Глава 19

— Да, милорд. Это точно был Дэниел Натли, — сказал мистер Макэллиот, сыщик с Боу-стрит, нанятый Мейсоном. Он снял шляпу и по приглашению Мейсона сел. — Я убедился в этом всего час назад. В Лондоне не найдется сыщика, который бы не радовался его смерти, — мерзавец до мозга костей.

— Но вопрос все равно остается открытым, — сказал Мейсон. — Почему он преследовал Райли?

Макэллиот потер заросший щетиной подбородок.

— Должно быть, из-за денег, милорд. Натли бы и пальцем не шевельнул, если бы ему не заплатили. — Макэллиот вытер лоб платком сомнительной чистоты. — Говорят, он потребовал с родной матери фартинг за те неудобства, которые она ему причинила, рожая его.

— Значит, вы уверены, что ему заплатили?

— Да, очевидно. Натли был известен тем, что не задавал вопросов, когда джентльмены поручали ему грязные дела. В «Железной свинье» слышали, как он хвастался, будто один джентльмен, которому грозила долговая яма, должен ему много денег за важную работу, которую он делал для него в прошлом году. Грозился, что познакомит этого типа с Ломалой, потому что тот вроде не собирается платить. Я полагаю, что этой работой и была ваша мисс.

— Ломала? — удивился Мейсон.

Макэллиот усмехнулся.

— Да, Ломала. — Он поднял правую руку. — Так он называл свою руку, которой мог сломать человеку шею. Фирменный знак, так сказать.

Мейсон содрогнулся, похолодев от воспоминания о том, как, вбежав в комнату Райли, он увидел руку Натли, душившую ее. Если бы не Беа… если бы он опоздал на несколько минут…

— Мы должны узнать, кто нанял Натли, — сказал он.

Макэллиот был с ним согласен.

— Натли не из тех, кто называет имена, вот почему у него всегда была работа. Строгое соблюдение тайны — единственное, в чем он был честен.

— Судя по тому, что мы не слышали, чтобы кому-то из джентльменов свернули шею, — сказал Мейсон, — Натли еще рассчитывал получить свои деньги.

— Поэтому он и выполнял заказ, — подтвердил Макэллиот. — Иначе он не пытался бы убить вашу мисс, если бы не думал, что ему заплатят.

— Ах да. День поработал, за день получил, — заметил Мейсон.

— Таков был Натли, — сказал сыщик.

— Так что тот, кто хотел убить Райли, все еще где-то здесь.

— Должно быть. Хотя странно, у Натли был целый год, чтобы убить ее, но вы сказали, что, пока она не переехала к вам, были только неприятности, чтобы заставить ее отказаться от театра и уехать из Англии.

— Да, — подтвердил Мейсон.

— Так, — продолжал строить предположения Макэллиот. — Почему ее переезд в ваш дом заставил Натли действовать? Почему потребовалось так срочно убить ее?

Они молча сидели, погруженные каждый в свои мысли. Наконец Макэллиот заговорил:

— Ясно одно, смерть Натли не остановит этого типа. Как мне подсказывает мой опыт, его действия станут более непредсказуемыми. Ваша мисс по-прежнему в опасности.

Мейсон вскочил. Схватив колокольчик, он вызвал Бел-тона. Когда появился дворецкий, Мейсон спросил:

— Белтон, где мисс Райли?

— Она еще не вернулась от леди Марлоу, милорд, — ответил Белтон.

Мейсон взглянул на Макэллиота.

— Она думает, что ей ничто не грозит. Я должен предупредить ее и привезти сюда.

— Это не очень удачная мысль, милорд, — сказал сыщик.

— Вы правы, — согласился Мейсон. — Я отошлю ее подальше отсюда.

На этот раз Райли не ускользнуть из-под его опеки. Он встал и протянул руку сыщику:

— Извините меня. Я должен спасать леди.

— Где эта женщина? — повторила Райли. — Вот эта, что на портрете?

— Так вы помните ее, — ответила графиня. — Помните мою дочь?

Ее дочь? У Райли сжалось горло. Если Элиза — дочь графини, то тогда Райли… Комната поплыла перед ее глазами, и она, чтобы не упасть, ухватилась за спинку ближайшего стула. Графиня бросилась к ней.

