– Я начинаю ощущать свою некомпетентность, – сказала Рейвен, когда они возвращались в пансион мамаши Пропер.

– У тебя нет причин для огорчений, – заметил Слейт, открывая дверь. – Мы оба знаем, что расследование требует времени.

– Ты прав, но когда я искала команчи Джека и того, кто за ним стоял, я постоянно ощущала, что двигаюсь в правильном направлении. А сейчас, мне кажется, мы ни на йоту не приблизились к цели, несмотря на все усилия, и это приводит меня в отчаяние.

– Никаких результатов? – спросила сидевшая в кресле-качалке мамаша Пропер, когда Рейвен и Слейт переступили порог пансиона.

– Никаких, – ответила Рейвен. – Удача изменила нам.

– Мамаша Пропер, можем мы задать вам несколько вопросов? – спросил Слейт и шепнул Рейвен: – Думаю, она может нам помочь.

– Подойдите сюда и присядьте. Вам пришла телеграмма. Подождите, сейчас я ее найду. – Отложив в сторону вязанье, она начала рыться в карманах передника. – Вот она! – радостно воскликнула мамаша Пропер и передала телеграмму усевшимся напротив нее постояльцам.

– Спасибо, – с улыбкой поблагодарил ее Слейт.

– Не за что, – сказала мамаша Пропер, наблюдая за тем, как он читает. – Надеюсь, в ней нет плохих известий?

– Нет, – ответил Слейт. – Напротив, дела идут отлично. Все хорошо.

И он протянул телеграмму Рейвен.

– Я прочитаю ее позже, – заявила та.

Рейвен не хотелось, чтобы мамаша Пропер портила ей удовольствие от чтения и обмена впечатлениями со Слейтом.

– Как вам будет угодно, – сказала хозяйка пансиона и, обратившись к Слешу, спросила: – Какое мнение у вас сложилось об этих двух янки?

– Интересные люди.

– Что вам подавали на ужин?

Слейт засмеялся.

– Мамаша Пропер, мне кажется, вы знаете обо всем, что происходит в городе.

– Возможно. Мы все посвящены в дела друг друга. Так всегда бывает в маленьких городках. Итак, что вам подавали на ужин?

– Что-то из французской кухни, – ответил Слейт.

– Французская кухня! – воскликнула хозяйка пансиона. – Держу пари, что вы не наелись досыта и теперь умираете с голоду. Пойдемте в столовую. У меня есть цыпленок, свежий хлеб и яблочный пирог, который я пекла утром. Звучит заманчиво?

– Вам не придется уговаривать нас, – ответил Слейт, вставая со стула.

– Мне нравятся мужчины, которые знают толк в еде, – заметила мамаша Пропер и, взяв со стола лампу, поспешно вышла из комнаты.

– Слейт, что ты делаешь? – шепнула Рейвен. – Я хочу лечь спать.

– Разве ты не голодна?

– Да, я действительно не против что-нибудь перекусить. За ужином я не могла много есть.

– Не думай, что я забыл о пуховой перине, но мамаша Пропер, возможно, что-то знает, а я действительно умираю от голода. Ты не хочешь сейчас прочесть телеграмму Маргариты?

– Нет, я сделаю это позже, когда мы останемся наедине в моей комнате, – ответила она и, свернув листок бумаги, убрала его в бюстгальтер.

– Хорошо, а теперь нам пора в столовую. Я слышу, как мамаша Пропер гремит в кухне посудой.

Когда они уже сидели за накрытым столом и наслаждались пищей, Слейт снова заговорил с мамашей Пропер:

– Мамаша Пропер, вы должны помочь нам. Наше расследование постоянно заходит в тупик.

Лицо мамаши Пропер на мгновение озарилось радостной улыбкой, но тут же вновь стало серьезным.

– Я уже давно живу здесь, и прекрасно изучила индейцев. Мне кажется, я знаю их не хуже, чем белых, и могу сообщить вам одну вещь: очень многое свидетельствует о том, что это месть.

– Месть? – удивленно переспросила Рейвен.

– Вы ведь ищете причину, которая могла заставить кого-то совершить эту кражу, не так ли?

– Да, – согласился Слейт.

