– Где мы будем спать сегодня ночью? – спросила Лавиния, пока они одевались.

– В гостинице у Большой северной дороги, – ответил он, изучая заснеженный пейзаж в окне. – При идеальной погоде путешествие до границы занимает почти неделю. – Он взбил кружева на манжетах. – Твое путешествие со мной только начинается, дорогая. Как только мы поженимся, я увезу тебя в Венецию. Если повезет, то на быстроходном корабле мы успеем к карнавалу.

Ее лицо стало печальным.

– Как мы можем уехать за границу, если идет война?

– К черту войну! Я хочу отвезти тебя в мое палаццо. Я прокачу тебя в моей гондоле и покажу тебе все чудеса этого города. Мы даже можем вернуться в Англию к первым скачкам в Ньюмаркете, посмотреть, как бегут мои лошади. Если хоть одна из них выиграет, приза хватит на мой игорный дом. Все богатые и знатные игроки королевства потянутся к нам. Ты только представь – мы будем расхаживать в итальянских шелках и атласах, приветствовать гостей... и зарабатывать состояние.

Она сомневалась в этом.

Он заговорил, прежде чем она успела ответить:

– Может, у меня нет пяти тысяч фунтов в год – пока нет, – но я смогу тебя содержать. Фараон – последний крик моды, и...

Стук в дверь прервал его монолог.

– Извините, милорд, – раздался из коридора приглушенный голос Карло.

– Я должен узнать, какие приготовления он сделал для нашего путешествия. – Гаррик оставил Лавинию заканчивать свой туалет и вышел из спальни.

Страдальческий вид его слуги не вызывал оптимизма.

– В каком состоянии дороги?

– Ужасно, милорд. Человек на конюшне говорит, что вам нужно бы подождать или ехать в карете.

– Как долго ждать?

Итальянец пожал плечами:

– Еще один день, не больше.

Гаррик пришел в ярость и разразился потоком проклятий.

Оставаться в «Отдыхе кучера» было слишком рискованно. Если об их свидании узнают, репутация Лавинии будет такой же скандальной, как и у него самого. Хозяин гостиницы и его жена были надежными людьми, но «Отдых кучера» располагался слишком близко от Лэнгтри.

– Прикажи конюху седлать Ласточку, чтобы я мог отвезти леди домой, пока ее не хватились.

Он вернулся к Лавинии, которая уже была готова к отъезду. Когда она услышала о внезапной перемене в их плане, ее радость сменилась тревогой. Он поспешил ее успокоить:

– Если путь к границе закрыт, мы поженимся в другом месте. Думаю, мне стоит отправиться к дяде Барди в Суффолк, узнать, не поможет ли он нам. Будет более прилично обвенчаться в Монквуд-Холле, чем в неизвестной церкви в городе.

– Но мне будет так неуютно без тебя в Лэнгтри, – запротестовала она, схватив его за руку. – Гаррик, нельзя ли сказать герцогу и твоей кузине о том, что мы хотим пожениться?

Он покачал головой:

– От этого будет больше вреда, чем пользы. Эдвард начнет читать нотации, Франческа будет переживать. Они ждут, что я женюсь на воспитаннице Рэдстока, а ты должна стать маркизой Ньюболд.

Он поцеловал ее в лоб.

– Я не могу представить себе, что твои родственники обрадуются больше, чем мои.

– Они будут удивлены, уверена, но не рассержены, – произнесла она тихо. – Они будут особенно рады, когда узнают, что ты дал мне денег.

– Денег? – повторил он тупо. Затем он вспомнил: триста фунтов, чтобы заплатить пошлину за товары ее отца.

Она не умеет обращаться с деньгами, подумал он, снисходительно улыбаясь. Он должен научить ее, как управлять своими средствами, какими бы они ни были. Он не знал размеров ее содержания, не знал, какое у нее приданое. Граф владеет фабрикой, значит, суммы могут быть значительными – от этой мысли ему стало неприятно. Люди подумают, что у него те же мотивы, что и три года назад. Он предпочел бы бедную невесту – слишком много у него было богатых наследниц.

Он подошел к своему багажу и стал искать кожаный кошелек с деньгами.

– Ты можешь получить триста фунтов прямо сейчас – и свадебный подарок тоже. Он протянул ей сложенный кусок венецианской парчи, скрепленный его булавкой.

– Не может быть! – вскричала она, когда заглянула внутрь. – Это те самые бриллиантовые сережки, которые ты подарил миссис Брюс?

