ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РОНУИН. 1270 — 1273 годы

Глинн, вернувшийся из Шрусбери, не закрывая рта пересказывал подробности поездки. Ронуин и не подозревала, что у нее столь болтливый брат.

— Представляешь, я видел корабли, поднимавшиеся вверх по реке, из самого Кардиффа, — возбужденно тараторил он. А церкви и аббатство, сестрица! Рынки и лавки с невиданными товарами! Я даже ел гранат, Ронуин, это такой южный фрукт.

Не думал, что в мире столько неизведанного! Когда стану старше, обязательно отправлюсь путешествовать! Заработаю деньги пением баллад на постоялых дворах, празднествах и при дворах знати.

— Но сначала следует закончить образование, — строго напомнила Ронуин. — Хотя мне неприятно упоминать об этом, я должна спросить, согласен ли наш родитель с твоим решением. Что, если он захочет женить тебя?

— Не соглашусь, пока не попутешествую вволю, — возразил Глинн, и она впервые заметила его сходство с отцом.

Когда они расселись за столом, Эдвард спросил шурина, не хочет ли тот поехать в монастырскую школу. Тот сразу загорелся.

— А можно? — с надеждой выдохнул он.

— Наверное, я сумею обо всем договориться к будущей весне. Пока тебя не было, приезжали принц Эдуард с женой.

Король Французский собирает крестовый поход в Святую Землю, и мы с твоей сестрой намерены присоединиться к нему. А ты тем временем продолжишь учебу. Лучшего места, чем Шрусбери, не найти.

— Господин мой, — вмешался отец Джон, — почему принц приехал именно к нам? Имение наше хоть и приграничное, но небольшое, и не так уж важно для его высочества.

— Вскоре Эдуард Плантагенет станет нашим монархом.

И приехал он сюда именно потому, что я — приграничный лорд. Кроме того, я женат на дочери ап-Граффида. Он проверяет, насколько велика моя преданность. Стоило мне отказаться, и он немедленно заподозрил бы меня в измене. И то, что моя жена так охотно вызвалась меня сопровождать, еще больше укрепило мнение принца Эдуарда обо мне, — пояснил де Боло со смешком.

— Но почему мне нельзя поехать? — возмутился Глинн.

— Потому что, шурин, твой отец наверняка не позволит.

У тебя еще будет на это время, когда станешь старше. А теперь для тебя важнее всего — продолжить обучение, — объяснил Эдвард.

— Но если вы завоюете Святую Землю, никаких походов больше не будет, — мрачно буркнул Глинн.

— Сарацины и христиане уже несколько веков сражаются из-за святыни, так что, боюсь, это не закончится так скоро. Не отчаивайся, когда-нибудь и ты получишь свой шанс.

Праздник Святого Мартина отмечался одиннадцатого ноября. В этот день жарили гусей, которых подавали на стол в богатых домах. Двадцать пятого ноября, в день Святой Екатерины, пекли особые хлебцы, делали напиток, названный «овечья шерсть» из-за печеного яблока, плававшего в нем, и подносили его в специальной чаше. Эдвард подарил жене брошь в виде кольца из серебра и оникса.

Прошло Рождество, и настал январь. Де Боло начал собирать людей, вызвавшихся пойти с ним в крестовый поход. Королевский посланник, прибывший в замок, сообщил, что во время его отсутствия все подати будут прощены. Эдвард, в свою очередь, уведомил арендаторов и сервов , что тот, кто станет сопровождать его, освобождается от дани, так что недостатка в добровольцах не было и хозяин Хейвна смог выбрать лучших. К середине месяца отряд приступил к подготовке к походу. Будущие воины учились обращаться с луками, копьями и дубинами, пользоваться тараном и метательной машиной, называемой франдиболой, подкапываться под стены.

Трое молодых людей из мелкопоместных семей, успевшие завоевать рыцарские шпоры и жаждущие приключений, прибыли в замок. Такую возможность упустить было нельзя, ибо если они станут храбро сражаться и приобретут известность, то смогут не только разбогатеть, но и получить титул из рук короля. Сэр Фулк, сэр Роберт и сэр Хьюго приехали с оруженосцами, на собственных конях и были встречены с распростертыми объятиями. Всем отвели место в зале и за столом. Сначала их смешило желание дамы сражаться за Гроб Господень, но когда они увидели своими глазами, как ловко Ронуин владеет оружием, то прикусили языки и насмешки быстро сменились уважительными взглядами. Один лишь Эдвард выходил из себя, раздраженный столь необычным для женщины увлечением. Жена только и думала о походе и совершенно забыла о его неразделенной страсти. Однако его желание росло с каждым днем, и несколько раз он едва сдержал взрыв ревности, замечая неподдельное восхищение молодых рыцарей. Эдвард понимал, что это лишь дань почтения и что другие мужчины ничего не значат для Ронуин. Просто она наконец оказалась в своей стихии. Де Боло втайне проклинал принца за приезд и разговоры о крестовых походах с женщиной, которой не терпелось вырваться на свободу. Хорошо принцу рассуждать: у него по крайней мере есть законные наследники!

