Глава 4

— Простите, — с замиранием сердца повторила Калли, — что вы сказали?

Син не обратил на нее внимания, а взгляд короля стал холодным и скрытным.

— Мы были невнимательны? — спросил Генрих притворно невинным тоном. Он понимал, что девушка не имеет представления, о чем он говорит, и ее сердит, что он играет ею, как игрушкой. — Каледония Макнили, познакомьтесь со своим будущим мужем — Сином.

— Как ее зовут? — спросил Син, и Калли увидела, как в его черных глазах вспыхнула и разгорелась ярость при упоминании ее имени.

— Каледония, — повторил Генрих.

Син выругался. Но Калли не могла понять, почему ее имя могло так взбесить его, хотя, честно говоря, ей было все равно. Она не собиралась выходить замуж за англичанина.

— Я не выйду за него замуж.

— Если вы хотите вернуться домой, то выйдете. — Недовольный ее тоном, Генрих нахмурился.

— Мои люди убьют его.

— Они, возможно, попытаются, — засмеялся Генрих, — но мы заверяем вас, что им это не удастся.

— Вы об этом знали? — обратилась она к Сину.

— Я еще должен дать согласие.

— Ты дал слово, — усмехнулся Генрих, — что, если мы найдем священника для церемонии, ты выполнишь условия нашего соглашения.

Скрестив руки на груди, Син внимательно, с подозрением смотрел на Генриха. Если бы ее будущее не зависело от итогов этого противостояния, Калли, возможно, нашла бы их поведение забавным. Женщине нечасто доводится видеть схватку двух таких могучих людей.

— Прежде всего, — медленно произнес Син, — я хочу познакомиться с этим вашим священником и убедиться, что он не какой-то крестьянин, переодевшийся в монашеские одежды.

— По-твоему, мы на такое способны? — Королю удалось выглядеть одновременно оскорбленным и ироничным.

— Нисколько не сомневаюсь.

— Син, мой мальчик, — рассмеялся король, — ты слишком хорошо нас знаешь, но на этот раз здесь нет никакого обмана. Такова воля нашего Спасителя, чтобы мы нашли тебе супругу.

— Такова воля Люцифера, чтобы вы мучили меня до того дня, когда он сможет забрать меня к себе.

— Возможно.

Калли по очереди смотрела на обоих мужчин. Она не представляла себе, каким образом между двумя англичанами могло быть заключено соглашение без ее согласия. Особенно если такое соглашение может нанести существенный вред ее клану.

— Какую бы сделку вы оба ни заключили между собой, меня она не касается. Я не выйду замуж за англичанина.

— Что ж, очень хорошо, — задумчиво протянул Генрих, поглаживая бороду. — Тогда мы введем армию на ваши земли и, чтобы гарантировать мир, уничтожим всех мужчин и детей мужского пола. А начнем завтра же утром с казни вашего юного брата.

Джейми, задохнувшись от страха, попятился и наткнулся на Саймона. Придя в ужас, Саймон подхватил мальчика и, прижав к себе, похлопал Джейми по спине, чтобы успокоить.

— Вы не осмелитесь на такое. — Хладнокровная угроза Генриха вселила в Калли ужас, и у нее чуть не остановилось сердце.

Ее вызывающие слова выходили за границы дозволенного, и все это понимали. Генрих бросил на нее взгляд, от которого Калли содрогнулась, но она все равно не собиралась отступать, особенно в таком серьезном деле, когда угроза касалась Джейми. И если Генрих попытается исполнить свое обещание, она сама лично проследит за тем, чтобы он заплатил своей жизнью за это преступление.

— Мы бы рекомендовали вам следить за своим языком, — произнес Генрих низким злым голосом. — Возможно, по происхождению вы и относитесь к шотландской королевской линии, но более вероятно, что это не так. Итак, вы на самом деле полагаете, что можете помешать нам выполнить то, что мы считаем необходимым для обеспечения процветания Англии?

Встретившись взглядом с Сином, Калли прочла в его глазах предостережение. Да, Генрих мог быть беспощадным, и они оба это понимали.

— Это нелепая идея, — твердо заявила она королю.

— Нелепая или нет, но настанет утро, и вы двое обвенчаетесь, а иначе наша армия вступит в Шотландию. Выбор полностью в ваших руках.

Калли встретила взгляд Генриха как равная. Она не собиралась показывать ему свой страх или свою дрожь. Если бы она была мужчиной, он никогда не посмел бы позволить себе такое, и ее возмущало, что эти англичане такого низкого мнения о своих женщинах. Ей очень хотелось, чтобы все это было блефом, но она понимала, что это правда.

Повстанцы ее клана, руководимые неизвестным человеком, которого все называли Рейдером, были безжалостны к тем англичанам, что осмелились обосноваться в Шотландии. Калли была убеждена, что единственной причиной, почему Генрих так долго воздерживался от нападения на ее клан, было главным образом ее родство с королем Шотландии Малькольмом, и именно это обеспечивало ей безопасность.

Будучи кузиной шотландского короля, Калли большую часть своей юности провела при его дворе и знала королевский образ жизни и королевский образ мыслей, поэтому она понимала, что если посмеет привезти Сина в Шотландию, то те повстанцы, которые нападали на англичан, без сомнения, нападут на него и его людей. И тогда в считанные дни начнется открытая война.

Все признаки катастрофы были налицо.

Внутренним взором Калли ясно видела всю картину: в ее страну входят войска Сина, и его солдаты сводят счеты с людьми ее клана, ненавидящими все английское. Ни одна сторона не отступит и не образумится. Члены ее клана не станут терпеть английскую армию на своих землях.

Что же ей делать?

— Какую армию вы приведете в мою страну? — спросила она Сина, со страхом ожидая ответа.

— Никакой. Я прибуду один.

Генрих громко смеялся, до тех пор пока не понял, что лорд Син не шутит.

— Ты же несерьезно это говоришь.

— Даже прибытие в Шотландию всего десятка английских рыцарей приведет именно к тому конфликту, которого вы стремитесь избежать. Единственная возможность обеспечить мир — это один человек против них, — невозмутимо пожал плечами Син.

Калли поразили глубокое знание ее народа, проявленное Сином, и его бесстрашие. Но отправиться одному на вражескую территорию и ожидать, что противник покорится и поклонится ему, было величайшей глупостью. Никогда не настанет день, чтобы шотландцы пошли на такое.

— Они тебя убьют. — Генрих с помрачневшим лицом окинул Сина сердитым взглядом.

— Вы же сказали, что они этого не сделают, — напомнил ему Син.

