Глава 11

Несмотря на то что Ник точно знал, что Исмал вернулся домой после трех часов утра, он безжалостно разбудил хозяина в половине восьмого.

— Догадайтесь, куда вчера ходила герцогиня Лэнгфорд, — сказал он, ставя перед Исмалом поднос с завтраком.

— У меня нет настроения разгадывать загадки.

— В Маунт-Иден.

Исмал только что поднес к губам чашку с кофе и был вынужден ее поставить обратно. Одной из обязанностей Ника было завязывать дружеские отношения со слугами тех людей, которые были так или иначе связаны с расследованием. Среди этих «новых друзей» была и кухарка Лэнгфордов.

— Она уехала через час после того, как поссорилась с маркизом Эйвори. Полагают, что герцогиня отправилась, по своему обыкновению, поплакать на плече вдовствующей герцогини леди Брентмор.

Вдова была матерью Джейсона Брентмора. А также бабушкой Эсме, теперешней леди Иденмонт — и той самой молодой женщиной, которую Исмал пытался похитить десять лет тому назад. По словам Джейсона, леди Брентмор была деловой женщиной, вселявшей ужас даже в каменные сердца большинства могущественных финансистов Лондона. Ее собственное сердце было таким же мягким, как булыжник на мостовой. Исмал сомневался, что ее плечо подходило для сердечных излияний подруг.

— Леди Лэнгфорд уже много лет к ней ездит, — продолжал Ник. — Еще с тех пор, как она, едва выйдя замуж, попала в затруднительное финансовое положение. Вы говорили, что герцогиня и Эйвори ругались из-за денег? Может быть, она поехала к леди Брентмор потому, что он завяз глубже, чем в этом признается?

— Мне это не нравится.

— Вы не можете заставить всех не выходить из дома. — Ник раздвинул на окнах шторы. — Вы не можете контролировать, куда они ходят, с кем встречаются и устроить их жизнь по своему усмотрению.

— Полагаешь, твои не слишком тонкие замечания имеют под собой почву? Тебе не нравятся мои методы?

— Мне бы и в голову не пришло ставить под вопрос ваши методы. Да и никто не посмел бы, не так ли? Даже Квентин должен думать, что вы всерьез взялись распутать дело об убийстве Фрэнсиса Боумонта. Поэтому я удивлен, и это при всех ваших талантах, что вы не разрешаете миссис Боумонт общаться с возможно большим числом людей. Вы же сказали, что она сумела буквально приручить Шербурна.

— Я не желаю, чтобы она приручала подозреваемых в убийстве, — резко бросил Исмал. — Она не профессионал, а это слишком опасно.

— Да, конечно. Вы хотите, чтобы я сообщил Квентину о герцогине Лэнгфорд? Возможно, он захочет поехать в Маунт-Иден и все разузнать.

— Да, расскажи ему. И немедленно.

Поскольку Ник не сразу застал на месте лорда Квентина, он вернулся только через два часа. К тому времени Исмал уже помылся, побрился, оделся и удалился в библиотеку, чтобы, лежа на диване, обдумать ситуацию.

В одиннадцать часов Ник вошел в библиотеку и сообщил хозяину, что приехала вдовствующая герцогиня леди Брентмор, которая настаивает на том, что ей доподлинно известно, что граф Эсмонд дома и она не уйдет, не поговорив с ним.

— Она не уйдет, — сказал Ник. — Я не знаю, что с ней делать — разве что поднять ее на руки и выставить за дверь.

Но Исмал уже вскочил и надевал камзол. Из холла донесся шум, и Исмал насторожился. Старая рана сразу же дала о себе знать. Он ни разу не встречался с этой женщиной, но был достаточно о ней наслышан, чтобы понять, что ее не остановить, даже если попытаться выкинуть из дома.

— Проводи ее ко мне.

Через несколько минут дверь распахнулась и в библиотеку ворвалась невысокого роста пожилая леди. Она была в ярости и стучала палкой, которая, очевидно, служила ей оружием, потому что в качестве подпорки она была ей явно не нужна. В другой руке у леди Брентмор была сумка, почти такого же размера, как она сама.

