Глава 8

— Больше никогда не проглочу ни кусочка. — Со вздохом насытившегося человека Бранди растянулась на одеяле, запрокинув руки за голову и закрыв глаза.

— А как насчет напитков? — насмешливо поинтересовался Квентин, перехватив из ее руки пустой бокал. Один глаз открылся.

— Об этом я подумаю.

Квентин хмыкнул, наполнил бокал и поднес к ее носу.

— Ладно. — Глаз снова закрылся. — Возможно, я буду пить. Но есть — никогда. И уж конечно, больше ни за что не шевельнусь.

Услышав последнее утверждение, Квентин рассмеялся, запрокинув голову.

— Ну как мне этому поверить? — хитро спросил он, подталкивая ее до тех пор, пока она не открыла глаза и не приняла протянутый бокал. — Представить тебя неподвижной — это все равно что вообразить застывший на берегу прилив.

Бранди оперлась на локти и выпила вино с большой охотой.

— Если только прилив не съел, сколько я, — возразила она, подхватив языком с нижней губы несколько капель сладкой влаги. — В этом случае, боюсь, он обречен навсегда остаться на песке. — Она вновь улеглась и вздохнула. — Я чувствую такой покой, — пробормотала она, задумчиво уставившись в небо. — Как будто ужас последних двух недель был всего-навсего ночным кошмаром.

Посерьезнев, Квентин кивнул и оглядел богатейший, сказочный сад перед Изумрудным домиком. Он понимал и разделял желание Бранди потеряться в этом райском уголке. Боль за пределами этого убежища была невыносимой.

— Мы договорились, что дадим Хендрику день или два, прежде чем помчимся в Таунзбурн, чтобы исследовать бумаги твоего отца, — вслух произнес он, напоминая о предстоящих шагах не столько ей, сколько себе. — А пока, я думаю, нам обоим не повредит забыть на время о реальности — хотя бы на один день.

Бранди повернула голову и посмотрела на Квентина потерянным взглядом.

— Весь мир перевернулся вверх дном, — прошептала она.

— Только временно, милая. — Квентин провел тыльной стороной ладони по ее щеке. — Скоро мы вернем все на свои места, обещаю. А пока давай просто радоваться красоте Изумрудного сада. Наши родители желали бы нам того же.

Глаза Бранди потемнели от нахлынувших чувств: нежность, растерянность, надежда, благодарность, вера… и что-то очень глубокое, разбудившее в груди Квентина ответное чувство.

Пальцы его замерли, он убрал руку.

— Давай сейчас поговорим о Дезмонде, — беспечно предложил он.

— По-твоему, это значит забыть о реальности? — Бранди сморщилась, словно он предложил обсудить бальные платья предстоящего сезона.

— Наверное, нет. — Квентин испытал облегчение и радость, убедившись, что Бранди потихоньку становится прежней. Ее ответ подействовал как бальзам на растревоженную рану. — Тем не менее нам нужно еще определить, как тебе лучше всего действовать в отношении брата и его намерений.

— Я не вижу другого выхода, кроме очевидного. — Бранди села и обхватила колени, на ее лице читался вызов. — Я должна сказать Дезмонду правду. — Она замолчала, почувствовав укор совести от резкости своих слов. — Разумеется, я не хочу быть неблагодарной, — пояснила она. — Если бы не доброта Дезмонда, неизвестно, как бы я пережила последние две недели. Он не отходил от меня со дня гибели папы, и я никогда этого не забуду. — Бранди чуть вздернула подбородок, убежденная в своей правоте. — Но моя благодарность не распространяется за пределы дружбы, как и не дает права Дезмонду на мою руку. Кроме того, я не могу позволить ему пребывать в заблуждении относительно моих чувств — это было бы более жестоко, чем сказать ему правду. — Она выразительно покачала головой. — Нет, Квентин, я не вижу другого выхода. Я должна поехать в Колвертон и мягко, но откровенно сообщить Дезмонду, что наш с ним брак невозможен.

В глазах Квентина мелькнул веселый огонек.

— Весьма прямой подход к проблеме.

— И ошибочный, судя по твоему тону.

— Не ошибочный, солнышко, но зачем прибегать к крайности? Крайность, несомненно, приведет к неприятным последствиям.

— Каким последствиям? К гневу Дезмонда? За двадцать лет я столько раз вызывала его гнев, что уже сбилась со счета. Вспышкой больше, вспышкой меньше — не имеет значения. — Бранди наклонила голову, озадаченно нахмурившись. — Я не буду бестактной, если это тебя беспокоит. Я ни за что не причиню Дезмонду боль, особенно после того, что он сделал для меня. В конце концов, он ведь не влюблен… — Она замолчала на полуслове, испугавшись мысли, которая ее осенила. — Квентин, не хочешь ли ты сказать, что мой отказ разобьет ему сердце? Неужели ты вправду веришь, что его чувства ко мне так глубоки?

Квентин задумчиво уставился на землю. Его почему-то задело, хотя не удивило, что Бранди так печется о Дезмонде — человеке, совершенно не способном увидеть и оценить ее лучезарность.

— Откровенно? — спросил он, стряхивая травинку с одеяла. — Нет. Я не верю, что Дезмонд к кому-нибудь вообще испытывает глубокие чувства. Но я верю, что он чувствует огромную ответственность за твое будущее — достойное будущее.

