Лавиния прогуливалась по большой галерее Бранденбург-Хауса, поглядывая по сторонам. Ее спутник в простом черном домино, подчеркивающем его рост, выражал свое неудовольствие хозяйкой:

– Она постоянно требует восхищения своей красотой и очарованием. И она слишком жаждет продемонстрировать свои актерские таланты. В каждой ее новой пьесе героиня – это приукрашенная версия ее самой.

Придирки лорда Ньюболда не могли испортить первый бал-маскарад Лавинии. Однако ее радость была бы более полной, если бы ее отец приехал на виллу Энспаков в Хаммерсмите, а Гаррик остался дома.

Она была укутана в атлас и кружева, которые он приобрел во время своих путешествий – по совету ее компаньонки она выглядела как венецианская дама эпохи Возрождения. Фрэнсис к тому же достала знаменитые бриллиантовые серьги и настояла на том, чтобы Лавиния их надела. Их даритель никак не прокомментировал это – когда он их увидел, то пришел в ярость. Она должна вернуть ему серьги – сегодня же вечером.

Его костюм, алый, как кардинальское облачение, резко выделял его из толпы. Позолоченная маска из папье-маше закрывала его лицо; длинный нос и выступающий подбородок маски карикатурно увеличивали черты лица под ней.

Его партнерша по танцам, толстая краснощекая пастушка, конечно, должна была узнать эти бриллианты – ведь они какое-то время принадлежали ей. Муж Дженни Парфитт, в шелковой куртке жокея и облегающих бриджах, стоял в стороне, пил шампанское и разговаривал с Фрэнсис – она была закутана в полупрозрачную ткань, а на ее голове красовался тюрбан.

Лавиния уже насчитала шесть королев Елизавет. Второй по популярности после королевы-девственницы была ее несчастная двоюродная сестра Мария, королева Шотландии. Часто на глаза попадался Генрих Восьмой, с одной или другой из своих шести жен. Многие гости изображали греческих и римских богов в классических робах, открывающих руки и ноги. Цыганки били в тамбурины, усиливая какофонию и заглушая оркестр.

– Кажется, всем этим Тюдорам и елизаветинцам весьма неуютно – и поделом, раз они так прыгают, – заметил Ньюболд. – Ужасно непристойное сборище. Судя по акцентам, многие гости – французы-эмигранты. Я попрошу Фрэнсис увести вас до того, как в полночь все снимут маски.

Лавиния пожалела о том, что он не проникся общим весельем.

– Я бы хотела увидеть сыновей короля.

– Их лица вы не увидите. Члены королевской семьи никогда не снимают маски на таких мероприятиях – по крайней мере, так мне говорили.

Фрэнсис предупредила Лавинию, что некоторые джентльмены посещают маскарады с единственной целью – познакомиться с женщинами: анонимность позволяла вести себя фамильярно. Лавиния ожидала, что Ньюболд будет заигрывать с ней, но его манера ухаживания была чопорной и сдержанной. Он никогда украдкой не срывал поцелуи, никогда не хватал ее за руки – разве что должен был это сделать в одной из фигур менуэта. Он был красноречив, только когда обсуждал любимое музыкальное произведение известного талантливого музыканта или политическое событие.

Инстинктивно она чувствовала, что он вот-вот сделает ей предложение. Но она надеялась, что этого не произойдет. Несмотря на его привлекательные качества – уравновешенность и надежность, – она не смогла бы провести с ним жизнь. Его спокойствие заставляло ее жалеть о веселых, остроумных шутках Гарри. И его внимание не утешало ее, когда Гаррик отпускал очередную колкость или ехидно посматривал на нее, что не давало ей забыть о том, что она потеряла его уважение и любовь.

Она уже не девственница, она обречена стать старой девой и бременем для своей семьи. Ее отец, которого она убедила в своем нежелании стать леди Гаррик Армитидж, скоро увезет ее домой.

– Почему вы так печальны? – заботливо спросил Ньюболд.

– Разве? Я вспомнила о том, что скоро покину Лондон.

– Думаю, вам следует вернуться на ваш остров – погостить. В будущем, полагаю, супружеские обязанности привяжут вас к Англии надолго.

Он намекал на то, что за судьба ждет ее в Англии – возможно, с ним. У нее было другое мнение, но так как он говорил намеками, ей приходилось опровергать его слова. Если она станет маркизой, то не сможет часто посещать свою родину. В первый раз она осознала, что этот очень выгодный брак не только защитит ее семью и ее милый дом, но и разлучит ее с родными.

Ну и хорошо, утешала она себя, она уедет домой – ведь запятнанная честь не позволит ей принять его предложение.

– Я хотел одеться женщиной, – поведал общительный молодой морской офицер, вручая ей бокал шампанского – уже третий.

– Что же вам помешало? – спросила она.

