Глава 2

В экипаже было тепло. Вечерний воздух не успел остыть за время грозы, и лорд Эдмонд, продрогший в сырой рубашке, с удовольствием уселся на сиденье возле Мэри и искоса взглянул на нее – укутанная в его парадный сюртук, она казалась еще меньше, чем была на самом деле.

Лорд Уэйт внезапно ощутил всю нереальность происходящего: рядом был не кто-нибудь, а леди Монингтон, она сидела наедине с ним в его экипаже, набросив на плечи его сюртук, но и это еще не все. Перед тем она, свернувшись калачиком, сидела у него на коленях и страстно отвечала на его поцелуи. А еще она занималась с ним любовью на столе и вела себя так же исступленно, как и он.

Леди Монингтон! Лорд Эдмонд чуть не расхохотался то ли над нелепостью ситуации, то ли над самим собой.

В леди Монингтон было все, чего он всегда остерегался в женщинах. Она была независимой и гордой, с чувством собственного достоинства, хотя и не имела основания ставить себя выше таких людей, как он; ведь общеизвестно, что несколько лет она была любовницей Клифтона, пока совсем недавно он не бросил ее, а может быть, она его – честно говоря, лорд Эдмонд не знал, кто именно положил конец этой связи.

И она была умной женщиной, одной из тех, кто любит окружать себя людьми искусства и блестящими собеседниками, ее литературный салон пользовался большой известностью. Короче говоря, она была «синим чулком», а таких женщин лорд Эдмонд не выносил. В своих подругах он ценил женственность, предпочитая глубокому уму его отсутствие, и любил их за умение удовлетворять его в постели.

На леди Монингтон он всегда смотрел с некоторой неприязнью. Нет, нужно признаться, лорд Эдмонд не был знаком с этой дамой, но и знакомиться с ней не имел никакого желания. Даже физически она его не привлекала: ему не нравились такие маленькие и хрупкие женщины, у нее даже не было выпуклостей, которые притягивали бы взор и к которым с нетерпением тянулись бы руки. Да и хорошенькой ее нельзя было назвать: ее темные кудрявые волосы были короткими, а он любил, чтобы женские волосы свободно струились по плечам, чтобы их можно было накрутить на руку или прикрыть ими пышную грудь их обладательницы. Правда, у леди Монингтон были изумительные серые глаза, этого лорд Эдмонд не мог не признать, однако это были умные глаза, в которых светился интерес ко всему, что происходит в мире, а он предпочитал глаза, в которых светился интерес к постели. Да и кроме всего прочего, ей уже стукнуло тридцать.

Лорд Эдмонд без особого воодушевления увидел, что на вечере в Воксхолле гостями миссис Рутерфорд были леди Монингтон да еще и Хаббарды. Ему не хотелось встречаться с кем-либо из высшего общества, он до сих пор мучительно переживал ледяное отношение к себе со стороны света после того, как обманул Доротею; хотя они и не были официально обручены, он дал ей обещание жениться – этого он не мог отрицать, – и все ожидали помолвки.

Лорд Эдмонд все еще залечивал сердце, разбитое изменой Фелисити, золотоволосой красавицы Фелисити Рен, которую он желал задолго до того, как она овдовела, и которая, как он полагал, давным-давно должна была принадлежать ему, хотя дразнила его, притворяясь, что отдает предпочтение этому преданному ей негодяю Томасу Расселу.

Фелисити отказывалась стать его любовницей, и в конце концов лорду Эдмонду пришлось поверить, что она и в самом деле этого не хочет, но к тому времени он был так сильно увлечен ею, что не мог от нее отказаться и, оставив Доротею, решил бежать с Фелисити. Это ради нее он повел себя так подло и не пытался себя оправдывать.

Но туда, где они договорились встретиться, она послала Тома Рассела, и Рассел объявил, что через неделю они должны обвенчаться – так решила Фелисити, и это будет брак по любви. Рассел смотрел на лорда Эдмонда с презрением человека, который никогда в жизни ничего своего не уступит, и готов был драться с ним на дуэли, если лорд Эдмонд посчитает себя оскорбленным.

Лорд Эдмонд отказался от такой чести и вернулся в Лондон зализывать раны, терпеть дружное осуждение высшего света, напиваться до потери сознания и искать себе новую любовницу, которая помогла бы ему забыть все, что он потерял вместе с Фелисити.

– Вам тепло? – спросил лорд Эдмонд, глядя сверху вниз на леди Монингтон.