От приступа гнева Генрих еще сильнее помрачнел, а придворные зашептались, склонив друг к другу головы, и Калли вспомнила, что все обсуждение происходит под пристальным вниманием свидетелей.

— Это было сказано тогда, когда мы полагали, что с тобой будут наши люди, — покачал головой Генрих. — Нужно быть дураком, чтобы…

— Я поеду с ним.

Калли обернулась к Саймону, который до сих пор держал на руках Джейми. Глаза мальчика были как два блюдца, и он все еще нервно покусывал кулак.

— Саймон, — произнес Генрих, — мы были лучшего мнения о вашем уме и не думали, что вы ввяжетесь в эту историю.

— Нет, ваше величество, — Саймон, очевидно, все обдумал, — в этом смысле я, по-видимому, весьма склонен к самоубийству. А кроме того, мне всегда хотелось побывать в Шотландии.

— Кто сказал, что я это позволю? — усмехнулся Син.

— Позволишь или нет, но я там буду. — У Саймона в уголках рта играла дерзкая, непочтительная улыбка. — Я просто посчитал, что с тобой будет приятнее путешествовать, но я в любом случае отправлюсь в Шотландию. Нужно, чтобы кто-то был у тебя за спиной.

— Уверяю, моя спина прекрасно защищена. — Слова друга, казалось, изрядно позабавили лорда Сина.

Что-то невысказанное промелькнуло между этими мужчинами, что-то, что, очевидно, связывало их как братьев и в то же время было зловещим и холодным, если судить по мучительному выражению глаз обоих.

— Да, я это знаю, — согласился Саймон. — Но даже сильнейшему из нас время от времени может понадобиться помощь друга.

— Я ценю твою заботу, Саймон. Однако я еще должен дать согласие на женитьбу.

— Ты согласился, — настаивал Генрих.

Калли хотела было возразить, но передумала. Для нее существовала только одна надежда — убежать.

Бессмысленно спорить с людьми, которых ни на йоту не интересует ее мнение. Для Генриха она была не больше чем пешкой в политической игре, которую можно было использовать по своему усмотрению.

А что касается Сина, то Калли не понимала, что же он приобретет благодаря их союзу. Но тем не менее она не собиралась оставаться здесь столь долго, чтобы получить возможность это выяснить. Она должна во что бы то ни стало убежать отсюда, от этих людей, из этой ужасной страны, а иначе все пропало.

— Ну, что ж, — медленно заговорила Калли, пятясь от них, — если завтра я вынуждена буду выйти замуж, то мне лучше всего вернуться к себе в комнату, чтобы приготовиться к церемонии.

— Ты собираешься выйти замуж за дьявола? — Джейми скривил губы при этой мысли. — Спорю, у тебя вырастут рога, если ты это сделаешь.

Не обращая внимания на слова брата, она забрала его из рук Саймона.

— Интересно, не появится ли у тебя еще и хвост? — Джейми качал головой, как старик, выговаривающий ребенку.

Калли вздохнула. Ну что ж, по крайней мере мальчик снова обрел дар речи. Она шикнула на него, но Джейми продолжал болтать о последствиях брака с дьяволом.

— Держу пари, у тебя родятся дети с языками, как у змей. И еще с чешуей. Как ты думаешь, у них в зубах будет яд, когда они будут меня кусать? Ты же помнишь тот раз, когда ребенок Робби меня укусил? Думаю, у меня до сих пор остался багровый синяк. Дермот сказал, он прокусил до самой кости.

Мальчик продолжал лопотать, вместе с сестрой возвращаясь обратно в замок, а Син смотрел им вслед.

Девушка как-то уж слишком быстро изменила свои намерения, и Син понял ее замысел, почти отчетливо прочитал ее мысли — она замышляла новый побег.

— Присмотри за ней, пока я поговорю с Генрихом, — попросил он Саймона, жестом подозвав его к себе.

— Пусть она убежит из-под охраны, и тебе не придется на ней жениться.

— Я знаю. И все-таки присмотри за ней. Она обладает живительной способностью попадать во всякие неприятности.

Калли вместе с Джейми шла к замку и все время чувствовала на себе взгляд Сина, а остановившись у двери и оглянувшись, обнаружила в нескольких шагах позади себя Саймона.

О, этот проклятый лорд Син, должно быть, послал рыцаря следить за ними. Ну и пусть, это нисколько не нарушит ее планы, просто ей придется более тщательно подготовить свой побег. В юности она часто обманывала свою проницательную няню, чтобы выскользнуть из замка и поплавать голой в озере. Если она могла провести Торну, которой нельзя было отказать в способности читать мысли Калли, то она легко сможет обвести вокруг пальца какого-то англичанина.

Когда Саймон подошел ближе, Калли увидела черного ворона на его зеленом плаще. По ткани и модному покрою одежды и по достоинству, с каким держался рыцарь, Калли поняла, что он обладает положением в обществе и богатством, — несомненно, он дворянин.

— Чем вы владеете? — вежливо поинтересовалась она.

— Только самим собой, миледи, — ответил он, открывая ей дверь. — Я безземельный рыцарь.

— Друг лорда Сина?

— Пожалуй, я настолько ему близок, как если бы был его другом. — Он немного посторонился, пропуская Калли.

— Как это понимать?

— У него есть только враги и еще те, кто стремится, чтобы молва о его расположенности к кому-то достигла королевских ушей. — Закрыв дверь за ней и Джейми, Саймон по светлому коридору, ярко расцвеченному благодаря окнам с цветными стеклами, повел их к лестнице.

— Можно мне поиграть с вашим мечом? — попросил Джейми.

— Когда подрастешь. — Саймон взъерошил мальчику рыжие волосы, и его глаза смягчились и потеплели. — Знаешь, — засмеялся Саймон, когда сорванец показал ему язык, — говорят, что каждый раз, когда мальчик высовывает язык, он призывает ночных великанов-людоедов туда, где сам спит.

— Это неправда. — Джейми быстро взглянул на сестру. — Не правда ведь, Калли?

— Я ничего не знаю об этих ночных великанах-людоедах, — пожала она плечами.

Джейми побежал наверх впереди них.

— А в какую категорию попадаете вы? — вернулась Калли к их разговору. — Ищете его расположения или числитесь его врагом?

— Я отношусь к третьей, особой категории, куда входят только я, мой брат и король. — Он остановился и открыто посмотрел на нее. — Я обязан Сину жизнью и, весьма вероятно, еще и здравым рассудком. Он в свое время сделал для меня то, что ни один ребенок никогда не должен делать, и я каждую ночь благодарю Бога за то, что этот человек не предал меня в то время, когда любой другой мальчишка защищал бы только самого себя и спрятался бы в каком-нибудь углу.