– Хорошо, в таком случае она прямо перед вашим носом.

Рейвен закатила глаза и принялась обгладывать куриную ножку. «Мамаше Пропер не следовало соваться не в свои дела, было бы лучше, если бы она оставалась на кухне. При чем здесь, в самом деле, месть! Что могли сделать кайова? Кого обидеть? Они оказались обделенными на этой земле. Если кто-то и имел право мстить, так это сами кайова».

– Я не успеваю за ходом вашей мысли, мамаша Пропер, – сказал Слейт, доедая кусок хлеба, намазанного толстым слоем масла.

– Тайми украл тот, кто хотел отомстить кайова.

– Разве до сих пор между племенами есть родовая вражда? – спросила Рейвен.

– Кто знает? – ответила хозяйка пансиона. – Но я поставила бы свой последний доллар на то, что это месть.

– Существует множество людей, которые заинтересованы в том, чтобы выбить из колеи кайова, украв у них Тайми, – возразил Слейт, – но я не стал бы называть это местью.

– Может быть, это и так, но прислушайтесь к словам старухи, молодой человек, я нюхом чую это. И если вы раскроете тайну мести, то найдете вора.

– Хорошо, мы примем ваши слова к сведению, – сказал Слейт, вонзая вилку в кусок яблочного пирога с румяной корочкой. – Но мы проверим и другие версии.

– Я знала, что вы именно так и поступите. Но будьте осторожны. Месть бывает жестока.

Рейвен доела свой кусок пирога и, запив его чаем, откинулась на спинку стула. Казалось, у каждого здесь имелось свое, порой самое неправдоподобное, объяснение того, почему украли Тайми, и предположения, в каком направлении нужно вести следствие, но Рейвен не могла позволить сбить себя с толку. Должен был существовать какой-то практический, и скорее всего корыстный, мотив, заставивший злоумышленников украсть Тайми. Если бы им удалось установить истинную причину, по которой была совершена кража, они смогли бы найти вора. Рассуждать подобным образом учил ее отец, которому всегда помогал этот метод расследования.

– Мы понимаем, что неприлично, поев, сразу уходить, мамаша Пропер, – сказал Слейт, доев свой кусок пирога, – но сегодняшний день был очень длинным и напряженным для нас.

– Не беспокойтесь. У меня на кухне очень много грязной посуды, которую я должна перемыть и перечистить, прежде чем лягу спать. Поэтому, вероятно, я подниму столько шума, что не услышу ничего, что будет происходить наверху, – сказала она и усмехнулась, взглянув на Слейта.

– Спасибо, мамаша Пропер, – поблагодарил ее Слейт, вставая из-за стола. – Вы прекрасно готовите. Пойдем, Рейвен, я жду не дождусь, когда мы ляжем на пуховую перину.

– Спокойной ночи, мамаша Пропер, и спасибо за вкусный ужин, – вежливо сказала Рейвен, прежде чем покинуть столовую.

Когда они поднялись на второй этаж, Слейт обнял Рейвен за плечи.

– А что, если мамаша Пропер увидит нас? – прошептала она.

– Меня это не тревожит. Разве ты не слышала, что она фактически благословила нас на то, чтобы мы спали в одной постели?

– Значит, именно на это она намекала, когда говорила, что поднимет сильный шум в кухне и не сможет услышать то, что будет происходить наверху? Возможно, она вовсе не плохой человек, Слейт.

– У нее доброе сердце, Рейвен.

– И ей хотелось бы отдать его тебе.

Слейт засмеялся и пошел вслед за Рейвен в ее комнату. Он зажег лампу и запер дверь на ключ. Рейвен сразу же опустилась на узкую кровать, а затем легла навзничь, наслаждаясь мягкостью матраса. Вспомнив вдруг о телеграмме, она достала ее и начала читать. Слейт сел рядом с ней на кровать, их бедра соприкасались.

Закончив чтение, Рейвен села.

– Слейт, у тебя не создалось впечатление, что Маргарита увлеклась этим бывшим техасским рейнджером, Слимом Джонсоном?

– Нет. В телеграмме говорится только, что все идет хорошо, и Маргарита поручила Слиму расследовать несколько дел.

