Глава 9

На следующее утро Хеллен только и делала, что восхваляла мистера Джона Джорджа Брауна. Он и умный, и добрый, и находчивый, и красивый тоже.

Наверное, подумала Куини, любовь делает ее подругу такой же слепой, каким был вчера мистер Браун без очков, но молча слушала Хеллен, готовя магазин к первому рабочему дню.

— Посмотри, как интересно, — сказала Хеллен, приводя в беспорядок аккуратные стопки тканей и модных журналов, — в моем имени два «л», а у него два имени на одну букву.

Положим, у Гарри в имени два «р», а у нее вообще два разных имени, но Куини не видит в этом ничего особенного. Пора бы ей окончательно становиться Дениз. Теперь Куини больше не существует, она пропала, как леди Шарлотта Эндикотт, погибшая много лет назад.

Пора не думать о лорде Хэркинге. Их совместный вечер закончился, теперь нужно думать об открывшемся магазине. А он, к ее великому огорчению, был совершенно пуст. Куини пыталась утешить себя, что ночные бабочки редко встают до полудня, особенно после бала и последовавших за ним утех. И если они не придут сегодня, возможно, придут завтра. Наследующей неделе выйдет журнал с ее моделями, что может привести клиентов, ведущих иной образ жизни. У нее готовы для показа рисунки новых фасонов и около десятка практически законченных платьев, которые ждут лишь подгонки по фигуре. Она может начать работать над следующими ансамблями, подготовить еще несколько моделей для журнала. Она должна проверить счета, подсчитать, сколько средств уйдет, чтобы заказать ткани у поставщика, и прикинуть, как долго она сможет называться деловой женщиной, если у нее вообще не будет покупателей.

Но все это выглядело настолько устрашающим, что Куини предпочла подумать о лорде Хэркинге. Пока Хеллен щебетала о замечательном мистере Брауне, его планах на будущее, Куини стала вспоминать прошедший вечер, чем, впрочем, занималась всю бессонную ночь.

По пути домой они смеялись над разгромом в отеле. Лорд Хэркинг пошутил, что ему, видимо, придется снять комнату в «Красном и черном», если он будет изгнан из своего номера. Браун пожалел, что никогда больше не сможет там пообедать. Все согласились, что «неловкость» Брауна стоила того, чтобы лишиться десерта от шеф-повара. И никто из них не захотел зайти в какое-нибудь кафе, чтобы продолжить трапезу. Хотя Куини и подумывала, не притвориться ли ей томимой жаждой, поскольку желала продлить вечер.

Кажется, виконт тоже был настроен на это, потому что настойчиво предлагал выгулять собаку.

— Я всегда выпускаю Парфе на задний дворик, — ответила Куини, — а вас ждет карета.

— За все заплачено, и уже слишком темно, чтобы вы гуляли одна. Конечно, двор огорожен, но ведь неизвестно, кто может там прятаться.

Куини предпочла не говорить, что Парфе — отличный охранник. Если лорд Хэркинг сделал вид, что не слышит громкий лай, когда они подошли к входной двери, она тоже не станет заводить об этом речь.

— Кроме того, — продолжил он, кивнув в сторону Хеллен и мистера Брауна, — наши друзья, видимо, хотят побыть наедине, чтобы попрощаться.

Расценив это как намерение виконта отсрочить расставание, Куини провела его через магазин и рабочую комнату. Пока хозяйка отпирала заднюю дверь, Гарри снял с крюка лампу и зажег ее. Он даже пересек маленький двор, желая убедиться, что за единственным деревом не скрывается злоумышленник, как будто Парфе не предупредил бы ее, учуяв незнакомый запах. Куини улыбнулась, но ей была приятна забота, тем более лорда Хэркинга, настоящего джентльмена.

Парфе тоже доказал безупречность своих манер, спрятавшись за куст и оставив тем самым пару наедине.

— Вам не холодно? — Виконт собирался предложить ей свое пальто.

Но Куини уже была в теплой шерстяной накидке, защищающей от холодного сырого ветра.

— Спасибо, все хорошо. Да и Парфе не гуляет подолгу, если только мы не идем в парк. Он тоже любит комфорт.

Как бы подтверждая слова хозяйки, пес сразу подбежал к ней и завилял хвостом.

— Ты скучал по мне, дорогой? — по-французски спросила она.

— Вы не француженка, я прав?

— Да, — честно ответила Куини. — Француз у нас Парфе. Но я довольно много времени провела в Париже. Редакторы модных журналов и большинство англичанок считают, что лучшие фасоны приходят из Франции, и я не буду их разубеждать.

Куини не упомянула про месье Лекарта, а лорд Хэркинг, слава Богу, не спросил о нем.