Ронуин, женщина отнюдь не глупая, почувствовала настроение мужа и сообразила, что есть лишь один способ умиротворить его: лечь с ним в постель. Но сможет ли она сделать это, не выказав отвращения? Насчет беременности беспокоиться не приходилось: мать Энит, как оказалось, действительно знала способ предотвратить ее. Каждое утро служанка приносила ей отвар, но разве узнаешь, действует ли он, пока не проверишь на опыте?

Нужно признать, что ласки и поцелуи казались ей теперь менее неприятными. Кроме того, Эдвард — человек не жестокий и не грубый, и если первая ночь оказалась неудачной, может, последующие пройдут легче.

Ронуин считала себя храброй. Она не задумалась бы броситься в битву и не боялась смерти. Почему же так страшится супружеской постели? Пусть при этом она чувствует себя чем-то вроде вещи, отданной в полную власть мужа, но и это можно перетерпеть, как боль и недомогание. Она обязана быть не только верной ему, но и выполнять супружеский долг. Узнав правду, отец посчитал бы себя опозоренным, а этого Ронуин допустить не могла.

Собравшись с духом, она, перед тем как удалиться на покой, подошла к мужу и прошептала:

— Наверное, сегодня я отважусь разделить с тобой постель.

Отойдя, она поспешила к себе, вымылась, переоделась в чистую камизу и отпустила Энит, а сама села на кровать и стала расчесывать длинные волосы. Из смежной комнаты появился Эдвард и, взяв у жены щетку из грушевого дерева, принялся за работу. Он не совсем понимал причину ее столь внезапного решения, но старался быть как можно более нежным. Он привлек жену к себе и, покусывая маленькое ушко, старательно водил щеткой по ее волосам. К изумлению Ронуин, Эдвард орудовал щеткой не хуже служанки и ловко заплел толстую косу и связал ее лентой. Потом он спустил камизу с ее плеч, и белое полотняное облако улеглось у ног Ронуин. Встав перед ней на колени, Эдвард принялся ласкать маленькие груди. Ронуин затрепетала, но не попыталась его остановить. Его пальцы играли с ее сосками, медленно их возбуждая. Быстро поднявшись, он увлек жену за собой и попробовал, каковы на вкус ее пухлые губки. Ронуин больше не боялась поцелуев и, похоже, даже наслаждалась ими.

Она обвила его шею и, прижавшись к торсу супруга, поняла, что на нем тоже нет одежды. Она была так поглощена собственными переживаниями, что даже не взглянула на Эдварда, и теперь сильные бедра терлись о ее ноги, а густая поросль на его груди щекотала ее нежные холмики. И… огромное мужское достоинство уперлось в ее живот. Ронуин оцепенела, понимая, что ее ждет. Он придавит ее к кровати, снова вторгнется в самое чрево… и на этот раз она не сможет ни отбиваться, ни плакать.

— Поверь мне, — молил Эдвард, ощутив ее напряжение и целуя сомкнутые веки, кончик носа, уголки губ. — Это наслаждение, которое могут разделить мужчина и женщина, ягненочек мой. Пожалуйста, Ронуин, не отвергай меня. — Он уложил ее на постель и наклонился.

— Я ничего не могу с собой поделать, — всхлипнула она. — Не обращай на меня внимания, Эдвард, делай со мной все, что пожелаешь.

Но Эдвард откатился от нее и, приподнявшись на локте, рассерженно прорычал:

— Ведешь себя как потаскуха, черт возьми! Расставляешь ноги, хотя ничего не испытываешь ко мне! Почему?!

По щекам Ронуин покатились слезы.

— Не знаю…

— Но ап-Граффид любил твою мать и наверняка хорошо с ней обращался, — бросил Эдвард, стараясь держать себя в руках.

— Это правда! — воскликнула Ронуин. — О такой любви слагают баллады! Им никто был не нужен, ни Глинн, ни я.

Они думали только друг о друге.

— А ты, Ронуин? Боишься полюбить меня?

— Да! — яростно выпалила она. — Не хочу потерять себя, Эдвард, неужели не ясно?

— А вот я люблю тебя и неужели кажусь тебе ничтожным и жалким? Разве я сильно изменился после нашей первой встречи?

— Стал добрее, — прошептала она, стараясь не обращать внимания на руку, ползущую по ее животу.

— И тому причиной только ты одна, Ронуин, но это не означает, что из меня можно веревки вить. И ты останешься собой, если полюбишь меня. Взаимная страсть ап-Граффида и Валы необычна, такое бывает, может, раз в столетие. Они и вправду были одержимы друг другом, но большинство браков совсем не таковы, ягненочек мой.

— Каковы же они? — тихо спросила она.

Пальцы Эдварда запутались в густой серебристой поросли, и это ее волновало все больше, несмотря на страх.

— Моих родителей разделила взаимная ненависть. О браке было договорено лишь потому, что у них были смежные земли, а мать оказалась единственным ребенком в семье. Зато брат моего отца влюбился в свою жену. Они были счастливы и жили в мире и покое, верные друг другу, в отличие от моих родителей. Отец менял наложниц, мать все больше озлоблялась с каждым днем и не пускала его в свою постель, после того как дала наследника. Он так и умер на какой-то шлюхе, а мать отказалась обмыть его тело.