– Да, спасибо. Если хотите, можете забрать свой сюртук.

– Нет-нет, не снимайте его.

Лорд Эдмонд никогда не мог понять, что Клифтон нашел в леди Монингтон, ибо было абсолютно ясно, что этот парень мог получить все от любой приглянувшейся ему женщины, однако он выбрал леди Монингтон, этот «синий чулок», и оставался с ней, должно быть, лет пять, если не шесть. И вот теперь он все понял. За спокойствием и строгостью, проявляемыми леди Монингтон на людях, скрывался необузданный темперамент, который не так давно вызвал у него неописуемое изумление и полностью лишил самоконтроля, хотя крышка стола и была ужасно неудобной.

Никогда прежде лорд Эдмонд не видел, чтобы гроза наводила на кого-нибудь такой ужас. «Видимо, – подумал он, – из-за грозы она совсем обезумела от страха; вероятно, в другое время леди ведет себя совсем не так. Скорее всего ее обычное поведение в постели достаточно пассивное и пристойное, такое, какого можно ожидать, если судить по ее внешности». Он снова взглянул на Мэри и с некоторой досадой подумал о распоряжениях, которые отдал своему кучеру.

– Это опять гремит гром? – Крепко вцепившись пальцами в борта сюртука, Мэри взглянула на лорда Эдмонда и снова опустила глаза.

– Очень далеко. Не думаю, что снова начнется гроза, хотя, как вам известно, один раз я уже ошибся. – Он до сих пор не мог поверить в реальность того, что происходило, и ему показалось, что она смотрела на него с таким же недоумением, с каким он смотрел на нее.

Черт побери, он пригласил ее на прогулку только потому, что, случайно встретившись с ней взглядом, когда они сидели в ложе недалеко друг от друга, решил, что было бы неприлично оставить ее сидеть там в одиночестве.

Эта женщина ему не нравилась, он ей тоже не нравился, в этом не было никакого сомнения; у них вообще не было ничего общего; во время прогулки они даже не могли поддерживать легкий разговор, им просто нечего было сказать друг другу.

Тем временем экипаж остановился, кучер открыл дверцу и опустил ступеньки, но лорд Эдмонд спрыгнул на мостовую, не пользуясь лесенкой, и повернулся, чтобы подать Мэри руку.

– Где мы?

– У моего дома. – Формально это была правда, но он сам здесь не жил.

В этом доме он поселял любовницу, которую содержал, а когда постоянной любовницы не было, использовал его для случайных свиданий. Дом располагался в весьма респектабельной части Лондона, прислуга в доме была вышколена и, получая высокую плату, держала язык за зубами.

Лорд Эдмонд готов был обратить все в шутку и снова сесть в карету, если бы Мэри начала возмущаться, но она после минутного колебания оперлась на его руку и, покинув экипаж, с любопытством поглядела на дом, а лорд Эдмонд мысленно поблагодарил сверкнувшую вдалеке молнию.

Он повел леди Монингтон вверх по каменной лестнице мимо привратника, уже отворившего перед ними дверь, в выложенный изразцами холл и, сняв с ее плеч свой сюртук, отдал его слуге, а Мэри между тем спокойно разглядывала помещение.

– Хотите чего-нибудь выпить? – предложил лорд Эдмонд.

– Чаю, пожалуйста, – после паузы ответила она, надолго остановив на нем свой взгляд.

Кивнув слуге, лорд Эдмонд взял Мэри под руку и пошел с ней наверх, решив отказаться от соблюдения формальностей и не приглашать ее сначала в гостиную. Однажды он проделал такое с Фелисити и больше уже никогда не видел ее нигде, кроме гостиной.

– Вы, наверное, хотите привести себя в порядок. – Лорд Эдмонд проводил Мэри через спальню к двери, ведущей в туалетную комнату, где было все, что может потребоваться женщине. – Чай вам подадут сюда, а когда будете готовы, приходите.

– Спасибо, – поблагодарила леди Монингтон, входя в туалетную комнату.

Лорд Эдмонд аккуратно закрыл за ней дверь.

В полной растерянности лорд Эдмонд выдохнул из себя воздух. Она определенно не могла ошибиться в его намерениях, даже слабоумный не мог бы не понять их, а леди Монингтон была в здравом уме, однако от нее не последовало никаких возражений.

