Глава 12
Конечно, опера закончилась убийством и трагедией, а финальные арии были достаточно продолжительными, чтобы тронуть самого искушенного зрителя. Из оркестровой ямы грянул раскат грома, за декорацией сверкнула молния. Слез было пролито столько, что их хватило бы загасить любое пламя, которое могло разгореться от удивительных сценических эффектов.
Конечно, победили боги. Судьба простого смертного, невзирая на его прекрасный голос и постоянство его любви, была предрешена. Самой пострадавшей оказалась, естественно, женщина, которая так неразумно полюбила смертного и полагала, что может изменить судьбу, но в итоге потеряла все, что ей было дорого.
Куини плакала, и отнюдь не столь изысканно, как леди. Она всхлипывала и стонала от горя.
Черт возьми, думал Гарри, ничего ему не удается сделать правильно. Он хотел подарить ей вечер радости, а вместо этого принес ей печаль и нежелательное внимание театральной публики. С другой стороны, теперь он мог не беспокоиться, ведя мадам Лекарт к выходу сквозь толпу потенциальных обожателей. Теперь она уже не красавица, производящая фурор, а только заплаканная женщина с покрасневшими глазами и покрытым неровными пятнами лицом. К несчастью, Гарри заметил, как соблазнительно поднимается и опускается ее восхитительная грудь, но утешил себя тем, что ни один мужчина не захочет иметь в постели лейку вместо грелки.
Конечно, Гарри не был любым мужчиной. Неограненный бриллиант подходил ему больше, чем недосягаемый холодный камень. Сейчас ему хотелось держать ее в объятиях, утешать, целовать влажные щеки, темные ресницы и лебединую шею. А поскольку на глазах у половины английской элиты Гарри не мог этого сделать, он лишь протянул ей носовой платок, ибо слезы явно не желали останавливаться.
— Полагаю, нам следует дождаться, пока не опустеют коридоры, — предложил он, когда Хеллен и Браун начали подниматься. — На лестницах не будет такой давки, а карете все равно потребуется время, чтобы подъехать ко входу.
Куини благодарно согласилась, зная, что бедный Гарри пришел в ужас от спектакля, который она устроила. Конечно, он опасается, как бы его друзья не увидели ее в таком виде, когда она похожа на мокрую кошку или невежественную глупую девушку из глухой деревни, не умеющую отличить сказку от реальности. Кроме того, ей самой не хотелось, чтобы он счел ее переутомленной эмоциональной женщиной, склонной к унынию, фантазиям и публичным сценам. Так она могла потерять его дружбу… как морская нимфа потеряла все, чем дорожила.
А вдруг она, плача, размазала черную краску, покрывавшую ее светлые ресницы? Тогда Гарри узнает, что она фальшивка, жалкая лгунья. Куини передвинулась в тень ложи, закрыв лицо платком Гарри, и опять всхлипнула.
Хеллен и Браун тоже скрывались в тени, но совсем не для того, чтобы всхлипывать. Гарри повернулся к ним спиной, беспомощно глядя в зал. Он притворялся, что изучает выходящую толпу, когда увидел некоего подонка, запустившего лапу в декольте рыжей шлюхи.
— Черт побери, это мой зять! — крикнул он, привлекая внимание тех, кто еще не заметил явно убитую горем женщину и двух влюбленных идиотов в его ложе.
Куини перестала всхлипывать, Хеллен и Браун перестали обниматься. И все подошли к бортику, чтобы оглядеть партер.
— Где? Который?
— Ублюдок с плешью на макушке, которую я прежде не замечал, в десятом ряду за креслами. Проклятие, он хочет уйти с рыжей девкой. Бог знает, где он такую взял…
И тогда джентльмен, всю сознательную жизнь избегавший скандалов, не любивший устраивать представления, много лет известный как степенный человек, теперь крикнул через весь зал:
— Сэр Джон Мартин, ты подонок! Верни мои бриллианты!
Взгляды зрителей, еще не успевших покинуть зал, обратились к Гарри. Величественная престарелая дама в соседней ложе стала нервно обмахиваться веером, но уходить не собиралась. Никто, похоже, не двинулся с места, кроме сэра Джона Мартина. Тот оглядел ярусы, заслонив рукой глаза от света, оценил, видимо, по росту, размер своего возмездия, посмотрел на шлюху, затем на выход. Достаточно ли высоко Гарри? Решив, что нет, Мартин побежал.
— Черт возьми, он собирается удрать!
Cherie тяжело дышала у него за спиной, его фамильные драгоценности бежали к выходу, а он не успевал спуститься по лестнице. Проклятие, тогда он прыгнет с балкона!
Гарри залез на перила. Хеллен взвизгнула. Браун и Куини схватили его за фалды фрака.
— Вы разобьетесь! — закричал Браун.