– И украл у нее. Они должны принадлежать тебе – в конце концов, они свели нас вместе. – Он завернул драгоценности и банкноты в ткань и засунул сверток в корзину Ксанты. Он постучал по ее бархатистому розовому носу: – Охраняй их хорошо, моя киска.

Борясь с сильным холодным ветром, они скакали на Ласточке, длинноногой пегой лошади, по заснеженному полю. Лавиния, сидевшая впереди Гаррика, держала на коленях корзинку с Ксантой. Когда они проезжали через рощу, он указал на дерево с вырезанными на нем инициалами.

Гаррик подвез ее так близко к дому, как только осмелился, и отвязал саквояж с ее вещами.

– Возвращайся через ту дверь, из которой мы вышли, – посоветовал он. – Когда мы уезжали, я не ожидал такого – я рассчитывал на целую жизнь ночей, вроде той, что была у нас вчера. – Ее бледное лицо, скрытое под темной шалью, повернулось к нему. Он поцеловал ее замерзший нос.

– Возьми меня с собой, не покидай меня, – умоляла она его.

– Ты видела дорогу на Рединг, а другие, возможно, еще хуже. Лавиния, из-за тебя я сначала думаю, а потом делаю. Так что иди в дом, – убеждал ее он, – пока я не потерял рассудок.

– Будь осторожен, – попросила она.

Он засмеялся:

– Слишком поздно, моя женушка.

Когда она увидит его снова? Она смотрела, как он скачет прочь, и размышляла о том, сколько ей придется ждать, прежде чем она станет его женой. Отсрочка свадьбы вынуждает ее обманывать снова, и теперь она сожалела о том, что не рассказала Гаррику о своем отце-должнике, о развалившемся доме, о несуществующем приданом.

Она вернулась в комнату, которую уже не ожидала увидеть. Она выпустила Ксанту из корзины и села на кровать, держа в руках ценный сверток. Она смотрела на сверкающие камни и свернутые банкноты, и вспоминала пословицу из своего детства.

– «Лучше быть бедной и честной, чем богатой и лживой», – прошептала она.

– Как это – он уехал?

– Так говорится в его письме – он послал его из «Королевского герба» в Мейденхеде. Он едет в Монквуд-Холл погостить у своего дяди. – Фрэнсис отрезала шерстяную нитку от клубка, который держала Лавиния. – Неучтивость Гарри просто поразительна! Он заполняет дом до самой крыши своими друзьями, даже не спросив позволения! И мы остаемся со всеми этими людьми...

И в этот момент в комнату вошла Дженни Парфитт. Заполняя неловкую паузу, Фрэнсис произнесла:

– Гарри покинул нас, он уехал к сэру Бардольфу Хайду. Лавиния, теперь мне нужна синяя пряжа, если она у тебя есть. – Она потянулась за ножницами. – Почему бы не попросить Ньюболда составить тебе компанию вместо Гарри? – предложила она герцогу.

– Я так и сделаю. – Он церемонно кивнул каждой из трех леди и вышел из гостиной.

Дженни, явно выглядевшая нездоровой, упала на софу.

– Сегодня все наши джентльмены не в духе? Оливер ворчит на меня не переставая.

– Кажется, Ньюболд в хорошем настроении, – пожала плечами Фрэнсис. – Он кружит вокруг нас, как сокол вокруг добычи.

– Хватайте его, леди, и побыстрее. – Дженни Парфитт посмотрела на Лавинию и проговорила кисло: – Надеюсь, маркиз будет щедрым мужем – куда более щедрым, чем мой.

Лавиния не стала обращать внимания на эту реплику и ответила:

– Мистер Парфитт безумно любит вас, мэм.

– Только на людях. Если бы вы слышали, какие ужасные вещи он говорит мне, когда мы наедине! Только сегодня утром он заявил, что я не могу заказать новое платье для маскарада в Бранденбург-Хаусе. Он говорит, что еще несколько месяцев я буду «пухнуть». Он почти такой же грубый, как и лорд Эвердон.

Настоящий отец Гаррика. Лавиния невольно опустила руки, но после протеста Фрэнсис снова подняла пряжу.

– Почему вы не любите его? – спросила она Дженни.

– Потому что он – чудовище! Я знаю о нем все, он опекун моего сына. Раньше он был самым известным распутником в Европе.

– И легендарным игроком, – добавила Фрэнсис. – Мне не хочется ехать на маскарад без спутника, и я надеюсь, что Гарри не задержится в Монквуде.

Ей придется обойтись без него, подумала Лавиния, ведь к тому времени он будет уже женат и захочет провести медовый месяц в Венеции, если все выйдет так, как он задумал.