— Достойное будущее, — тупо повторила Бранди. — С игрой на пианино и рукоделием. Квентин усмехнулся:

— Я вообще-то думал о покое и безопасности. — Заметив неподдельное отвращение на лице Бранди, он не удержался от соблазна подразнить ее. — Должен ли я предположить, что за четыре года твоя игра на пианино и мастерство рукодельницы нисколько не улучшились?

— Ни на йоту. — Она приподняла изящную бровь. — Это тебя удивляет?

— Ни на йоту.

Они дружно рассмеялись.

— Все-таки я не понимаю, Квентин, — вслух принялась размышлять Бранди, позабыв о веселье, — если не принимать в расчет чувство долга, ведь Дезмонд не испытывает ко мне даже симпатии. Как жена я принесла бы ему больше огорчений, чем радостей. Кроме того, он красив, богат и не кто-нибудь, а все-таки герцог. Мог бы выбрать себе любую невесту. С чего вдруг ему захотелось жениться на мне?

— Ты красивая женщина, солнышко, — ответил Квентин чуть изменившимся голосом. — Ты такая живая, умная и совершенно лишена всякого притворства.

— Все эти качества Дезмонд не переваривает, если не считать первого. Да и то сомнительно: я далеко не соответствую представлениям Дезмонда о красоте. Меня не интересуют драгоценности, и я не понимаю, почему дамы обожают ими обвешиваться. Я никогда не делаю прически, потому что не могу долго сидеть неподвижно, пока ее сооружают. Платья ношу старомодные, потому что мне не хватает терпения на примерки, которые устраивает портниха Памелы. Не говоря уже о том, что я ненавижу румяна и меня тошнит от приторного запаха лосьонов, а еще меня гораздо больше пугает перспектива оказаться взаперти, чем боязнь заполучить веснушки после дня, проведенного на солнце. Добавь к этому мою прямолинейность, ужас перед лондонскими сезонами и недамские увлечения, даже удивительно, почему Дезмонд не бежит от меня без оглядки.

— Мой брат — глупец.

Заявление вырвалось у Квентина, прежде чем он осознал, что говорит. Сказал — как отрубил. Он рассердился, сам не понимая почему. Он только знал, что подкупающе точная самооценка Бранди, вместо того чтобы развеселить его, пробудила в нем яростную, почти необъяснимую ревность.

.-Дезмонду никогда не постичь твоей красоты. Он не способен на это.

Бранди заморгала, не ожидав такой вспышки:

— Ты разозлился. Почему?

— Потому что я знаю Дезмонда. Ваш брак предоставит ему возможность изменить тебя, превратить тебя в настоящую леди, какой, по его мнению, ты должна стать.

— А это меня убьет.

— Меня тоже. — Сердце Бранди радостно подпрыгнуло от такого взрыва чувств, очень нетипичного для Квентина. — Поэтому я хочу сказать ему правду, — добавила она, мудро умолчав о своем умозаключении.

— Дезмонд плохо отнесется к отказу, Бранди. Меня волнует его реакция.

— Нельзя отвергнуть мужчину, если тот никогда не был твоим избранником.

— Если дело касается Дезмонда, то мнимое для него становится настоящим. — Квентин нахмурился от нахлынувших воспоминаний. — Поверь, уж мне ли этого не знать.

— Ты сейчас не о себе говоришь. Ты вспомнил Памелу. Квентин вскинул голову.

— Мама обсуждала с тобой Дезмонда? — удивленно спросил он.

— Не так, как ты думаешь. Она никогда не жаловалась, что он отказывается признать ее как жену Кентона. Как раз наоборот. Памела защищала верность Дезмонда памяти его матери. Но после каждой из ее бесчисленных неудачных попыток достучаться до него я видела печаль в ее глазах. В такие дни она уезжала в Изумрудный домик и работала в саду, даже после захода солнца. — Бранди задумалась. — У Памелы было удивительнейшее сердце. Она обожала Кентона и, разумеется, тебя — сына, рожденного от этого союза. И все же у нее оставалось достаточно любви для меня и, что самое важное, для первенца Кентона. Она отчаянно пыталась любить Дезмонда. Но не в его характере было позволить ей это.

Боль полоснула Квентина, как ножом.

— Да, действительно.

— Памела смирилась с этой реальностью. — Бранди инстинктивно подарила Квентину утешение, которое было ему сейчас необходимо. — Благодаря тебе и Кентону она знала, что любима. А потому чувствовала себя по-настоящему счастливой. — Девушка вымученно улыбнулась. — И в ответ дарила счастье нам.

Квентин медленно покачал головой, не скрывая удивления:

— Ты никогда не перестаешь поражать меня, солнышко. Твоя проницательность просто ошеломляет.

Бранди смотрела на него с серьезным видом:

— Не знаю, чему ты так удивляешься. Возможно, я для своего возраста не слишком искушенный в жизни человек, даже незрелый. Но я не глупа. И я не ребенок.

— Незрелость, глупость, ребячливость — все это к тебе не относится. Неискушенность в жизни? Да, и слава Богу. Думаю, я бы не вынес, если бы тебя коснулась мирская грязь. Никогда не меняйся, солнышко.

— По-твоему, я какая-то фарфоровая кукла, которую нужно держать на полке, чтобы она оставалась нетронутой и невредимой. Я не кукла, Квентин. Я женщина. — Она решила чуть изменить последнее утверждение. — Не совсем обычная, признаю, но тем не менее женщина. Я понимаю и боль, и обиду, и любовь. И я узнаю их, когда сталкиваюсь с ними. Видимо, даже лучше, чем некоторые.

