Глава 6

Благословенно приятный после жары танцевального зала воздух на балконе, такая чудесная музыка, что невозможно было устоять и не танцевать, вальс, наверное, самый замечательный на свете танец – от всего этого Мэри расслабилась и закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы ее партнер ничего не говорил, хотелось отвлечься от реальности и представить, что она вальсирует где-то с прекрасным танцором.

– Мэри, – тихо и нежно шепнул лорд Эдмонд.

Она затаила дыхание, не открывая глаз, но он не произнес больше ни слова, и они продолжали танцевать, пока, покружив ее, лорд Эдмонд не остановился. Мэри ощутила за спиной что-то твердое и холодное – каменную балюстраду – и почувствовала, как ей щекочет щеку лист одного из растений, растущих в больших горшках вдоль всего балкона. Открыв глаза, она обнаружила, что растение почти полностью скрывало ее и лорда Эдмонда от посторонних глаз. Он стоял очень близко к ней, одну руку все еще держа у нее на талии, а другой сжимая ее руку, и пристально смотрел на нее.

– Мэри, – снова тихо произнес он.

– Я протанцевала с вами танец. – В ней опять вскипало возмущение. – Я даже старалась быть вежливой и перестала ссориться с вами. Этого больше чем достаточно. Я намерена вернуться в зал – сейчас же и одна. И прошу вас, милорд, в будущем оставьте меня в покое. Навсегда. Я не желаю даже разговаривать с вами.

Вместо ответа лорд Эдмонд нагнул голову и поцеловал Мэри. Одной своей рукой Мэри не могла распоряжаться – лорд Эдмонд крепко сжимал ее, но другой она толкнула его в плечо и, отвернувшись, влепила пощечину. Они боролись в тишине, пока ее запястья не оказались у него в плену. Тогда он прижал обе руки Мэри к своей груди и держал их там, дожидаясь, чтобы она немного остыла.

– Хотите, чтобы я закричала? Вы этого добиваетесь? Вам нужен еще один скандал? Обещаю, милорд, больше вы от меня не получите ничего без очень шумной сцены. Извольте отпустить меня.

– Мэри, нам было хорошо вместе. – Он явно не собирался ее отпускать. – Больше чем просто хорошо. Великолепно. И так может быть снова – и снова, и снова.

– Вы вызываете у меня отвращение, физическое отвращение. Меня тошнит от вас. Вы такой извращенный человек, что находите удовольствие в преследовании женщин, которых может вырвать при одной мысли о вас?

– Неделю назад тебя не тошнило, ты с восторгом отдавала то же, что получала, и находила в этом удовольствие. – Лорд Эдмонд долго молча смотрел на Мэри. – Виновата моя репутация? То, что у меня было много женщин и что я бросил одну леди, чтобы убежать с другой? Или все эти россказни об излишествах и безрассудной жизни? В этом причина?

– Да, – ответила она одеревеневшими губами. – Именно в этом. Нет ничего странного, если женщина остерегается такого мужчину, к тому же еще убившего своего брата и мать, если верить всему, что рассказывают.

Мэри тут же пожалела, что в гневе бросила ему эти обвинения, потому что достоверно она ничего не знала и обычно не позволяла себе безосновательных заявлений.

– А, значит, ты слышала и об этом? – Его губы сжались и насмешливо скривились, он покраснел от обиды, а глаза впились в нее. – Да, Мэри, это правда. Я убил их. Ты боишься, что я и тебя тоже убью? Положу руки тебе на шею и сожму их? – Он действием подкрепил свои слова, только не стал сжимать ее горло. – Этот способ будет для меня новым. Их я убил не так. Ты напугана?

– Нет. – Мэри постаралась, чтобы ее голос прозвучал уверенно. – Я не боюсь вас, милорд. – Но она лгала. Мэри чувствовала, что смертельно боится этого человека. Она боялась не того, что он убьет ее, тем более здесь и сейчас, она боялась, что, если признается в своем страхе, он не оставит ее в покое и она никогда не освободится от него, но она немного боялась и самой себя.

– Лгунишка. Мэри, тебе никогда не приходило в голову, что все истории, которые тебе довелось слышать обо мне, все ярлыки, которые на меня навешали, еще не полностью характеризуют человека? Ты не думаешь, что существует еще много такого, что не мешало бы тебе знать?