Лорд Хэркинг с извинениями проводил ее обратно в дом. Хеллен и Браун отскочили друг от друга, после чего молодой человек вышел к дожидавшейся карете, а Хеллен отправилась наверх, где должна была переночевать.

Гарри и Куини стояли молча. Им нечего было сказать; вечер закончился, их временное соглашение тоже.

Куини в глубине души надеялась, что он снова ее поцелует, но Гарри знал, что не должен этого делать. Наконец она протянула ему руку.

Он пожал ее, затем покраснел оттого, что ведет себя как деревенский олух, а не как воспитанный джентльмен, и поднес руку к губам.

— Я…

— И я тоже, — Куини высвободила руку.

Что бы он ни собирался ей сказать или предложить, она не хотела ничего слышать.

— Тогда спокойной ночи, мадам Дениз Лекарт, и спасибо.

— Адью, лорд Хэркинг, и мерси.

— До свидания.

Как нелепо сейчас, при свете дня сожалеть, что они могут уже никогда не встретиться. Такие безрадостные мысли больше подходят для одинокой ночи под одеялом. Куини помнила, как ей хотелось, чтобы герой-солдат, ее отец, чудом оставшись в живых, вернулся с войны. Он бы любил ее и никогда бы не покинул. Затем она горевала, когда ее желания не сбывались.

Глупая девчонка. У нее вообще не было отца.

Как не было никакого будущего с лордом Хэркингом, так что лучше действительно не видеть его. Тогда не придется испытать разочарование. Ничего хорошего из этого знакомства не может получиться. Ничего путного.

Кроме дружбы. У Куини до сих пор не было друга-мужчины, и она никогда не верила, что такое возможно. Его сиятельство в любой момент может захотеть большего, чем дружба… или же она сама захочет большего. Поэтому лучше разочарование сейчас, чем отчаяние потом.

С другой стороны, она должна виконту деньги. Обед — это его приглашение, но бал — только сделка. Хотя цена входного билета незначительна, особенно для джентльмена его положения, но для Куини существенное значение имела гордость. Она не любила чувствовать себя кому-либо обязанной, тем более мужчине, тем более аристократу.

Отвезти деньги в отель — это все равно что предложить ему свое тело. Если отправить их с посыльным, он может подумать, что она хочет продлить знакомство, так как он будет вынужден поблагодарить ее. Или даже это оскорбит его, поскольку светские люди редко говорят о деньгах, к тому же сумма довольно ничтожна, по его меркам.

Пока она решала, что делать и стоит ли делать вообще, лорд Хэркинг сам открыл дверь магазина, о чем возвестил колокольчик.

Гарри тоже почти не спал в эту ночь. Высадив Брауна у клуба, он сразу поехал к Рашель Пуатье. В борделе в тот час должна была идти оживленная работа после вечерней попойки на балу. Рашель наверняка там присутствовала, встречая новых клиентов.

Гарри не хотелось этим заниматься, но чем быстрее он найдет своего зятя или бриллианты, тем скорее сможет вернуться домой к спокойной, приличной загородной жизни. Только вот беда, с каждым днем его пребывания в Лондоне эта жизнь начинала казаться ему ограниченной, размеренной и слишком монотонной. Конечно, она имела смысл и была достойна уважения, но теперь он уже не чувствовал прежнего удовлетворения.

Нет, Гарри не собирался утолять плотские желания с брошенной любовницей Джека Эндикотта или с кем-то из ее скудно одетых девушек. Они выглядели усталыми, потрепанными. Некоторые были слишком юными, напоминая Хеллен, некоторые слишком старыми, походившими на его экономку.

Сама мадемуазель Пуатье была красивой женщиной, высокой, соблазнительной, с рыжими волосами, которые заставляли мужчин думать об огне и страсти. А Гарри думал о лисе, подкрадывающейся к замершему кролику. Жадный блеск, вспыхнувший в ее глазах, когда она увидела хорошо одетого джентльмена и услышала его титул, тут же погасил бы любое восхищение, если бы Гарри испытал его. Да и французский у нее был настолько ужасен, что ограничивался немногочисленными oui mais и non.

Рашель, конечно, заметила, что гость пришел не за этим. Но когда тот отверг двух самых любимых ее девиц, а затем пренебрег ее собственной благосклонностью, даром, который предлагался только самым избранным клиентам, Рашель это сильно рассердило. Она туг же забыла и свой французский, и светские манеры.

— Чего ж ты явился сюда, приятель, раз такой чванливый?

— Па самом деле я ищу мужчину.

Она ударила его по щеке.

— Здесь не то место, парень, я содержу приличный бордель. Иди-ка ты отсюда со своими извращенными привычками… О, это мне?