— Я это уже понял. — Квентин почувствовал странное теснение в груди. — Твое нежное сердце дает мне еще больше оснований просить тебя вести себя очень осторожно во время беседы с Дезмондом. Я не хочу, чтобы он отомстил тебе.

— Ты все время повторяешь такие слова, как «отомстить» и «последствия». Чего ты так боишься? Чем мне может навредить Дезмонд?

— Зная моего братца, я бы сказал, он может обратить твое решение против тебя же. Бранди побледнела:

— Он заставит меня выйти за него?

— Если разгневается, услышав отказ, и убедится в окончательности твоего решения — да. Или брак с ним, или с каким-нибудь столь же непривлекательным субъектом — все ради твоего же блага, разумеется.

— Он не посмеет приказать мне пойти под венец.

— Нет, милая, посмеет. Как твой опекун он обладает всеми правами.

— Я об этом не подумала. — Бранди взволнованно облизнула пересохшие губы. — Квентин, что же мне делать?

— Тянуть время. — Квентина так и подмывало обнять ее и предложить себя, пообещав все то, что она заслуживает и что он никогда не сможет выполнить. — Проводи в обществе Дезмонда как можно меньше времени и избегай любого упоминания о будущем. Он не станет давить на тебя еще довольно долго. Он ведь знает, как глубока твоя скорбь. А я, в свою очередь, постараюсь всякий раз подчеркивать в разговоре это обстоятельство. Однако если вдруг он решит удивить нас и заговорит о браке, скажи ему, что ты не можешь ясно мыслить, пока не найдут убийцу, и тебе нужно время, чтобы оплакать наших родителей.

— А потом?

— А потом пусть идет время. В следующем году тебе исполнится двадцать один. И тогда Дезмонд не сможет тебя заставить выйти замуж против твоей воли.

Бранди почувствовала огромное облегчение:

— Все правильно. Квентин, ты гений. Он склонил голову в шутливом поклоне.

— К вашим услугам, миледи. — Выпрямившись, он схватил бутылку вина, почувствовав, что к нему возвращается беспечное веселье. — Выпьем за мой исключительный ум?

— Обязательно. — Бранди протянула бокал, голова у нее приятно кружилась от безрассудства. — И не один раз. А потом отведаем великолепный десерт, приготовленный миссис Коллинз.

— Надо полагать, к тебе вернулся аппетит? Бранди расплылась в озорной улыбке.

— Он необходим, если я намерена и дальше побеждать в наших состязаниях по рыбной ловле. Как бы иначе мне хватило сил сбрасывать так много форели с твоей лески?

Из груди Квентина вырвался громкий смех и разнесся по всему саду.

Несколько часов спустя, прикончив вторую порцию пирога, Бранди, прищурившись, всматривалась в ярко-красный горизонт.

— Интересно, который теперь час? — спросила она, подбирая последние крошки с ладони.

— Судя по положению солнца, я бы сказал, что-то около пяти, — рассеянно ответил Квентин.

Он не отрываясь следил за Бранди, которая с невинным видом осторожно облизывала пальцы — более волнующего зрелища он не мог себе представить. Ему стоило большого усилия, чтобы тут же не схватить ее в объятия.

— Пять часов? — Она так и не донесла указательный палец до рта и облизала нижнюю губу. — Неужели так поздно?

Квентин сдался, уступив желанию дотронуться до нее хотя бы слегка — он откинул спутанную прядь с ее лба… Это было гораздо безопаснее того, что ему хотелось сделать.

— Конечно. Мы ведь уже давно лежим на солнышке, растянувшись на одеяле в этом красивом саду, и без всяких церемоний набиваем себе животы холодным цыпленком, теплыми лепешками, фруктовым салатом, клубничным пирогом, не забывая при этом без конца потягивать вино. За это время солнце достигло зенита и начало свой путь на запад.

— А-а. — Бранди снова принялась собирать крошки. — В таком случае давай отсюда понаблюдаем за его заходом. Я так наелась, что не могу шевельнуться.

— Жаль, что тебя сморило. — Мысли Квентина лихорадочно путались, но он остро сознавал, что оставаться здесь долее означало подвергнуть свою волю непосильному испытанию. — А то я хотел предложить прогулку верхом. Вечернюю прогулку, — уточнил он. — У меня сейчас такое хорошее настроение, что я даже думал уступить тебе Посейдона. Но наверное, это ни к чему, раз ты не можешь даже пошевелиться.

— Нет ничего невозможного. — Не успел Квентин договорить, как Бранди была на ногах. — Я готова.

Квентин от души посмеялся:

— Я еще не видел, чтобы так быстро приходили в прежнюю форму. — Он оглядел ее с ног до головы. — Жаль только, что это не относится к твоему платью. Оно, конечно, высохло, но, боюсь, восстановить его уже не удастся.

Бранди бросила на себя взгляд и закатила глаза к небу:

— Теперь ты понял, почему мне нужны бриджи?

— Да. И ты их получишь.

— И тогда у тебя не останется ни малейшей надежды победить меня, если я буду верхом на Посейдоне.

— Трезвая мысль. В таком случае мне лучше воспользоваться сегодняшним днем — моей последней возможностью обставить тебя, пока ты закутана в муслин. Ужасно помятый муслин, — добавил он с усмешкой. — Я не буду полным невежей. Подожду, пока ты переоденешься в амазонку.

— Чтобы испортить ее? Нет, благодарю за великодушное предложение, но я останусь в этом тряпье. Хуже, чем есть, оно все равно не станет.