– Так вы будете все это отрицать? Будете уверять меня, что вы достойный и порядочный гражданин?

– Нет, едва ли. Все, что ты слышала, правда, и я не сомневаюсь, что тебе известно еще далеко не обо всем. Однако при этом во мне существует что-то еще, что не соответствует созданному обществом образу. У тебя не пробудилось любопытство узнать то, чего ты еще не знаешь?

– Нет, абсолютно никакого.

– Мэри Грегг, леди Монингтон, вдова кавалерийского полковника лорда Монингтона, бывшая любовница графа Клифтона, «синий чулок», хозяйка одного из самых знаменитых литературных салонов Лондона. Это все? И это Мэри Грегг?

– Конечно, нет. Эти подробности говорят только о моем прошлом и нынешнем положении в обществе, а не обо мне самой, да и то некоторые из них не соответствуют истине. Вы совсем не знаете меня, милорд.

– Это твой стиль.

– Я больше не хочу разговаривать с вами. – Мэри заметила, что ее руки все еще оставались на груди лорда Эдмонда, хотя он их больше не удерживал, а положил руки ей на талию. – По-моему, этот вальс уже заканчивается, а следующий танец обещан другому.

– Мэри, если бы здесь не было темно, я открыл бы твою карту, чтобы узнать, не обманываешь ли ты меня. Впрочем, это и не важно. Вальс еще не закончился. Поцелуй меня.

– Пожалуйста, позвольте мне уйти. – Мэри смотрела на свою руку у него на груди. – Мне не хочется поднимать шум.

– Поцелуй меня, – повторил лорд Эдмонд и, наклонив голову, поцеловал Мэри в шею под ухом, а она, закрыв глаза, затаила дыхание. – Поцелуй меня, – шепнул он в дюйме от ее рта.

– Прошу вас.

– Мэри, – шепнул он у самых ее губ.

– Прошу вас, – повторила Мэри, а ее рука двинулась от груди лорда Эдмонда вверх к его затылку, голова приподнялась, а губы затрепетали под легким прикосновением его губ.

– Мэри, поцелуй меня, – шепотом попросил лорд Эдмонд.

И она его поцеловала. Ее рука нагнула голову лорда Эдмонда, рот открылся, принимая его язык, опять возникла боль, стократно усиленная, и Мэри поняла, что он может унять эту боль и что он сделает это. Скользнув рукой вниз по ее спине, лорд Эдмонд прижал Мэри к выпуклости у себя в паху, и Мэри сама прижалась еще крепче. Но в следующую секунду ее руки оказались у него на плечах, и она, отвернувшись, резко оттолкнула его.

– Довольно! Все кончено. Теперь уходите, прошу вас.

– Ты уступила мне?

– А как еще я могу отделаться от вас? – вопросом на вопрос ответила Мэри.

– Мэри, ты лжешь без всякого стеснения. Твое тело гораздо честнее тебя. Оно признается, что хочет меня, что должно принадлежать мне. Почему бы и тебе тоже не признать это?

– В отношениях для вас важна только физическая сторона, разве не так? – Мэри снова повернулась лицом к лорду Эдмонду. – Если бы мне пришлось признаться, что да, меня притягивает к вам в самом примитивном физическом смысле, вы торжествовали бы, правильно? И считали бы, что этого вполне достаточно? Для вас не имело бы значения, что вы мне не нравитесь, что я вас не уважаю и что я презирала бы себя до конца своих дней за то, что дала волю своим низменным потребностям.

– Ты отрекаешься от своего тела, Мэри? Это очень печально, ведь всю оставшуюся жизнь нам предстоит прожить с нашими телами.

– У некоторых из нас вместе с телом существует и разум. А еще и совесть.

