Глава 7

– Вы не возражаете? – спросил Йен, когда Уиггз наконец удалился. Они вместе проводили его до дверей – Афина из вежливости, а Йен – желая убедиться, что этот тупица священник действительно ушел. Горничная и лакей смотрели, как Трой просыпается, а собака отыскала старые шлепанцы Йена, схватила один и, охваченная радостью, стала рвать его на куски. Йен предложил Афине выпить чаю в маленькой столовой, нарочно оставив дверь открытой нараспашку.

Афина не стала делать вид, будто не поняла его вопроса, и никак не отреагировала на то, что. Йен оставил дверь открытой.

– Не возражаю ли я, что сплетники начнут трепать мое имя, если я останусь здесь, а ваша матушка не приедет вовремя? Меня больше беспокоит, что членам вашей семьи из-за меня придется сюда приехать.

– Моя матушка будет очень рада, что нашлась юная леди, за которой можно присматривать. Она постоянно сетует, что умирает от скуки в Бате, особенно с тех пор, как моя сестра переехала в Ричмонд. Дороти решила, что, достигнув совершеннолетия и вступив в права наследства, она может надеть стародевический чепец и поселиться самостоятельно.

– И вы ей позволили?

Йен улыбнулся:

– Вы не знаете мою сестру, если полагаете, что я могу ей чего-то не позволить. На самом деле коттедж в Ричмонде принадлежит мне, хотя я редко там бываю, поэтому никто не счел Дороти эксцентричной особой или «синим чулком». Она любит время от времени бывать в театре в Лондоне, много читает, так что не станет возражать против поездки в Лондон. Она отказывается бывать на балах и званых завтраках, считая, что тем самым выставит себя на ярмарку невест, и это раздражает матушку. Им лучше жить порознь.

– И все же вы пригласили обеих?

– Просто на случай, если та или другая не пожелает приехать.

– Но вы сочли наличие здесь моей компаньонки настолько важным, что не остановились даже перед тем, чтобы создать неудобства для обеих леди?

Йен сидел как на иголках. Ни мать, ни сестра пока не приехали. Ричмонд находится не так уж далеко, а посыльный отправился туда рано утром.

– Полагаю, это важно для мистера Уиггза.

Афина ничего не ответила, налила себе чаю, невозмутимая в своем молчании, словно какая-нибудь графиня.

Означает ли это, что девушке безразлична ее репутация? Или что ей безразличен мистер Уиггз? Взяв в руки чашку, Йен спросил:

– Простите, если я вторгаюсь в запретную область, но огорчило бы вас, если бы вы утратили расположение преподобного? Мне кажется, его… его профессия требует особого внимания к условностям.

– Разумеется, мне не хотелось бы прослыть легкомысленной, но я не пожертвую своим братом ради таких глупых подозрений, вне зависимости от того, что скажет мистер Уиггз. И я считаю, что узость его взглядов больше связана с его амбициями, чем с призванием. Настоящий служитель Божий никогда не стал бы порицать человека, основываясь только на слухах и строго соблюдая светские приличия.

– Я тоже так считаю. Но он близкий друг вашей семьи.

– А хочет стать еще ближе. Да, я знаю о его намерениях. Не беспокойтесь о том, что он может действительно решиться на борьбу. Я полагаю, мой старший брат считает именно так. Но несмотря на то, что думает мой брат, утрата мистера Уиггза не превратит меня в безнадежную старую деву. Мои возможности еще далеко не исчерпаны.