Следующие полтора часа доказали, что она ошиблась. В половине седьмого Квентин и Бранди, не прекращая шутливой перебранки, ввалились на конюшню — грязные, взлохмаченные, усталые.

— Фредерик! — позвала Бранди. — Мы вернулись.

На зов поспешил младший конюх. Увидев их, он замер на месте с открытым ртом. — Миледи, что случилось? Вы пострадали?

— С ней все в порядке, Фредерик, — сухо успокоил его Квентин. — Только платье пострадало. А вот я как раз подвергся зверскому нападению.

Фредерик перевел ошеломленный взгляд на исцарапанное лицо Квентина.

— Вас, милорд, скинул Посейдон? — с трудом проговорил он, заметив разорванный сюртук Квентина и покрытые пятнами от ягод бриджи.

— Посейдоном правил не Квентин, — уточнила Бранди, подавив смешок. — А я.

Фредерик обессилено прислонился к дверям конюшни:

— Неужели это с вами сотворила Богиня, сэр?

— Нет, это сотворила вовсе не Богиня. Это сотворил со мной любимчик Бранди, настоящий убийца.

— Не понимаю, милорд.

— Ланселот вовсе не убийца, — возразила Бранди. — Он просто предан мне.

— Предан? В этой зверюшке с моноклем не меньше коварства, чем в любом закоренелом преступнике из Ньюгейтской тюрьмы. Он специально ждал, пока я поеду под его деревом, и закидал меня своими дурацкими ягодами. А потом, словно этого было недостаточно, набросился на меня, как тигр, расцарапал лицо и закрыл мне глаза своим огромным хвостом, так что я с ходу налетел на ветку и рухнул с коня.

В глазах Бранди плясали огоньки.

— Он предпочитает, чтобы я выигрывала.

— Что ж, он тебе здорово помог. Как бы я успел к финишу, если лежал лицом в грязи?

— Не знаю, чего ты так сердишься? У меня не менее плачевный вид, чем у тебя, и в грязи я провела столько же времени, По правде говоря, я заслужила твою благодарность, а не возмущение. В конце концов ты не по собственной воле принял столь недостойное обличье. Тогда как я сама познакомилась с пыльной дорогой, когда чуть не свалилась с Посейдона, торопясь спешиться и кинуться к тебе на помощь. И зачем? С чисто бескорыстной целью убедиться, что ты цел и невредим.

— Как великодушно с твоей стороны. — Квентин насмешливо вскинул бровь. — Но скажи-ка мне вот что: почему ты бросилась мне на помощь только после того, как закончила скачки и, следовательно, победила?

Бранди задохнулась от возмущения.

— А ты бы чувствовал себя лучше, если бы я отказалась от победы?

— Нет. — Квентин бросил на нее недовольный взгляд. — Но я бы чувствовал себя лучше, если бы это злобное создание нашло себе новый дом.

— Так вы признаете, что вас обставил бельчонок, капитан Стил?

— Полегче, солнышко, — предупредил он и, дотронувшись до царапины на подбородке, поморщился. — Я пребываю совсем не в благостном настроении.

Фредерик легким покашливанием напомнил о себе:

— Прошу прощения, милорд. Позвольте, я избавлю вас от лошадей.

— Я бы предпочел, чтобы ты избавил меня от любимца Бранди, — отозвался Квентин. — Но так как он давно спрятался среди ветвей дуба, шансы справиться с этой задачей равны нулю. Поэтому, так и быть, Фредерик, забери лошадей.

— Слушаюсь, сэр. — Фредерик поспешил услужить, но у хозяина возникло подозрение, что он подавил смешок.

— Пошли, Квентин. — Бранди схватила его за руку. — Я обработаю царапины. — Она наклонилась к нему и с видом заговорщика прижала палец к губам. — И не бойся. Я сохраню твой секрет. Никто не узнает, что тебя победил грызун.

— С меня хватит. — Он бросился к девушке. Предвидя такую реакцию, Бранди уже убегала. Сдерживая смех, она распахнула двери конюшни и помчалась через окутанный сумерками луг, стараясь не слишком далеко вырваться вперед. Квентин настиг ее возле самой беседки, он схватил ее за талию, и оба повалились на землю. Он перевернул Бранди на спину и завис над ней, как мститель.

— Ты когда-нибудь бросишь подтрунивать надо мной, маленькая проказница? — решительно спросил он.

— Никогда. — Она улыбалась ему, ничуть не смущенная его притворной яростью. Неожиданно ее улыбка померкла, когда по его лицу медленно поползла струйка крови. — А ты и в самом деле ранен, — пробормотала она, нежно дотрагиваясь до его подбородка. — Я и не подозревала, что это так серьезно.

— Вовсе нет. — Он перевел взгляд на ее губы. — Но спасибо, что тебе не все равно.

— Да, не все равно, — прошептала она. — О, Квентин, ты даже не подозреваешь, насколько не все равно.

У Квентина перехватило дыхание, и он почувствовал, как рушатся все барьеры, которые он воздвиг между ними. Когда пал последний из них, он опустил голову. Бранди потянулась к нему. Их губы встретились, разошлись и снова встретились в непередаваемо острой чувственной ласке — мягкой, как бархат, и безгранично нежной. Поцелуй был неспешный, долгий, глубокий, лишенный прежней ненасытности.

Квентина обуял ужас.

Он крепче прижал к себе Бранди, так и не отпрянув от ее губ. Его пальцы вплелись в великолепную растрепанную гриву и распустили блестящие пряди по плечам, окутав их коконом. Сумерки сгустились, сад исчез, и сердце Квентина громко колотилось в груди, когда его губы, целовавшие Бранди, красноречиво передавали захватившее его огромное чувство, до сих пор ему не знакомое.