– Но здесь также написано, что Слим много помогает ей.

– Да, но мне кажется, ты слишком преувеличиваешь значение этих слов, Рейвен.

– Возможно, это так, но было бы замечательно, если бы Маргарита повстречала человека, которого смогла бы снова полюбить. Со дня убийства твоего брата прошло довольно много времени. Возможно, ее душевные раны уже зарубцевались и она способна замечать вокруг себя других мужчин.

– Мне хотелось бы, чтобы она была счастлива, но я хорошо знаю Слима: он не смотрит на женщин, с тех пор как умерла его Молли.

– Он тоже потерял кого-то?

– Да. Свою жену. Они жили у реки Ред-Ривер, но Слим постоянно находился в разъездах по делам службы. И вот однажды летом Молли свела в могилу лихорадка, а вскоре умер и их сынишка. Слим так и не оправился от постигшего его горя. С тех пор он стал замкнутым и угрюмым и ушел из рейнджеров, обвиняя себя в том, что находился далеко от семьи, когда близким требовалась его помощь и их еще можно было спасти. Сейчас ему, должно быть, уже за сорок. Он очень суровый человек. Не могу представить себе, что он способен снова полюбить кого-то.

– Возможно, ты прав. Но у меня такое чувство, что их связывает еще что-то, помимо деловых отношений.

– Если бы они полюбили друг друга, я дал бы им свое благословение. Каждому из них нужен близкий человек, который был бы всегда рядом.

– Если уж речь зашла о нежных чувствах, – промолвила Рейвен, откладывая телеграмму в сторону, – то скажи, когда ты в последний раз признавался мне в любви?

– Не помню. А это имеет какое-то значение?

– Нет, если ты сейчас же на деле докажешь мне, что любишь меня.

– Я был бы счастлив сделать это, мэм.

– Но может быть, ты слишком устал, или переел, или...

– Иди ко мне, – промолвил Слейт, привлекая Рейвен к своей груди. – А теперь скажи: что ты там такое говорила о любви?

Когда он склонился над ней, его теплое дыхание коснулось лица Рейвен.

– Я задала вопрос... – начала было она, медленно расстегивая его рубашку и касаясь пальцами густых завитков на его груди, – хочешь ли ты...

– Поцеловать тебя? – закончил он за нее, и их губы слились.

Огонь страсти вспыхнул в их сердцах, и Рейвен застонала, когда язык Слейта проник глубоко в ее рот. Она крепко обнимала его за плечи, прижимаясь к нему всем телом. Для нее было настоящим наслаждением касаться его, чувствовать, осязать. Ее возбуждение нарастало, и ей хотелось все более смелых ласк. Рейвен кружило голову желание слиться со Слейтом в единое целое.

Когда Слейт прервал, наконец, поцелуй, она застонала от отчаяния и попыталась вновь привлечь его к себе. Но он сопротивлялся. Слейт начал покрывать быстрыми легкими поцелуями ее лицо, а затем приблизил свои губы к ее губам и прошептал:

– Я хочу снять с тебя одежду, прежде чем потеряю контроль над собой.

– О, Слейт, поспеши. Я сгораю от страсти.

Он поднял ее на ноги и начал расстегивать крошечные пуговицы на шелковом платье. Однако это не так просто было сделать. Теряя терпение, Слейт пробормотал:

– Черт возьми, Рейвен, мне хочется плюнуть на это проклятое платье и снова уложить тебя на кровать.

– Ты так горяч, – поддразнивая его, заметила Рейвен, но все же стала поспешно помогать ему.

Когда платье упало к ее ногам, Слейт быстро снял с нее нижнее белье – корсет, сорочку, панталоны и чулки – и бросил его на пол. Раздев ее, он так долго и с таким восторгом любовался ее великолепной наготой, что Рейвен почти физически ощутила исходивший от него пыл страсти.

– Рейвен, ты, без сомнения, самая прекрасная женщина на свете, и я хочу тебя с каждым разом все больше и больше.

– О, Слейт, – простонала она, прижимаясь к нему всем телом, чтобы не упасть, – Я так сильно хочу тебя, что у меня подкашиваются ноги.

– Не беспокойся. Я не дам тебе упасть, у меня хватит сил на двоих.