А вот возможности Йена уже исчерпались. И еще ему было любопытно. Она не сказала Уиггзу о том, что ее дядя в отъезде, о ране Троя и называла его Уигги. Йен понял, что никаких чувств Афина к преподобному не питает. Считается, что брак основан на доверии и уважении. Впрочем, Йен никогда не задумывался о браке. С другой стороны, если эта молодая леди обещана кому-то другому…

Афина и сама не знала, огорчится ли она, потеряв Уигги, или нет. Несмотря на ее смелые слова, никакого другого поклонника у нее не было и не предвиделось. На тех немногих собраниях, которые она посещала в Дерби, на нее обратили внимание только юноши, вдовцы и несколько пожилых сластолюбцев, да еще пару раз ущипнули женатые мужчины. Когда ее дядя вернется, наконец, в Лондон, он не сможет водить ее на приемы, где бывает избранное общество, – его круг знакомых состоит из моряков, а ей не хочется иметь мужем вечно отсутствующего человека или такого, кто, скорее всего, оставит ее молодой вдовой. У ее невестки Вероники нет никаких связей в Лондоне, она оттолкнула от себя всех женщин, которые выезжали вместе с ней на протяжении четырех сезонов, в том числе и собственных сестер. Они не станут утруждаться ради Афины, особенно если Афина навлечет позор на их имя. Остается только Уигги.

Афина хотела иметь мужа и семью. Хотела уехать от Ренсдейла, но все же оставаться неподалеку, чтобы воспитывать своего братика. Уиггз казался идеальным вариантом. Если только не думать о том, что придется всю жизнь прожить с этим человеком.

Она знала, что задумал Уиггз. Старший брат предупредил ее об этом. Точнее, Спартак поздравил ее с тем, что она нашла такого подходящего жениха, и без всяких на то усилий или затрат с его стороны. Довольствуясь тем, что сестра прилично пристроена, он не станет прилагать усилий к тому, чтобы найти ей другого жениха.

Граф прервал ее размышления:

– А знаете, он прав – достойный джентльмен не предложит руку падшей женщине, даже если она пала только в глазах сплетников.

– Предложит, если любит.

– А, значит, мистер Уиггз ценит вас так высоко? Он твердо намерен приложить все усилия, чтобы вы не утратили своего доброго имени.

– Сомневаюсь, что этот человек питает ко мне настоящие чувства. Если пострадает моя репутация, он первый бросит в меня камень.

– Не послать ли мне за экипажем, чтобы отвез вас в дом вашего дяди?

– Я не оставлю брата. Я должна быть здесь, когда он позовет меня. Сегодня утром он чувствует себя лучше, но вряд ли мы видели последний приступ лихорадки, вовсе нет. И хирург сказал, что его нельзя двигать с места.

– Воистину так Рана может открыться, и это причинит ему невыносимую боль.

– Значит, у меня нет выбора. Я должна остаться, конечно, с вашего разрешения, и надеюсь, что ваши родные приедут сюда. Если же нет, у меня, вероятно, в будущем будет одним выбором меньше.

Все имеют право на выбор – кроме Йена, который отказался от своих прав, когда послал пулю в эти проклятые деревья. Теперь он поклялся, что мисс Ренслоу будет иметь право выбора – будь то Уигги или кто-либо другой.

– Клянусь, у вас будет компаньонка.

Когда Афина заканчивала пить чай и готовилась пойти к брату, в столовую вошел посетитель; он вошел без доклада, как старый друг дома.

– А, Карсуэлл, – сказал Йен, – разреши познакомить тебя с мисс Ренслоу, сестрой того юного джентльмена, которому мы помогли вчера. Мисс Ренслоу, я хотел бы познакомить вас с моим другом, достопочтенным Кентоном Карсуэллом.

Афина присела в реверансе.

– Если вы, сэр, помогали доставить моего брата в Мэддокс-Хаус, примите мою величайшую признательность. – И она протянула ему руку.

Карсуэлл был так ошеломлен, что не заметил протянутой руки.

– Так за этой маленькой сестричкой ты ездил?

Афина вспыхнула. Йен почувствовал, как у него загорелись кончики ушей.

– Мисс Ренслоу мала ростом, но не годами. И у нее масса достоинств.

Карсуэлл вставил в глаз монокль и принялся рассматривать девушку.

