хотел бежать на это собрание даже после того, как я сказал, что уже около полудня и что к тому времени, как он туда доберется, все давно разойдутся. Кроме того, его сиятельство хочет, чтобы он исчез, не так ли? Ну что ж, теперь это будет проще сделать. Погрузим его в телегу и увезем.

— У нас нет телеги, — сказал Джексон.

— Есть, — сказал Финч. — Я позаимствовал ее на шахте. И лошадь прихватил. Они ждут нас внизу у дороги. — Он кивком указал на старую, заросшую тропу для вьючных лошадей. — Не я ли говорил вам, что у мисс О. имеется про запас сотня всяких хитростей? Разве я был не прав? Вы позволили ей уехать в Лондон, где у нее полным-полно знакомых, родственников, и теперь она сотрет вас в порошок. Я знал, чем все это кончится, и подготовился заранее. Я не жду благодарности, тем более что выполнял свой долг.

Оно и к лучшему, что Финч не ждет благодарности, потому что Джексон не собирался его благодарить. Подчиненный должен следовать указаниям начальника, а не делать все, что взбредет в голову.

А Финч именно так и поступил, и теперь они не могли отпустить мистера Олдриджа.

— Именно этого хотел его сиятельство, — сказал Финч. — Мисс Олдридж поспешит вернуться из Лондона, как только узнает, что исчез ее папенька. Пока она будет здесь искать его, хозяин быстро и беспрепятственно проведет через парламент закон о каналах. А тем временем мистер О., живой и здоровый, будет жить у нас в Нортумберленде. Как только лорд Гордмор подпишет документы, мы отправим старого джентльмена домой. Вы только представьте, как все будут счастливы, когда увидят его, будто он вернулся с того света.

— Ты лучше постарайся, чтобы он вернулся в том же состоянии, в каком ушел, — предупредил его Джексон. — Его сиятельство несколько раз напомнил мне, что джентльмену ни в коем случае нельзя причинять вреда. Так что будь поосторожнее со своими сердечными каплями, Финч. Если ты дашь ему слишком большую дозу, он может умереть, и уж тогда я позабочусь о том, чтобы тебя повесили.