Это сделала тетка, добрая женщина с мягким сердцем.

Несколько лет назад мать наконец скончалась, вероятно, захлебнувшись собственной желчью. Только бедные могут позволить себе роскошь жениться по любви, у знати же чувства часто приходят позднее. Я полюбил тебя и безумно ревную, когда кто-то из мужчин восхищается тобой.

Меня угнетает то, что так же, как и они, я не могу тобой овладеть. Больше так не может продолжаться.

— Знаю, — кивнула она.

— Но не станешь же ты бояться того, что уже знакомо, жена моя? Начиная с этой ночи мы будем делить постель.

Ты сама видишь, что я не желаю тебе зла. Но страсть сжигает меня, и, клянусь святым распятием, я тебя получу! — воскликнул Эдвард, лаская створки раковины, скрывавшей ее сокровища.

Раскрыв нежные створки, он чуть сжал крохотную горошинку плоти и, дождавшись, когда она повлажнеет, проник пальцем глубже. Ронуин, не ожидавшая ничего подобного, затаила дыхание, но все же не вскрикнула. Оказалось, это вовсе не так ужасно. Эдвард снова осыпал Ронуин поцелуями, и не успела она опомниться, как он подмял ее под себя.

Она плотно сжала губы, боясь, что снова начнет биться и вырываться, но его твердое как камень копье легко проскользнуло в нее.

— Ну вот, ягненочек, на этот раз все по-другому, верно? — пробормотал он, обдавая ее горячим дыханием.

Однако язык не слушался Ронуин. Она едва могла дышать, но заставила себя обнять мужа, чтобы тот не догадался о ее ужасе и отвращении, получил свое и оставил ее в покое.

Эдвард двигался все быстрее, вонзая истомившееся орудие в ее глубины, пока не рухнул без сил. Когда он отодвинулся, Ронуин не сумела сдержать облегченного вздоха.

— Ты так и не нашла радости в нашем слиянии, — грустно шепнул он, целуя ее руки. — Но клянусь, Ронуин, придет день, когда и ты полюбишь меня.

— Наверное, — задумчиво сказала она. — И я никогда больше не стану уклоняться от исполнения обязанностей жены, господин мой, Эдвард. Со временем я, вероятно, даже научусь получать удовольствие от нашего слияния. Знаешь, я больше не страшусь твоих прикосновений и поцелуев. Остальное обязательно придет, я уверена.

«И молю Бога об этом», — мысленно добавила она, когда он уснул, сжимая ее в объятиях. Что заставляло ее так упорно сопротивляться? Будь Эдвард жестоким человеком, тогда всякий ее понял бы. Но что-то мучило Ронуин, не давая сполна насладиться близостью с мужчиной.

Эдвард и вправду приходил к ней каждую ночь, и Ронуин постепенно привыкла лежать с мужем в одной постели.

Мало того, теперь она сама искала утешения в его ласках. За исключением тех дней, когда ее посещали женские недомогания, Эдвард брал жену по несколько раз за ночь. Но она так и не испытала обещанного блаженства. Это печалило обоих, но Ронуин быстро усвоила, что поцелуи доставляют Эдварду радость, и не стеснялась отвечать на его ласки. Оставалось лишь надеяться на счастливый случай, который позволит ей насладиться их близостью.

Зимние холода сменились весенними ливнями. Они уже год как были женаты и за это время ничего не слышали об ап-Граффиде. Получив письмо от принца Эдуарда, де Боло послал за своим кузеном. Крестовый поход все же должен был начаться, и де Боло нуждался в помощи Рейфа и Кэтрин.

Кэтрин де Боло только исполнилось восемнадцать. Очень похожая на брата, она тем не менее была тиха и послушна.

До сих пор не нашлось мужчины, который попросил бы ее руки. Рейф объяснял это скудным приданым.

— Наши родители были небогаты. Мы всегда считали, что она выйдет за Эдварда, — откровенно признался он.

— Я уже сказал, что дам Кейт щедрое приданое, — процедил Эдвард. — Она того стоит и, кроме того, приходится мне родственницей.

— Я готова хоть всю жизнь прожить в Ардли и вести твое хозяйство, брат мой, — пробормотала Кэтрин, смущенная грубостью Рейфа. На белоснежной коже выступили красные пятна.

— Надеюсь, ты останешься здесь вместе с братом? — осведомилась Ронуин, игнорируя Рейфа. — Или вернешься к себе?

— Мой брат считает, что я не должна оставаться в Ардли одна, кузина Ронуин, — пояснила девушка. — У него есть надежный управляющий, который позаботится об имении в наше отсутствие. С вашего разрешения, я присмотрю за вашим хозяйством.

— Разумеется, кузина, — кивнула Ронуин. — Буду весьма благодарна, если примете молодого Глинна, когда тот станет наезжать из Шрусбери.