– Прошу вас простить моему другу ненатуральность его поведения. – И, притворившись, будто хочет провести Карсуэлла в комнату, Йен обнял его за плечи и, крепко сжав их, прошептал ему на ухо: – Девятнадцать лет.

Карсуэлл выронил монокль и сказал:

– Проклятие!

– Вот именно. А теперь подойди к юной леди.

Карсуэлл подошел с безукоризненным изяществом.

– Простите, ради Бога, мисс Ренслоу, меня сбил с толку ваш возраст, то есть ваша привлекательность. Мой друг не счел нужным сказать, что у него за столом сидит ангел, иначе я пришел бы к завтраку. Впрочем, что толку в пище, когда можно наслаждаться таким прекрасным зрелищем? Но как себя чувствует молодой человек? Ваш брат, как сказал мне вчера Марден, просто молодец.

Афина вспыхнула от удовольствия. Нелепые комплименты мистера Карсуэлла мало значили, но похвала брату звучала в ее ушах как музыка. Друг лорда Мардена понравился ей, но вовсе не из-за его внешности. Хотя, конечно, у нее не было ни малейшего намерения поддаться очарованию привлекательного посетителя. Ведь он, с его дорогой одеждой и учтивыми манерами, был настолько же недоступен для нее, как и… как и граф. Он был ниже ростом, чем граф, и более строен, он был элегантным воплощением утонченного лондонского джентльмена. Галстук у него был повязан так затейливо и так высоко, что он с трудом поворачивал голову. И еще у него была приветливая улыбка, которую Афина оценила выше, чем его безукоризненно причесанные белокурые волосы и тонкие черты лица. Казалось, улыбка не сходит с его лица.

– Признательна вам за ваш интерес к моему брату, сэр. Он, кажется, идет на поправку. Врачи предупреждают, что еще рано говорить что-либо наверняка, но я настроена оптимистически. А теперь, господа, извините, я пойду к Трою, а вы побеседуйте.

Мужчины поклонились. Когда она вышла, Йен плотно закрыл за ней дверь, сел на свой стул, а Карсуэлл протянул руку к графину, стоявшему на буфете.

– Ничего не говори. Я уже выслушал лекцию от некоего велеречивого выскочки святоши.

– Девятнадцать лет?

– Я же просил тебя помолчать!

– Бог ты мой, что же ты собираешься делать?

– Я уже послал за матерью и сестрой.

Карсуэлл с облегчением вздохнул.

– А что за велеречивый святоша?

– Ухажер этой юной леди, хотя, судя по всему, лучше бы он ухаживал за какой-нибудь старой каргой. – Йен рассказал другу об Уигги, и Карсуэлл сообщил последние городские новости, в которых, к счастью, не фигурировали ни семья Ренслоу, ни лорд Марден, ни дуэль. Исчезновение лорда Пейджа упомянули между делом, но лишь когда один из членов «Уайтс» вспомнил о карточном долге, который он уже никогда не получит.

Друзья собрались обсудить планы Йена на этот день. Надо было выяснить, куда исчез грум, зайти в военно-морское министерство узнать, когда ожидается прибытие корабля капитана Бичема, и повеситься в том случае, если матушка Йена не прибудет вовремя.

Они смеялись, хотя веселость Йена была принужденной, когда вошел дворецкий Халл.

– Юный джентльмен просит ваше сиятельство, – проговорил он. – Как можно быстрее.

Йен мгновенно вскочил на ноги.

– Господи, а где же Эффи? Не послать ли за хирургом?

– Полагаю, мисс Ренслоу выгуливает собачку. А вызывать хирурга я не счел необходимым, иначе уже послал бы за ним.

– Верно, верно. Я вовсе не обвиняю вас в халатности. – Йен уже вышел за дверь и направился к лестнице. – Пошли, – позвал он Карсуэлла, – мне, может быть, понадобится помощь, если нужно его выкупать.