– Так. – Он ухмыльнулся. – Ты должна это пояснить. Я часто задумывался, в чем заключается смысл жизни для тех, кто в отличие от меня не балует свое тело. – Мэри проглотила слюну, но ничего не сказала, и лорд Эдмонд заговорил снова:

– Я хочу тебя, Мэри, и должен получить. Это не прихоть, просто я знаю, что ты так же хочешь меня, и у меня есть необъяснимая уверенность, что вместе мы можем в полной мере обрести счастье. Перестань притворяться; уверяю тебя, это бесполезное сопротивление. – Опустив руки, он на шаг отступил от Мэри. – Ну, на сегодня, пожалуй, довольно. Мне пора найти пару бутылок, из которых можно хорошенько хлебнуть, нескольких богатеньких и глупых молокососов, чтобы за игорным столом как следует вытрясти их, и покладистую проститутку, чтобы развлечься в оставшееся до конца вечера время.

– Можете не излагать мне такие подробности, я проживу без этого, – холодно отозвалась Мэри.

– Но ведь ты именно этого ожидаешь от меня, верно? Мэри, не лучше ли все знать точно, чем что-то предполагать? Если бы я не рассказал тебе своих планов, ты, возможно, посчитала бы, что оскорбляешь меня, делая подобные предположения на мой счет.

– Вы так противны самому себе? – нахмурившись, спросила Мэри.

Лорд Эдмонд усмехнулся и набрал в легкие воздуха, готовясь что-то сказать, но слова так и остались невысказанными.

– Леди Монингтон, – раздался голос виконта Гудрича прямо из-за растущего в горшке растения, – могу я проводить вас обратно в бальный зал? Или вам хотелось бы, чтобы я сначала вышвырнул вашего… хм… партнера по танцу?

Лорд Эдмонд продолжал спокойно стоять, глядя в глаза Мэри, и только уголок его рта приподнялся в ухмылке.

– Мы разговаривали, – ответила Мэри, – но я слышу, вальс уже кончился. Буду признательна, если вы проводите меня, милорд. – Она обращалась к виконту, но смотрела на лорда Эдмонда.

– Всего доброго, Мэри, – тихо сказал лорд Эдмонд, когда Мэри сделала шаг в сторону, однако не двинулся с места ни чтобы проводить ее, ни чтобы остановить. – Благодарю тебя за танец и за беседу.

– Всего доброго, милорд, – попрощалась Мэри, опершись на руку виконта.

Лорд Эдмонд не верил в любовь. Любовь приносила только горечь и боль. Любовь разрушала жизни, лишала их всякого смысла и цели. Он верил в вожделение, только в удовлетворение желаний своего тела и – да, Мэри была права – только в физическом смысле. Больше для него ничего не существовало – ни разума, ни совести.

Кому нужна совесть? Когда-то в давние времена совесть мучила его и довела до того, что ему оставалось отправиться либо в сумасшедший дом, либо в ад, собственноручно лишив себя жизни. Но сумасшедшего дома ему как-то удалось избежать, и рука задрожала, как осенний листок, когда он приставил дуэльный пистолет вначале к своему виску, а потом засунул дуло в рот. Он оказался трусом и не смог нажать на курок.

Да, он верил только в вожделение. Мэри была чертовски хороша в постели, лучше, чем любая из тех, кого он знал прежде, и именно поэтому он жаждал получить ее снова, получить ее тело. Его не заботили ни ее мысли, ни ее чувства, ни все то остальное, что было в ней помимо ее тела. Физическое наслаждение для лорда Эдмонда было превыше всего.

А в любовь он не верил.

После бала у Мензисов лорд Эдмонд заметил, что спиртное почему-то утратило свою способность напоить его допьяна, картежная игра перестала развлекать, а распутство не приносило телу облегчения. На исходе второго дня – в тот вечер, когда у Мэри собрался литературный салон, который лорд Эдмонд решил не посещать, – он положил всему этому конец, швырнув в камин полный графин бренди, а до этого у Вотье он бросил карты, не дождавшись заведомо победного завершения игры, так что игроки и зрители смотрели на него, не веря собственным глазам.

А перед тем как вернуться домой и разбить графин, он привез в свою алую комнату очаровательную маленькую проститутку и, усевшись, наблюдал, как она раздевается, а затем велел ей снова одеться, а сам вышел заказать экипаж и просто за то, что она при нем разделась и без него оделась, заплатил ей вдвое против обычной таксы. Ее тело было вдвое роскошнее, чем у Мэри.