— Значит, жена приняла твоего бастарда, Эдвард? — рассмеялся Рейф, от души хлопнув брата по плечу. — От какой из твоих девок ты его заимел, хитрая собака?

— Почему ты миришься с его наглостью? — проворчала Ронуин, когда они остались одни.

— Рейф — неплохой человек, — улыбнулся Эдвард, — и очень любит сестру. Он страдает, видя, что ты заняла ее законное место. Знаю, временами он чересчур остер на язык, но сервы и арендаторы готовы жизнь за него отдать. Он не позволяет детям моложе десяти лет работать на полях больше трех часов в день.

— Все равно он мне не нравится, — отрезала Ронуин, — хотя его сестра — милая девушка, без злобы и горечи в сердце. Рейф высокомерен, спесив и, по-моему, жаждет занять твое место.

— Вовсе нет, хотя и ведет себя довольно дерзко. Но если ты боишься этого, дай мне сына, и Рейфу придется уйти в тень, моя валлийская дикарка.

Ронуин покраснела и потупила взор.

Супруги решили не рассказывать Рейфу и Кэтрин о том, кто Глинн на самом деле. Так было безопаснее для сына ап-Граффида. Эдвард не был уверен в своем кузене. В случае если он умрет бездетным, все унаследует Рейф. Теперь же, когда Эдвард женат и все окружающие думают, будто у него есть сын от бывшей наложницы, кузен наверняка поумерит свои аппетиты.

Узнав о том, что кузен с женой отправляются в поход, где шансы погибнуть были достаточно велики, Рейф не потрудился найти жениха для сестры. Такое путешествие считалось крайне опасным, и многим предстояло навсегда остаться в Святой Земле. Если Рейф станет лордом Торли, наверняка подыщет Кэтрин партию получше! Лучше выждать, как повернутся события. А если валлийка отправится на тот свет, тем лучше — он сосватает сестру Неду, как надеялись родители. В случае же гибели Эдварда Рейф сам женится на Ронуин и приберет к рукам и богатое наследство, и знатную жену, чье присутствие удержит валлийских разбойников от нападения. В любом случае он только выиграет.

Подготовка к путешествию шла полным ходом. Поля зазеленели всходами, весна кончалась, и время отъезда близилось. Люди Эдварда запасались провизией и оружием, подковывали коней, чинили телеги и грузили на них вещи.

Женщины Торли всю зиму шили шатры: побольше — для хозяев, поменьше — для рыцарей и простых воинов. Положили ли мельницу для ручного помола? А белье и стульчики для шатра хозяина?

Кухонную утварь грузили на отдельную подводу.

Глинна отвезли в монастырскую школу. Сам аббат принял лорда Торли и его жену в своих покоях и, пронзив Эдварда строгим взглядом, провозгласил:

— Я хочу знать правду о родителях юноши, иначе не приму его в школу. Предполагалось, что он твой бастард, но в нем нет ничего от тебя. Можешь говорить прямо, как на исповеди, но ради безопасности аббатства я должен знать правду.

— Он — Глинн ап-Ллуэлин, младший брат моей жены, отец-настоятель, — последовал немедленный ответ. — Принц оставил мальчика на моем попечении, поскольку моя жена заботилась о нем с самого детства, особенно когда стало ясно, что парень не годится для воинских подвигов. Любит учиться, сочиняет стихи и песни. Мы держим его происхождение в секрете, ибо я не хочу, чтобы мальчика использовали как оружие против отца. Даже мой кузен Рейф не знает, кто он на самом деле. Мы полагали, что будет лучше, если его посчитают моим незаконным сыном.

Аббат понимающе кивнул.

— Отец знает, где он сейчас?

— Да. Мальчика сопровождали двое его людей. Я отослал их в Уэльс и велел рассказать ап-Граффиду, где его сын.

Он не станет возражать. Ты поклялся никому не выдавать тайну, отец мой, и я молю тебя заботиться о мальчике. Если, пока мы будем в походе, между Уэльсом и Англией разразится война, он просто исчезнет и, клянусь, ни тебе, ни твоим людям не причинят зла. Хотя отец Глинна презирает поэтические наклонности сына, он все же любит его. Мало кто знает о существовании Глинна, хотя ходят слухи, что у принца Уэльского есть сын.

Немного помолчав, аббат обратился к Глинну:

— Скажи, сын мой, готов ли ты носить на себе клеймо бастарда? Зная, что ты отпрыск дворянина, с тобой станут обращаться хорошо, но найдутся и такие, кто будет насмехаться над тобой.

— Я действительно незаконнорожденный, — спокойно ответил Глинн, — ибо наш отец не был женат на нашей матери, хотя горячо ее любил, отец-настоятель. Однако меня всегда любили окружающие. Если кто-то захочет утвердиться за счет моего унижения, я буду молиться за них. Боюсь, я не воин в душе.

— Мы рады видеть тебя в нашей школе, Глинн из Торли, — улыбнулся отец Бонифас. Парнишка действительно умен, и его достойный ответ наводил на мысль, что он может стать прекрасным священником. Время покажет, так ли это. — Попрощайся с сестрой и зятем, сын мой, — велел он.