Карсуэлл бросил взгляд на свой шелковый жилет, вышитый изящными незабудками, и на свой светло-голубой фрак.

– Выкупать, говоришь? – Но он все же пошел следом за графом по мраморной лестнице, шагая через ступеньку.

Когда они вошли в комнату юноши, лицо у Троя горело, а бирюзовые глаза блестели, но Йену не показалось, что у него жар, хотя он понимал, что при его неопытности вряд ли он сумел бы почувствовать это, прикоснувшись к нему рукой. Горничная отложила в сторону шитье, присела перед господами в реверансе, улыбнулась и вышла. Она не стала бы улыбаться, будь мальчик в опасности, подумал Йен.

– Прошу прощения, милорд, – сказал Трой, заметив, что лорд Марден запыхался. – Я не хотел вас беспокоить, по Эффи вернется с минуты на минуту, а мне нужно с вами поговорить.

У Йена точно гора с плеч свалилась. Он отошел в сторону, чтобы представить Карсуэлла.

– Вы были на той ду…

– На учебной стрельбе, – поправил его Карсуэлл. – Как нам известно, дуэли запрещены законом.

– Конечно, – сказал Трой, гордый тем, что стал участником этого мужского обмана. Но тут же все забыл и сказал: – Но тот слабоумный действительно выстрелил раньше времени.

– Да, я видел. Но будет лучше для всех, если вы об этом забудете.

Йену не понравилось, что мальчика призывают ко лжи. Он собирался поговорить с Троем наедине, когда тот немного окрепнет. А Карсуэлл тем временем продолжал:

– Я рад, что вам стало лучше, сэр. Вы всех нас перепугали.

– Я тоже испугался, – признался Трой. – Но лорд Марлей знал, что делать. Вот почему я должен поговорить с вами прежде, чем вернется Эффи, милорд. – Он смущенно посмотрел на второго джентльмена.

– Тогда я побуду в холле и свистну, когда она появится, – предложил Карсуэлл.

Трой кивнул, а Йен посоветовал другу поискать укрытие в соседней комнате, если он услышит, как кто-то скребет когтями, и ему дороги его сапоги.

– Это что же, у тебя в доме, кроме девственницы, находится еще и злой зверь? – насмешливо спросил Карсуэлл, направляясь к двери. Но ни Йену, ни Трою его шутка не показалась забавной.

– Об этом-то я и хотел поговорить с вами, милорд. Видите ли, моя сестра ради меня от многого отказалась. Ведь она могла уже не один год проводить сезон в Лондоне. Одна ее подруга пригласила Эффи пожить у нее и выезжать вместе с ней, но Эффи отказалась – из-за меня. Она уже могла бы быть замужем и иметь детей. Мне бы не хотелось, чтобы она жила далеко от меня, но я не думаю, что ей следует оставаться в доме нашего брата. Нехорошо, когда под одной крышей живут две женщины.

Йен вспомнил ссоры между матерью и сестрой.

– Да, нехорошо.

– А Уигги хочет жениться на ней, я знаю. Я выбрал бы его в самую последнюю очередь, если уж на то пошло, но…

– Но выбирать должна она, верно?

– Я знал, что вы поймете. Вы ведь не допустите, чтобы она погибла?

– Никогда.

Но мальчик еще не был в этом уверен.

– Я помню, что просил вас, милорд, присмотреть за моей сестрой, и, пожалуйста, не думайте, что я неблагодарный. Но может быть, я прошу слишком многого?

– Не думаю, что вы просите слишком многого от человека, считающего себя джентльменом. Я восхищен вашей заботливостью по отношению к сестре, особенно учитывая ваше состояние. Вы хороший брат, Ренслоу, и станете достойным человеком.

Бледные щеки Троя покраснели от похвалы.