— Даже не пытайтесь, милорд! Это слишком опасно. — Куини снова заплакала. — Никакие драгоценности не стоят вашей жизни!
Престарелая дама упала в обморок, как и половина юных мисс в ложе напротив. Другая половина оглушительно завизжала, будто они увидели мышь или сумасшедшего. Джентльмены заключали пари, сумеет ли Гарри достичь партера целым и невредимым. Оркестр заиграл вальс «Осенний листопад», а директор вскочил на сцену и начал призывать к спокойствию:
— Без паники, леди и джентльмены! Все будет хорошо.
Естественно, каждый запаниковал. Сидевшие на дешевых местах бросились к дверям, чтобы их не раздавил сумасшедший, решивший, что умеет летать. Кто знает, что еще придет в голову этому свихнувшемуся аристократу. Публика забила проходы между рядами, так что Мартин уже не мог выбраться на улицу.
Гарри заметил это, когда стягивал перчатки. Возможно, перепрыгивать с перил на перила, как обезьяна, тем более в вечерних туфлях и узком фраке, не слишком хорошая мысль. Но позволить Мартину сбежать было бы еще хуже.
— Я иду, мошенник! — крикнул он.
Вырвавшись из рук друзей, Гарри бросился к выходу из ложи, отодвинув в сторону Хеллен и чуть не сбив с ног слугу, который ждал распоряжения вызвать карету.
— За ним! — приказала Куини.
Слуга и Браун посмотрели на нее так, будто слабоумие заразительно. Слугу обучали быть полезным, а не геройствовать. Брауна воспитывали защищать женщин, порученных его заботе.
— Вперед!
Куини схватила Хеллен за руку и потащила ее из ложи мимо защитника и остолбеневшего слуги. Коридор был почти безлюден, поскольку те, кто еще не ушел, вернулись в свои ложи, чтобы досмотреть спектакль. Куини видела, что Гарри бежит по коридору к лестнице, крича встречным, чтобы освободили дорогу.
Она побежала следом, Хеллен — за ней, а за ними Браун со слугой. На лестнице царила паника, все хотели знать, что случилось и где. Оставаться на месте или бежать? Если бежать, то куда, наверх или вниз? Старшие завсегдатаи оперы были в ярости, что приличный вечер испорчен свихнувшимся деревенщиной-виконтом. Более молодые вообще не понимали, что происходит. Один древний баронет отражал невидимого врага тростью, к ужасу находившихся рядом. Другой старец хватался за сердце, ибо жена била его веером за то, что он лишил ее самого интересного за целый вечер. Завтра этот прыжок станет самым лакомым блюдом в свете, а она застряла на лестнице! Бесцеремонно растолкав стоящих вокруг, она присоединилась к Куини и ее спутникам.
Этажом ниже Куини смогла определить, где пробегал Гарри, по оживленным разговорам в толпе и дамам, прижимавшимся к своим кавалерам от страха или потому, что теперь они могли делать это, не опасаясь выговора мамаш.
В вестибюле собралась толпа, но и зрительный зал был тоже наполовину полон. Возникали драки между теми, кого толкнули, и теми, кто ответил. Меломаны в партере не принадлежали к изысканному обществу и были не склонны любезно принимать удары, брань или резкие замечания. Группы делающих ставки еще больше затрудняли путь к выходу.
Рост мешал Куини увидеть Гарри, поэтому она встала на свободное кресло.
— Он там!
Показав рукой направо, она спустилась на пол и снова начала прокладывать себе дорогу, извиняясь, прося разрешения пройти или же просто отталкивая, как делали остальные.
Гарри перепрыгивал через кресла, иногда через сидящих в них, чтобы избежать забитых проходов между рядами. Куини не видела бегущего Мартина, но сомневалась, что он сумеет ускользнуть. Гарри все равно бы нагнал его, даже если бы тот решил покинуть здание. Она пыталась не выпускать Гарри из виду, но тот часто наклонялся, чтобы отбросить воинственных пьяниц, которые опорожнили свои фляжки еще перед вторым актом. Дважды он пускал в ход кулаки, делая упреждающий удар. Один раз группа молодых людей, студентов, подняла Гарри на руки и стала передавать его вперед над головами, вызывающе громко смеясь. Кто-то зааплодировал. Женщины лишались чувств.
Но Куини была слишком занята, чтобы падать в обморок. Сердце у нее бешено стучало, во рту пересохло, она даже не в состоянии была призвать всех к благоразумию, пока Гарри не убили или не арестовали. Более того, он совсем один! Нужно догнать его, помочь, защитить. А потом она убьет его собственными руками.
Куини успела где-то расцарапать кожу и потерять шаль, не говоря уже о достоинстве и самообладании. С чего этот гнилозубый придурок решил, что может ущипнуть ее за ягодицы? Она взмахнула ридикюлем, и у похотливца стало на один гнилой зуб меньше.