Может быть, она еще не пришла в себя после страха, испытанного во время грозы? Или ей нужен был мужчина, который помог бы ей пережить ночь? А может, она тосковала по Клифтону, как сам лорд Эдмонд тосковал по Фелисити? Или она чувствовала себя обязанной отблагодарить его за то, что он заботился о ней в Воксхолле? А может, просто она почувствовала к нему сексуальное влечение?

Лорд Эдмонд снял с себя рубашку, сбросил ботинки, но брюки после короткого раздумья все же решил оставить.

Что касается его самого, то он не смог бы объяснить, зачем привез сюда леди Монингтон. В этом доме она явно была не к месту, как ангел в аду. Лорд Эдмонд мрачно усмехнулся удачному сравнению и, обежав взглядом комнату, выдержанную в красных тонах, и особо отметив алый балдахин над кроватью, впервые подумал о вульгарности ее обстановки.

Зачем же все-таки он привез сюда эту женщину? Чтобы выяснить, будет ли она такой же страстной теперь, когда гроза миновала? Чтобы утешиться после потери Фелисити? Чтобы" отомстить осуждавшему его великосветскому обществу, вступив в связь с одной из самых добропорядочных хозяек его салонов, которая слыла добродетельной, несмотря на ее роман с Клифтоном? Чтобы наказать себя презрением, которое он ожидал почувствовать с ее стороны, когда экипаж подъехал к его дому?

На все эти вопросы лорд Эдмонд не мог ответить. Из туалетной комнаты леди Монингтон вышла, как и прежде, полностью одетая, ее волосы были тщательно расчесаны, щеки горели; она казалась совсем маленькой, тоненькой и абсолютно не подходящей для этой комнаты. Закрыв за собой дверь, она с любопытством осмотрела комнату, а затем смерила взглядом лорда Эдмонда с головы до ног, но он не почувствовал в этом взгляде и намека на презрение.

– Вам подали чай?

– Да, благодарю вас.

«Иди сюда», – готов был сказать он, но, проглотив свое приказание, сам пересек комнату и подошел к Мэри, наблюдавшей за его приближением. И в этот момент очень своевременная отдаленная вспышка молнии на мгновение осветила комнату.

– Это далеко отсюда, – успокоил он Мэри.

– Да.

Лорд Эдмонд уверенно обнял ее и, нащупав на спине пуговицы, начал их расстегивать, а она стояла, не шевелясь и не поднимая глаз. Справившись со своей задачей, он спустил с ее плеч вечернее платье вместе с бретельками нижнего белья, и ее одежда, шурша, упала на пол. Опустившись на одно колено, он скатал ее шелковые чулки, и Мэри, подняв поочередно обе ноги, позволила ему снять их с себя вместе с туфлями, а затем отступила на шаг от своей одежды.

Ее тело нельзя было назвать сексапильным, но оно было удивительно пропорциональным: маленькая упругая грудь имела приятную форму, талия была тонкой, а бедра относительно широкими, ноги стройными и красивыми, хотя и недлинными. Взяв в ладони ее грудь, лорд Эдмонд прижал к соскам большие пальцы и держал их там, пока не почувствовал, как под ними затвердевают бугорки, а когда он стал поглаживать эти бугорки, Мэри вздернула подбородок и закрыла глаза.

Лорд Эдмонд на руках отнес Мэри в постель и, сбросив с себя оставшуюся одежду, лег с ней рядом. Он языком знакомился с ее ртом, и, к его удивлению, она отвечала ему тем же, так что он был вынужден впустить ее язык к себе в рот и ласкать его там.

– M-м, – пробормотал лорд Эдмонд. – Как тебе больше нравится, Мэри? Может быть, у тебя есть какие-то особые пожелания?

Открыв глаза, она долго смотрела на него, словно тщательно обдумывала ответ.

– Медленно, – наконец произнесла она, – я люблю медленно.

– С неторопливыми играми до того? – поинтересовался лорд Эдмонд, не отрываясь от ее полураскрытого рта. – Или ты любишь, чтобы главное происходило медленно и долго? – Он снова поцеловал Мэри.

– И то и другое, – последовал ответ после еще одной долгой паузы.

Строго контролируя поведение своего тела, он дал ей и то, и другое, хотя для него это было далеко не так просто. После нескольких первых минут, когда его руки, как и рот, принялись за работу над ее телом, Мэри повела себя с бесстыдной непринужденностью, не только позволяя любить себя, но и проявляя собственную инициативу. Ее руки и губы блуждали по его телу, а все тело двигалось в таком же эротическом порыве, как и у него, и ей посчастливилось дважды испытать высшее наслаждение: в первый раз еще до того, как он овладел ею, и во второй – когда она разделила с ним заключительный подъем на вершину.