– Да, здесь лучше, чем в доме у нашего дяди, но репутация Эффи под угрозой, а Уигги отступится, и наш брат узнает об этом…

– С репутацией вашей сестры ничего не случится. К обеду у нее будет почтенная компаньонка, клянусь вам.

Сложность заключалась в том – точнее, одна из сложностей, – что у Йена не было достойной компаньонки, чтобы соблюсти правила этикета, потому что ни мать, ни сестра не могли к нему приехать. Он поклялся, что отречется от них обеих сию же минуту и заявит, что он сирота, у которого нет ни матери, ни сестры.

Когда Йен и Карсуэлл спустились вниз и вошли в библиотеку, там их дожидался дворецкий. Халл доложил, что посыльные вернулись на взмыленных лошадях, но леди с ними не было. Графиня в Бате занемогла – у нее лихорадка. Леди Дороти не оказалось в ее доме в Ричмонде – она уехала осматривать хлопкопрядильные фабрики, чтобы собрать материал для статьи о применении детского труда, над которой работала.

– Родная сестра больше заботится об этих безымянных детях, чем обо мне! – бушевал Йен, в то время как его друг наливал им выпить. Конечно, он же сам заинтересовал ее тем, как идет реформа, и он действительно пользовался ее ценными сведениями, пытаясь что-либо сделать в парламенте, но почему ей приспичило бороться за реформы именно теперь, когда она ему понадобилась? Что же до матери, она всегда страдала от той или иной болезни, особенно когда ее просили отказаться от карточной игры, которой она посвящала два вечера каждую неделю.

Йен плюхнулся в кожаное кресло и провел рукой по волосам.

– Дьявол, мне нужна респектабельная женщина!

– Это совсем не в твоем стиле, старина.

– Ты о моих волосах?

Прическа самого Карсуэлла была, как всегда, безукоризненна.

– Нет, о твоих женщинах. Никогда не видел тебя ближе чем в десяти футах от добродетельной женщины, если не считать, конечно, твоей матери и сестры.

– Проклятие, я сейчас говорю не о флирте. Мне нужна дуэнья для мисс Ренслоу. К обеду. Ты, конечно же, знаешь женщину, которая может изображать из себя ехидну, всего лишь день-другой, пока моя сестра не вернется из Ричмонда.

Карсуэлл пожал плечами:

– Сожалею, но мои сестры воспитываются в деревне, моя мать умерла пятнадцать лет назад, одна из моих бабок слишком стара, а другая слишком зла, чтобы помочь кому-нибудь. А главное – она тебя терпеть не может.

– Это ты разбил ту дурацкую вазу, а не я!

– Да, зато у меня всегда был вид невинного благовоспитанного маленького джентльмена. А ты был неуклюжим здоровяком и тупицей.

– Я так и остался неуклюжим здоровяком и тупицей, который вносит путаницу в жизнь окружающих. Но ты пораскинь мозгами, дружище. Конечно, среди наших знакомых есть какая-нибудь замужняя женщина, которую можно было бы попросить пожить здесь.

Карсуэлл принялся полировать ногти о свой рукав.

– Я слышал, леди Пейдж ищет новое местожительство.

– Мона? Я на пушечный выстрел не подпущу эту шлюху к мисс Ренслоу! Мне следовало бы вызвать тебя на дуэль за предложение совершить подобное преступление против невинности. Я бы и вызвал, если бы не отказался от дуэлей раз и навсегда. Мона Пейдж и Афина Ренслоу. Это все равно, что швырнуть комком грязи в чистую стену.

– Да, но соседи и прохожие увидят, как хорошо одетая женщина выходит из экипажа, который стоит перед твоим домом. А больше ничего и не требуется.

– Ты, возможно, и прав, но что это за женщина? У нее самой запятнанная репутация. Думай, дружище. От этого зависит жизнь нескольких человек.

Карсуэлл задумчиво взял понюшку табака из табакерки, украшенной синими цветами из эмали.