С легким вздохом Бранди обхватила руками его шею и крепко прижалась к нему, без слов говоря, что чувствует то же самое, но в то же время без опасений и тревог, терзавших душу Квентина и заставлявших его сдерживаться.

Ужас Квентина усилился.

— Солнышко, я должен отпустить тебя, — еле слышно выдохнул он.

— Нет, не должен. Он приподнял голову.

— Должен, — серьезно возразил он, и глаза его потемнели. Он выпустил Бранди из рук и помог ей сесть. — Солнце зашло. Лучше я провожу тебя.

— Квентин…

— Не стоит, солнышко. — Он покачал головой, поднял ее руку и поцеловал мягкую ладонь. — Некоторые вещи лучше оставить невысказанными.

— Я не могу вернуться назад, — прошептала она, на ресницах сверкнули слезы.

— Уже поздно. Придется.

— Я говорила не о доме. Я говорила о нас.

— Я знаю. — Квентин медленно поднялся с земли, почувствовав усталость и какую-то странную пустоту. — Пойдем, милая. Мы ведь не хотим, чтобы миссис Коллинз волновалась.

Бранди тоже поднялась, глотая слезы и теряясь в догадках, почему одиночество терзает ее сильнее, чем прежде. Она посмотрела на Квентина, и ее пальцы невольно потянулись к его лицу.

— По крайней мере позволь мне, прежде чем ты уйдешь, обработать твои царапины.

Он кивнул, страдая оттого, что увидел на ее лице боль, — боль, которую не в силах был облегчить.

Они молча побрели к дому. На полпути Бранди резко остановилась, по ее щекам скатились две слезинки.

— Почему у меня такое чувство, словно я потеряла тебя? — еле слышно спросила она.

— Это не так. — Он прижал ее голову к своей груди и, почувствовав, что она робко обняла его за талию, закрыл глаза, наслаждаясь близостью. — Ты никогда меня не потеряешь — до тех пор, пока я могу что-то решать.

— Квентин, я…

— А, вот вы где. Зная вас обоих, я должен был сначала обыскать сад, а потом уже идти в дом.

Взглянув поверх головы Бранди, Квентин встретился с озлобленным взглядом брата.

— Привет, Дезмонд. А я не знал, что ты будешь нас искать.

— Естественно. — Дезмонд подошел ближе и, положив руку на плечо Бранди, повернул ее к себе лицом. — Брандис! — Он нахмурился, увидев ее перемазанное лицо со следами слез. — Ты больна?

— Нет, здорова. Просто немного устала. — Она смахнула слезы и уставилась на Дезмонда затуманенным взором, одновременно пытаясь прийти в себя и понять, насколько рассержен ее опекун.

— Это был трудный день для Бранди. — Сквозь туман к ней пробился голос Квентина. — Я не хотел оставлять ее одну.

Бранди поняла Квентина с полуслова. Он напоминал ей об их давней дружбе, благодаря которой Дезмонд может решить, что стал свидетелем сцены, когда один утешал другого. Бранди оставалось лишь подтвердить предположение.

— Я все никак не свыкнусь с фактом, что катастрофу подстроили, — заговорила Бранди. — Квентин терпеливо старался примирить меня с этой ужасной правдой.

Дезмонд кивнул, хмуро рассматривая ее помятый вид.

— Что случилось с твоим платьем? — Он бросил косой взгляд на брата. — Да и с твоим тоже?

Бранди в замешательстве посмотрела на Квентина:

— Мы отправились на верховую прогулку, — спокойно пояснил Квентин. — Поблизости от нас резвился бельчонок, в результате чего мы оба свалились. На самом деле ничего страшного не произошло.

— Ясно. — Дезмонд не перестал хмуриться, но чуть успокоился. — Серьезное было падение или нет, но вид у вас обоих после него — хуже некуда. Квентин, у тебя лицо в крови. А что касается твоего платья, Брандис… — Он не договорил, а лишь покачал головой, как бы давая понять, что ее наряд не поддается описанию.

— Я как раз хотела заняться царапинами Квентина, — быстро нашлась Бранди, — а уже после этого переодеться.

— По-моему, уже довольно поздно, чтобы гарцевать по лесам, а? Что скажете? — поинтересовался Дезмонд, не скрывая недовольства. — Солнце уже зашло.

— Было еще довольно светло, когда мы отправились на прогулку, — возразила Бранди, чувствуя, как в ней закипает хорошо ей знакомое негодование. — Кроме того, я не замечала времени. Мне хотелось только одного — забыться и не думать о невыносимой правде, что кто-то убил наших родителей.

Тон Дезмонда немного смягчился.

— И все же, малышка, тебе не следовало скакать в темно» те. Ведь ты могла разбиться. Я бы предпочел, чтобы ты ограничила свои прогулки часами, когда светит солнце.

Бранди собралась было ответить, но почувствовала мягкий толчок Квентина. Плотно сжав губы, она сохранила молчание.

— Дезмонд, Бентли упомянул, что вчера вечером ты себя неважно чувствовал, — вмешался Квентин, чтобы сменить тему разговора, а заодно определить, страдает ли брат от похмелья. — Сегодня тебе лучше?

— Значительно лучше, благодарю. — Дезмонд насторожился. — Я здоров.

— Рад слышать.