— Вам тяжело пережить это, понимаю. Я сама еле держалась на ногах вчера после нашей встречи.

— О чем вы говорите? — с трудом спросила Райли, все еще не желая поверить в происходящее.

— Ивертон оказался прав: у вас ее осанка, ее манеры, ее глаза, — сказала графиня.

Райли покачала головой:

— Не знаю, о чем вы толкуете, миледи.

— Не надо притворяться передо мной, девочка. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Неужели так трудно признаться, что вы — моя внучка?

Райли продолжала трясти головой:

— Почему вы так уверены?

— Я и не поверила, когда герцог приехал ко мне на прошлой неделе и рассказал о вас.

— Герцог? Какое отношение он имеет ко всему этому?

— Если кто-нибудь и мог узнать ребенка Элизы, так только он. Вероятно, даже лучше, чем своего собственного. — Графиня замолчала и посмотрела на портрет дочери. — Он очень любил ее. Я не понимала, как сильно, пока Элиза не уехала. Он бы защитил ее… и вас, если бы только я не была так упряма. — Графиня усмехнулась. — Фамильная черта Фонтейнов, видимо, присуща всем нам троим.

— Фонтейн? — прошептала Райли, и дрожь пробежала по ее телу.

— Да, это моя девичья фамилия. Элиза взяла ее, приехав во Францию. Поэтому я в конце концов и нашла ее.

— Вы прислали письмо, — сказала Райли. В ее памяти возник ливрейный слуга с письмом в руке. Она посмотрела на портрет маркиза — на заднем плане слуга держал лошадь, слуга в такой же ливрее. — Вы прислали деньги и карету, чтобы она вернулась сюда.

Графиня кивнула.

Райли собралась с духом и задала вопрос, ответ на который ждала все эти годы:

— Где она?

Вопрос, казалось, застал графиню врасплох.

— Где Элиза? — настойчиво повторила Райли и, отойдя от графини, остановилась на середине комнаты. — Где моя мать? Охотится в Шотландии? Спит наверху после весело проведенного вечера? Или она в Брайтоне, наслаждается морским воздухом?

Графиня молча смотрела на нее.

— Я не должна спрашивать, где моя мать? — продолжала Райли. — Если вы привезли меня сюда, то, конечно, понимали, что я спрошу о ней.

— Вы не знаете? — чуть слышно спросила графиня.

— Не знаю чего?

— Дитя, твоей матери здесь нет. И все эти годы ты не знала, — с грустью и удивлением прошептала она.

— А что я должна была знать? — спросила Райли. — Моя мать бросила меня.

— Нет, Райли, нет.

— Вас там не было, — возразила Райли. — Спросите ее сами, спросите Элизу, почему она оставила меня там. Почему отказалась от своего единственного ребенка, чтобы его продали на улицах Парижа.

— Я не могу. — Графиня дрожала от волнения.

Очевидно, леди не хотелось признать, что ее дочь оказалась способной на такой бессердечный поступок.

— Не можете или не хотите? — настаивала Райли.

Графиня повернулась, и Райли увидела в ее глазах слезы.

— Я не могу, дорогая моя девочка, потому что твоя мать так и не вернулась домой. Она погибла по дороге, едва ступив на землю Англии.

Почти час Райли и графиня делились своими печальными историями.

— Почему вы уверены, что я ваша внучка?

— Кроме явного сходства, манер и зеленых глаз Фонтейнов, это подтверждает и твое имя. Когда ты наконец назвала себя вчера, я почувствовала, что Элиза смеется надо мной из могилы.

— Мое имя?

— Да, Райли. Это я предложила так назвать ее незаконнорожденного ребенка. Я была в гневе, а она, очевидно, запомнила его.

Райли все еще не понимала, как ее имя может служить доказательством.

— Райли — это фамильное имя?

Графиня рассмеялась.

— В некотором смысле. — Она указала на портрет своего мужа. — Видишь этого зверя слева?

Райли кивнула.

— Это его любимая гончая… и твоя тезка.

— Меня назвали в честь собаки? — Райли никогда не задавала вопроса, откуда взялось ее странное имя, ибо привыкла к нему с детства.