— Спасибо, Эдвард, — просто сказал мальчик. — Буду молиться за твой успех и скорое возвращение.

— Когда наступят каникулы, возвращайся в Хейвн, — посоветовал Эдвард. — Рейф и Кэтрин присмотрят за тобой до нашего приезда.

Он обнял Глинна и взъерошил его темные волосы. Юноша шагнул к сестре. В ее глазах стояли слезы, губы слегка подрагивали.

— Не смей плакать, сестренка, — пожурил ее Глинн, впервые почувствовав себя старше и сильнее сестры. — Я сам пожелал такой участи, а ты захотела вместе с супругом послужить Господу нашему.

Он обнял сестру и прижал к себе, но она отстранилась и стиснула его лицо ладонями. Когда он успел так вырасти и окрепнуть? И неужели на подбородке пробивается щетина?

— Когда я вернусь, ты превратишься в настоящего мужчину, — посетовала она.

— Я в любом случае стал бы им, — усмехнулся Глинн, коснувшись ее щеки.

— Учись прилежно и слушайся братьев, — наставляла она и, понизив голос, добавила:

— Если стрясется какая-нибудь беда, От и Дьюи приедут за тобой. Поезжай с ними.

Обещай мне, младший братец.

— Клянусь, — прошептал он и наспех поцеловал сестру. — Поезжай с Богом, Ронуин, дочь Ллуэлина, и возвращайся живой и здоровой.

С этими словами он повернулся и последовал за монахом, пришедшим проводить его в школу.

Ронуин разразилась слезами, и Эдвард поспешил обнять жену. Положив голову на его плечо, она жалобно всхлипывала.

— До сих пор они почти не разлучались, — пояснил Эдвард настоятелю.

— Прекрасно видеть такую любовь между братом и сестрой, — заметил тот. — Не волнуйся, госпожа, мы присмотрим за твоим братом.

— С-спасибо, господин н-настоятель… — выдавила Ронуин.

Они покинули аббатство и поскакали в Хейвн, откуда отряд уже готовился отбыть на побережье. Кэтрин и Рейф попрощались с ними, и девушка пообещала молиться за отсутствующих. Ее голубые глаза повлажнели, и Ронуин проглотила ревность, хотя и заметила, что взгляд Кейт задержался на Эдварде чуточку дольше, чем следовало бы.

— Мы с мужем благодарим тебя, дорогая Кейт, и будем счастливы твоими молитвами, — ответила она.

Кавалькада выехала из замка и вскоре свернула на большую проселочную дорогу.

— Что за женщина! — покачал головой Рейф. — Судьба сыграла с нами обоими злую шутку, сестрица. Ты со своей мягкостью и добротой была бы куда лучшей подругой Эдварду, а неукротимая Ронуин — мне.

— Рейф! — возмутилась Кэтрин. — Они заключили союз по воле короля!

— Не ругай меня, Кейт, за желание иметь то, чего я никогда не получу, — вздохнул Рейф. — Я твердо верю, что они оба благополучно вернутся.

Английская армия должна была собраться в Дувре, а оттуда отплыть в Бордо. Отряд Эдварда путешествовал как по суше, так и по воде. Суда перевезли их по Северну из Хейвна в Глостер. Оттуда они двинулись в лондонском направлении, обогнули столицу и направились к Дувру. Прибыв туда в середине мая, они узнали, что принц Эдуард еще не готов тронуться с места. Те, кто уже оказался в Дувре, должны были отправиться во Францию, а дальше добраться до порта Эг-Морт на Средиземном море и встретиться там с французами. Принц Эдуард со своим отрядом пообещал последовать за ними как можно скорее.

— Моя жена зачислена в свиту принцессы Элинор, — сообщил Эдвард портовому надзирателю.

— Она присоединится к принцессе, как только принц Эдуард достигнет Эг-Морта, — объяснил тот, — а пока пусть путешествует с вами, господин. Кроме того, на вашем корабле будет еще одна дама. Вы, госпожа, сможете разделить с ней каюту. Ее муж тоже из рыцарей короля.

— Значит, мы с мужем не сможем быть вместе? — расстроилась Ронуин.

— Мужчинам придется спать на палубе, госпожа. Позвольте напомнить, что вы отправляетесь на войну против неверных, а не на увеселительную прогулку, — резко ответил надзиратель.

— Прошу обращаться со мной повежливее, сэр, — так же высокомерно бросила Ронуин. — Я дочь принца Уэльского, а не какого-то сельского олуха!

— Прошу прощения, госпожа, — низко поклонился надзиратель. — Поверьте, я из кожи вон лезу, чтобы все шло гладко, но, пока не отплывут последние люди принца, не видать мне покоя.

Ронуин величественно кивнула, а ее муж постарался скрыть улыбку.

Судно, на котором они отплыли из Дувра, оказалось довольно большим. На палубе поместились все воины Эдварда де Боло вместе с лошадьми и небольшой отряд из Оксфорда.