– Не мог найти достаточно большие туфли. А когда я попытался затянуть корсет, он не сошелся на поясе. Мой отец говорит, что я слишком полный. – Его рука, белая как у девушки, гладила подбородок. – Вы так не думаете, правда, моя милая?

– Вовсе нет, – ответила она, скорее из вежливости, нежели откровенно.

Он подарил ей сияющую улыбку.

– После того как снимут маски, я повезу тебя ужинать. Уверен, что мой брат Уилли будет ревновать. Твое лицо гораздо красивее, чем у той актрисы, его любовницы. – Его оценивающий взгляд голубых глаз сфокусировался на ее прямоугольном вырезе.

Лавиния приготовилась к неприятностям, когда к ним подошел высокий человек в алом костюме и золотой маске.

– Я тебя искал.

– Отправляйся в ад, господин дьявол! – надул губы капитан. – А, ты ведь оттуда, не так ли? Ну что ж, моя милая, увидимся в полночь. Я пытался проклясть самого дьявола! – прошептал он. – Нужно сказать об этом Уилли.

Гаррик взял бокал из рук Лавинии.

– Я пришел по просьбе Франчески. Она приказала мне отбить тебя у принца.

– Какого принца?

– Уэльского. Твой веселый морячок – наследник английской короны. К разочарованию нации – и короля.

– О Господи! – выдохнула она сокрушенно. – Во время танца, когда он смотрел в вырез моего платья, я нарочно наступала ему на ноги.

В ответ Гаррик расхохотался – его смех начался на высокой ноте и спустился до низкого булькающего смеха.

– Он – настоящее несчастье. К тому же еще и позер. Он без ума от военной формы – говорят, он хочет поступить в полк.

– Он говорил мне о том, что одолжил мундир офицера у своего брата Уилли.

– Это герцог Кларенс. Интересно, что этот парень с рогами собирается делать дальше?

Он говорил об особенно разошедшемся гуляке, одетом как Актеон, – он бросил свою Диану и бегал по галерее. Он нацелил рога на огромное зеркало в золоченой раме и ударил по нему так сильно, что оно разбилось.

Гости развеселились, изменив общее настроение бала. Всюду слышались смех и громкие крики. Когда музыка и танцы возобновились, танцоры начали скакать с дикой, необузданной энергией.

Какой-то эфиоп обнимал и ласкал Коломбину с набеленным лицом, оставляя следы черной краски на ее белой щеке и округлой груди. В поисках новой жертвы он стал подбираться к Лавинии, и в этот момент Гаррик вывел ее из комнаты.

В ее голове шипели пузырьки, ее тело ей не подчинялось. Опасный напиток это шампанское и очень сильный. Гаррик вел ее по широкому коридору с высокими окнами, где росли пальмы и цитрусовые деревья в больших кадках. Пока они бежали по застекленному тоннелю, она успела надышаться опьяняющим ароматом цветов апельсина.

Он остановился и сорвал лимон.

– Лови. – Он бросил ей фрукт.

Она не поймала. Желтый шарик ударился о мраморный пол и покатился между массивными кадками. Он снова взял ее за руку.

– Куда мы идем? – заплетающимся языком спросила она.

– Смотреть елизаветинский театр.

Она знала, что не должна следовать за ним, но не могла найти в себе сил ему отказать.

Он провел ее в маленький павильон в дальнем конце холла. Помещение освещали два настенных канделябра. Там были три ряда деревянных скамеек с низкими спинками и четыре возвышения с креслами, обитыми синей тканью. Гаррик повел Лавинию в самое большое и роскошное отделение.

– Ложа маркграфа, – объяснил он. – Когда принц Уэльский посещает пьесы в Бранденбург-Хаусе, он сидит здесь.

Она провела рукой по бархату, покрывавшему кресло, похожее на трон.

– Наш хозяин, должно быть, потратил целое состояние на капризы своей жены.

– О, конечно, и он изумительно богат. Они основали собственную актерскую труппу; туда входят их друзья-французы и сыновья «Елизаветы» от первого мужа. Лорд Крейвен развелся с ней несколько лет назад, но он уже умер. Леди Бекингемшир, которая держит банк в фараоне на Сент-Джеймс-сквер, тоже выступает здесь – самая толстая из всех королев Елизавет!

– Она держит игорный дом, и ее принимают в обществе?

– Ты не встретишь ее при дворе, – признал он, – или в любом привилегированном доме. Понимаешь, есть разные уровни. Франческа и лорд Ньюболд принадлежат к верхнему слою аристократии, к тем, кто создает правила и живет по ним. Следующий уровень включает тех, У кого есть титул или богатство, или то и другое, но которые запятнали себя скандалом или у них есть какие-то изъяны. Энспаки. Леди Бек. Моллюск Парфитт. Лорд Эвердон. Я. Мы давным-давно перестали подчиняться этим правилам.

Лавиния обдумала его слова.

Его темные глаза блеснули в прорезях позолоченной маски. Он снял ее.

– Ты одна из нас. Ты ходила в долговую тюрьму. Ездила на охоту в мужском платье. Делила постель с любовником.