— Да, думаю, это странное имя, но благодари свою мать, что она не назвала тебя в мою честь.

— А оно было бы хуже? — спросила Райли. Леди наклонилась и что-то прошептала ей на ухо. — Понятно. Теперь я гораздо лучше отношусь к моему собачьему прозвищу.

Они обе рассмеялись, и впервые в жизни Райли ощутила теплоту семейных отношений. Эта женщина была ее бабушкой, связью с прошлым, которого она не знала. Но веселое настроение быстро уступило место грустным, сладко-горьким воспоминаниям.

— Во всем я виню себя, — заговорила графиня. — Если бы я признала брак Элизы…

— Моя мать была замужем?

— Да. Ты этого тоже не знала, судя по твоему удивлению. И все эти годы ты думала, что родилась вне брака и что твоя мать бросила тебя.

Ее родители были женаты! Это значило, что она — леди. Не та леди, которую она изображала на сцене, а такая же, как кузина Фелисити, племянницы Мейсона, и даже выше, чем всем известная и расчетливая Далия Пиндар.

— Я неверно судила о твоем отце и его семье. Сейчас я признаюсь в этом, хотя мне и больно в этом признаться.

Ее отец. Райли молча привыкала к этому слову.

— А кто он? Он еше жив? У него есть другие родственники? — спрашивала Райли графиню.

Та подняла руку.

— Не все сразу. Вопрос о браке твоих родителей — сложный.

— Каким образом брак может быть сложным?

— Ты спрашиваешь об этом, потому что никогда не была замужем, — пошутила графиня. — Твоего отца звали Джеффри Стоппард.

«Жоффруа, мой дорогой Жоффруа…» — мелькнуло у Райли в голове, и это были слова не из пьесы, а из ее детства. Ее мать часто произносила их во сне, и они остались где-то в глубине памяти Райли, пока не ожили в «Завистливой луне».

— Почему ты улыбаешься? — спросила бабушка.

— Просто так, бабушка. Пожалуйста, продолжайте.

Ответ не удовлетворил графиню, но она продолжила рассказ:

— После Шотландии твои родители возвращались в Лондон. На них напали разбойники. Твой отец пытался сопротивляться, и за это его убили.

Ее отец погиб, защищая мать, — это было более романтично и трагично, чем в любой из ее пьес, но не объясняло одного очень важного обстоятельства.

— Почему же это погубило мою мать? Ведь они были женаты.

— Не осталось доказательств. Все бумаги, подтверждавшие их брак, были украдены вместе с деньгами и драгоценностями Элизы.

— Должна же быть где-то запись об этом, — настаивала Райли. — Церковь, священник, свидетель…

— Не было ничего. Кузнеца, свидетеля на свадьбе, убили в кабацкой драке через две недели после смерти твоего отца. Не нашлось никого, кто мог бы поручиться за них, и никаких документов, подтверждающих брак, оставались только утверждения твоей матери, что она замужем за Джеффри Стоппардом.

— И репутация моей матери была погублена, — сказала Райли.

— Полностью. Она уже была беременна тобою, а без доказательств ее замужества оставалось лишь отослать ее куда-нибудь.

— А родственники моего отца? Разве они не хотели помочь?

Графиня покраснела.

— Вот здесь я допустила ошибку. Я считала, что Стоппарды настолько ниже нас по происхождению, что не хотела иметь с ними дела. Я не могла примириться с мыслью, что отец Стоппарда получит права на наследство твоей матери.

Леди взглянула на портрет матери Райли, словно в тысячный раз прося у нее прощения.

— И?

— Невзирая на то что они купили высокое положение в обществе, Стоппарды пользуются большим уважением. Твой дед очень популярен в правительственных кругах своими успехами в экономических реформах, а твой дядя — адмирал королевского флота. Я читала о нем в газетах — считается, что в храбрости он уступает только Нельсону. — Графиня на минуту замолчала. — Твои родственники позаботились бы о твоей матери и о тебе, в то время как я из-за своей гордыни бросила вас обеих на произвол судьбы.

Райли обернулась к портрету матери.