Гарри полез в карман за кошельком, но по ошибке достал бархатный футляр ювелира. Сначала он даже подумал, не предложить ли ей сапфировую подвеску в обмен на информацию. Нет, у мадам зеленые глаза, дурные зеленые глаза, да и щека у него все еще горит. Он протянул ей монету.

— Этот человек — мой зять, у меня для него сообщение, вот и все. Сэр Джон Мартин. Я слышал, он постоянный клиент вашего… э… заведения.

Монета исчезла в вырезе платья мадам.

— Он был тут раза два на прошлой неделе, однако не заплатил, и я вышвырнула его. Он говорил, что скоро разбогатеет, но я не получила от его богатства ни фартинга. Твоя монета не покроет его счет.

Гарри протянул ей вторую, держа наготове третью.

— Адрес, где он может сейчас быть.

Рашель смотрела на монету, как тонущий на уплывающее бревно, и все же покачала головой.

— Мошенник не сказал, где его можно найти, к моему глубокому сожалению, иначе бы я вытрясла из него свои деньги.

Тем не менее Гарри кинул ей третью монету.

— Это на тот случай, если вы услышите о нем или встретите на улице. Я остановился в «Гранд-отеле» и заплачу больше, если вы поможете найти его.

Теперь Гарри мог исключить самые дорогие бордели, раз его зять был не в состоянии заплатить Рашель Пуатье. Очевидно, Мартин еще не продал бриллианты Хэркинга, если он еще в Лондоне и без денег. Вероятно, в приличных магазинах знают фамильные драгоценности или требуют их проверки на Боу-стрит. Когда Гарри обходил ювелиров, он выяснил, что камни можно вынуть из оправы и разрезать, но для этого требуются специалист и большие затраты. А ничтожество Мартин слишком глуп, чтобы заниматься такими трудными вещами. Если б он стащил в Хэркинг-Холле пару серебряных канделябров, никто бы никогда не узнал, откуда они, любой ломбард дал бы ему наличные деньги, а Гарри не пришлось бы спускаться на дно английского общества.

Но сегодня ночью он не будет забрасывать удочку, он будет вспоминать мадам Лекарт с ее почти невинным поцелуем. Гарри вернулся в отель, надеясь увидеть приятные сны, однако ему не спалось. Он беспокойно ворочался, но вместо того, чтобы думать, как отыскать зятя среди дешевых притонов Лондона, он мечтал о встрече с Дениз.

Он знал, что не должен этого делать. Она поставила условием только один вечер и ясно дала понять, что ее не интересуют недозволенные связи. Гарри тоже не собирался заводить интрижку с портнихой, он лишь хотел еще немного побыть в ее обществе, разгадать загадку этой женщины. Если бы он выяснил, кто она, почему и как стала тем, кем была, то полностью бы удовлетворил свое любопытство.

Джентльмен часто посылает цветы леди, которую сопровождал предыдущим вечером. Но ведь киприйский бал — это не светский прием, а мадам Лекарт, кем бы она ни была, все же не леди.

Хотя она может тоже любить цветы. Вчера у нее были в волосах незабудки. Кроме того, если он сам вручит ей букет, это будет отличным поводом увидеть ее снова. Нет, тогда он будет похож на поклонника. Записка с приглашением Дениз в парк? Слишком рискованно. Она может отказаться. Прогулка по окрестностям, случайно приведшая к ее магазину? Слишком очевидно.

Это должны быть цветы… или сапфировая подвеска.

Она дала ему пощечину.

Черт возьми, неужели его щеки недостаточно румяны или настолько безобразны, что каждой женщине хочется ударить по ним?

Радость от встречи с ним померкла, когда она увидела бархатный футляр, который он ей протянул.

— Вы не понимаете.

— Я прекрасно все понимаю, лорд Хэркинг. — Она произнесла его имя как ругательство, напоминая им обоим о разнице их положений. — Богатый джентльмен приносит беззащитной незамужней женщине дорогой подарок. Что здесь непонятного?

— Я не хотел вас оскорбить, и это… подарок для моей сестры. У нее не так много драгоценностей. Я надеялся, вы мне поможете подобрать подходящий веер, шаль или платье. — Открыв футляр, он показал ей изящную сапфировую подвеску на золотой цепочке.

— О!

Затем Гарри протянул букетик ранних фиалок.

— Примите в знак благодарности за проведенный нами вечер. Полагаю, ничего обидного в этом вы не усмотрите? — спросил он, на всякий случай отступив.

Куини прижала цветы к лицу. Ей очень хотелось, чтобы они стали кустом, за которым можно спрятаться.

— Прошу меня извинить. Цветы чудесные, очень любезно с вашей стороны. Простите меня, пожалуйста.