Исмал уже овладел собой и вежливо улыбнулся, внутренне все же опасаясь, что леди пустит в ход палку. Поклонившись, Исмал пробормотал, что визит леди Брентмор был для него приятной неожиданностью.

— Положим, вы меня действительно не ждали, но вот в том, что вам приятен мой визит, я сильно сомневаюсь, поскольку вы враль от рождения.

Стуча палкой, леди Брентмор прошлась по комнате.

— Читаете? — спросила она, оглядывая полки с книгами.

— Да, миледи. А еще я умею писать.

Проницательные карие глаза остановились на лице Исмала.

— Это мне хорошо известно. Насколько мне помнится, вы мастер подделки. Подделка почерка миссис Стоквелл-Хьюм была просто блестящей.

Исмал внутренне содрогнулся. Десять лет назад, подделав почерк миссис Стоквелл-Хьюм, он послал письмо, чтобы выманить вдовствующую герцогиню и ее внучку в Лондон.

— У вас отличная память, — ответил Исмал. Ни единый мускул не дрогнул на его лице.

— Я пришла не для того, чтобы вспоминать о старых временах. Я пришла посмотреть на вас. — Она оглядела его с головы до ног, и не один раз, а целых три.

— Судят не по словам, а по делам, — проворчала она и, выбрав самый жесткий стул, села. — Вопрос в том, чем вы занимаетесь?

— Полагаю, лорд Квентин проинформировал вас о моем задании.

— Не маячьте передо мной. Сядьте. Я предпочитаю смотреть человеку в глаза, а не сворачивать себе шею.

Исмал придвинул к себе такой же жесткий стул и уселся на него верхом.

Леди Брентмор открыла свою громадную сумку, порылась в ней и достала какой-то документ.

— Вчера ко мне заезжала герцогиня Лэнгфорд. Среди прочего ее беспокоило вот это, — сказала старая дама, передавая Исмалу какие-то бумаги.

Исмал быстро пробежал их глазами.

— Лорд Эйвори приобрел в декабре акции компании «Фендерхилл» на сумму тысячу фунтов? Вы полагаете, что это неудачное вложение денег, ваша светлость? — спросил он.

— Это зависит от вашей точки зрения. Этой компании не существует. И никогда не существовало.

— Значит, его обманули.

— Его заставили приобрести эти акции путем шантажа. — Леди Брентмор внимательно посмотрела на Исмала. — Кажется, вы не удивлены? Я знаю, что вы уже сталкивались с подобными вещами.

— Впервые я столкнулся с такой «техникой» десять лет тому назад. Бриджбертон предлагал подобные сделки жертвам своего шантажа, чтобы помочь им возместить потерю больших сумм денег. Он рассказал, что этому методу его обучил ваш сын, сэр Джеральд.

— Да, это так, — ответила старая леди, ничуть не смутившись тем, что был упомянут ее мерзавец сын. — И как мне рассказал лорд Квентин, вы столкнулись с тем же в деле о «Двадцать восемь»? Так что мне нетрудно вычислить, кто шантажировал Эйвори.

— Полагаю, что это дело рук Фрэнсиса Боумонта, — осторожно согласился Исмал. — Ваша светлость, надеюсь, вы не сказали об этом леди Лэнгфорд?

Леди Брентмор презрительно фыркнула.

— За кого вы меня принимаете? За идиотку? Я сказала, что Эйвори купил не те акции и что он не первый и не последний, кто таким образом теряет деньги, и герцогиня должна благодарить звезды, что ее сын лишился всего тысячи фунтов. Сама она тратит больше на шляпки за один сезон. Но леди Лэнгфорд возмутила не столько потеря денег, сколько наглость Эйвори. Она забывает, что Дэвид уже взрослый человек и волен распоряжаться своим содержанием по своему усмотрению, тем более что он не требует от родителей больше того, что они ему положили. Я думаю, все уладится. — Леди Брентмор постучала палкой об пол. — А что это за нелепая история, которую она мне рассказала: будто Эйвори увлечен Лейлой Боумонт?