— Где она похоронена? — Все эти годы Райли обвиняла свою мать, а та любила ее и защищала, отказавшись от жизни в богатстве ради своего ребенка. Может быть, она хотя бы немного искупит свою вину, посетив ее могилу и почтив ее память.

— В Марлоу-Мэнор. Мы можем завтра поехать туда. Я не думаю, что Стивен будет возражать, тем более что дом по праву принадлежит тебе.

— Мне? Как он может принадлежать мне? Вы же говорили, что титул и имущество перешли к кузену.

— Да, после смерти Элизы. Но только потому, что я не могла доказать, что ты ее законная наследница, да и не могла тебя найти.

— Все же я не понимаю, как это могло перейти к матери или ко мне.

— Потому что первый лорд Марлоу был хитрой бестией, он помогал доброй королеве Бесс во многих скользких дипломатических ситуациях, и, когда пришло время уйти в отставку, королева пожаловала ему титул графа Марлоу, имение и все земли вокруг него в награду за многолетнюю безупречную преданность. Но новоиспеченный лорд Марлоу недаром долгие годы был дипломатом. Он знал, как отстаивать свои интересы. Когда составлялась жалованная грамота, он попросил ее величество разрешить передавать титул не только по мужской линии, но и по женской. — Графиня усмехнулась. — Он польстил старушке, сказав, что для потомков она будет достойным примером того, что дочь сможет управлять фамильным состоянием не хуже сына. — Бабушка Райли рассмеялась. — Кроме того, у него оставалась единственная дочь, и он не хотел, чтобы с таким трудом заслуженная награда вернулась обратно в руки короны.

— Так моя мама была графиней?

— Да, и ты стала бы ею, если б я могла доказать, что твои родители поженились.

— Похоже на одну из моих пьес, — тихо заметила Райли. Слух у бабушки оказался острее, чем она могла предположить, потому что старая леди рассмеялась.

— Полагаю, на одну из тех неправдоподобных трагедий, которые теперь называются искусством.

Райли шутливо задрала нос и поддразнила ее:

— Я докажу вам, что мои пьесы не бывают неправдоподобными.

— Ба! — графиня махнула рукой. — Если бы они не были такими, они бы не пользовались успехом. Как я понимаю, ты имеешь успех?

— Да… в большинстве случаев…

— Ты не уверена. Так имеешь или нет?

Райли покачала головой и рассказала бабушке о Мейсоне.

— Поэтому я должна добиться потрясающего успеха и вернуть деньга, которые должна ему.

— Ничего подобного, — твердо заявила графиня. — Я сегодня же пошлю Эшлину чек. Затем ты немедленно переедешь ко мне. И я больше не желаю слышать эти глупости о твоем возвращении в театр. Ты — законная графиня Марлоу, и теперь эти публичные выступления ниже твоего достоинства.

— Все прошлые годы это не было ниже моего достоинства, — начала сердиться Райли. — И я не приму милостыни от вас, даже если вы моя бабушка. Я сама заплачу свои долги.

— Упрямая девчонка, — пробормотала графиня. — Это у тебя от Стоппардов.

Райли кашлянула и, скептически прищурив глаза, взглянула на бабушку.

— Ну, может быть, немного и от Фонтейнов, — признала леди. — Чуть-чуть.

Мейсон подъехал к городскому дому графини Марлоу. Когда он выходил из наемной кареты, которую нашел ему Белтон, позади остановился фаэтон, и сидевший в нем Стивен Шеваль, маркиз Кэристон, небрежно бросил вожжи слуге, выбежавшему из конюшен. Соскочив с облучка, элегантно одетый Кэристон посмотрел на Мейсона с таким видом, словно увидел нищего у своего подъезда.

Мейсон нахмурился. Ему никогда не нравились ни сам Кэристон, ни его репутация. Когда-то они вместе учились в школе, и уже тогда Кэристон с пренебрежением относился к тем, кто уступал ему в знатности и богатстве. Он считал, что они не заслуживают ни его внимания, ни даже презрения.

— Эшлин. — Маркиз чуть кивнул головой в знак приветствия.

— Кэристон, — ответил Мейсон.

Кэристон презрительно хмыкнул, глядя на отъезжавшую наемную карету.

— Я удивлен, что вы выезжаете, — сказал он. — Я полагал, что после сегодняшнего скандала в вашем доме вы наденете черные перчатки и уедете из города.