— Тут нечего прощать. — Черт, это полностью его вина, она, должно быть, устала от приставаний. Слава Богу, она еще не проткнула ему нос иглой. — Так вы поможете мне?

— В чем?

— Подыскать что-нибудь для моей сестры.

— Ах да, конечно. У меня есть подходящая ткань, если ваша сестра любит синий цвет. Я полагаю, иначе бы вы не купили сапфиры. Вы подождете?

— Разумеется. Оливия будет в восторге, когда получит одно из ваших платьев на зависть всем соседям. К несчастью, я не знаю ее размеров.

— Я могу приложить копию французского журнала мод, где напечатаны мои фасоны. Возможно, ее портниха возьмет что-нибудь оттуда.

— Наша библиотека получает лишь пару модных журналов из Лондона, да и то с опозданием. Поэтому Оливия будет вдвойне благодарна, если вы приложите копию.

— С удовольствием это сделаю, тем более что мы еще не рассчитались с вами за посещение бала.

— Какие-то несколько шиллингов? Вы десятикратно недооцениваете свои достоинства. Оливия заплатила бы намного дороже только за один из ваших эскизов, особенно когда я скажу, какой знаменитой вы вскоре станете. Я хочу заплатить настоящую цену за ткань и журнал.

— Поскольку вы мой первый клиент, то для вас особая цена, — твердо сказала Куини. Тогда они будут квиты.

Но Гарри был слишком занят другим: он с восхищением смотрел на Дениз. В черном дневном платье, более простом, чем ее вечерний туалет, она выглядела не менее элегантной и совершенной. Голубые ленты, струившиеся от высокой талии, такая же лента, вплетенная в черные волосы, делали ее похожей на свежие весенние фиалки, которые она все еще держала в руке. Гарри заставил себя оглядеть магазин, совершенно безлюдный, и нахмурился.

— Пока еще рано, — сказала Куини.

Достав карманные часы, он взглянул на них. Одиннадцать часов. Не так уж рано по сельским меркам.

— Я забыл. Столичные леди всегда наносят утренние визиты ближе к вечеру.

Куини старалась не показать своего беспокойства.

— Тогда принесу ткань для вашей сестры. — Она взяла подвеску, чтобы подобрать нужный цвет, и отдала ему фиалки. — Пожалуйста, найдите им место.

Когда она вышла, Гарри посмотрел вокруг в поисках подходящей вазы. На прилавке стояли стаканы и графин, однако в нем оказалось нечто вроде миндального ликера. Он медленно обошел демонстрационный зал, любуясь туалетами и представляя в каждом из них мадам Лекарт. Наконец он вложил фиалки в руку манекена и поклонился:

— Для моей дамы.

Парфе чихнул.

По пути в мастерскую Куини позвала Хеллен, крикнув ей:

— Быстро оденься и принеси чай. Пришел лорд Хэркинг, чтобы купить ткань для сестры.

— Очень сомневаюсь, что у него есть сестра.

Но Куини проигнорировала замечание подруги. Разумеется, у виконта есть сестра. Ведь он искал своего зятя, разве не так? В мастерской она снова открыла футляр и с восхищением посмотрела на сапфировую подвеску. Интересно, глаза у Оливии тоже синие? В любом случае ей повезло, что у нее такой заботливый брат. А она выставила себя полной дурой, решив, что виконт принес эту подвеску для нее. Куини покраснела. Самодовольная, грубая идиотка. Господи, должно быть, он принял ее за самую тщеславную из женщин, которая считает, что каждый мужчина жаждет ее. Да, не каждый, но многие. Но только не лорд Хэркинг.

Несмотря на разочарование, Куини прекратила бесполезные размышления и стала искать нужный оттенок синего шелка, подходящий к цвету драгоценных камней. Любая женщина почувствует себя красавицей в платье из этой ткани. Она даже оставила отрез для собственного платья, которое надеялась сшить только после того, как она учредит свою марку одежды в черном цвете.

Куини аккуратно отрезала ткань, прибавив лишний ярд, поскольку не знала, не окажется ли Оливия столь же внушительного телосложения, как и брат. Потом тщательно завернула ткань вместе с модным журналом в серебряную оберточную бумагу и перевязала серебряной лентой с черной шелковой розой на узле. Положив сверху футляр ювелира, Куини вернулась в шумный, заполненный народом демонстрационный зал.

Там, похоже, собралась половина женщин, бывших прошлым вечером в дамской комнате. Они восхищались незаконченными платьями, рассматривали ее эскизы, щупали образцы тканей и гладили ее собаку.

Ибо не имели возможности погладить лорда Хэркинга.

Он был слишком занят, выполняя обязанности продавца.