Погода выдалась солнечной, и море было спокойным, но плавание продолжалось десять дней, прежде чем корабль достиг Бордо. Скука, обуявшая их, быстро рассеялась, едва путники сели на коней и направились в единственный средиземноморский порт Франции, Эг-Морт. Дороги были буквально запружены телегами, всадниками — как благородными рыцарями, так и простыми воинами. Идея крестового похода овладела всеми верующими.

Лишь в конце июня они добрались до Эг-Морта, где и узнали, что принц Эдуард еще не покидал Англии. Англичане не знали, что им делать. Тогда король Франции, истощенный, с глазами, горевшими фанатичным огнем, решил поговорить с ними.

— Мы уверены, — объявил он, — что ваш принц рано или поздно присоединится к нам, если не здесь, то в Святой Земле. Он прислал гонца, который велел передать, что те, кто уже добрался сюда, должны последовать за мной, а он последует за вами. Судов хватит на всех. Мы гордимся, что выполняем великую миссию во славу Господа нашего Иисуса Христа.

После ухода Людовика англичане начали совещаться. Кое-кто сомневался. Люди не спешили присоединяться к чужому королю.

— Как это похоже на Эдуарда Длинноногого! Бросить нас на милость французишек! — ворчал какой-то рыцарь. — Едва ли за горло нас не брал, настаивая на том, чтобы все было готово вовремя, а сам до сих пор сидит в Англии!

— Он прибудет, — заверял другой. — Я слышал, король не слишком жаждет раскошеливаться на столь рискованное предприятие и не желает, чтобы его сын в нем участвовал. Правда, королева пытается его уговорить и твердит, что многие прекрасные люди готовы сопровождать принца и что тот запятнает честь рыцаря, если пойдет на попятный теперь.

— А откуда ты все это знаешь? — недоверчиво допытывался первый рыцарь.

— Не забудьте, от принца прибыл посланник к королю Людовику, — пояснил второй. — Кружка-другая пива способна творить чудеса, она развяжет язык самому молчаливому слуге. А этот парень проехал немало миль, чтобы передать письмо от нашего Генриха.

— Как быть с нашими женщинами? — не унимался первый.

— Они должны ехать с нами, — вмешался Эдвард де Боло. — Мы не можем оставить их здесь, среди чужестранцев.

Кроме того, если принц все же прибудет, в чем я уверен, то вряд ли остановится в Эг-Морте, и тогда дамы застрянут здесь надолго. Нам нужно потребовать от французов, чтобы женщин устроили как следует.

Все согласно закивали.

Верный своему слову, де Боло обратился к французам. В английском лагере было шесть благородных дам и столько же служанок. Французская королева любезно пригласила их отправиться в Карфаген на ее корабле.

— Что ни говори, — заметила она мужу, — а леди должны были путешествовать в свите жены моего племянника. Мы не можем отмахнуться от них, тем более что бедняжки выказали настоящее мужество, последовав за супругами в Святую Землю.

Восьмой крестовый поход начался первого июля в году тысяча двести семидесятом, когда флотилия отплыла из Эг-Морта, единственного владения Франции на Средиземном море, отделенного от моря огромными песчаными дюнами и глубокими лагунами. Суда целый день скользили по лабиринту каналов, прежде чем оказались в открытом море.

С каждым днем погода становилась теплее. Ни англичане, ни французы не привыкли к подобной жаре. Лагерь крестоносцев в Карфагене был усеян шатрами. Самый большой, в центре, принадлежал французскому королю. Были тут и больничный шатер, и несколько шатров, предназначенных для готовки. Воды хватало, но не в изобилии, поскольку несколько колодцев за стенами Карфагена оказались отравленными. Вскоре, несмотря на все усилия врачей, началась эпидемия. Пришлось вырыть выгребные ямы для страдавших расслаблением желудка. Они быстро наполнялись, после чего их закидывали землей и выкапывали новые.

Заболел и король Людовик. Человек немолодой, он сильно страдал от жары. Многим тоже нездоровилось. Когда слег и Эдвард де Боло, Ронуин поначалу была в ужасе, но, поразмыслив, решила, что причиной его недуга стала ужасающая грязь в лагере. Прежде всего она потребовала, чтобы их шатер перенесли как можно дальше от скопления людей. Эдвард ужасно ослабел, его несло чернотой, слизью и зеленью.

Бедняга никак не мог поправиться, и Ронуин настояла, чтобы питьевая вода кипятилась вместе с плодами айвы и процеживалась через чистую ткань. Она знала — лучшего средства, чем айва, не существует, и кормила мужа мякотью вареных фруктов, смешанной со сладкими финиками. В шатре царила безукоризненная чистота. Ночной горшок промывался уксусом и кипящей водой после каждого употребления.

Ронуин порекомендовала этот способ французской королеве, но придворный врач поднял ее на смех, назвал старомодной, и уверил, что, как только вредные гуморы будут удалены из тела монарха, он поправится и крестовый поход продолжится по воле Божьей.

Эдвард де Боло был уверен, что долго не протянет, но лечение постепенно возымело действие. Его взбунтовавшийся живот утихомирился.

— Ты, похоже, колдунья? — подшучивал он над женой.