Он поднял ее на руки и осторожно положил на кропать. Пока он поспешно стаскивал с себя одежду, Рейвен откинула стеганое одеяло, под которым были свежие белые простыни, и скользнула в постель. Теперь наступила ее очередь разглядывать Слейта, который уже успел отбросить свою одежду в сторону и стоял перед ней обнаженным. Рейвен окинула взглядом его бронзовое стройное мускулистое тело и увидела, что Слейт готов доставить ей и себе удовольствие. Она протянула к нему руки, и он подошел к ней, лег рядом и крепко прижал к своей груди.

От Слейта исходил такой жар, что, казалось, он в лихорадке. Рейвен стала нежно покрывать поцелуями его лицо, шею, грудь, а затем начала осторожно покусывать его кожу. Припав сначала к одному, а затем к другому соску Слейта, она поигрывала с ними языком, пока те не затвердели. Слейт застонал от наслаждения, и ее покусывание стало более страстным. Слейт гладил ее по спине, а затем впился в губы. Она застонала, ощущая биение его плоти, в такт которому его сильные руки размашистыми движениями скользили вверх и вниз по ее спине, гладя и разминая кожу и мышцы. Чувствуя нарастание неистовой страсти, Рейвен начала извиваться, выгибая спину и требуя большего от партнера. Она вцепилась в его плечи, вонзив в них ногти, а затем припала к губам Слейта и начала играть с ними языком. Волны ее серебристых волос, словно горный неудержимый поток, упали на его лицо, окутав его и погрузив Слейта в темный мир, где властвовала одна лишь Рейвен – ее запах, ее голос, вкус ее поцелуев, ее яростное возбуждение, сила которого поразила его. Слейт с наслаждением вдыхал исходивший от нее аромат лаванды, а она все не отрывала своих губ, исследуя языком глубины его рта. Руки Слейта продолжали поглаживать ее спину и бедра, все сильнее прижимая их.

И вот он мягко приподнял ее и, посадив так, чтобы грудь Рейвен касалась его губ, стал попеременно целовать, а потом посасывать ее соски. Из груди Рейвен вырвался стон наслаждения, и она снова вцепилась в его плечи, чувствуя, как ее охватывает неистовое желание. Не в силах больше ждать, он вошел в ее лоно, заставив Рейвен оседлать себя.

Рейвен застонала, упершись руками в его грудь, а затем, почувствовав движения его плоти глубоко внутри себя, содрогнулась всем телом от наслаждения. Тогда Слейт положил ладони на ее бедра и начал приподнимать и опускать их в такт своим толчкам. Исступление Рейвен нарастало, она начала извиваться, стараясь достичь апогея страсти и утолить свое неистовое желание.

Охваченная огнем, Рейвен прижала губы к губам Слейта, ощущая острую необходимость слиться с ним в единое целое, и он поцеловал ее. Его язык вошел в глубину ее рта одновременно с мощным толчком его плоти внутри лона Рейвен. Экстаз увлек их, оба погрузились в полузабытье, утратив контроль над своими мыслями и чувствами, и, одновременно достигнув вершины страсти, внезапно как будто вновь спустились с небес на землю.

Рейвен расслабилась, ей ни о чем не хотелось думать, но внезапно на нее нахлынули воспоминания о Бегущем Медведе, Быстром Орле и деревне кайова, и ее охватила тревога.

Пока она тут нежилась в объятиях Слейта, кайова с замиранием сердца ожидали, чем закончится ее расследование, от которого зависело проведение священного праздника Пляски солнца. Как она могла забыть о них?

Холодок пробежал по спине Рейвен. Неужели она действительно была столь легкомысленной и непостоянной, что не умела держать свое слово? Неужели дядя значил для нее так мало, что ее не огорчала его смерть? Речь шла о судьбе ее народа, а не народа Слейта, поэтому у него не было стремления во что бы то ни стало помочь кайова, и Рейвен не могла обвинять его в том, что он не слишком-то старался найти Тайми. Неужели поиск святыни племени стал для нее своего рода игрой, потеряв значение, после того как она покинула деревню кайова?