На третий день он поехал к Мэри домой, послав свою визитную карточку. OR повторял визиты и в течение шести последующих дней, но каждый раз ее не оказывалось дома, и он вынужден был уходить. Однажды в парке он видел, как Мэри каталась в ландо Гудрича, и умышленно направил лошадь так, чтобы ландо проехало мимо него. Приподняв шляпу, он пристально смотрел на Мэри до тех пор, пока она, покраснев, не кивнула ему в знак приветствия, а затем поехал дальше, даже не сделав попытки завести с ней разговор – шла молва, что Гудрич всерьез ухаживает за Мэри.

Лорд Эдмонд не пытался выяснить, где была Мэри всю неделю, ему нужно было ее тело, а не она сама. Только в Лондоне можно было найти тысячу женщин, у которых тело было гораздо привлекательнее, чем у Мэри, и многие из них тосковали без мужской ласки. Он найдет другую женщину и научит ее делать все так, как делала в постели Мэри, и даже лучше. Раз Мэри не хочет его, что же, тогда он забудет ее, она ничего для него не значит. Лорд Эдмонд верил только в вожделение, а не в любовь.

Но поздним вечером, сидя в своей гардеробной и глядя на свои ботинки, лорд Эдмонд вспоминал, как Мэри целовала его на балу у Мензисов, как, возбужденная и послушная, несколько мгновений была у него в объятиях и он мог касаться ее. И не раз, просыпаясь среди ночи от желания, он почти ощущал, как на балу она прижалась к нему, словно приглашая его внутрь себя.

Лорд Эдмонд проклинал Мэри и, воскрешая в памяти ее образ, безжалостно критиковал в ней все: ноги у нее слишком коротки, а бедра слишком узки, ее грудь чересчур мала, а прическа совсем не женственна, лицо абсолютно невыразительно, глаза слишком… «Ладно, – покачал головой лорд Эдмонд, – про глаза ничего плохого сказать просто невозможно!» А еще Мэри была слишком старой, слишком чопорной, и вообще в ней было много такого, что ему совсем не нравилось.

Но это же смешно, что лорд Эдмонд Уэйт, всегда считавшийся знатоком прекрасного пола, не мог выбросить из головы женщину, которую никто никогда не мог бы назвать хорошенькой, привлекательной или сексапильной. Если станет известно – а это вполне может случиться, если он не забудет Мэри, – что он настойчиво добивается некрасивой и совершенно заурядной леди Монингтон, он будет всеобщим посмешищем. История с Фелисити Рен уже всем известна, но Фелисити по крайней мере была умопомрачительно красива.

Но Мэри! Его губы презрительно скривились. Он сам себя отказывался понимать.

Когда Мэри устраивала очередной литературный вечер, – как слышал лорд Эдмонд, на этот раз в списке ее гостей были романистка и поэт, более уважаемый, чем Пипкин, – он снова приехал к ней домой, но, не воспользовавшись тем, что ее дом открыт для всех, послал ей визитную карточку с запиской на обороте и, оставшись в холле, ждал ответа, размышляя, что будет делать, если Мэри не обратит внимания на записку или пришлет сказать, что ее нет дома.

Тем временем прибыли сэр Генри и леди Блейз и, прежде чем пройти в гостиную, задержались в холле, отдавая слуге верхнюю одежду. Лорд Эдмонд поклонился им и натянуто улыбнулся, когда леди Блейз откровенно проигнорировала его, а сэр Генри, слегка нахмурившись, дернул головой, что, видимо, должно было означать приветствие.

Старые дураки! Неужели они думают, что его волнует их отношение?

Входная дверь снова отворилась, пропуская виконта Гудрича, и почти в тот же момент из гостиной вышла Мэри, держа в руке визитную карточку лорда Эдмонда Уэйта.

– Мадам. – Виконт низко поклонился, не заметив в полумраке ни напряженного вида Мэри, ни молча стоявшего лорда Эдмонда.

– А, извечный треугольник, – прокомментировал лорд Эдмонд.

– Леди Монингтон, – прищурившись, виконт резко повернулся в сторону лорда Эдмонда, – лорд Уэйт в числе приглашенных?

– Я не рассылаю приглашения на свои вечера, – ответила Мэри.