— Полный абсурд, — холодно ответил Исмал. — Как вы себе это представляете? Не успела миссис Боумонт похоронить мужа и сразу же стала искать ему замену? И остановила свое внимание на богатом и титулованном молодом человеке, так, что ли?

— Совершенно незачем так сердиться. Я всего лишь передаю то, что мне рассказала мать Эйвори. Но вам следует знать, что леди Лэнгфорд совсем не нравятся его визиты к вдове Боумонта по два раза в неделю. К тому же он остается у нее неприлично долго. Впрочем, не буду спрашивать, как долго у нее остаетесь вы, — презрительно добавила старая дама. — Я встречалась с миссис Боумонт. Не надо быть гением, чтобы догадаться, почему вы все еще болтаетесь в Лондоне и занимаетесь этим неприятным делом.

— Со дня смерти Боумонта прошло менее шести недель. Расследование большинства моих дел занимает несколько месяцев, а иногда и лет. Я не сомневаюсь, что вы понимаете всю деликатность и сложность проблемы, ее нельзя решать с помощью тарана. Может быть, это ваш способ, но не мой.

— Ладно, оставим это. Но я уверена, что вы даже не поинтересовались финансами Боумонта, хотя и знаете, что он приехал в Лондон, будучи на грани банкротства, и не мог воспользоваться ни одним пенни из наследства жены. Об этом позаботился Эри-ар. Или вы думаете, что финансы человека, жившего на деньги, полученные путем шантажа, не важны? Уж конечно, важнее, чем вертеться возле юбок его вдовы.

Стараясь не выдать своего гнева, Исмал отметил про себя, что вдовствующая герцогиня является важным источником информации. Он рассказал о Шербурне, и об истории с булавкой, и о том, как Лейле удалось узнать о подавленности лорда Эйвори.

— Признаюсь, я занялся проблемами маркиза. Но я не вправе их обсуждать, потому что Эйвори может оказаться уязвимым и снова подвергнуться шантажу, что вы только что подтвердили.

— Вы уверены, что Эйвори заплатил Боумонту, чтобы тот никому не выдал его секрета — или секрета кого-либо еще?

Исмал знал, что эта женщина совсем не глупа. Если она задавала этот вопрос, у нее наверняка была на то причина. Но вряд ли можно извлечь пользу из того, чтобы распространять слухи об импотенте. Поскольку эти слухи исходили от пьяницы и наркомана, на них едва ли обратили внимание. А если и поверили бы в них, то это скорее вызвало бы жалость, чем осуждение.

— Кого вы имели в виду, сказав «секрета кого-либо еще»?

— Возможно вы не знали, что брат Эйвори, Чарлз, не интересовался женщинами. И это он помог этому мальчику Карстерсу получить дипломатический пост: он уговорил папашу Лэнгфорда использовать свое влияние. Вряд ли вы знали об этом. Леди Лэнгфорд делится со мной вещами, о которых больше никому не рассказывает. А о том, кого Чарлз любит больше, чем девочек, она мне не говорила, потому что либо не знает, либо не хочет знать. Я сама до этого додумалась. Я вижу гораздо больше, чем некоторые люди — по той простой причине, что не боюсь смотреть. — Наклонившись к нему, вдовствующая герцогиня понизила голос: — На вашем месте я бы выяснила, что именно Эйвори купил на свою тысячу. Держу пари, что не только сомнительное обещание Боумонта держать язык за зубами.

Если леди Брентмор говорила правду, выходит, у Чарлза была романтическая связь с Эдмундом Карстерсом, который покончил самоубийством. Но почему он это сделал? Исмал уже не в первый раз задавал себе этот вопрос. Почему Карстерс просто не подал в отставку? Может, случилось что-то помимо кражи документов? Возможно, Карстерс вначале согласился на отставку и был готов к последствиям, но что-то произошло, чего он не предвидел.

— Письма, — догадался Исмал. — Эйвори заплатил, чтобы получить письма своего брата Эдмунду Карстерсу!

Вдова снова презрительно фыркнула.