В полном изнеможении лорд Эдмонд чуть отодвинулся от Мэри, обнял ее и натянул на них обоих одеяло. «Ну что же, – сказал он себе, – теперь, глядя на леди Монингтон, я не буду уже считать ее тело сексуально непривлекательным и перестану бояться ее ума и недосягаемости». О ее уме было известно в обществе, но теперь он знал, что, помимо этого, она была безудержно страстной и женственной.

«Странно бывает, – продолжал размышления лорд Эдмонд, – несколько недель я искал новую любовницу и в конце концов нашел ее там, где меньше всего ожидал. И смешно сказать, ею оказалась леди Монингтон!»

На этой мысли он, как и Мэри, погрузился в сон.

В течение ночи Мэри дважды будила его: в первый раз – когда гроза снова гремела прямо над домом, тогда он опять повернул Мэри на спину, овладел ею без всяких любовных игр и, пока она крепко прижималась к нему, быстро все закончил; а во второй – когда рассвет только начал проникать в комнату.

– Милорд, – Мэри коснулась его плеча, и он, открыв глаза, увидел, что она, уже одетая, стоит возле кровати, – я хотела бы уехать домой, если позволите.

– Эдмонд, – засмеявшись, поправил он и, откинув одеяло, не одеваясь, опустил ноги на ковер, а она, повернувшись к нему спиной, отошла к окну.

– Мне придется воспользоваться вашим экипажем, – сказала Мэри, – но вам нет необходимости ехать со мной, милорд.

Она не хотела, чтобы лорд Эдмонд провожал ее домой, однако он все же настоял на своем, и всю дорогу до Портмен-плейс они молча сидели рядом, не касаясь друг друга, и смотрели на пустынные утренние улицы, еще не просохшие окончательно после вчерашнего ливня.

– Во всяком случае, пару дней никто не будет жаловаться на пыль, – заметил лорд Эдмонд.

– Да, – согласилась Мэри, – только на грязь.

Это был весь их разговор.

Когда они остановились у Портмен-плейс, кучер пошел звонить в дверной колокольчик, а лорд Уэйт, выйдя из экипажа, подал Мэри руку.

– Благодарю вас. – Она бросила на него быстрый взгляд. Если она и была смущена появлением на пороге дома любопытной служанки, то не подала виду. – Всего хорошего, милорд.

– Сочту за честь, если вы позволите навестить вас сегодня днем. – Он задержал в руке руку Мэри.

Она задумалась на мгновение, глядя на их соединенные руки, а затем посмотрела ему в глаза.

– Хорошо. Я буду дома.

Прежде чем выпустить руку Мэри, лорд Эдмонд поднес ее к губам.

Мэри всегда вставала рано; для нее утро было самой приятной частью суток, и ей жалко было тратить его на сон – так она всегда говорила тем, кто с ужасом обнаруживал, что она часто гуляет в парке по утрам в такое время, когда там можно встретить только торговцев и служанок, выгуливающих хозяйских собак. Однако когда она проснулась на следующий день после Воксхолла, был уже почти день, но даже и тогда, открыв глаза и увидев на столике возле кровати чашку остывшего неаппетитного шоколада, она с удовольствием снова уснула бы, если бы смогла, но ей это не удалось.

Лежа на животе, зарывшись лицом в подушку и вспоминая все произошедшее, Мэри просто физически ощущала дискомфорт. Ей хотелось бы, чтобы все это оказалось сном, диким, причудливым ночным кошмаром, но она понимала, что это невозможно. Внизу живота ощущалась странная, почти приятная боль; грудь, которую он трогал, ласкал и покусывал, была мягкой, сухие губы слегка воспалились, и каким-то образом у нее на руках и в волосах остался его запах, а во рту вкус его губ.

Нет, это не было сном. Воксхолл – это реальность, и гроза – реальность, и сам лорд Эдмонд Уэйт тоже реальность.

Сев в постели, Мэри потянулась к шнурку звонка, чтобы позвать горничную; ей необходимо было принять ванну и вымыть голову. «О, если бы только можно было и этого мужчину смыть из своей памяти и из своей жизни», – подумала она, спустив ноги с кровати.

Мэри проклинала грозу, потому что, если бы не было грозы, она благополучно вернулась бы в ложу после отвратительной прогулки с лордом Уэйтом и быстро отделалась бы от него, горячо надеясь, что никогда больше не окажется в обществе этого человека.