— И поэтому вы собираетесь в Шотландию, чтобы умереть вместе с ним?

— Вы не понимаете. — Он со всей прямотой посмотрел на девушку, и при его словах у нее по спине пробежал холодок.

Что бы ни произошло с ними, это, вероятно, было по-настоящему ужасно.

Саймон взглянул на самый верх лестницы, где у двери их ждал Джейми, и, понизив голос, чтобы мальчик не мог его услышать, стал рассказывать:

— Я был почти такого возраста, как ваш брат, когда Син накрыл меня своим телом, чтобы спасти. В тот день он едва не лишился жизни из-за этого. В ту ночь, когда убили мою мать, именно Син спрятал меня от ярости ее убийц. Из-за стены, за которой я прятался, мне было слышно, как его били, но он не выдал моего убежища. Бывает, по ночам я все еще слышу и вижу, как он принимает на себя удары, защищая меня не только в ту ночь, но и в течение всех лет, когда мы жили в Рейвенсвуде. Последний раз, когда я его видел, он был еще ребенком, и тогда мужчина, державший его рукой за горло, поклялся, что Син еще пожалеет о том, что помог мне. Зная этого мужчину так, как знаю его я, я могу быть совершенно уверен, что он выполнил свое зловещее обещание.

Калли была потрясена тем, что рассказал Саймон, и это имело большое значение для понимания человека, которого она знала как лорда Сина. Ее влекло к Сину, но она не могла позволить ему стать для нее чем-то большим — особенно сейчас, когда ей необходимо обдумать план побега.

Поднявшись по лестнице, Калли приобняла Джейми и открыла дверь в свою комнату.

Син провел несколько часов, стараясь отговорить Генриха от его безумной затеи, но король остался непоколебим.

Проклятие!

Одна мысль о женитьбе вызывала у Сина тошноту. Что он будет делать с женой?

Он был не из тех людей, которым нужен уют, и тем более не из тех, кто о нем мечтает. А еще скажут: очаг, дом и — Господи, прости! — любовь.

Нет, все, что нужно ему, — это чтобы его оставили в покое.

У него в мыслях вдруг возник непрошеный образ брата Брейдена и невестки Мэгги. Всегда, когда его невестка смотрела на его брата, в ее глазах появлялся яркий, слепящий свет.

На Сина никто никогда не бросал таких взглядов.

За всю его жизнь лишь несколько человек смотрели на него не с презрением и ненавистью, да он и не нуждался в чьей-то нежности, он прекрасно жил без нее. Так почему сейчас он должен менять свою жизнь?

И все же…

Син покачал головой — он запретит себе думать об этом, он сделает, как желает Генрих. Но еще оставались шансы переубедить его. Пока брак не заключен, от него еще можно отказаться. Син поедет в Шотландию, разыщет этого Рейдера, который донимает людей Генриха, расправится с ним и снова получит свободу.

Генрих будет счастлив, и Каледония, он был абсолютно уверен, тоже.

Каледония…

Ее имя прозвучало насмешкой, и Син выругался.

«Я ненавижу все, имеющее отношение к Шотландии и ее народу, и охотнее сгнию от чумы, чем позволю хотя бы кусочку своего тела снова оказаться в Шотландии».

Клятва Сина эхом прозвучала у него в мозгу, и он, кипя от возмущения, пошел вверх по лестнице, направляясь к себе в комнату.

Оказавшись на лестничной площадке, он вначале не нашел ничего странного в том, что коридор возле его и Каледонии комнат пуст, но затем его удивил ритмичный стук, доносившийся из-за закрытой двери комнаты девушки.

Взявшись рукой за рукоять меча, он остановился и, нахмурившись, прислушался.

Тук-тук… тук-тук… тук-тук… Вскинув голову, Син подошел ближе к темной дубовой двери и положил руку на дерево.

С похожим звуком кровать стучит о стену, когда двое…

А когда Син еще и услышал глухие стоны, его пронзила ярость, и он сжал руку в кулак. Нет! Неужели Саймон не мог придумать ничего лучше?!

Син прижал ухо к двери. В происхождении звука нельзя было ошибиться: это определенно кровать с ужасающей силой стучала о каменную стену. А ритм мог соответствовать только движениям мужчины.

— Саймон, — едва слышно прошипел Син, — ты покойник.

Вытащив их ножен меч, Син прищурился и, распахнув дверь, увидел на кровати под одеялами два бугра, извивающихся как одно целое.

Син не мог припомнить, когда в последний раз что-либо приводило его в такую ярость. Непонятно почему, но мысль о том, что Саймон лишил Каледонию девственности, пробудила в нем жажду крови, крови Саймона — всей, до последней капли.

Едва сдерживая свой гнев, Син приблизился к кровати и приставил меч к пояснице большого бугра — оба бугра замерли.

— Не дай Бог, чтобы это было то, что я думаю. — С этими словами Син сорвал одеяло с кровати, и шок от открывшейся перед ним картины приковал его к полу.

Саймон, привязанный веревкой к кровати и куче подушек, лежал на боку, полностью одетый и в мокром сюртуке; его волосы были взъерошены, во рту торчал кляп из тряпки, глаза распухли, покраснели и горели настоящим бешенством.

Убрав меч в ножны, Син достал кинжал, чтобы освободить друга от кляпа.

— Это совсем не то, что ты думал, — сказал Саймон, — но это именно то, что ты думаешь сейчас.

— Что, черт возьми, произошло? — Син принялся разрезать веревки, которыми Саймон был привязан к кровати и подушкам.

— Она сказала мне, что у нее женские проблемы. — Лицо Саймона покраснело от гнева. — А потом, когда я зашел проверить, не следует ли послать за доктором, она плеснула мне в глаза какого-то колдовского варева.

— А почему ты мокрый?

— После того как они привязали меня, девушка постаралась, чтобы я захлебнулся.

— Мне следовало бы оставить тебя здесь. — Син рассмеялся бы, если бы не был занят решением проблемы, кого задушить первым — Каледонию или Саймона.

— Тогда, пожалуйста, так и сделай, если это спасет меня от этой дьяволицы.

— Есть какие-нибудь предположения, куда она направилась? — спросил Син, разрезая последнюю веревку.

— Абсолютно никаких.

— Давно она убежала?

— По крайней мере час назад.

Син выругался. За такое время она могла уже быть где-нибудь в Лондоне.1

Остановившись, Каледония осматривала лондонские улицы. Послеобеденная толпа, заполнявшая пространство между огромными зданиями, была еще довольно плотной, но никто не узнавал ни Калли, ни Джейми.