Хеллен и Браун отстали от нее рядов на десять, она слышала, как подруга кричала, что порвалось ее ожерелье. Группа солдат с подружками бросилась ей на помощь и начала собирать жемчужины, прикарманив несколько штук.
Теперь, когда стало посвободнее, Куини увидела Мартина, который застрял в толпе перед выходом и не мог выбраться из ловушки. А Гарри был уже совсем близко.
Мартин испуганно огляделся. Никто не спешил ему на помощь. Когда толпа поняла, что гонятся именно за ним, она даже отступила, пропуская лорда Хэркинга. Тот прыгнул на низенького, легкого, но отчаянного баронета. Мартин ударил его ногой, и Гарри скатился, держа в руке все, что осталось от фамильных бриллиантов — оправу ожерелья, — впрочем, к полнейшему удовольствию зрителей. Им больше не угрожала опасность, и все они горели желанием развлечься.
Гарри вскочил на ноги. Он слегка покачивался, тихо ругался, но, сжав большие умелые руки в кулаки, двинулся на своего лживого вороватого зятя.
У Мартина вместо кулаков была прогулочная трость, которой он стал молотить родственника по голове и плечам, увертываясь и неуклюже подпрыгивая.
— Я могу объяснить. Я лишь одолжил бриллианты.
Удар в лицо.
— И моих лошадей. — Гарри снова ударил его. У Мартина пошла из носа кровь. — Верни их и убирайся из Англии, понял меня?
Но Мартин понял, что у него сломан нос, и опасался за остальные кости своего тела. Перед ним был уже не добродушный, веселый Гарри, которого он знал и презирал, не глуповатый фермер, довольный кормовой свеклой. Сейчас Гарри был сама ярость, и, похоже, он останется доволен, если отведает только печень и почки Мартина на завтрак. Но Мартину нечего терять, кроме тюрьмы или виселицы.
Он повернул набалдашник трости, обнажив шпагу, спрятанную внутри. Потом сделал выпад. Острие разрезало левый рукав Гарри вместе с рукой.
Толпа охнула. Это уже не шутка и даже не честный поединок. К Мартину потянулись руки, но получили в ответ царапины и кровь. Волосы упади ему на лицо, прилипая к потному лбу. Он кружил на месте, будто загнанная в угол крыса. Гарри обернул правую руку испорченным фраком.
— Моя сестра наконец избавится от твоей грязи, — сквозь зубы процедил он. — Потому что будет вдовой.
Держа перед собой защищенную руку, Гарри бросился на Мартина. Кто-то вскрикнул, может, Куини. Шпага отлетела, но ее выпустил сам баронет. Гарри с такой силой ударил зятя, что ублюдок, проехавшись по скользкому полу, откатился под ноги стоящих рядом зрителей. Гарри тоже упал.
Несколько рук помогли ему подняться. Он тряхнул разбитой головой, стараясь прояснить ее, потом увидел зятя, ползущего между ног, под юбками к выходу.
Он должен его остановить. Но тут в его объятия бросилась женщина.
— Cherie? — только успел спросить он, снова падая. Она плакала, показывая ему на окровавленную руку, порезы на голове, синяки на лице.
— Пожалуйста, Гарри, не преследуйте его.
Он бы не смог, если б даже захотел. Ноги стали ватными, онемевшая левая рука не могла погладить дрожащую спину любимой девушки. Кроме того, зрители окружили их тесным кольцом, предлагая свою помощь, ободряя, поздравляя. Вскоре раздались свистки, предупреждавшие, что приближается стража, шериф или люди с Боу-стрит.
Помощники бросились врассыпную в открытые теперь двери. Осталось всего несколько человек, один из которых держал слуховую трубку, словно готов был защищать оперу своим рожком. Подбежали Хеллен и Браун, из-под скамьи, которую выбрал в качестве убежища, вылез слуга.
Гарри посмотрел на мадам Лекарт, сидевшую у него на коленях. Он не видел ее глаз, потому что она прижалась лицом к его груди, но он гладил ее по щеке, не замечая, что оставляет на ней кровавые следы. Потом нежно поцеловал ее в лоб.
— Видите? Как я и обещал. Спокойный вечер. Без поводов для волнений. Ни скандалов, ни оскорблений, только хорошо провели время.
— О, Гарри…
Он снова поцеловал ее.
— Наконец-то вы произнесли мое имя.
Они решили, что Гарри лучше отправиться в магазин мадам Лекарт.
— Зачем искать хирурга в ночное время, если рядом со мной лучшая швея Лондона? Вы же можете это заштопать, правда?
Рукав — возможно, но не тело Гарри! Ей захотелось быть одной из тех женщин, которые носят с собой нюхательную соль вместо штопальной иглы.