Но гроза была, и началась она в самый неподходящий момент. Воспоминание о грозе на миг привело Мэри в неописуемый ужас и заставило изо всей силы ухватиться за край кровати. Никогда с той страшной ночи в Испании ей не приходилось в грозу оставаться под открытым небом – или почти под открытым, что в общем-то было одно и то же.

– Приготовь, пожалуйста, ванну, Рейчел, – обратилась Мэри к вошедшей в комнату служанке, – и принеси мне чаю. Нет-нет, спасибо, шоколада не нужно. – При одной мысли о шоколаде она почувствовала тошноту.

Господи, кроме лорда Эдмонда, там не было никого, к кому можно было бы прижаться, и она прижалась к нему исступленно и безрассудно; она так старалась спрятаться внутри его, что в итоге он оказался внутри ее при ее полном согласии и поддержке. Конечно, она была так настойчива, что ему не оставалось ничего другого.

Лорд Эдмонд Уэйт! Мэри прикрыла рот ладонью и зажмурилась. Он был внутри ее!

Когда ванна была готова, Мэри послала Рейчел обратно в кухню за щеткой и скребла себя до тех пор, пока мыльная пена не начала выплескиваться на пол, а кожа не стала красной, как у вареного омара. Но он побывал внутри ее, и она не могла выскрести его из себя.

Лорд Эдмонд сказал, что днем навестит ее, но Мэри не хотела, чтобы он появлялся в ее доме. «Быть может, он и не придет», – подумала она. Но с другой стороны, возможно, он считает, что должен нанести ей визит. А может быть, он чувствует себя обязанным сделать ей предложение. Но неужели распутник и обманщик будет чувствовать себя обязанным сделать предложение женщине, соблазнившей его во время грозы? Мысль о том, чтобы выйти замуж за лорда Эдмонда Уэйта, вызвала у Мэри приступ истерического смеха, когда она, выйдя из ванны, вытирала полотенцем плечи. Или, может, он думает, что должен извиниться перед ней? Но разве такие люди извиняются? Быть может, он вовсе не придет. Мэри очень надеялась, что он не придет, не придет никогда, и ей больше не придется встречаться с ним и краснеть от смущения.

«Но ведь рано или поздно такое все равно должно было случиться», – подумала Мэри, стряхивая с ноги мыльную пену, и, чтобы не потерять равновесия, запрыгала на другой ноге. Однако был не только этот неожиданный порыв в Воксхолле, который она еще могла бы себе простить. Был еще этот мерзкий, отвратительный дом – очевидно, его любовное гнездышко, эта тошнотворно-вульгарная комната с ее алыми бархатными драпировками и широкой мягкой постелью – и необъяснимое отсутствие сопротивления с ее стороны, когда он нес ее на эту постель.

«Интересно, сколько еще женщин лежало с ним в этой постели», – подумала Мэри и снова почувствовала приступ тошноты. То, что она не сопротивлялась, можно было объяснить в какой-то мере замешательством и определенной благодарностью за то, что в Воксхолле он оказал ей неоценимую услугу – против этого нельзя было ничего возразить, но услугу грязную, как и все, что там происходило. Господи, на столе… Мэри тряхнула головой, избавляясь от этого воспоминания. Тогда ее охватил ужас, ей страшно было остаться одной, и нужно было к кому-то прижаться, а когда все произошло, в ней остались усталость и безразличие. Или это было любопытство? Такое предположение заставило ее вздрогнуть. Но какова бы ни была истинная причина, Мэри сочла невозможным отказать лорду Эдмонду.

«Тебе понравилось все, что там произошло, – напомнил ей внутренний голос, – понравилось абсолютно все». Мэри снова тряхнула головой, но голос не умолкал.

Прежде в занятиях любовью Мэри бывала пассивной участницей, хотя отдавалась с готовностью и проявляла нежность; Лоуренс никогда не жаловался на ее холодность. Она всегда считала, что мужчины обожают заниматься любовью, а женщины существуют, чтобы доставлять им удовольствие. Но это не означало, что она сама не получала наслаждения от этих занятий, Лоуренс всегда удовлетворял ее.

Но в прошедшую ночь она отнюдь не была пассивной. Ее неистовство в Воксхолле еще можно было объяснить – тогда бушевала гроза, но в той алой комнате никакой грозы уже не было, и все же… все же… О Господи!