Крепко взяв брата за руку, Калли направилась на север, к гостинице, которую запомнила, когда останавливалась в ней по дороге в Лондон. Хозяин гостиницы держал лошадей для продажи, и, если Калли туда доберется, то на те деньги, которые ей удалось утаить от Генриха, она сможет купить себе и Джейми по лошади. Когда король взял ее в заложницы, он и представить себе не мог, что у нее в корсаже хранится небольшое состояние.

Уезжая из гостиницы, они наденут одежды прокаженных, и тогда никто, даже воры, не осмелятся остановить их, и они вскоре будут дома.

— Мы до самого дома будем идти пешком? — спросил Джейми.

— Еще совсем немного, милый, — улыбнулась Калли.

— Но, Калли, у меня устали ноги. Разве нельзя остановиться и немного отдохнуть? Только чуть-чуть. Всего минуту-другую, а иначе мои ноги отвалятся, и я больше никогда не смогу бегать.

Но им нельзя было останавливаться, во всяком случае, сейчас, когда они были близки к тому, чтобы покинуть это ужасное место.

Взяв Джейми на руки, Калли прижала его к себе и снова зашагала.

— Ох, парень, ты стал тяжелым, — сказала она, обходя женщин, несших с рынка корзины с продуктами. — Знаешь, я еще помню время, когда ты весил не больше птичьего перышка.

— Папа пел мне тогда?

От его вопроса у Калли сжалось сердце. Бедный Джейми едва помнил их отца, который умер почти три года назад.

— Да, — она крепче прижала к себе мальчика, — он пел тебе каждый вечер, когда твоя мама укладывала тебя в постель.

— Он был таким же большим, как Дермот?

— Еще больше, чем Дермот. — При упоминании о брате Калли улыбнулась. В свои шестнадцать лет Дермот был выше ее, а их отец был почти такого же роста, как лорд Син.

— Как ты думаешь, отцу доставит счастье увидеть мою маму, когда он на небесах с твоей?

— Господи, малыш, где ты откапываешь такие вопросы? — удивилась Калли.

— Ну, меня просто это интересует. Один из королевских рыцарей сказал мне, что бедные слуги не могут попасть на небеса и туда попадают только знатные люди. Тогда я и подумал, что Господь Бог не захочет, чтобы моя мама была там с твоей.

Эти глупости вызвали у Калли глубокий вздох. Хотя в ее матери, возможно, текла королевская кровь, а мать Джейми была дочерью простого пастуха, только глупец мог говорить такую несусветную чушь, тем более маленькому ребенку.

— Он дразнил тебя, Джейми. Бог любит всех людей одинаково. Твоя мама добрая, она нас любит, и Господь в своей милости примет ее на небеса вместе с остальными, когда, не дай Боже, она умрет.

— Хорошо, а что…

— Джейми, прошу тебя, — взмолилась Калли, — мне не хватает дыхания, чтобы нести тебя. Пожалуйста, больше никаких вопросов.

— Хорошо. — Обняв сестру руками за шею, он положил голову ей на плечо.

Калли шла, пока хватило сил, но через некоторое время у нее заболели спина и руки. — Малыш, я хочу, чтобы ты немного пошел сам.

Спустившись, Джейми уцепился за юбку сестры, и они пошли по следующей заполненной народом улице.

— Как ты думаешь, сколько дней нам понадобится, чтобы пешком пройти через Лондон? Сто? Двести?

— В конечном счете мы выберемся отсюда. Постарайся не думать об этом. Думай о том, как мы снова будем дома.

— Могу я думать о маминых пирогах с мясом?

— Конечно.

— Могу я думать о лошади дяди Астера?

— Безусловно.

— Могу я думать…

— Джейми, дорогой, не мог бы ты думать молча? Он тяжело вздохнул, как будто размышления про себя были для него слишком тяжелой ношей.

Заметив группу конных рыцарей, ехавших по городу, Калли остановилась и на мгновение выпустила руку брата, чтобы поправить накидку на случай, если кто-то из них бросит взгляд в ее сторону.

Рыцари смеялись и не обращали на нее никакого внимания, но, пока они проезжали мимо, ее сердце перестало биться, а ноги дрожали, отказываясь повиноваться.

— Мы чуть не попались, — прошептала она и потянулась, чтобы снова взять Джейми за руку, но его рядом не оказалось. О Боже, нет! — Джейми! — закричала Калли, оглядывая людей вокруг себя. — Джейми! — Ее охватила паника; ни коричневой шапки, ни рыжих волос брата нигде не было видно. Куда же мог исчезнуть малыш? — Джейми!

Калли пришла в ужас. Где мальчик? Куда он мог пойти? Только секунду назад он был возле нее, а она уже тысячу и один раз говорила ему, чтобы он никуда не отходил, особенно в незнакомых местах, где вокруг чужие люди.

О Господи, с ним могло что-то случиться!

Снова окинув взглядом толпу, Калли заметила нескольких маленьких детей, но ни один из них не был похож на ее сорванца.

Быть может, он попал в какую-то неприятность? С громко стучащим сердцем Калли лихорадочно оглядывалась вокруг.

— Святая Дева Мария, где же ты, малыш? — шептала она снова и снова, высматривая его. — Боже, прошу тебя, верни мне моего брата. Клянусь, я больше никогда не буду просить его молчать и буду отвечать на все до единого вопросы, которые он будет задавать. Я буду с ним терпеливой. Ну, пожалуйста, Господи, пожалуйста, позволь мне найти его, пока с ним не случилось чего-нибудь плохого, — со слезами на глазах молила Калли.

Он мог упасть в реку, или его могла переехать повозка; его могли похитить разбойники, или с ним могло произойти еще что-нибудь такое же страшное! Ей приходили на ум жуткие подозрения, и все они сводились к тому, что Джейми в ней нуждается, а ее нет рядом, чтобы его защитить.

Если с ним что-нибудь случится, она не сможет этого пережить. Боль в груди была мучительной, она разрывала Калли легкие и не позволяла дышать.

Девушка не представляла себе, где искать брата в этом незнакомом городе, и в голове ее засела только одна мысль: лорд Син.

Он найдет Джейми, в этом Калли была уверена, теперь ей нужно только найти рыцаря.

Син ехал верхом по улицам, всматриваясь в окружавшую его толпу. Он призвал к ответу несчастную Элфу, и горничная после некоторого давления раскрыла план Каледонии. Теперь ему нужно было только успеть добраться до гостиницы, прежде чем девушка купит лошадей.

Сина сопровождал Саймон, и они приятно проводили время.

Среди толпы Син заметил женщину в голубой накидке, ее голова и плечи возвышались над окружающими.