— Я лишь вспомнила то, чему меня учили в Аббатстве милосердия, — улыбнулась Ронуин, присаживаясь на край походной кровати. Потом она засучила рукава, намочила в тазике морскую губку и принялась обтирать мужа. Сестра-лекарка всегда утверждала, что грязь — источник многих болезней, что бы ни говорили святые отцы о вреде мытья.

— Вода пахнет совсем как ты, — заметил он.

— Я капнула туда немного своего масла, — объяснила Ронуин, проводя губкой по широкой груди мужа. Закончив работу, она накрыла его легкой простыней, вылила воду и снова села рядом.

— Полежи со мной, — попросил он, обнимая жену и гладя по волосам. Он и впрямь чувствовал себя лучше и благодарил Бога за присутствие жены.

Правда, во время болезни он часто думал о Кэтрин и мечтал, чтобы Ронуин больше походила на нее, но сейчас не чувствовал угрызений совести из-за этого. Женщины и должны быть подобны доброй и мягкой Кэтрин. Хорошо еще, что монахини внушили Ронуин, как должна вести себя жена по отношению к мужу. Заботливость и внимание Ронуин позволили Эдварду надеяться, что она постепенно станет похожей на женщину, в которой он нуждался.

Он нежно улыбнулся супруге.

Ронуин услышала, как колотится его сердце, и внезапно ее осенило.

«Я люблю его!»— подумала она. Мысль о том, что она может потерять его, была ей невыносима. Значит, нужно сказать ему правду!

— Эдвард, я люблю тебя, — прошептала Ронуин. — И пусть до сих пор не была самой ласковой из женщин, все равно я люблю тебя. И умру, если нам придется расстаться навсегда.

Слезы градом покатились по щекам, и Ронуин никак не могла их унять.

— О Ронуин, моя милая дикарка, — ответил он, сжимая ее в объятиях, — как долго ждал я этих слов! Ты и представить этого не можешь, ягненочек! Когда я обрету здоровье, мы позаботимся об остальном, но сознание того, что я любим, придает мне сил. Я уверен, при такой заботе скоро встану на ноги. Не плачь, дорогая.

Какое счастье видеть, что Ронуин изменилась! Нужно как можно скорее сделать ей ребенка и отослать домой с наследником во чреве. Она, разумеется, беспрекословно подчинится, поскольку к тому времени поймет, в чем состоит ее супружеский долг.

Довольно улыбнувшись, Эдвард поцеловал ее в губы.

Королю Людовику становилось все хуже. В лагере свирепствовали чума и дизентерия; в довершение ко всему отряды иноверцев то и дело нападали на изнемогавших христиан. Брат короля Карл Анжуйский, король Неаполя и Сицилии, убедивший Людовика, что приезд в Карфаген и обращение эмира в истинную веру помогут снискать расположение папы, теперь поговаривал о перемирии. Но двадцать пятого августа король Людовик IX скончался. Принц Эдуард, прибывший из Англии на несколько дней позже, уже не застал своего дядю в живых. Его тело готовили к длинному путешествию на родину. Карл Анжуйский, к величайшей ярости Эдуарда, уже вел мирные переговоры.

— Ты предал весь христианский мир! — прогремел принц. — Я отказываюсь участвовать в этом подлом деянии! Иерусалим должен быть освобожден от язычников, а ты, трусливый пес, заискиваешь перед нашим врагом! Я больше не желаю тебя видеть! Меня тошнит от тебя, негодяй!

— Но ты свободен в своих действиях, господин мой, — вкрадчиво заметил Карл Анжуйский. — Я же в связи с кончиной моего брата обязан думать о своем королевстве. Оно не так далеко от неверных, как твоя Англия.

Принц Эдуард вышел из королевского шатра и, созвав своих рыцарей, рассказал о случившемся.

— Я еду в Акру и там соберу людей, чтобы отбить Иерусалим у язычников. Вы со мной, господа? Во имя Бога и Англии! — воскликнул он, подняв меч.

— За Бога и Англию! — вторил ему хор голосов.

Принц кивнул и, распустив рыцарей, направился к шатру Эдварда де Боло. Он улыбнулся встретившей его Ронуин:

— Мне сказали, госпожа, что Эдварду с каждым днем становится все лучше благодаря твоей нежной заботе. Если бы моя тетка последовала твоему совету, король Франции и по сей день был бы жив. — Он уселся на единственный стул, пододвинутый Ронуин, и, объяснив ситуацию, добавил, обратившись к де Боло:

— Если чувствуешь себя не в силах продолжать поход, ты волен вернуться домой, с нашей благодарностью и благословением.

— Я останусь, повелитель, — решил Эдвард. — Мы с таким трудом добрались сюда — поворачивать обратно нам не к лицу. Когда вы отправляетесь?

— Через десять дней, — сообщил принц. — Ты будешь готов к этому сроку?

— Думаю, да, — кивнул Эдвард.

Ронуин раздраженно кусала губы, но молчала.