— Пожалуй, голова у вас еще работает. Это похвально, учитывая, что сейчас перед вами не полногрудая молодая вдовушка.

Исмал призвал на помощь все свое терпение.

— Благодарю за столь ценную информацию, миледи. Вы помогли ответить на вопрос, который очень беспокоил мадам Боумонт и меня. Хотите верьте, хотите нет, мы с ней, кроме как о деле, почти ни о чем не говорим. Мадам ни о чем другом не может думать. Все равно как собака, грызущая кость.

— А чего вы ожидали? О чем ей еще остается думать, когда она неделями не выходит из дома?

— Не я же держу ее под замком! — сказал Исмал и подумал; уж не замышляется ли здесь какой-нибудь заговор? Сначала Лейла, потом Ник, а теперь эта старая ведьма говорят об одном и том же. — Мадам может уходить из дома куда и когда захочет.

— А куда она, черт возьми, может пойти, если ее не приглашают? Почему вы не используете свое влияние, чтобы она могла выйти в свет и принести пользу? Если она такая наблюдательная и умная, как вы говорите…

— Это опасно.

— Ну так присмотрите за ней!

— Прошу прощения?

— Вы прекрасно меня слышали. Вы славитесь тем, что вас нельзя убить, не так ли? И умеете избежать смерти там, где нормальному человеку это не удалось бы. Если верить Джейсону, вас травили ядом, вам пробивали голову, в вас стреляли, всаживали в спину нож, вы тонули и бог знает что еще. Думаю, присмотреть за женщиной вам не составит труда — это же для вас детские игрушки!

— Я не могу все время быть с ней рядом, — раздраженно заметил Исмал. — Даже если бы смог, это выглядело бы странно. Сами знаете — пойдут слухи.

— Не будьте таким простаком. Я не призываю вас присматривать за ней круглые сутки. Я займусь этим, когда буду рядом.

У Исмала похолодело внутри от страха.

— Но вы же возвращаетесь в Маунт-Иден?

— Ничего подобного.

— Но леди Иденмонт вот-вот родит. Квентин мне сказал…

— Родила вчера вечером. Девочку наконец.

— Неужели вы не хотите быть рядом?

— Нет. Мне надо быть в Лондоне — поскольку мне совершенно ясно, что один вы не справитесь. — Леди Брентмор встала и дернула за шнур звонка. — Почему бы вашему черноглазому жулику камердинеру не принести нам чего-нибудь выпить? У вас такое же выражение лица, какое бывает у Джейсона, когда он упорно не желает внять доводам рассудка.

В тот же вечер, в девять часов, Лейла стояла перед мольбертом, делая вид, будто рисует, но на самом деле размышляя о том, не сыграла ли с ней злую шутку ее безрассудная страсть, повлияв на ее разум или по крайней мере — на слух.

Накануне вечером Эсмонд ничего не ответил ей на вопрос, может ли она свободно выходить по своим делам из дома. А сегодня объявил, что хочет, чтобы Лейла занималась сыском среди врагов Фрэнсиса. И добавил, что для этого Лейла должна начать выезжать в свет.

Одна из самых влиятельных женщин высшего общества, вдовствующая герцогиня леди Брентмор, приедет к ней завтра, чтобы начать процесс восстановления Лейлы в лондонском обществе.

Если верить Эсмонду, старая леди уже сейчас говорит своим друзьям, что приехала в Лондон исключительно ради того, чтобы нанести визит миссис Боумонт и поздравить ее с тем, как она утерла нос этим недоноскам из министерства внутренних дел.

Лейла знала, что леди Брентмор была известна своим презрительным отношением к мужчинам вообще и особенно тем, кто принадлежал к власти. Она всегда вставала на защиту женщин, которые, подобно ей, шли по жизни своим путем, вопреки всячески мешавшим им мужчинам.

Поэтому, объяснял Эсмонд, было вполне в характере леди Брентмор взять под свое покровительство женщину, которая не побоялась объяснить властям, кто они такие на самом деле: «банда никчемных невежд». По утверждению Эсмонда, вдовствующая герцогиня именно так и сказала. Лейла в свое время несколько раз встречалась с леди Брентмор и была уверена, что это были самые мягкие выражения из богатого арсенала определений герцогини. Она могла заставить покраснеть даже Фиону.