Внимательно оглядев брата, Квентин пришел к заключению, что Дезмонд не только не страдает от возлияний предыдущего дня, но и пока что абсолютно трезв. Речь его была незатрудненной, черные глаза смотрели ясно. Даже чересчур ясно, с удивлением отметил Квентин. Можно было даже сказать, что они сияют. Для человека, который еще вчера топил свое горе в вине, Дезмонд казался поразительно спокойным.

— Ты провел день в постели? — попытался что-то выведать Квентин.

— Нет, я провел день в Лондоне. — Дезмонд помолчал. — С Хендриком.

— Ты был у Хендрика? — Бранди даже подпрыгнула при этом имени и шагнула вперед, чтобы ухватить Дезмонда за локоть. — Он просмотрел бумаги отца? Нашел что-нибудь, что помогло бы нам вычислить убийцу?

Дезмонд резко вскинул голову и вопросительно прищурился, посмотрев на Квентина.

— Я поведал Бранди подробности моей поездки, — объяснил Квентин.

— Как предусмотрительно с твоей стороны, — с подчеркнутым сарказмом заметил Дезмонд.

— Полагаю, Хендрик просветил тебя?

— Да. Но было бы неплохо услышать некоторые вещи из уст моего брата. Скажи, Квентин, тебе не приходило в голову отнестись ко мне с таким же вниманием, с каким ты отнесся к Брандис?

Квентин раздраженно фыркнул:

— Дезмонд, ты уже спал, когда я вернулся домой вчера ночью, и еще не проснулся, когда я уехал сегодня утром. Будь ты на ногах, уверяю тебя, я бы сначала обсудил ситуацию с тобой. И потом, какая разница, с кем я поговорил первым? Нам всем необходимо знать, как проходит расследование. А теперь скажи, Хендрик закончил читать документы Ардсли? Он поэтому послал за тобой?

— Отвечу «да» на оба твои вопроса.

— Ну и…

— И ничего. В бумагах Ардсли тоже ни одной зацепки, как в отцовских. — Дезмонд скрестил руки на груди. — Похоже, мы зашли в тупик.

— Проклятие! — Квентин озадаченно провел рукой по волосам. — Я так надеялся…

— На что ты надеялся? Что убийца отца оставит ясные улики прямо перед носом семейного поверенного? В самом деле, Квентин, не кажется ли тебе это маловероятным? Кроме того, отдавая должное твоему блестящему уму, я бы все-таки не назвал тебя опытным следователем. Почему бы не оставить это дело властям?

В глазах Квентина вспыхнула искра гнева.

— Потому что в той карете погибли мои отец и мать. И если я могу чем-то ускорить поиски их убийцы, то я намерен это сделать… с твоей помощью или без нее.

— Квентин. — На этот раз вмешалась Бранди, которая в буквальном смысле стала между братьями. — Эта ссадина у тебя на подбородке сильно кровоточит. Пойдемте в дом, чтобы я могла заняться ею. — Она повернулась к Дезмонду: — Миссис Коллинз приготовит нам чай. После лечения Квентина я переоденусь, и мы сможем обсудить наши дальнейшие действия.

— Наши дальнейшие действия? — ощетинился Дезмонд, зло поджав губы. — Брандис, ты хрупкая молодая женщина. Ты не должна вмешиваться в это жуткое и опасное дело. Мы с Квентином обсудим этот вопрос позже, вернувшись в Колвертон.

Бранди судорожно вздохнула, убедившись в очередной раз, что они с Дезмондом совершенно разные люди. И любая попытка перекинуть мостик через пропасть между ними обречена на провал.

— Я не хочу спорить, — спокойно возразила она. — С нас уже достаточно несчастий. Давайте хотя бы не ссориться.

Подобрав замызганные юбки, она направилась к дому. Квентин не без гордости наблюдал за ее удалявшейся фигуркой. Потом махнул брату:

— Пошли. Поговорим с Бранди, прежде чем вернуться в Колвертон.

— Согласен.

Мужчины вошли в дом, как раз когда Бранди заканчивала разговор с миссис Коллинз. Упитанная экономка присела в неглубоком реверансе.

— Ваша светлость. Лорд Квентин. — Она встревожилась, заметив кровь на лице Квентина. — Вы сильно пострадали, милорд?

— Пострадала только моя гордость, миссис Коллинз.

Экономка по-матерински улыбнулась:

— Закуски подадут немедленно. А пока я принесу воды и чистую ткань, чтобы мисс Бранди могла заняться вашими ранами.

Квентин улыбнулся словам экономки:

— Спешки никакой нет, миссис Коллинз. «Раны» — это слишком громко сказано. Просто ссадины и царапины.

— И все же их нужно обработать. Я принесу все необходимое в гостиную, — сказала она и удалилась с видом, ясно выражавшим, что возражения бесполезны.

— Меня может разбаловать такой нежный уход, — поддел девушку Квентин несколько минут спустя, когда она прикладывала компресс к его подбородку. — Сначала миссис Коллинз, а теперь — ты. — Он устроился с удобствами на бархатном диване и наблюдал из-под опущенных век, как Бранди над ним колдует.

В другом конце комнаты заскрипела дверца буфета, и Квентин поморщился, услышав, как сердито позвякивает стеклом Дезмонд — явный признак того, что он собирается снова напиться. Вопрос лишь в том, что подтолкнуло его к этому? Снова всколыхнулось чувство потери и горечи после встречи с Хендриком, или он просто разозлился, застав Бранди в ее теперешнем виде?