Несмотря на то что она выглядела расстроенной и куда-то торопилась, Син мгновенно узнал ее.

— Каледония! — крикнул он.

Женщина сразу же остановилась и, вместо того чтобы броситься прочь, как он ожидал, побежала в его сторону.

— Спасибо всем святым, — сказала она с залитым слезами лицом и обхватила его правую ногу; этот жест отчаяния не произвел на Сина ни малейшего впечатления, но тем не менее пульсирующее тепло от ее прикосновения докатилось до самого паха. — Я так рада видеть вас.

Слова девушки поставили его в тупик. Никто в жизни не говорил ему такого с такой искренностью. Должно быть, произошло что-то плохое, если она рада видеть такого, как он, человека, и тогда Син заметил, что с ней нет мальчика.

— Что случилось? — спросил он, спустившись с лошади и взяв Калли под локоть.

— Джейми. — Выдернув свою руку, она схватила Сина за руку и, все время озираясь по сторонам, потащила за собой по улице. — Он исчез, и мы должны его найти. Всего несколько минут назад он был здесь и вдруг исчез. Джейми! — Снова выкрикнула она имя брата.

Несколько человек оглянулись на них, но никто не отозвался.

— Саймон, — окликнул друга Син, — мальчик пропал. Ты не видишь его оттуда сверху?

Покачав головой, Саймон остановил свою лошадь рядом с ними и спросил:

— Где вы были, когда он пропал?

— Недалеко оттого места, где мы были вчера. — Калли вытерла руками глаза и посмотрела вверх на Саймона. — Наверное, через одну улицу отсюда.

— У булочной с чучелом белки в витрине? — спросил Саймон.

— Да. Да, я уверена.

— Ты хочешь сказать, что знаешь, куда он пошел? — Син поднял бровь, удивляясь выражению, появившемуся на лице Саймона.

— Да.

Глубоко вздохнув, Каледония еще крепче стиснула руку Сина.

— Но я отведу вас туда при одном условии, — мрачным тоном предупредил Саймон. — Ни один из вас никогда не упомянет о происшествии с кроватью ни мне, ни кому-либо другому — никогда.

— Сожалею об этом. — Каледония покраснела. — Но я промыла потом ваши глаза. Как они?

Лицо Саймона стало цвета волос Каледонии, но от гнева или от досады, Син не мог сказать.

— С ними все в порядке, миледи, благодарю вас за вашу доброту, — ответил Саймон, и его голос был холоднее январской метели.

Сев на лошадь, Син протянул руку Каледонии, и девушка с благодарностью в глазах приняла ее. Син обратил внимание на то, какая тонкая у нее рука и как мягко она дотронулась до него, потому что никогда не касался подобной изящной руки. Подняв Калли и усадив ее впереди себя, он обратился к Саймону:

— Куда мы направимся?

— Вчера, когда мы ехали, я рассказывал мальчику о булочной «Юникорн-мейден». Я даже показал ему, где она находится, а он сказал, что готов отдать все, чтобы посмотреть на крендели и кокосовые пирожные. У меня такое предчувствие, что он мог пойти туда. Хотя совершенно не понимаю, с какой стати мне беспокоиться о том, чтобы спасти его? Клянусь, у меня до сих пор гудит голова от этого маленького бесенка.

— Он не собирался бить вас, Саймон. — Калли почувствовала, как жар обжег ей щеки. — Даю вам слово, это была чистая случайность.

Но Саймон бросил на нее насмешливый взгляд, говоривший, что он не верит ни единому ее слову, и всю дорогу до булочной Калли молчала.

Джейми не должен был убегать от нее, он никогда не делал подобных глупостей, и она не могла представить себе, что на него нашло. И для мальчика было бы лучше, если бы с ним произошла какая-нибудь маленькая неприятная случайность, потому что иначе Калли собиралась вытрясти из него всю душу.

Им не потребовалось много времени, чтобы вернуться на тот угол, где исчез Джейми. Саймон провел их на несколько ярдов дальше к небольшой булочной, из которой в тот момент выходила старушка, неся корзину с хлебом.

Когда они подъехали ближе, Калли увидела белку, о которой говорил Саймон, узнала личико малыша, выглядывающего в окно и всматривающегося в проходящих мимо, и заметила, каким ликованием засветились его огромные голубые глаза, когда он увидел сестру. Джейми, несомненно, был так же рад видеть Калли, как и она его.

— О святая Дева Мария! — прошептала Калли.

С несказанным облегчением она соскользнула с лошади и побежала в магазин к брату. Он все время был совсем рядом, но без помощи мужчин ей никогда бы не пришло в голову искать его здесь.

— Маленький поросенок, — прошептала она, обнимая мальчика, и у нее по щекам снова потекли слезы. — Ты меня напугал.

— Прости меня, Калли. — Он отстранился и показал ей медовый хлеб, который держал в руке. — Я подумал, что перед путешествием нам нужно хоть что-нибудь поесть. Мы весь день ничего не ели.

— Я лучше умру от голода, чем потеряю тебя. — Дрожащей рукой она взяла у Джейми хлеб.

— Прости, Калли, я не хотел тебя пугать, просто я был ужасно голоден.

Глядя на воссоединение брата и сестры, на их любовь друг к другу, Син тяжело сглотнул.

— Я хотел купить пряничного лебедя, о котором вы мне говорили, но жена булочника сказала, что на него у меня не хватает денег, — сообщил Джейми Саймону и оглянулся на сестру. — Тебе ведь тоже нравятся пряники.

Пока Калли целовала брата в щеку и проверяла, все ли с ним в порядке, Син заплатил за пряничного лебедя, чтобы угостить маленького негодника.

— Благодарю вас за доброту. — Калли взглянула на лорда Сина, когда он протянул ее брату купленное лакомство, и по выражению на лице рыцаря поняла, что ее слова привели его в ужасное замешательство.

Когда они вышли из булочной, чтобы направиться обратно в замок, Калли осознала, что ей не суждено добраться до дома, во всяком случае, одной, и думать иначе — значит обманывать себя. А самое плохое — что она чуть не потеряла человека, который больше всего значил для нее в этом мире.

О святые, а если бы они не нашли Джейми? Что, если бы он покалечился, или его похитили бы, или…

Это была бы исключительно ее вина. Калли закрыла глаза от пронзившей ее боли. Меньше всего ей хотелось сообщить Морне, что она недоглядела за Джейми и с ним приключилось что-то плохое. Для несчастной женщины, которая была матерью и для нее, это означало бы смерть. Нет, она больше не допустит ничего, угрожающего безопасности мальчика.

Так что же тогда ей делать?