И действительно, кайова казались ей теперь скорее сном, нежели явью. Ей с трудом верилось в то, что она была там, в их деревне, и прожила у них целые сутки. Возможно, отрицание реальности было своего рода способом самозащиты от влияния людей, которые казались ей такими необычными и чужими?

Чувствуя себя виноватой в том, что предалась страсти со Слейтом, она освободилась из его объятий и отодвинулась подальше. Судя по его ровному дыханию, Слейт спал, уставший, разомлевший и безмятежный, а Рейвен не могла уснуть. Она лежала с открытыми глазами, смущенная и испуганная. Неужели ей больше ничего не нужно в мире, кроме любви Слейта? От этой мысли мурашки забегали по коже Рейвен.

Но разве жить со Слейтом и любить его недостаточно для счастья? И тут Рейвен внезапно вспомнила все, что слышала и видела, о чем вела разговоры в деревне кайова. Ей на память пришли также слова Слейта о том, что через сотню лет, возможно, наследие кайова будет представлено всего лишь собранием предметов народного искусства. Ей припомнились страстные, полные огня слова Быстрого Орла, и ее охватила дрожь. Может быть, ее долг перед кайова заключался не только в том, чтобы найти Тайми?

Ей не хотелось, чтобы жизнь кайова менялась или чтобы ее народ затерялся в мире белых. И все же перед ней вставал вопрос: стоит ли приносить в жертву свою любовь к Слейту ради воплощения гордой мечты Быстрого Орла? И возможно ли воплощение этой мечты? Время меняет людей и образ их жизни. Это уже случилось с миром белых, и индейцы тоже постепенно менялись. Может быть, через сотню лет мир будет совсем иным? Способны ли ее скромные усилия повлиять на ход событий?

Очень много необычных мыслей роилось в голове Рейвен. Она никогда прежде не рассматривала вещи под подобным углом зрения. Ее жизнь всегда была упорядочена, спланирована, и Рейвен думала, что и в будущем все будет так, как она привыкла. Но после гибели отца и жениха ее мир рухнул, и с тех пор Рейвен стремилась спасти то немногое, что еще напоминало ей о любимых людях.

Но был ли в этом какой-нибудь смысл? Надо ли бороться, выбиваясь из сил, чтобы поддерживать работу детективного агентства, основанного ее отцом в Чикаго, когда было бы намного удобнее перевести его в Сан-Антонио, где жила Маргарита, а неподалеку находилось ранчо Слейта? Может быть, она совершает ошибку, цепляясь за прошлое и пытаясь сохранить то, что с самого начала в общем-то никогда не принадлежало ей? Может быть, ей следовало уехать со Слейтом и начать с ним новую жизнь на пепелище старой? А что, если ей немного повезет и она сумеет отыскать золотую середину между этими двумя крайностями, сможет объединить старую и новую жизнь?

Пока у Рейвен не было ответов на вопросы, но эти мысли потрясли ее до глубины души. Ей хотелось убежать от них, спрятаться, скрыться. Ее пугала необходимость принятия решения. Но что она могла поделать? Отец учил ее противостоять трудностям, смотреть в глаза правде, какой бы горькой она ни была.

Взглянув на Слейта, она улыбнулась. В начале их знакомства она сопротивлялась своему чувству, пыталась обмануть себя, не замечать того, что их неудержимо влечет друг к другу. Однако, в конце концов, она поняла, что они созданы друг для друга. Но быть может, в жизни существовали более важные обязательства? Быть может, Быстрый Орел был прав, и ей следовало связать свою жизнь именно с ним, чтобы помочь кайова выжить в сложных обстоятельствах? Рейвен коснулась темных волос Слейта, все еще влажных от пота, и грустно улыбнулась, чувствуя, как ее сердце сжимается от боли. Отказаться от любви к Слейту было выше ее сил.

Сегодня, к счастью, еще не требовалось принимать окончательное решение, и Рейвен была рада этому. Пришло время ложиться спать, и она осторожно, стараясь не разбудить Слейта, привстала, чтобы загасить огонь в лампе. И тут боковым зрением Рейвен заметила какое-то движение на спинке кровати у изголовья. Придя в замешательство, она застыла с вытянутой рукой и медленно, не поворачивая головы, перевела взгляд.