«Тебе все очень нравилось, и ты отдавала столько же, сколько получала», – продолжал тот же голос.

Нет, это не правда! Мэри крепко зажмурилась. Такого не может быть, этот мужчина был ей неприятен, в нем было все, что она всегда считала самым отталкивающим.

«И самым привлекательным», – нагло добавил голос.

«Конечно, лорд Эдмонд не придет, – решила в конце концов Мэри, – потому что, проснувшись, тоже ужаснется тому, что произошло между нами ночью. Он обещал прийти, значит, мне лучше не оставаться дома. Но ведь я сказала, что буду дома, так как же я могу уйти». Мэри не знала, как ей поступить.

То место внутри ее, где он был вчера, все еще давало о себе знать. Что же, она просила, чтобы все было медленно, и он исполнил ее пожелание, а болезненные ощущения неизбежны, ведь прошло уже целых семь лет.

Одевшись и расчесав влажные кудри дрожащими руками, Мэри позвонила, чтобы из ванны вылили воду.

Днем у входной двери зазвонил колокольчик. Мэри с замиранием сердца ждала внизу в гостиной, когда откроется дверь и появится ее посетитель, и с огромным облегчением увидела, что дворецкий провожает в комнату Пенелопу, а не лорда Эдмонда Уэйта.

– Мэри! – Пенелопа, взяв подругу за руки, поцеловала ее в щеку. – Слава Богу, ты дома. Я уже боялась, что ты увязла где-нибудь в грязи Воксхолла. Что с тобой приключилось? Адриан чуть ли не силой увез меня домой. Когда стало ясно, что ты не одна и, несомненно, нашла где-то убежище, он сказал, что ждать тебя не имеет смысла. Но, Мэри… – Глаза Пенелопы стали огромными и круглыми, как блюдца. – Ты была не одна! И не с кем-нибудь, а с лордом Эдмондом Уэйтом. Рассказывай все!

– Мы переждали грозу, а потом он отвез меня домой в своем экипаже. – Мэри очень надеялась, что не покраснела.

– Очень жаль, – отозвалась Пенелопа. – То есть я сожалею, что ты оказалась вместе с ним, и чувствую себя виноватой, потому что это я пригласила тебя. Мне и в голову не могло прийти, что среди гостей Рутерфордов могут быть недостойные люди. Но они в городе недавно, ты же знаешь. Он тебя не изнасиловал, не сделал что-нибудь невообразимое вроде этого, нет? – Она сдавленно хихикнула, – Ничего такого не произошло, уверяю тебя, – твердо заявила Мэри. – Мы нашли укрытие от дождя и провели время за разговором.

– За разговором? – повторила Пенелопа. – Из всего слышанного мной раньше я сделала вывод, что этот мужчина способен только на один определенный разговор с женщинами. Кстати, осмелюсь заметить, Мэри, что он немного боится тебя, как и многие другие мужчины, из-за того, что ты открыто демонстрируешь свои умственные способности. Во всяком случае, так говорит Адриан. Ты знаешь, что он убил своего брата?

– Кто, Адриан? – Мэри нахмурилась.

– Лорд Эдмонд, дурочка, – засмеялась Пенелопа. – Это было давным-давно. Очевидно, он убил брата из ревности, а этим убил и свою мать. Он разбил ей сердце, и она умерла. Странно, что ты ничего не слышала.

– Люди не умирают из-за разбитых сердец, – возразила Мэри. – И конечно, он вел себя далеко не так хладнокровно, как ты стараешься представить, Пенни. Но я ничего об этом не слышала.

– Ладно, это давние дела, и я не знаю всех подробностей. Во всяком случае, я рада, что ты вернулась домой невредимой, – засмеялась Пенелопа. – Но ты ведь боишься гроз, не так ли? Он тебя успокоил, Мэри? О, шутки тут неуместны, да? Я понимаю, для тебя эта гроза была кошмаром. Знаешь, я приехала, чтобы пригласить тебя на прогулку.

– Я не могу. – Мэри знала, что уж на этот раз она точно покраснела. – Ко мне должны прийти.

– Досадно! Но я прощу тебя, если это стройный темноволосый красавец. Кто он?

– Я не сказала, что жду мужчину, – ответила Мэри, но именно в этот момент дверь отворилась, и дворецкий доложил о прибытии лорда Эдмонда Уэйта.

Поворачиваясь навстречу своему гостю, Мэри успела заметить, как у ее подруги изумленно поднялись брови.