— Благодарю тебя за верность, — улыбнулся принц, поднимаясь. — Как тебе известно, у меня хорошая память. Я не забываю друзей, но и врагов хорошо помню. Госпожа, моя жена будет рада принять тебя в любое время, когда сможешь ненадолго оставить мужа.

Ронуин почтительно присела. Принц кивнул и вышел из шатра.

— Ты еще недостаточно здоров, чтобы продолжить поход, — заявила Ронуин.

— Но я успею окрепнуть, — уверил муж.

— За десять дней? — усомнилась она.

— Придется. Думаю, пройдет не менее двух недель, прежде чем все устроится, да и ехать будем медленно, потому что теперь с нами принцесса и ее фрейлины. Тебе нужно навестить леди Элинор. Энит присмотрит за мной в твое отсутствие.

— Если я к тому времени не буду уверена, что ты достаточно здоров, то объявлю об этом всем, и никто меня не остановит, — пригрозила Ронуин.

— Ну и свирепая же ведьмочка моя валлийская жена! — поддразнил Эдвард. — Обещаю вести себя хорошо, госпожа, если поднимешь меня на ноги к отъезду.

Пойми, мы обязаны присоединиться к принцу. А теперь иди и засвидетельствуй свое почтение его жене, Ронуин.

— Я позабочусь о господине, хозяйка, — пообещала Энит.

Ронуин наскоро умылась, пригладила волосы, расправила платье и поспешила в королевский шатер. Стоило ей назвать свое имя, как стражник отступил и пропустил ее внутрь.

Ронуин присела в поклоне перед принцессой.

— Как приятно видеть тебя, Ронуин де Боло! — воскликнула леди Элинор. — Садись и расскажи нам о своем добром супруге, который, как я слышала, болен. Надеюсь, он поправляется?

— Да, госпожа, — кивнула Ронуин и, поведав о своих приключениях, пожаловалась на упрямство мужа:

— Боюсь, господин мой слаб для дальнейшего путешествия, но он и слышать ничего не желает.

— Ох уж эти мужчины! — посочувствовала принцесса Элинор. — Думают, что они несокрушимы! Что ж, возвращайся к своему господину и постарайся поскорее поднять его на ноги. А потом явишься ко мне и станешь одной из придворных дам на время путешествия в Акру. Подумай только, — с теплой улыбкой добавила она, — какие истории мы когда-нибудь будем рассказывать нашим внукам!

— Сначала я должна родить ребенка, — пробормотала Ронуин.

— Ты так и не стала матерью? — расстроилась леди Элинор, участливо качая головой. — Мы должны сделать пожертвование Святой Анне, матери Девы Марии. Я говорила, что она тебе поможет. Когда займешь место в моей свите, мы станем молиться вместе.

Ронуин вернулась в палатку повеселевшая и полная новых сил.

— Найди сэра Фулка, — велела она Энит. — Я потренируюсь с ним на мечах. Эдвард, муж мой, забота о тебе занимала все мое время, но теперь я хотела бы немного размяться.

Ты побудешь без меня еще немного?

Эдвард великодушно кивнул, хотя требование жены не слишком пришлось ему по душе.

— А что сказала леди Элинор? — поинтересовался он.

— Сказала, что мужчины воображают себя несокрушимыми, — засмеялась Ронуин, — и попросила, чтобы я поскорее поставила тебя на ноги, так что у меня нет иного выхода!

Но сначала я должна поработать до изнеможения, чтобы немного успокоиться. Завяжи-ка! — Она повернулась к нему спиной, прося закрепить стеганый жилет.

— Надень кольчугу, — велел он.

— Чересчур жарко! — запротестовала она.

— И все-таки нужно. Ты так яростно сражаешься, что кровь противника невольно закипает. Не хочу, чтобы тебя случайно ранили, ягненочек.

Не хватало еще, чтобы в результате несчастного случая она осталась бесплодной! Правда, эту мысль Эдвард вслух не высказал.

Натянув шоссы, Ронуин надела панцирь с металлическими наплечниками и шлем с кольчужной бармицей.

— Я сварюсь заживо! — проворчала она.

— Такова цена, которую приходится платить воинам, — засмеялся Эдвард. — Постарайся не слишком долго находиться на солнце. Если заболеешь, кто будет за мной ухаживать, моя нежная лань?

— Дурачок, — парировала она, — ты просто ревнуешь, когда я забавляюсь со своим мечом, хотя у тебя нет на то никаких оснований.

— Предпочел бы, чтобы ты забавлялась моим, — лукаво усмехнулся Эдвард.

Ронуин покраснела до корней волос.

— Негодник!

Но Эдвард продолжал озорно улыбаться:

— Лучше подари мне поцелуй, женушка.

— Такой бесстыдник, как ты, его не заслуживает! Лучше поразмысли о своих прегрешениях, и, может, по возвращении я поцелую тебя, если станешь искренне раскаиваться, — пообещала Ронуин и, подхватив меч, выбежала из шатра.

Эдвард проводил ее нежным взглядом. Трудно поверить, но тяготы путешествия только сблизили их.

Может, это Господь благословил их за благочестие и веру?

Впервые за время их супружеской жизни в нем загорелась надежда.