– Нашел, – сказал он между двумя понюшками, – нужно одеть одну из твоих горничных в хорошее платье. Твоя мать или сестра, наверное, оставили здесь какие-то туалеты на всякий случай.

– Полные шкафы. Но…

– Вот и замечательно. Горничная прячет модное платье под своим простым плащом и идет к конюшне, как будто с каким-то поручением. Выезжает твоя карета, занавески опущены. Часом позже она возвращается как будто с почтовой станции, занавески раздвинуты, а внутри сидит твоя безупречно одетая горничная. Она выходит из кареты, ты встречаешь ее с таким видом, словно она – твоя тетка Эрментруда, покрытая вуалью от дорожной пыли, и репутация мисс Ренслоу под защитой. Эта дама, естественно, никого не принимает, потому что в доме есть больной.

– Но у меня нет никакой тетки Эрментруды, что известно каждому человеку в Лондоне.

– Хм-м… Это проблема. Твоя родословная документирована не хуже, чем у какого-нибудь арабского скакуна, участвующего на скачках в Дерби.

– А Уигги наверняка знает всю родню Ренслоу. И если бы в Лондоне у мисс Ренслоу были какие-то тетки или кузины, она жила бы у них. – Йен немного подумал, потом щелкнул пальцами. – Но держу пари, семью капитана Бичема он не знает. Возможно, существует какая-нибудь кузина или жена его товарища-офицера. Да, это годится! Карсуэлл, ты гений.

– У меня всегда было ощущение, что, прожигая жизнь, я попусту растрачиваю свои таланты. Мне следовало заняться сочинительством пьес, ты так не думаешь?

– Тут есть одна сложность. Горничные не умеют ходить и сидеть как леди, А вдруг девочка решит, что это шутка, и расскажет своим подругам? Тогда меня поймают на лжи, и я окажусь в еще более затруднительном положении.

– А ты найди пожилую горничную, это надежнее. Как насчет твоей экономки, миссис Берчфилд? Она готова ради тебя на все.

– Но она низенькая и тощая, как щепка. Платья моей сестры ей не подойдут.

– Это проблема. Леди Дороти очень высокая.

– Примерно твоего роста. У Дороти, конечно, нет и половины твоего чувства стиля, как и твоей склонности к драмам.

– Да, этого у нее нет, стало быть, она тоже не годится.

– Тут нужен хороший актер.

– Нет.

– И верный друг.

– Выдавать себя за лицо противоположного пола запрещено законом.

– Дуэли тоже запрещены. И не забудь, я взял на себя вину за разбитую вазу твоей бабки.

– Мне тогда было десять лет! И тебе тоже.

– А как насчет обезьянки в постели профессора Димсуорта? Меня выгнали на целый месяц за эту твою проделку. Уж не говоря о том, сколько раз ты пользовался моим домиком в Кенсингтоне для своих танцовщиц.

– Это были актрисы, а не танцовщицы.

Йен понял, что сопротивление друга слабеет, и продолжал наступать.

– И я выкупил те письма, которые ты от большого ума писал этой мегере, леди Карадерс.

– А разве я никогда не подставлял тебе плечо в трудную минуту?

– А разве не для этого существуют друзья?

Помолчав, Карсуэлл улыбнулся:

– Помнишь гнедого, которого ты выиграл у Грэма?

– Мерина? Гром и молния, это настоящее вымогательство!

– Нет, вымогательством было бы, попроси я твою пару гнедых. Согласен?

– Если останешься обедать с мисс Ренслоу и со мной, переодетый, чтобы ей не пришлось лгать Уигги или мальчику, гнедой мерин – твой.

– Договорились.

Они пожали друг другу руки в знак заключения сделки, но тут Карсуэлл вдруг ухмыльнулся:

– Из тебя никогда не получится хороший делец. Я сделал бы это и просто так.

– Подумаешь, – сказал Йен. – Я бы отдал тебе и пару гнедых.