Мейсон почувствовал беспокойство.

— Едва ли это можно назвать скандалом, — ответил он. — Всего лишь несчастный случай с одним из слуг.

— Несчастный случай, говорите? — прищурился Кэристон. — Я слышал совсем другое. Кажется, кто-то сказал, что вашу кузину убили. Задушили или что-то в этом роде.

Задушили.

Это слово привлекло внимание Мейсона. Перед глазами возник Натли, сжимающий горло Райли. Но как мог Кэристон знать об этом или о том, что тут была замешана Райли? Если только… Он вспомнил слова Макэллиота: «Натли был известен тем, что не задавал вопросов, когда джентльмены поручали ему грязные дела».

Мейсон снова внимательно посмотрел на Кэристона.

— Ну, все было не так ужасно, — медленно произнес он. Может быть, Кэристон просто слышал одну из сплетен.

— А ваша кузина? — не отставал Кэристон.

Мейсон похолодел.

— Действительно, несчастный случай произошел на глазах моей кузины. Можете убедиться сами, сейчас она здесь, у леди Марлоу.

— Ваша кузина здесь?

От внимания Мейсона не ускользнуло, как изменилась элегантная походка Кэристона и как дрогнул его голос. Когда, черт побери, маркиз Кэристон начал интересоваться Райли и Эшлинами? Мейсон искоса взглянул на маркиза и заметил напряженно сжатые челюсти.

— Да, — подтвердил Мейсон. — Ваша тетушка была так любезна, что пригласила мою кузину на чашку чаю, даже не пригласила, а потребовала ее визита. Но вы же знаете свою тетю!

Кэристон пожал плечами, стараясь показать, что ему совершенно безразлично, кого принимает его тетушка, — хоть целую корабельную команду или какую-то выскочку из рода Эшлинов. Но он не обманул Мейсона.

Тот не один год обучал студентов и хорошо знал это притворное равнодушие, которое те демонстрировали, когда им грозило отчисление или что-то более личное. Мейсон подавил недоброе предчувствие: он не хотел, чтобы его неприязнь к маркизу мешала ему.

В дверях Кэристон небрежно кивнул дворецкому:

— Роджерс.

— Милорд, ваша тетушка ждет вас. Доложить ей? — Роджерс оглядел Мейсона и вопросительно поднял бровь. — Да?

— Я — лорд Эшлин, — подавая визитную карточку, сказал Мейсон. — Я приехал за моей кузиной. Она у леди Марлоу.

Роджерс повел их в галерею, где Райли и леди Марлоу рассматривали портреты предков, развешанные по стенам.

Леди Марлоу первая заметила их.

— Кэристон, ты опоздал.

— Простите, миледи, меня задержали дела.

Леди поморщилась.

— Всегда у вас, молодых, дела. — Она посмотрела на Мейсона. — А кто это с тобой? Эшлин, если не ошибаюсь?

Райли услышала его имя. Она бросилась к нему и с сияющей улыбкой схватила его за руки.

— Мейсон, ты никогда не догадаешься, какая у меня новость.

Мейсон заметил, что Кэристон стал белее своего накрахмаленного белоснежного галстука.

— Райли, позволь мне самой, — сказала леди Марлоу, — сообщить лорду Эшлину и моему никчемному родственнику о счастливом событии. — Графиня выпрямилась и с королевским величием объявила: — Джентльмены, разрешите представить вас графине Марлоу, моей наконец-то найденной внучке.

Райли — графиня Марлоу? О чем болтает эта старуха? Мейсон смотрел на леди как на сумасшедшую. Кэристон, как он заметил, тоже. Затем Мейсон перехватил удивленный взгляд Кэристона, в котором мелькнула смертельная ненависть, но тот сразу же скрыл ее, издав изумленное восклицание. Новость, казалось, удивила маркиза не так сильно, как можно было бы ожидать.

Ибо Стивен Шеваль, маркиз Кэристон, виконт Хенли, барон Уолсби, с сердечными поздравлениями пожимая руку новообретенной кузины, едва ли мог радоваться предстоящей ему потере одного из своих высоких титулов.

Графа Марлоу.