Мысли Калли снова вернулись к мужчине, который должен был стать ее мужем. Может ли она доверять ему?

Для англичанина он был достаточно разумен, как и Саймон.

Быть может, если бы она позволила им поехать к ней домой, люди ее клана поняли бы, что не все англичане негодяи. Быть может, им удалось бы склонить англичан на свою сторону…

«Что с тобой? Ты лишилась рассудка? Спустись с облаков на землю, девочка, где тебе положено быть. Нет ни малейшего шанса, что Макнили когда-нибудь примут англичанина в свою среду».

Несомненно, это безнадежно, но другого выхода Калли не видела. Если она выйдет замуж за Сина, они с Джейми смогут благополучно вернуться домой.

Нравится это Калли или нет, но ей придется подчиниться королю и верить, что Господь на небесах знает, что для нее лучше, и не оставит ее. Безусловно, это его воля, а иначе ей и Джейми повезло бы и сейчас они уже были бы на пути домой. Этот день явился предзнаменованием, а Калли всей душой верила в предзнаменования.

Завтра Син может стать ее мужем.

Она наблюдала, как Син садится на лошадь. Грациозно поднявшись в седло, как прирожденный воин, он гордо сел на спину лошади, и его длинные волосы блестели при свете дня. Красивый и сильный, он представлял собой изумительное зрелище. О таких мужчинах женщины мечтают по ночам и надеются хотя бы однажды увидеть в жизни.

И он может принадлежать ей…

Рука, которую Син протянул Калли, была одновременно сильной и нежной. Возможно, он был не самым подходящим для нее мужем, но в нем были доброта и честность.

Если бы только в нем текла шотландская кровь.

Ведь существовали и другие мужчины, которые подходили ей гораздо меньше, но за которых ее могли заставить выйти замуж.

— Милорд, — обратилась она к Сину, когда он усадил ее на лошадь впереди себя, — что вы сделаете с моим народом, когда привезете меня домой?

Ее вопрос заставил Сина стиснуть зубы. От одной мысли о возвращении в Шотландию ему становилось плохо. Если бы это зависело только от него самого, он никогда бы не вернулся туда.

Конечно, там у него оставались братья, и, пока он будет там с ней, он непременно повидается с ними. Только ради братьев он мог примириться с мыслью покинуть Англию.

— Я обеспечу мир, который необходим Генриху, — наконец ответил ей Син, наблюдая за тем, как бережно Саймон усаживает Джейми на свою лошадь. — Пока ваши люди будут воздерживаться он нападения на его подданных, я ничего не стану предпринимать. — При этом он не сказал ей, что собирается разыскать некоего Рейдера и положить конец выходкам этого человека, а потом как можно скорее избавиться от уз брака.

Лошади шли галопом, и под цоканье их копыт по булыжной мостовой Сину думалось привычно, но тревожно.

И когда мысль о женитьбе пронеслась у него в мозгу, он осознал, что впереди него сидит женщина… и ощутил исходящий от нее аромат. Ее теплота и мягкость были целительным бальзамом, который мог успокоить его душу. Син никогда не сажал женщину на лошадь впереди себя и не держал ее за талию.

Он презрительно улыбнулся. Успокоение необходимо только слабоумным и глупцам. Ему оно не нужно, и Син был совершенно уверен, что не желает его.

Он сделает то, что должен сделать ради Генриха, а потом вернется к исполнению своей клятвы верности. Это его жизнь, и у него не было желания ее менять. Он слишком долго и упорно боролся, добиваясь мира с самим собой, чтобы позволить даже маленькому препятствию стать на его пути и сбить его с толку.

— Итак, — равнодушно заговорил Син, — вы намерены согласиться на это замужество?

Повернув голову, девушка взглянула на него, и этот взгляд вызвал в нем бурное желание. Ее розовые губы были приоткрыты настолько, что он легко мог завладеть ими для страстного поцелуя. Эта мысль еще сильнее разгорячила его. Будь он проклят, но он просто безумно хотел эту женщину, а она пристально смотрела на его губы, словно чувствовала их жар, словно тоже грезила о поцелуе, который он мечтал подарить ей.

— Не вижу способа избежать его, — тихо ответила Калли. — А вы?

— Нет, миледи, я тоже не вижу. — Он улыбнулся, услышав нотку надежды в ее голосе. — Но я думаю над этим.

— В таком случае желаю удачи. — Улыбка на ее лице ослепила Сина. — Хорошо бы, чтобы вы что-нибудь придумали.

Син покачал головой. Она была необыкновенным лакомством, от которого ему хотелось бы откусить кусочек и проверить, будет ли оно таким же возбуждающе острым у него во рту, как у него в руках. Весьма странно, но Син не смог устоять, чтобы не поиграть с ней.

— Мне следует оскорбиться?

Калли прикусила нижнюю губу. Он ее дразнил, и блеск в его глазах многое сказал ей. Ошеломленная необычным для него поведением, она тоже ответила ему шуткой:

— Нет, здесь нет даже намека на оскорбление. Вы действительно очень милы, когда не стараетесь казаться устрашающим.

— Очень мил? — растерянно повторил Син. — Это, вероятно, единственный эпитет, которым никто никогда не награждал меня.

— Никто? — Калли чуть отклонила голову, чтобы посмотреть ему прямо в глаза.

— Никто.

— Вас, должно быть, пугает, что мне известна о вас правда, которую больше никто не знает.

— Кто говорит, что это правда? — Син иронически взглянул на девушку и энергично натянул поводья.

— Я. И если вы не продемонстрируете мне своих рогов, я никогда не поверю ничему другому о вас.

При ее словах Син закашлялся. О, если бы она увидела сейчас его рог, взращенный его порочным желанием остаться с ней наедине.

Он не мог не отдать должное характеру и воспитанию этой девушки, но вдобавок ко всему она была безмерно соблазнительна, и в этот момент он мог думать только о том, как она, обнаженная, лежит в его объятиях…

— Скажите мне, — спросил Син тихо, чтобы цокот копыт приглушил его слова, — почему вы одна не испытываете страха передо мной?

— Понятия не имею, — ответила она так же тихо, — очевидно, я просто глупая. Элфа уверяет меня, что каждое утро на завтрак вы кушаете маленьких детей. Это правда?

— Нет, я нахожу их слишком неприятными для желудка. Они все время брыкаются, после того как их проглотишь. Честно говоря, никакого удовольствия.

Калли громко рассмеялась, и ее смех показался Сину самым прелестным звуком. Вероятно, никогда еще в своей жизни он не вел такого необычного разговора.

— Кто-нибудь еще, кроме меня, знает, каким шутником вы можете быть? — спросила Калли, заправляя прядь медных волос обратно под накидку.