Было совершенно естественно, что Эсмонд выбрал для нее такого наставника и поручителя, подумала Лейла. Вряд ли кто-либо в обществе посмеет возразить леди Брентмор.

— Леди Брентмор однажды в сердцах посоветовала премьер-министру прыгнуть с моста, — рассказывала Лейле Фиона, — а Веллингтон сумел лишь робко спросить: «С какого?»

Выбор Эсмонда, конечно, был идеальным, но Лейла не могла не удивиться тому, как резко он поменял свое решение. То он держал Лейлу взаперти, а сейчас заявляет, что ее талант пропадает зря, и она сможет больше помочь, если будет выезжать в свет, чтобы собирать информацию. Лейле было лестно это слышать, к тому же она отчаянно хотела именно этого. Однако она видела, что Эсмонд не очень рад всему случившемуся. Делая вид, что занята картиной, она наблюдала за ним исподтишка и поняла, что он неспокоен.

Сначала Эсмонд сел на софу, но тут же вскочил и подошел к камину, потом стал рассматривать полки с книгами. Затем подошел к буфету и начал подряд открывать все дверцы. Следующим объектом его внимания стали зашторенные окна. Наконец он стал зачем-то перебирать подрамники, стоявшие у стены. Обход студии закончился около ее рабочего стола. Эсмонд аккуратно сложил стопкой все альбомы для эскизов, собрал все карандаши в один стакан, а все кисти — в другой.

— Мне нравится этот план, — осторожно начала Лейла. — Просто отличный. Полагаю, что леди Брентмор понимает, чем я буду заниматься? Или вы заставили ее вытащить меня в свет, воспользовавшись ее добрым сердцем?

— Я рассказал ей о расследовании. — Эсмонд сел на табурет и принялся точить карандаш. — Я знаю, что ей можно доверять. Сам Квентин часто советуется с герцогиней по финансовым вопросам. У нее широкая сеть информаторов в мире коммерции, как в Англии, так и за границей. На самом деле это она приехала ко мне. Когда разбиралось дело «Двадцать восемь», она сообщила нам кое-какую информацию. А вчера к ней в руки попал документ, который, по ее мнению, должен был меня заинтересовать.

Граф немного помолчал.

— Могу вам рассказать. Ваш муж шантажировал лорда Эйвори, но причина была не та, о которой можно было бы предположить. Мы не знали — а леди Брентмор принадлежала к тем немногим, кто был в курсе, — старший брат Эйвори… был привязан к Эдмунду Карстерсу.

— Привязан? Эсмонд объяснил. Лейла была поражена.

— Меня это рассердило. Чарлз был непростительно легкомыслен. Для англичанина, пишущего нежные письма другому англичанину, да еще находящемуся на дипломатической службе, — это верх глупости. Хуже того, его младший брат, у которого и так возникли проблемы из-за того же самого молодого дипломата, должен был заплатить за ошибку Чарлза. Что он и сделал, скорее всего ради родителей — тех самых родителей, которые не могут простить его за то, что он не такой же образец совершенства, как их старший сын. Нас, однако, должно утешать, что мы не напрасно любим Эйвори. Он в замешательстве, но он не подлец и не злодей. Он просто попал в ловушку, которую ему подстроили другие.

Лейла поймала себя на том, что слушает Эсмонда с открытым ртом, и стала поспешно вытирать кисти. Чарлз был виновен в отвратительном преступлении против человеческой природы, а Эсмонд называет это легкомыслием. Все, что раздражает Эсмонда — а он, похоже, всегда раздражен, — это то, что Чарлз был неосторожен. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, если вспомнить, с каким хладнокровием Эсмонд рассказывал о торговле грязными секретами и извращениях, царивших в «Двадцать восемь».