Его тело прижалось к ней, сильное и крепкое, и ее колени подогнулись. Он повалил ее на ковер, роскошно мягкий и пушистый. Он снял ее серебряную полумаску; в спешке порвав ленточку.

– Извини, – произнес он хрипло. – Я должен видеть твое лицо.

Их губы слились. Он целовал ее с такой яростью, с какой голодный набрасывается на еду. Лавиния, изголодавшаяся по его ласкам, млела от наслаждения. Его язык пробежал по ее шее, двинулся к обнаженной груди и начал медленно и сладострастно описывать круги вокруг каждого соска.

Он задрал ее атласную юбку, и она не сделала попытки ему помешать. Он трогал ее самые интимные места, раскрывал ее чувствительные нежные складки, чтобы найти средоточие ее страсти. Его умелые пальцы довели ее почти до экстаза и даже подтолкнули за эту грань. Она выкрикнула его имя.

Потрясенная, она решилась, наконец, открыть глаза. Он улыбался ей.

– От тебя у меня перехватывает дыхание, – задыхаясь, шепнула она.

– Возможно, ты зашнуровала корсет слишком крепко. Я был бы рад ослабить твои шнурки, моя девочка.

– Нет! – запротестовала она.

– Ты бываешь так прекрасна, когда получаешь удовольствие. Ты делаешь меня мягким здесь. – Он положил руку на свое колотящееся сердце, затем опустил ее вниз. – А здесь ты делаешь меня твердым.

Поддавшись соблазну, она докажет, что она – шлюха, как он про нее и думал. Он еще раз воспользовался слабостью ее тела, и ей стало стыдно за свою любовь к нему.

– Ты тоже хочешь меня, это видно по твоим глазам. Они сияют ярче, чем твои бриллианты.

Она неуверенно поднялась на ноги и сняла серьги.

– Они не нужны мне, – заявила она дрожащим от слез голосом и швырнула ему драгоценности. – И я не хочу тебя. Я еду домой, на родину, и рада этому.

– Тогда почему ты плачешь? – спросил он.

Прижимая сломанную маску к заплаканному лицу, она оставила Гаррика утопать в море алого шелка и неутоленного желания.

Он сунул бриллианты в кошелек и снова облачился в свой костюм. Когда он подошел к длинной оранжерее, Лавиния уже казалась расплывчатым пятном изумрудного атласа, двигающимся к двойным застекленным дверям. Он не думал, что она вернется в холл в таком растрепанном виде. Он прекрасно знал этот дом и был уверен, что сможет перехватить ее, прежде чем она дойдет до дамской комнаты.

Он уже дошел до двери, когда путь ему преградила невысокая дама в костюме монашки. Несколько раз за вечер она приближалась к нему, как будто хотела что-то сказать, но каждый раз отступала.

– Милорд Гаррик?

Француженка – здесь их было много.

– Как вы узнали меня?

– Ни одна маска не может скрыть вашего сходства с отцом.

Он вздернул подбородок, его спина напряглась.

– А ваш муж здесь, леди Эвердон? Она покачала головой:

– Он редко выходит из дома – он не хочет вас видеть. В ночь вашего скандала в клубе он пришел домой, и в него как будто вселился дьявол. Вы... как это сказать? Вы прохвостировали его.

– Провоцировал, – поправил ее Гаррик.

– Ваше родство должно остаться в секрете. Он настаивает на этом. И я тоже надеюсь, что вы будете молчать – ради наших дочерей.

Его единокровные сестры. Его любопытство было ненасытным.

– Скажите мне их имена и их возраст.

– Мари – шестнадцать, Генриетта на два года младше.

Они не подозревали, что у них есть брат. Почему это причиняло ему такую боль? Он не знал.

– Если вы опорочите его имя, он не пощадит вас, – продолжала леди Эвердон. – Пожалуйста, запомните это, милорд, ведь в первую очередь пострадают дети.

Ее печальные слова звучали в его голове, даже после того как она ушла.

Добившись того, что хотел от Эвердона, от упрямо сопротивляющейся Лавинии, он причинит им одни страдания. Отомстив своему отцу, он разрушит счастье своих сестер. Принудить женщину выйти за него, признал он, было бы жестоко, и это было бы его недостойно. Плохо то, что он уже вызвал гнев Лавинии, а он не хотел, чтобы она его возненавидела.

Отвергнутый своей любимой и уже давно – отцом, он поплелся в салон, где толстая леди Бекингемшир играла в фараон. Моллюск Парфитт стоял рядом с ней, нетерпеливо ожидая, когда откроют карты. Полковник Хангер, известный непристойными шутками, играл с принцем Уэльским в пикет.

Его место было здесь, он всегда это знал. Но его воображение отказало ему, когда он попытался втиснуть Лавинию в эту грубую, позорную сцену. В конце концов, это не такая уж приятная картина. По правде говоря, она пугала его.