Думая о Гаррике, она сияла от счастья. Неужели никто не видит в ней перемены? Неужели они не слепнут от ее улыбок? Она спала очень мало, и все же была полна жизни, любви и надежды. У нее были триста фунтов, и скоро ее отец будет свободен. Она была обручена с авантюристом и искателем приключений. Именно с ним познала сладость удовлетворенной страсти.

Фрэнсис посмотрела на нее поверх очков.

– Ты должна одеться итальянкой – ведь твои волосы такие черные, – героиней Шекспира. Джульеттой или Беатриче. Мой кузен подарил мне чудесные маски, такие носят на карнавале венецианцы.

– Зато меня сразу все узнают, – проговорила Дженни. – Если Оливер не позволит мне купить новый костюм, я оденусь пастушкой. Снова. – На этой унылой ноте она вышла из комнаты.

– С каждым днем она становится все капризней, – вздохнула Фрэнсис, продевая нитку в иголку. – Да, нашим гостям пора разъезжаться. Мы должны подготовить платья для вечеринки у Энспаков. Ньюболд не может дождаться дня, когда займет свое место в палате лордов. Интересно, смогу ли я уговорить его сопровождать нас на маскарад?

Лавинии было все равно, куда пойдет или не пойдет маркиз. Ее интересы были в другом месте – с ее любовником, который пробирался по заснеженным дорогам в своем одиноком путешествии в Суффолк.

– Я надеялся, что мое письмо побудит тебя приехать в Монквуд. – Сэр Бардольф Хайд радостно приветствовал Гаррика. Невысокий и коренастый, он предпочитал одежду сельского жителя, которая соответствовала его занятиям. – Я жду, когда ты поведаешь мне о весенних скачках в Ньюмаркете.

– Моя пятилетняя лошадь поскачет за приз в сто гиней, – ответил Гаррик. – И мы также собираемся поспорить за Золотой кубок.

– Как Каттермол расценивает твои шансы?

– Я еще не видел его. Сначала приехал к вам.

Баронет громко рассмеялся.

– Я не мог бы просить большего доказательства твоей преданности! Пойдем, мой мальчик, я покажу тебе, где посеял озимую пшеницу.

Ученик мистера Коука из Норфолка, он завел несколько современных сельскохозяйственных новшеств и жаждал обратить в свою веру Гаррика; тот вежливо прослушал поучительную лекцию. В то же время он думал, что его девушка с холмов Мэна подумает об этих плоских полях и аккуратных огороженных пастбищах. Ветряная мельница вдали откачивала воды с низин; дома были старомодными, оштукатуренными, покрытыми соломой. Лес, в честь которого было названо поместье, был достаточно велик, чтобы держать лесника.

Прадед Гаррика, придворный времен Реставрации, приобрел в свое владение поместье Монквуд. Его дед – кузен и наперсник королевы Анны – стал богачом, продав свою долю акций Компании Южных морей, прежде чем этот пузырь лопнул. После воцарения Ганноверской династии Хайды удалились от двора и посвятили себя сельскому хозяйству и разведению лошадей.

– И я последовал этой традиции, – добавил баронет, показывая на недавно отстроенную конюшню.

– Армитиджи стали заядлыми якобинцами, – заметил Гаррик. – Приверженность проигранному делу – фамильная черта. Эдвард всерьез полагает, что когда-нибудь миссис Фаулер станет его женой.

– Мужчины рода Армитиджей всегда были несчастливы в любви.

– Кровь Эвердонов тоже проклята. – В нескольких резких фразах он описал свои встречи с бароном.

– Он приказал выгнать тебя из твоего же клуба? Какая наглость! Гарри, если бы ты сказал мне о том, что хочешь с ним встретиться, я бы тебя разубедил.

– Ты не смог бы, – честно ответил Гаррик. – Я сам захотел познакомиться с человеком, погубившим жизнь моей матери.

– Мой дорогой мальчик, это сделал герцог Холфорд. Он ввел ее в свой мир, но не научил ее, что нужно сделать, чтобы в нем выжить. – Баронет глубоко вздохнул. – Мы должны подумать о настоящем – и о твоем будущем. Потому что, если ты не переменишься, ты станешь таким же пресытившимся и ожесточенным занудой, как лорд Эвердон.

Гаррик выдержал укоризненный взгляд дяди.

– Я женюсь, – выпалил он неожиданно.

Баронет пораженно посмотрел на него.

– На ком? – со страхом проговорил он.

– На леди Лавинии Кэшин, дочери графа Баллакрейна с острова Мэн. Я влюбился в нее с первого взгляда.

Баронет чуть не лишился дара речи, но теперь от радости.