Интересно, подумала Лейла, есть ли на свете порок, грех или преступление, с которыми Эсмонд не был бы знаком и о которых рассуждал бы так же небрежно? Перед ее мысленным взором вдруг возникла картинка: она лежит на своем рабочем столе, обезумевшая от похоти, словно животное, и жаждет узнать, что ему нравится делать с женщинами. Она почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.

«Кто вы?» — хотелось ей крикнуть.

— Я вас шокировал?

Лейла стала яростно счищать краски с палитры.

— Я просто не привыкла к тому, что разгадывать такие шарады — все равно что сунуть руку в гнездо ядовитых змей. И чем глубже вы копаете, тем больше все запутывается. Возможно, я просто не привыкла совать нос в чужие дела, — добавила Лейла. — Но со временем у меня, наверное, появится иммунитет. Такой как у вас.

— Я родился в змеином гнезде. Я жил среди змей. Но ведь и вы тоже. Разница между нами лишь в степени осведомленности и понимания, конечно. Вас держали в неведении. А я с раннего детства понимал, что происходит вокруг меня. Если бы не это, я давно был бы мертв.

Лейла тупо следила за тем, как Эсмонд поставил на место отточенный карандаш и взял другой.

— Если вы собираетесь выезжать в свет, чтобы найти убийцу, вам следует понять, что будет происходить вокруг вас. Я буду весьма недоволен, если вы позволите себя убить.

У Лейлы по спине пробежал холодок.

— Мне самой это тоже не понравится. Если вы намерены меня запугать, у вас это очень хорошо получается. Так вы хотите, чтобы я выслеживала или нет?

— Я бы предпочел, чтобы вы оставались там, где вы в безопасности.

«То есть с вами?» — подумала она, наблюдая за тем, как грифель постепенно становится тонким, как иголка.

— Но уже поздно. Вас уже загипнотизировало это преступление, вы одержимы этой тайной, и поскольку нет никого, кроме меня, вы меня все время допрашиваете и прощупываете. Вывод: я должен выпустить вас на свободу, чтобы вы принялись за других, и одновременно надеяться, что инстинкт самосохранения в вас так же силен, как ваше любопытство.

— Убийца всего один.

— И куча людей, которые готовы убить ради сохранения своих тайн. Пожалуйста, не забывайте об этом даже на секунду. В каждом вы должны видеть ядовитую змею и обращаться с ним так, как заклинатель змей обращается с коброй. В каждом, Лейла. Без исключения. Не доверяйте никому.

Не доверяйте никому… Родился в змеином гнезде. Жил среди змей. Лейла оглядела студию: камин, скамеечка перед ним, софа. Простой интерьер. Непохожий на тот, что окружал Эсмонда. Она давно чувствовала, что за этой ангельской внешностью скрывается тьма — тьма его прошлого.

И Эсмонд был прав. Она зачарована и одержима… этим делом, потому что оно всеми нитями было связано с ним. И это поможет ей понять, кто он есть на самом деле. Ей уже было почти все равно, кто убил ее мужа. Ее заворожил человек, который сначала очаровал, а потом мучил Фрэнсиса. Это были опасные чары, Фрэнсис предупреждал ее об этом. Он сравнивал Эсмонда с опиумом, но Эсмонд нашел другое сравнение: заклинатель змей.

Как только он пускал в ход свои чары, уже было невозможно оторвать глаза. Ему не надо было манить, не надо было делать никаких усилий: его физическая красота и внутренний магнетизм притягивали к нему. Стоит ему только поманить, а для этого ему достаточно сказать несколько умело подобранных слов, — и ты погиб.

— Лейла.

Вот оно. Мягкий, вопрошающий, с едва заметным намеком на беспокойство голос.

Она медленно перевела на Эсмонда взгляд и почувствовала притяжение — почти осязаемое — притяжение его синих глаз.

— Вы меня слушаете? Это очень важно. — Эсмонд встал.

— Вы хотите, чтобы я была осторожна и осмотрительна. Я все поняла.

— Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности. Я бы смог вас защитить, но моя защита оборачивается для вас тюрьмой. Я делаю вас зависимой от себя. Это нечестно, я знаю. Но я ничего не могу с собой поделать. — Эсмонд подошел к Лейле и дотронулся до ее волос. — Я утомляю вас своими требованиями. А с другими — хотя вы и будете работать — это будет развлечением, разве нет? Если не отдых, то по крайней мере какая-то перемена. И удовлетворение от того, что вы идете своим путем. Вам это понравится, я уверен.

— Да.

— Я вам угодил? — тихо спросил Эсмонд, взяв Лейлу за руку.

— А вы хотите мне угождать?

— Поскольку весь этот план мне не нравится, я должен быть доволен, что угодил вам. К счастью, — сказал он, перебирая ее пальцы, — этот план все же разумен и эффективен, и я буду уверять себя в этом по сто раз на дню, хотя буду сходить с ума от беспокойства.

— Неужели вы ждете, что я поверю, будто вы будете сидеть — или лежать — и беспокоиться, пока я буду делать за вас всю эту работу?

Странно, как от такого легкого прикосновения по телу пробегают мурашки, подумала Лейла.

— А что мне еще прикажете делать? В последнее время я только и делаю, что присматриваю за одним сбившимся с пути маркизом и строю планы, как заманить в свои объятия одну слишком умную женщину. — Эсмонд взял Лейлу за другую руку. — Я плохо спал прошлую ночь, Лейла. Вы нарушили мой покой.

— Вы тоже не слишком старались меня успокоить, — возразила она, глядя на их сплетенные руки. Лейла чувствовала, как Эсмонд ее притягивает, хотя он не двинулся с места. Ее тело ныло, ей захотелось быть ближе… к чему? К физической красоте и роковому обаянию? Но это же только внешность. От того, что было у него внутри, она должна была бы содрогнуться.

— Что правда, то правда. Я знаю, что я — проблема. — Он отпустил ее руки и отошел к софе.

Наблюдая за тем, как Эсмонд принял свою обычную расслабленную позу, Лейла подумала, что он, наверное, провел много времени на Востоке. Многим европейским аристократам понадобились бы годы, чтобы научиться сидеть в такой непринужденной позе. И очень немногим удалось бы выглядеть при этом так естественно. Если бы он сейчас поманил пальцем и в студию ворвалась бы толпа танцовщиц, Лейла ничуть не удивилась бы.

Она непроизвольно потянулась за альбомом для эскизов.

— Нет, Лейла. Идите сюда. Давайте поговорим.

— Я думаю, что будет лучше, если мы поговорим на расстоянии.

— Я знаю, что вы считаете меня неразумным. Но я же не зверь. Я хочу исправиться. — Граф тихо засмеялся. — Идите же, я научу вас… как справляться со мной.

Лейла взглянула на него скептически.

— Я ведь не похож на вашего мужа? Вы попытались сказать мне «нет», а я в ответ начал вам льстить. Или притворялся, что плохо слышу. Запирать дверь — бесполезно. Вы попытались ударить меня кочергой. Тоже бесполезно. Хотите попробовать что-нибудь еще — и снова потерпеть поражение? Или воспользуетесь тем, что я раскаиваюсь, и попытаетесь выведать у меня то, о чем я потом пожалею, когда оправлюсь?

Лейла решила, что ей нечего терять. Если он обманет ее, она погибла. Но она все равно погибнет.

Лейла положила альбом и подошла к Эсмонду. Он подвинулся, оставив ей крошечное место. Она села.

— Вот так. Я уже успокаиваюсь. Потому что вы рядом и я чувствую ваше тепло.

Лейла тоже чувствовала его тепло, полное какого-то экзотического запаха, который окутал ее, словно невидимое облако, и смешался с ее собственным запахом.

— Трюк заключается в том, чтобы усыпить мой разум. Вы не желаете, чтобы я думал, потому что знаете, какой я хитрый. Вы хотите притупить мои мужские инстинкты. Давайте заключим сделку. Вместо того наслаждения, которое стремлюсь получить от вас я, вы доставите мне удовольствие способом, приемлемым для вас. — Эсмонд прижал к своим вискам ее ладони. — Навейте мне сон вашими руками. Нарисуйте в моей голове прекрасную картину.