– Вы хотите, чтобы он присутствовал? – спросил ее.Гудрич. Мэри промолчала. – Уэйт, вы можете уйти по доброй воле, а можете подождать, чтобы вас вышвырнули вон. Для меня особой разницы нет, хотя, честно говоря, я бы предпочел последнее. Так что вы выбираете?

– Второе, если вы не боитесь лишиться парочки зубов, – холодно парировал лорд Эдмонд. – Я и не подозревал, что это ваш дом, Гудрич. Я хочу поговорить с леди Монингтон и жду ее ответа.

– Ее ответ «нет», – отрезал виконт. – У вас есть пять секунд, чтобы убраться отсюда.

– Мэри? – спокойно и неторопливо обратился к ней лорд Эдмонд.

– Я поговорю с ним пару минут, милорд. Благодарю вас за заботу, но я у себя дома, и здесь мне нечего опасаться. – Разговаривая с виконтом, Мэри все время смотрела на лорда Эдмонда.

– Быть может, мне стоит остаться с вами, чтобы убедиться, что вы в безопасности, – предложил виконт, а лорд Эдмонд с улыбкой взглянул на Мэри.

– Спасибо, но в этом нет необходимости.

– Советую вам держаться подальше от моих кулаков, – предупредил лорд Эдмонд.

– Этого не потребуется, – твердо сказала Мэри. – В моем доме, джентльмены, не будет ни насилия, ни разговоров о насилии. Лорд Гудрич, в гостиной собралось уже несколько человек, можете присоединиться к ним. Лорд Эдмонд, не будете ли любезны пройти со мной?

Она провела его по коридору в комнату, которая, судя по всему, была кабинетом. Возле одного из окон стоял секретер, заваленный бумагами, по столам были небрежно разбросаны книги, а перед одним из кресел, на подлокотнике которого лежали мотки разноцветных шелковых ниток, стоял подрамник с вышивкой. Несомненно, это была комната, которой пользовались – уютная женская комната.

– Что это означает? – спросила Мэри, повернувшись к нему и показывая визитную карточку, после того как лорд Эдмонд плотно закрыл за собой дверь.

– Ты о моем предупреждении, что если и на этот раз тебя не окажется дома, то мне придется тебя похитить? Я рассчитывал, что оно вызовет именно такую реакцию, какую вызвало. И надеялся, что ты примешь меня.

– В своей гостиной? Но вы же знаете, милорд, что для этого не требуется особого приглашения, вас никто не стал бы прогонять, хотя, разумеется, вы не были бы желанным гостем.

– Мэри, ты не представляешь, какую рану мне наносишь. Я же человек, у меня есть чувства.

– У меня тоже, черт побери! – усмехнулась Мэри.

– Я бросил играть, пить и распутничать. В последнюю неделю эти занятия стали мне противны. Мэри, я привел девочку в ту комнату, где был с тобой, и не мог ничего, кроме как отправить ее домой с изрядной суммой в кулачке. Я не мог уложить ее в постель, где однажды лежала ты, и заниматься с ней тем, чем занимался с тобой.

– Великое превращение. – Мэри вспыхнула и судорожно сглотнула. – Хватило одной недели воздержания, чтобы тридцать лет – или, может быть, больше – разврата и пьянства исчезли, как будто их и не было, и теперь вы достойны того, чтобы я стала вашей любовницей. Я должна кинуться к вам в объятия?

– Если хочешь. Я был бы удивлен, но быстро сомкнул бы их.

– Уходите и не занимайте зря мое время, – снова усмехнулась Мэри. – Мне нужно идти к гостям.

– Не совсем тридцать лет, но все же изрядное количество, признаю. А эта неделя была длиннее, чем вечность. Больше чем просто неделя. Мэри, ты дашь мне шанс?

– Шанс? – Она недоуменно рассмеялась. – Какой шанс?

– Шанс доказать тебе, что твой любовник не спившийся бабник, – пожав плечами, ответил лорд Эдмонд. – Показать, что во мне есть еще многое, о чем ты не знаешь.

– Мне не верится, что все это происходит наяву. – Мэри прикрыла глаза. – Вы стараетесь убедить меня, что в вашей жизни произошло волшебное превращение, и тем не менее пишете на обороте своей визитки, что похитите меня, если я не поговорю с вами, и угрожаете насилием лорду Гудричу, ставшему на мою защиту.