– Мой дорогой мальчик, это прекрасные новости! Когда же свадьба?

Гаррик вздохнул:

– Если бы я знал. Это все так утомительно. Франческа вовсю занимается сватовством. Она рассчитывает выдать Лавинию за богатого маркиза, а меня женить на воспитаннице Рэдстока. Чтобы избежать возражений семьи, мы решили сбежать. Но нам помешала снежная буря.

– Зачем поступать так опрометчиво? В этом нет необходимости. Добудь себе особую брачную лицензию и женись здесь.

– Это было бы лучше всего, – произнес Гаррик с облегчением.

– Тогда решено. Пойдем в дом и выпьем за твою невесту.

Особняк из красного кирпича был менее величественным, чем Лэнгтри, но гораздо более уютным. Следуя за дядей через залы на первом этаже, Гаррик вспомнил тетю Анну – веселую, гостеприимную женщину, чью безвременную кончину он искренне оплакивал. Ее комната напомнила ему о том, как он помешивал клей в горшочке, пока она вырезала портреты, орнаменты и обрамления из гравюр, купленных в Лондоне.

В кабинете дяди в резных рамках из дерева в стиле Гринлинга Гиббонса красовались картины спортивных состязаний Уоттона и Стаббса – это была история скаковых лошадей Хайдов и их наездников. Над каминной полкой висел портрет покойной леди Хайд, на ее шее сверкало ожерелье из знаменитых бриллиантов Марии Антуанетты. Только любящий муж мог утверждать, что великолепные камни украшают простое, невыразительное лицо его жены.

– Сиберри, ювелир, спрашивал меня про ожерелье тети Анны, – сказал Гаррик, принимая бокал вина и глиняную трубку с длинным мундштуком. – В ту ночь в «Уайтсе» Эвердон упоминал об истории бриллиантового ожерелья. Он действительно был любовником французской королевы?

– Только он может на это тебе ответить, но я сомневаюсь, что он это сделает. Но он точно был ее фаворитом – и многих других знатных дам.

– Неужели он обращался с другими хуже, чем с моей матерью? Я до сих пор не могу понять, почему она позволила ему себя соблазнить.

Сэр Бардольф набил в трубку табак.

– Ты должен понять, Гарри, что после рождения Эдварда ее ждало разочарование. После того как Холфорд получил драгоценного наследника, он в открытую завел любовницу – миссис Уэбб, одну из актрис «Друри-Лейн». Газеты печатали непристойные слухи и грубые карикатуры, на которых он, в герцогской короне, был изображен запутавшимся в паутине. Когда моя сестра сказала ему, что знает о его неверности, он пришел в ярость, а затем отправил ее во Францию с твоей тетей и со мной.

– Он хотел убрать ее с дороги, – мрачно заметил Гаррик.

– Когда она встретила Эвердона, она была очень несчастна – и так влюбилась в него, что была скорее рада, чем огорчена, когда узнала, что ждет от него ребенка. Она рассказала об этом герцогу, думая, что он разведется с ней, и тогда она сможет выйти замуж за Эвердонах. Но у твоего отца, конечно, не было таких благородных намерений.

Гаррик затянулся.

– Почему герцог скрыл ее неосторожность? – спросил он, выпустив облако дыма.

– Ради Эдварда. Признав себя отцом второго ребенка, он избежал споров, слухов об отцовстве своего наследника. Когда ты родился в Шербуре, Эвердон уже бросил твою мать, и она решила, что отдаст тебя мне и твоей тете. Но Холфорд не позволил ей этого – он считал, что это возбудит подозрения. Его не интересовало, что у нас нет детей, и что мы очень хотим ребенка.

Гаррик не знал, что Хайды хотели его усыновить. Если бы дядя Барди и тетя Анна воспитали его здесь, в Монквуде, его жизнь была бы совсем другой.

– Я сказал Лавинии, что я – сын Эвердона, – признался он. – Ей это безразлично.

– Полагаю, она – красавица?

Он просиял.

– Я позволю тебе самому решить это.

В этот вечер они поужинали жареным зайцем, тушенным в луковом соусе. Гаррик размышлял о том, понравилось ли бы ему жить в Суффолке. Он бы ухаживал за лошадьми и наблюдал, как Лавиния становится деревенской матроной, – и, вполне вероятно, заскучал от безделья. Он предпочитал построить игорный дом, который обещал волнение, приключения – и непредсказуемость.

– Я знал, что ты перебесишься, когда найдешь подходящую девушку. – И выпятив грудь, баронет добавил: – Через год после свадьбы цена на пшеницу будет для тебя важнее, чем выгодное пари, – запомни мои слова!