Лейла не верила в то, что каким-то способом можно его усыпить. С другой стороны, она не могла притворяться, что не хочет к нему прикасаться. Женщина в ней хотела дотрагиваться и ласкать. А художница — изучать черты его интригующего лица.

Но Лейла отняла руки.

— Больше ничего не говорите. Дайте мне самой решить. Напомнив себе, что он хотел, чтобы его утешили и успокоили, а не изучали его лицо, Лейла начала с того, что стала поглаживать его лоб от середины к вискам. Очень нежно, словно писала не маслом, а акварелью.

Эсмонд закрыл глаза и вздохнул. Еле заметные морщины начали постепенно разглаживаться от ритмичных движений ее пальцев.

Лейла почувствовала, что дыхание графа стало более ровным.

Окрыленная успехом, она продолжила поглаживание, но уже от переносицы и вдоль надбровных дуг. Лейла отметила про себя, что его брови были немного темнее волос, но светлее длинных, густых ресниц. Потом ее пальцы скользнули ниже — к аристократическому носу, высоким скулам и к мочкам ушей. И тут Лейла обнаружила то, чего раньше не видела: ниже правого уха у Эсмонда было несколько крошечных шрамов.

Кем бы он ни был, что бы в своей жизни ни сделал, он испытал гораздо больше боли, чем она думала. Лейле вдруг захотелось утешить Эсмонда, и она начала гладить его по волосам.

— Ах, как хорошо, — пробормотал он.

Лейла еле удержалась от улыбки. Он похож на кошку, подумала она. Это злое существо хочет, чтобы его ласкали — еще и еще.

Но и ей все это нравилось: и проскальзывавшие между пальцами шелковистые пряди волос, и гибкие мускулы шеи, вздохи и теплое дыхание.

Сейчас Эсмонд был красивой большой кошкой, которую было так приятно гладить. Лейла наслаждалась своей властью над ним и даже неопределенностью — ведь она понимала, что он опасен и в любую минуту может напасть на нее. И эта надвигающаяся опасность доставляла ей удовольствие.

Во всяком случае, Эсмонду этот массаж явно нравился, потому что его дыхание становилось все глубже и ровнее. Вспомнив, как он несколько дней назад точно так же заворожил ее, она стала массировать ему голову и шею. Понемногу движения начинали усыплять и ее. В голове проносились странные, невероятные видения: кошки в обитых шелком комнатах, и глубокая синева ночного неба в проеме открытого окна… Смешанный аромат трав и цветов… еле уловимая мелодия… тихое мучительное завывание ветра… летний ветерок, качающий вершины высоких елей.

Зачарованная, Лейла потеряна чувство времени и могла бы гладить эту мурлыкающую дикую кошку всю ночь, но у нее устали руки, и это вернуло ее в реальный мир, а мурлыкание кошки перешло в ровное дыхание человека, погруженного в глубокий сон.

На сей раз Эсмонд, по-видимому, действительно спал, потому что он не проснулся, когда Лейла отняла руки. Для проверки она немного пошевелилась. Реакции не было.

Она встала, вышла из студии и тихо прикрыла за собой дверь. Стараясь не улыбаться, она спустилась вниз. Элоиза была в столовой, где она полировала сервант.

— Месье заснул, — сказала Лейла. Элоиза удивленно подняла брови.

— Я не знаю, будить ли его. Дело в том, что я и сама очень устала, а он сказал, что завтра утром мне предстоит встреча с важной персоной. С вдовствующей герцогиней леди Брентмор. Поэтому я хочу хорошо выглядеть.

Элоиза кивнула.

— Если он проснется, он захочет, чтобы вы снова с ним поработали. Он мужчина, а потому неразумен. А вы хотите лечь пораньше, что разумно. Ложитесь спать, мадам, и наслаждайтесь отдыхом. Будьте уверены, что я разбужу его и вытолкаю из дома до рассвета.

— Спасибо. А если он проснется раньше…

— Тогда он отправится домой. — Элоиза заговорщически улыбнулась Лейле. — Вам нужно отдохнуть. Обещаю, ваш покой не будет нарушен.