– Он первый сказал, что вышвырнет меня вон, – уточнил лорд Эдмонд.

– Так как он знал, что вас не приглашали и не ждали. Потому что он заботится обо мне.

– Ты спишь с ним?

– Убирайтесь вон отсюда! – снова вспыхнув, с расширившимися от ярости глазами тихо и отчетливо произнесла Мэри.

– Если это так, я убью его.

Стиснув зубы и приподняв подол длинного вечернего платья, Мэри быстрым шагом направилась мимо лорда Эдмонда к двери, но он, поймав ее за локоть, повернул к себе и прижался губами к ее губам, отпустив ее руку на короткое мгновение, – за которое она успела бы вырваться, но не сделала этого, – чтобы обнять и привлечь к себе.

В течение нескольких секунд Мэри с неистовством отвечала на его поцелуй, а затем обмякла у него в руках, и, подняв голову, лорд Эдмонд увидел, что она плачет.

– Я ненавижу вас, – наконец смогла она выговорить сквозь слезы, вздрагивая от рыданий, – ненавижу и боюсь. Я просто не знаю, что мне делать, я так напугана.

– Почему? – Он прижал Мэри к себе, обхватив ее руками, словно стальным обручем. – Потому, что я хочу тебя? Потому, что я убийца? Потому, что ты хочешь меня?

– Потому, что вы не понимаете ответа «нет», ибо, что бы я ни сказала и ни сделала, это все равно не убедит вас в том, что я не хочу вас знать. Потому, что я боюсь никогда не избавиться от вас.

– И потому, что часть тебя этого не хочет? Согласись с ней, Мэри, и стань моей любовницей. Позволь, я докажу тебе, что я не чудовище и что все произошедшее между нами было просто прелюдией к восхитительной любовной связи.

– Вы не поняли, что я сказала? – Мэри, громко всхлипывая, уткнулась ему в плечо, а он, обняв ее, укачивал, пока она не успокоилась.

– Дай мне один маленький шанс, согласись поехать завтра со мной, – попросил лорд Эдмонд. – Леди Элинор Варли, моя тетя, устраивает в Ричмонде прием на открытом воздухе. Вряд ли найдется что-нибудь более приличное во всей Англии. Единственное, что можно назвать неприличным, – это то, что она продолжала поддерживать со мной отношения, когда… ну, после того, как я убил брата и мать. Она была единственным человеком – единственным, кто не отвернулся от меня. – Он прижался щекой к макушке Мэри и глубоко вздохнул. – Поедем со мной туда, Мэри.

Она долго ничего не отвечала, а потом, подняв голову, посмотрела на него покрасневшими от слез глазами.

– Хорошо, я поеду. – При этих словах лорд Эдмонд еще крепче сжал Мэри в объятиях. – Но при одном условии.

– Каком?

– Послезавтра, если я буду чувствовать то же, что и сейчас – а хочу предупредить, ничто на свете не может изменить моего решения, – вы примете мой отказ и оставите меня в покое.

– Не думаю, что я способен на это, Мэри, – после короткого раздумья заявил лорд Эдмонд.

– Тогда я не поеду.

Он долго и пристально смотрел Мэри в глаза.

– Ну что же, хорошо, я обещаю. Он видел, как она просияла, и проглотил вдруг образовавшийся в горле комок.

– Я заеду за тобой сразу после завтрака.

– Да. – Мэри улыбнулась ему. – Я буду готова.

– И будешь ждать конца дня и окончания того, что никогда не кончится, – подсказал он Мэри, отпуская ее.

– Да. – Мэри продолжала улыбаться. У лорда Эдмонда было такое ощущение, что все его тело налилось свинцом. Что он пообещал? Что он наделал? Уже взявшись за ручку двери, он замер и оглянулся на Мэри.

– На твоем месте, прежде чем возвращаться в гостиную, я промыл бы глаза холодной водой.

– Да. – Мэри все еще улыбалась.

– Доброй ночи, Мэри.

– Доброй ночи, милорд.

И лорд Эдмонд вышел из комнаты, оставив дверь открытой.