— Кроме того, сейчас хирург наверняка уже пьян, — сказал Гарри, когда они помогли ему сесть в карету.
А еще Куини тоже очень хотелось быть пьяной.
— И я сомневаюсь, что мой вид сделает меня в отеле желанным гостем. — Он решил не упоминать о неприглядном виде спутников. К счастью, тусклый свет каретного фонаря скрывал от него худшее. — Думаю, меня утром выкинули бы на улицу вместе с багажом.
— По крайней мере, из оперы вас уже не выкинут, — осторожно заметил Браун, пытаясь выпрямить разбитые очки. — Администратор не говорил, чтобы вы больше не приходили.
— Я предложил ему компенсацию за ущерб. Тем не менее, он выразил надежду, что я немедленно уйду и не стану торопиться с возвращением. — Гарри покачал головой и застонал. Не только от боли. — Киприйский бал, опера… Меня вполне могут изгнать из Лондона.
— Я бы сказала, что сегодня вы приложили для этого много усилий, — грустно заметила Куини, и все четверо вздохнули.
Их встретил Парфе, а не Чарли.
— Проверь кассу, — сказала Хеллен. — Держу пари, этот грязный пройдоха украл твои деньги, а потом сбежал в благодарность за твою доброту. — Когда подруга зажгла лампы, то, оглядевшись, прибавила: — Я только удивляюсь, как он еще не привел в дом своих приятелей-воров, чтобы они стащили все, что можно, включая собаку и ножницы.
— Чарли не преступник.
Тем не менее, Куини отправилась проверять. Мальчик спал под рабочим столом, завернувшись в мягкое одеяло, на новом матрасе, купленном ему хозяйкой. Он выглядел согретым, невинным и довольным, рядом стояла пустая тарелка. Куини позавидовала ему. Сейчас ей больше всего хотелось лечь в собственную уютную постель, где, если повезет, ей не приснится Гарри, стоящий перед негодяем со шпагой.
Когда она вернулась в демонстрационный зал, чтобы проводить гостей наверх, в жилые комнаты, Хеллен еще продолжала возмущаться.
Куини попыталась успокоить подругу, стараясь не смотреть, как Браун со слугой помогают Гарри подняться по узкой лестнице, но Хеллен была сильно раздражена. Еще бы, ее красивое платье испачкано кровью, жемчуга матери лежали порванные в сумочке, ожерелье стало короче, а она лишилась обещанного ужина в «Кларендоне», лучшем столичном отеле. К тому же она ни слова не поняла в немецкой опере. А также почему морская нимфа выбрала смертного мужчину. Всем известно, что у богов и власть, и деньги. Тупая гусыня заслужила смерть. Жаль, что ей потребовалось на это так много времени, иначе бы они уехали раньше, чем Гарри обнаружил своего зятя.
Но было еще одно, чего Хеллен не понимала. Она думала, что джентльмены должны вести себя как… джентльмены, а не как бандиты и хулиганы. Она всю жизнь считала аристократов лучше обыкновенных людей. А если они не лучше, тогда почему так богаты, так влиятельны, так высокомерны? Никто не мог ей этого объяснить, и меньше всего Гарри.
Он снова извинился, хотя и не сообщил Хеллен истинную причину своей несдержанности, если таковая существовала. Видимо, удовлетворившись его извинением, Хеллен села с Брауном в сторонке, чтобы он помог ей нанизать жемчужины. Куини позавидовала и подруге. Не из-за Брауна или жемчуга. Хеллен могла волноваться из-за подобных мелочей, а ей предстояло причинить Гарри боль.
Пока она доставала полотенца, тазик для воды и дополнительные свечи, гоня мысли о предстоящей работе, Куини пообещала подруге, что исправит ее платье.
— Если мы не сможем вывести пятна, мы его покрасим. Или вышьем на пятнах бабочек, в крайнем случае — нарисуем цветы. Один из французских кутюрье разрисовывал свои модели так, что не было и двух похожих. Они стоили дороже новой кареты.
— Правда?
Куини подумала, что смогла бы заработать больше денег, и не придумывая столько фасонов платьев, которые теперь вряд ли кто купит. Она бы лучше рисовала стрекоз на платьях, чем зашивала руку Гарри.
Выходя из маленькой гостиной наверху, Куини сказала ему, что ей нужно собрать необходимые принадлежности. Хотя ей нужно было собраться с мыслями, успокоиться, чтобы перестали дрожать руки. Она быстро умылась, подкрасила ресницы. Но забыла нарисовать родинку.
Гарри подумал, что она все равно прекрасна. Конечно, за время, пока ее не было, он успел прикончить весь джин кучера из фляжки, но без джина он посчитал бы так же.
Куини позавидовала и Гарри.