— Шутником? — усмехнулся Син. — Миледи, если вы так обо мне думаете, то увы, ваш огонь не разжег ни одного полена.

— Тогда это более чем прискорбно.

— Почему же?

— Время от времени мы все нуждаемся в шутке. Разве не так, Саймон?

Оглянувшись, Син обнаружил, что Саймон и Джейми, ехавшие сзади, прислушиваются к их разговору.

— Безусловно, так, миледи, — кивнул рыцарь. — Но могу засвидетельствовать, что Син никогда не знал таких мгновений, даже в детстве.

— Это правда? — обратилась она к Сину, и глубокая складка пролегла у нее на лбу.

— Не совсем. Несколько веселых лет я провел с братьями, и в юности у нас с Саймоном тоже была пара забавных моментов.

— У вас есть братья? — Морщина на лбу Калли немного разгладилась, и в светло-зеленых глазах внезапно появился свет.

— Да, у меня их было четверо.

— Было?

— Один умер несколько лет назад.

— Сочувствую вашей потере. — Радость исчезла с лица Калли, и, к изумлению Сина, она, соболезнуя ему, нежно похлопала его по руке. — Должно быть, вам его очень не хватает.

На самом деле так и было, и, несмотря на то что он не видел Кирова с тех пор, как тому было почти столько же лет, сколько сейчас Джейми, Син все еще хранил теплые воспоминания о своем младшем брате. Сознание того, чтовсе его братья имели свои дома и были окружены заботой, было единственным, что помогало ему терпеть свой ад. Страдая в руках Гарольда и остальных, Син напоминал себе, что если бы не он, то на его месте мучился бы один из его братьев, и пусть лучше бьют и унижают его, чем кого-либо из них. Будучи добрыми и скромными, они заслуживали только самого лучшего из того, что могла дать им жизнь.

— У нас тоже есть брат, — доложил Джейми. — Дермот-дуралей.

—Джейми! — прикрикнула на брата Калли. — Он тебе за это голову оторвал бы.

— Он обзывает меня еще хуже.

— Это ваш старший брат? — спросил Син у Калли.

— Нет, я старшая.

— Это многое объясняет, — кивнул он.

— Что многое?

— То, как вы обращаетесь с Джейми, то, как настойчиво вы стремитесь добраться до дома» хотя и понимаете, что у вас нет на это ни единого шанса.

— Вы старший? — хмуро посмотрела на него Калли, и он слегка кивнул.

Подъехав к конюшне, они остановились. Саймон на руках с Джейми спустился вниз, а Син помог спешиться Калли.

— Саймон, ты можешь проводить ее обратно в ее комнату, чтобы…

Саймон громко кашлянул.

— Помни, об этом не должно быть и речи.

— Отлично, — криво улыбнулся Син. — Ты можешь проводить ее в комнату, чтобы снова не случилось то, о чем никогда нельзя упоминать? Или мне и к тебе тоже нужно приставить телохранителя?

— Мы мило поиграем с Саймоном, правда, Джейми? — Капли проказливо прикусила губу.

— Как скажешь, Калли.

Она проводила взглядом уходящего Сина, а затем, взяв Джейми за руку, в сопровождении Саймона направилась в замок.

— Саймон, давно вы знаете лорда Сина?

— Ему было девять лет, когда король Стефан отдал его на воспитание моему отцу.

Значит, они были знакомы примерно с тех пор. Это хорошо. Возможно, этот рыцарь поможет ей лучше узнать мужчину, который должен стать ее мужем.

Когда они вошли в замок, Калли выпустила руку брата, и он побежал вверх по лестнице впереди них.

— Вы знаете, почему он такой несчастный? — спросила Калли.

— Как вы узнали… — Саймон бросил на нее подозрительный взгляд.

— По его глазам. Он все хорошо скрывает, но время от времени я это вижу.

Поднимаясь по темной лестнице, Саймон глубоко вздохнул, и у него на щеках напряглись мышцы. Он явно боролся с собой, не зная, следует ли рассказывать этой девушке что-нибудь о своем друге, и в конце концов сказал:

— У него есть много причин, миледи.

— Например?

— Когда его привезли к нам, я был еще мальчиком, но я, как сейчас, помню тот вечер. Во время долгого путешествия к нам слуги короля Стефана жестоко обращались с ним, и, когда он вошел в большой зал, у него под глазами были синяки от побоев, из носа еще текла кровь, а губы и подбородок распухли. Казалось, всю дорогу до Рейвенсвуда его волокли по самым ухабистым дорогам, какие только можно найти. На ногах и на шее у него были железные оковы, однако он стоял прямо и смотрел в лицо Гарольду Рейвенсвуду с силой и достоинством, какими обладают очень немногие. Старый граф славился своей жестокостью и любовью ко всяким грубостям, и даже самые отважные храбрецы, как известно, слегка бледнели при взгляде на него. А сейчас перед ним без всякой дрожи стоял всего лишь мальчик, и он смотрел на графа, скривив губы и прищурив от ненависти глаза. Гарольд спросил, откуда у него такое мужество. — Саймон понизил голос и зашептал Калли в самое ухо, чтобы его слова не мог услышать Джейми. — И Син ответил, что он исчадие ада, порожденное бессердечным негодяем и выношенное в чреве проститутки.

От этих вселяющих ужас слов у Калли перехватило дыхание. Она с трудом могла представить себе ребенка, произносящего такое.

— Он заявил, что у него нет души и Гарольд никогда ничего не сможет сделать, чтобы заставить его страдать. — Грустно глядя на Калли, Саймон вздохнул. — Могу только добавить к этому, что Гарольд принял его вызов и делал все, что мог, чтобы заставить Сина в страхе покориться ему.

У Калли сжалось сердце; ее взгляд обратился к Джейми, входившему в их комнату, и она попыталась представить его в таких условиях. Маленький Джейми не знал ничего другого, кроме любящих рук и заботливой семьи. Она даже думать не могла о том, что должно было произойти, чтобы ребенок стал таким, каким его описывал Саймон. Сколько же пришлось выстрадать Сину? И почему? За что кто-то причинил такое маленькому ребенку?

Каждый заслуживает любви — этому всегда учила Калли мать, упокой Господи ее душу.

— Почему он был закован в цепи? — спросила Калли, когда они вошли в комнату вслед за Джейми.

Громко разговаривая сам с собой, ее брат стоял на коленях возле сундука и доставал оттуда игрушки, которые принесла ему Элфа. Пока он, выстроив рыцарей, сбивал их башмаками, Калли и Саймон отошли к окну.