Не подозревая о размышлениях Квентина и явном раздражении Дезмонда, Бранди опустилась на персидский ковер и сосредоточенно нахмурила брови. Она осторожно смыла кровь с лица Квентина и поморщилась, добравшись до наиболее глубоких порезов.

— Наверное, тебе в лицо хлестнула очень острая ветвь, раз такой глубокий порез, — пробормотала она, промокая подбородок вокруг царапины. Она отняла ткань от его лица, чтобы смыть с нее кровь теплой водой, которую в мисочке принесла миссис Коллинз. — Сейчас наверняка будет щипать, — предупредила она. — Мне очень жаль, . Квентин. Я быстренько. Постарайся потерпеть.

— Постараюсь.

— Как бы ни было больно, ты должен сидеть смирно, чтобы я как следует промыла царапину.

Она так беспокоилась, что может причинить ему боль, так была серьезна, что Квентин подавил улыбку.

— Я понимаю, — тоже серьезно ответил он, — и постараюсь не шевелиться.

Бранди кивнула и вновь нахмурилась:

— Скажешь, если будет больно. — Она наклонилась, поднеся компресс к уродливому порезу.

— Я закричу, если хватит сил. — Губы Квентина дрогнули. — Но меня беспокоит одно: что, если я упаду в обморок, прежде чем успею заявить о нестерпимой боли?

До Бранди наконец дошло, что ее пациент веселится. Она надула губы и посмотрела в насмешливые глаза Квентина.

— Вы смеетесь надо мной, капитан Стил?

— Никогда! — усмехнулся он. — Я просто не привык к такой трогательной заботе… и все из-за пустячной раны.

Бранди поняла, как, должно быть, смешно выглядит в глазах Квентина, когда причитает над его царапинами — и это после всех ужасов войны.

— Как глупо с моей стороны. Ты прав, это всего лишь царапина. А я просто дура.

— Нет, солнышко, ты это ты. — Он прижал ее руку с компрессом к своему лицу. — Молю, продолжай. Я уже привыкаю к такому нежному прикосновению.

Бранди изумилась:

— Значит ли это, что я превзошла армию в умении врачевать?

— Вот именно. Ты во много раз искуснее и сострадательнее любого врача, не говоря уже о том, что прелестнее. — Он дернул ее локон. — Но я действительно считаю, что тебе не стоит волноваться. Обещаю, что переживу эту процедуру.

— Без обморока, капитан?

— И без скандала, — уверил он ее.

— Жаль. — Глаза Бранди весело сияли. — Теперь мне придется переделать сообщение, которое я собиралась отослать в «Морнинг пост» для раздела светских сплетен. А мне так хотелось увидеть эту новость напечатанной в ежедневной газете. Только представь… — Она взмахнула рукой. — «Лорд Квентин Стил, герой наполеоновских войн, подвергся зверскому нападению рыжего бельчонка и получил незначительные увечья, при лечении которых известный офицер герцога Веллингтона упал в глубокий обморок». После такой статьи ты станешь пользоваться известностью, которая тебе и не снилась. Ну ладно. Хотя бы начало можно оставить.

В груди Квентина клокотал смех.

— У тебя всегда был язык как бритва, но сейчас он стал еще острее, если такое возможно, маленькая проказница.

— Только в вашем присутствии, милорд, — ответила она, и по ее лицу было видно, что она готова на любое озорство. — Никто мне не бросает таких вызовов, как ты. Какое несчастье, однако, что тебе не удалось до сих пор перехитрить меня.

— Однажды я все-таки не дам взять себя на пушку, солнышко. И тогда посмотрим, кто кого перехитрит.

— Буду ждать того дня затаив дыхание, капитан Стил. — Бранди вновь принялась смывать запекшуюся грязь. — А пока все-таки сиди смирно. И постарайся не упасть в обморок. Иначе я с радостью отдам свое сообщение в его первозданной целостности в газету, и тогда ты лишишься последних надежд сохранить хотя бы остатки попранного достоинства.

Их взгляды встретились, и они дружно расхохотались.

— Я рад, что вы веселитесь от души, — вмешался Дезмонд, со стуком поставив рюмку.

Бранди и Квентин даже вздрогнули от неожиданности, потому что совершенно позабыли о присутствии Дезмонда.

— Мне кажется, ваша веселость несколько неуместна, — сказал он, вновь наполняя рюмку коньяком. — Брандис, я считаю, тебе следует перестать кудахтать над пустяковыми ранами Квентина, лучше пойди переоденься, пока нам не принесли закуски. А после мы с Квентином откланяемся, чтобы ты могла отдохнуть ночью и набраться сил.

Поймав взгляд Бранди, Квентин едва заметно кивнул.

— Хорошо. — Она поднялась и прошла по комнате. — Я вернусь через минуту.

За ней закрылась дверь.

Бросив мрачный взгляд на Квентина, Дезмонд выпил вторую рюмку коньяка и налил себе новую порцию.

— Ты не думаешь, что тебе достаточно? — поинтересовался Квентин.

— Нет, не думаю. — Дезмонд выпил половину, прежде. чем повернуться лицом к брату. — Мне казалось, что мы уже обсудили твои отношения с Брандис и пришли к пониманию. Помнишь?

— Помню. — Квентин закинул руки за голову и усталой посмотрел на брата. — Я также помню, как сообщил тебе, что не намерен прерывать дружбу с Бранди.

— Дружбу? Значит, то, что сейчас между вами происходило, можно назвать дружбой?

— А ты бы как назвал?

— Прелюдией.

Квентин прищурился:

— Прелюдией? К чему?