— Син был политическим заложником. Он был послан в качестве гарантии того, что его отец больше не будет выступать против короля Стефана.

Калли погрузилась в молчание, вспомнив историю об Уильяме Маршале, которую ей рассказал кто-то из придворных, после того как она в свой первый день при дворе короля Генриха встретила Уильяма. Как и Син, Уильям когда-то был отдан королю Стефану, чтобы гарантировать послушное поведение своего отца. Когда же отец Уильяма снова начал войну против короля, Стефан угрожал убить мальчика.

Но что Калли запомнила лучше всего, так это жестокие слова, которые Джон Фицгилберт прокричал Стефану, когда король напомнил ему о его сыне Уильяме, который понесет наказание за действия своего отца: «Убей его. У меня есть молот и наковальня, чтобы выковать еще более сильного сына».

Очевидно, отец Сина мыслил точно так же — и это было ужасно для Сина. Ее собственный отец убил бы любого, кто недружелюбно посмотрел бы на кого-нибудь из его детей.

Поймав одного из взлетевших в воздух игрушечных рыцарей, Саймон понес его обратно Джейми, который с криком и шумом был занят своей игрой.

— Скажите мне, Саймон, есть ли леди, которая нравится лорду Сину?

— Он довольствуется собственным обществом, — покачал головой Саймон, снова вернувшись к Калли. — Он давным-давно научился не доверять никому, даже женщине.

— Что это значит?

— При дворе у него много врагов, включая тех, кто будет рад убить его, если представится такая возможность. И в их числе как мужчины, так и женщины.

— И у него нет друзей? — Калли не могла себе представить жизнь, в которой никому нельзя доверять.

— У него есть я и король Генрих.

— Нет, Саймон, у него есть только вы.

— Не понимаю, — нахмурился Саймон.

— Если бы Генрих по-настоящему был ему другом, он не просил бы Сина отправиться во враждебную страну, где он будет еще менее желанным, чем здесь.

— Весьма верно, миледи. — Саймон с уважением посмотрел на Калли, а потом, извинившись, увел Джейми играть, пока озорник не устроил в комнате полный беспорядок.

Сидя за туалетным столиком, Калли размышляла о своем положении. С одной стороны, она понимала, что самой большой глупостью будет привести англичанина в свой клан, однако, с другой стороны, она была очарована лордом Сином и не исключала возможности того, что он мог бы послужить посредником между ее кланом и Англией.

Калли была уже не в том возрасте, когда спешат выйти замуж. В свое время она была помолвлена с мужчиной, который заболел и умер всего за несколько месяцев до их свадьбы. Два года Калли провела, оплакивая его, а потом сразу вслед за этим умер ее отец. С тех пор она была слишком занята делами их клана и проблемами повстанцев, чтобы думать о муже.

Калли очень хотелось, чтобы сейчас с ней была Морна. Мать Джейми обязательно придумала бы, как поступить в такой ситуации, она помогла бы Калли принять решение.

Но в глубине души Калли знала ответ. Она должна вернуться домой, прежде чем повстанцы или ее дядя нападут на англичан, чтобы отвоевать ее у них. Ее дядя Астер не успокоится, пока она и Джейми не будут дома, и не нужно даже говорить о том, сколько людей из ее клана погибнет из-за этого.

Если Син сдержит слово и оставит своих людей в Англии, тогда есть вероятность, что можно будет сохранить мир. Быть может, члены ее клана убедятся, что англичане не такие уж отвратительные люди. Правда, из тех, кого она видела, некоторые были сущими дьяволами; однако и некоторые из ее любимых шотландцев тоже бывали несколько излишне кровожадными.

Ох, что же все-таки ей делать?

Сомнения терзали ее, у Калли разболелась голова.

Неожиданно дверь в комнату отворилась, и Калли, обернувшись, увидела Элфу, которая, ломая руки, бледная, стояла на пороге. Хотя они были знакомы не так давно, девушка очень много значила для Калли. Элфа была ее единственным другом и наперсницей в последние недели и оказывала ей помощь, за которую, если бы кто-нибудь узнал о ней, хрупкую девушку убили бы. Сейчас эта добрая душа выглядела так, словно за ней по пятам гнался сам сатана.

— Что случилось, Элфа?

— О, миледи, — девушка шагнула вперед, кусая губу и комкая в руках широкий рукав, — я только что услышала ужасную вещь, да. И я не знаю, кому об этом рассказать и что с этим делать. Может быть, мне просто забыть то, что я услышала. Да, забыть. — Она встревоженно огляделась и кивнула, молча соглашаясь со своими мыслями, а потом замерла, и ее большие карие глаза стали еще больше. — Но если я так поступлю и он умрет, вся ответственность ляжет на меня. Господь мне этого не простит. Значит, я стану соучастницей? Да, наверное, так. За это сам король захочет моей смерти. О Боже, я еще слишком молода, чтобы умереть. У меня еще даже нет мужа, нет детей. Я еще не хочу умирать, нет!

Сжав пальцами виски, Калли старалась уследить за бормотанием девушки, а потом ласково сжала руку Элфы, чтобы девушка немного успокоилась и объяснила, что именно ее так расстроило.

— Элфа, что именно вы услышали?

— Мужчины разговаривали в комнате под лестницей. Ну вот, в отличие от предыдущего монолога здесь имелся какой-то смысл.

— И что они говорили?

Девушка перекрестилась, и у нее в глазах снова появился страх.

— Они говорили, что собираются сегодня убить лорда Сина и тогда один из них сможет жениться на вас ради ваших земель. Он сказал, что покажет — прошу прощения, миледи! — этим шотландским собакам, как возражать властям, и что научит порядку — еще раз прошу прощения! — шотландскую сучку.

У Калли сжалось сердце, она не могла поверить этим словам, но в следующее мгновение ее охватили гнев и возмущение. И кто только осмелился сказать. такое?

— Вы сообщили его милости? — спросила она молодую горничную.

— Нет. Я слишком боюсь его.

— Спасибо, Элфа. — Калли с благодарностью похлопала девушку по руке. — Я сама ему скажу. — Калли направилась к двери.

— Миледи, — остановил ее голос Элфы, — вы понимаете, что, если они его убьют, вам не придется выходить за него замуж?

Такая мысль никогда не приходил в голову Калли, но даже сейчас, когда она появилась, выбор Калли был однозначным. Она не могла остаться в стороне и допустить, чтобы зверски расправились с человеком — особенно с тем, которому она столь многим обязана. Независимо от того, что думают другие, она понимала душу черного рыцаря лучше, чем все остальные.

Не сказав больше ни слова, Калли вышла из комнаты и отправилась на поиски лорда Сина.