— Да брось, Квентин. — Дезмонд сделал два больших глотка коньяка и, покачнувшись, продолжал говорить заплетающимся языком. — Ты узнал, что такое женщина, когда тебе было четырнадцать. С тех пор перебрал их немало. Наверняка за этот срок ты научился мастерски распознавать первые признаки симпатии. — Он вытянул руку и принялся загибать пальцы. — Давай посмотрим: раскрасневшиеся щеки, лучезарная улыбка, взгляд, полный обожания, — все это говорит о возникшем желании, а никак не о дружбе. Ты не согласен?

Квентин с трудом сдержался, чтобы не ударить брата.

— Если ты подразумеваешь, что я пытаюсь соблазнить Бранди, то ты просто сошел с ума.

— Да тебе и не нужно пытаться, братец. — Глухо хохотнув, Дезмонд опрокинул в себя рюмку. — Брандис считает — на тебе свет клином сошелся. Думаю, она вообразила, что влюблена в тебя. Как-никак, ведь именно ты идол ее детских грез. Мужчина, научивший ее поведению непослушного мальчишки, а не леди. Мужчина, который поощрял ее безумства, оттачивал ее мастерство в неподобающих увлечениях и с ней же разделял их. А затем уехал, обессмертив себя таким образом в ее душе. — Дезмонд с издевкой отвесил глубокий поклон. — А теперь ты вернулся, герой-победитель, и пробудил в ней былое детское обожание, которое слилось с пробуждающейся женственностью. — Он презрительно хмыкнул. — Как удачно для тебя все сложилось.

— Ты пьян, Дезмонд.

— Вне сомнений. А ты лжешь — и себе, и Брандис. Скажи мне честно, Квентин, неужели ты не заметил, что наше маленькое солнышко изменилось? Внешне, если ты не понял, что я имею в виду. Что она больше не шестнадцатилетняя девчонка, а взрослая, очень красивая женщина? — Дезмонд помолчал. — Вижу, что ты все-таки заметил, как бы тебе ни хотелось это отрицать. Меня восхищает твой вкус, твои высокие принципы. И эти самые принципы не позволят тебе прислушиваться к собственным инстинктам в отношениях с Брандис, ведь ты питаешь к ней истинное уважение и обуздаешь свою пылкость. Я прав, Квентин? — Квентин не ответил, лишь грозно нахмурился. — Очень хорошо. — Дезмонд качнулся вперед, потом прислонился к буфету, чтобы сохранить равновесие. — Можешь молчать, если тебе так нравится. Пусть твои отношения с Брандис чисты, но она, как в детстве, почувствовала свою зависимость от тебя. Ты не думал, как тебе с этим быть, когда наступит время отъезда? Что ты скажешь — теперь, когда она рассчитывает на твое присутствие, — если вдруг завтра придет приказ и ты должен будешь немедленно уехать?

— Замолчи, Дезмонд. — Квентин вскочил с дивана и, отвернувшись, принялся смотреть в окно.

— А-а, это все нервы. Ладно, хорошо. Лучше взгляни в глаза правде, какой бы жестокой она ни была, прежде чем заставить Бранди воспылать к тебе любовью. — Дезмонд бросил все попытки осторожничать. — Ты временный гость, дорогой братец. Тогда как я — основа будущего Брандис. И если ты даже не нарочно умудришься разбить ее хрупкое сердце, именно я склею его по кусочкам; именно я в конце концов разделю с ней постель, с радостью и на многие годы. Помни об этом. Потому что, как бы ты ни повлиял на нее, я намерен сделать Брандис своей герцогиней. И это несомненный факт, который даже ты со своей дурацкой всемогущей силой воли не сможешь изменить. Поэтому и не пытайся.

Квентин ударил кулаком в стену и резко повернулся, сотрясаясь от гнева, такого сильного, что он сам удивился.

— К черту твои жалкие угрозы, братец. Я вытерпел, сколько мог, твою пьяную болтовню. — Он пошел на Дезмонда, глаза его полыхали, от былой сдержанности не осталось и следа. — Наш разговор о Бранди закончен. Она тебе не какое-то движимое имущество и не лошадь, выставленная на аукцион, и ты ее опекун, а не господин. А что касается твоей идеи стать ее мужем…

Дверь в гостиную распахнулась, оборвав заявление Квентина на полуслове. На пороге замерла Бранди с широко раскрытыми от изумления глазами.

— Ваши голоса слышны даже на лестнице! — воскликнула она. — О чем же вы спорите?

— Ни о чем. — Дезмонд со стуком поставил рюмку и неуверенно прошелся по комнате, чуть не столкнувшись с миссис Коллинз, которая в эту минуту появилась с подносом.

— Я больше не голоден, — объявил он перепуганной экономке. — Кроме того, как верно заметил мой брат, я чересчур много выпил, поэтому не стану вас всех больше беспокоить, а заберусь в карету и поеду в Колвертон.

Обернувшись, он взглянул на Квентина.

— А мы с тобой все-таки продолжим наш разговор сегодня вечером, после твоего возвращения… даю тебе… — Дезмонд, моргая, взглянул на часы, — меньше часа. Уже почти восемь. Брандис нуждается в отдыхе. — Схватив руку Бранди, он поднес ее к губам. — Спокойной ночи, малышка, — пробормотал он, не отрывая от Квентина злобного взгляда, — Скоро трагедия последних двух недель останется позади, прошлое потеряет силу. — Он скрежетнул зубами. — И тогда я займусь твоим будущим.