Глава 8

Апрель сменился маем, приближалось лето. Вечера стали теплыми, потом жаркими, когда наступил июль. Число подписчиков газеты росло каждую неделю, прибыли возрастали.

За месяцы, которые Лейф и отец отсутствовали в городе, газета «От сердца к сердцу» стала самой успешной женской газетой Лондона. С помощью Корали Криста усердно работала, чтобы увеличить число читателей, и усилия ее окупились.

Долгие часы, которые она посвящала работе, не давали скучать по отцу. Она привыкла к его обществу и советам. Даже присутствие тетушки Абигайль, вызвавшейся стать ее дуэньей на время, пока профессор работал в деревне, не могло заменить постоянного общения с ним. Только работа спасала ее.

Криста говорила себе, что ни в коей мере не скучает по Лейфу Драугру. Этот человек вел себя возмутительно. Он был прямолинейно откровенен, игнорируя хорошие манеры. Он жил в совершенно ином мире, в который со временем вернулся бы, а то, что она еще помнила жар его поцелуев, только укрепляло решимость забыть его.

Криста с нетерпением ожидала писем от отца, в которых всегда превозносились необыкновенные способности Лейфа к учебе и восхвалялись его многочисленные добродетели:

«Этот человек поразительно умен, гораздо умнее, чем я предполагал вначале. Он уже начал читать и обладает исключительным слухом на язык. Похоже, ему нравится деревенская жизнь. Он говорит, что на острове, откуда он приплыл, такой же свежий воздух, но ветер имеет привкус морской соли. Там каменистая местность, думаю, как в Шотландии, и холоднее, конечно».

В каждом письме сообщалось об успехах Лейфа, а отец изучал культуру и образ жизни на Драугре.

«Судя по тому, что рассказал Лейф, я убежден, что его соплеменники переселились с Гренландии на Драугр в начале шестнадцатого века. У них свой язык и своя религия – смесь исландских верований и христианства, – очевидно, что культура Драугра автономна. Я пишу об этом работу, хотя Лейф заставил меня пообещать не разглашать его личность или местонахождение его родины».

Каждое письмо напоминало Кристе о Лейфе, и несколько последующих дней она думала о нем. Ей не хватало звука мужских голосов в доме, она говорила себе, что просто грустит по отцу.

К счастью, тетя Абби не давала скучать. Это была сестра матери Кристы, леди Абигайль Чапмен Брукс, вдова когда-то знаменитого юриста – барристера в лондонском суде. Тетушка Абби жила теперь в красивом имении в Оксфордшире, но каждый год приезжала в столицу на светский сезон. Ей было сорок восемь лет, в когда-то золотистых волосах сверкали седые прядки, а гибкая фигура все еще привлекала мужские взгляды.

Тетя Абби была живой и очаровательной, искрящейся, словно шампанское, живущей полной жизнью, что, наверное, было неплохо для Кристы, поскольку тетушка ввергла ее в светский водоворот, которого она обычно избегала.

– Дорогая, мы просто обязаны поехать на бал лорда Стаффорда, – отозвалась тетушка Абби о приеме, предстоявшем в конце недели. – Это будет событие сезона.

Не важно, сколько отговорок изобретала Криста, тетушка, казалось, всегда могла ее переубедить.

– Вспомни, Мэтью Карлтон наверняка будет там.

– Я предполагаю, что будет. Ему обычно очень нравятся такие приемы.

Бровь тетушки приподнялась.

– Что-то не слышу восторга. Принимая во внимание то, что он – один из самых желанных холостяков Лондона, я посчитала бы, что тебе повезло оказаться его избранницей.

Когда июль сменился августом, Криста стала проводить в обществе Мэтью все больше вечеров, разумеется, вместе с тетушкой.

В этот день они с тетей Абби были на представлении мелодрамы «Друри-Лейн» вместе с Мэтью, его старшим братом Филиппом и супругой брата Гретхен.

Хотя постановка была хорошей, Кристу утомило длинное представление, платье из темно-синего шелка слегка помялось, а локоны начали опадать на обнаженные плечи. Мэтью же совершенно не выглядел уставшим, а когда они подъехали к дому Кристы, он удивил ее вопросом, нельзя ли зайти выпить бренди.

Тетушка Абби, неутомимая, как всегда, тут же согласилась:

– Разумеется, заходите. Мне следовало самой пригласить вас. Ваше общество доставит нам большое удовольствие.

Они немного посидели в гостиной, ведя вежливый разговор, во время которого Кристе все время приходилось бороться с зевотой. Потом Мэтью предложил им вдвоем выйти на террасу подышать свежим воздухом.

– Мэтью, я получила большое удовольствие от вечера, – сказала она, стараясь подавить очередной зевок. – Спасибо за приглашение.

Ветерок шевелил его густые светло-каштановые волосы. Он одарил ее теплой нежной улыбкой:

– Криста, я надеюсь всю жизнь делить с вами вечера.

Последнее время Мэтью все чаще намекал на брак, и она говорила себе, что хочет именно этого. Деду было уже известно, что Мэтью ухаживает за ней, и он очень настаивал на свадьбе. Она должна была сделать это для него, для семьи, для себя.

Криста знала, что слишком высока ростом, чтобы привлечь внимание большинства мужчин, и имеет слишком независимый характер. Если с Мэтью ничего не получится, она останется старой девой, а этого ей, разумеется, не хотелось. Как и всякой женщине, ей хотелось иметь детей.

Она улыбнулась ему и вдруг увидела, как изменилось выражение его лица, взгляд стал решительным, и он опустился перед ней на колено и взял ее руку в белой перчатке.

– Криста, вы должны знать, какие чувства я испытываю к вам. Вы должны знать, что я очень нежно отношусь к вам. Нам хорошо вместе, вам и мне. У нас может быть чудесная жизнь. Выходите за меня замуж. Сделайте меня самым счастливым мужчиной в Лондоне.

Криста не знала, любит ли она его, а он никогда не признавался ей в любви, но у них было много общего и Мэтью ей нравился. Браки часто основаны и на гораздо меньшем.

Криста сглотнула и неуверенно улыбнулась:

– Мэтью, для меня было бы честью стать вашей женой.

Он встал с колена, поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Дорогая, ты не пожалеешь об этом, обещаю тебе. Мы будем очень счастливы.

Он обнял ее и поцеловал, а Кристе очень хотелось почувствовать хоть частицу жара, как в ту ночь, когда ее поцеловал Лейф Драугр. Она испытала лишь приятное мягкое ощущение, свидетельствовавшее скорее о привязанности, чем о любви.

– Нам нужно будет рассказать об этом родственникам.

Она кивнула:

– Утром я напишу отцу.

Мэтью просиял.

– Я поговорю с родителями, объявлю им новость. Я знаю, как они обрадуются. – Он улыбнулся. – Криста, ты сделала меня очень счастливым.

Мэтью поцеловал ее снова, в этот раз гораздо нежнее.

Они вернулись в дом и объявили новость тетушке Абби, глаза которой заговорщически блеснули при взгляде на Мэтью. Жених Кристы улыбался. Тетя Абби была в восторге.

Криста никак не могла понять, почему не чувствует себя счастливой.

Итак, она приняла решение и через год станет замужней женщиной.

Утром она написала отцу, сообщив новость, а два дня спустя получила ответное письмо с благословением и сердечными поздравлениями ей и Мэтью. Она знала, что надо написать и деду, и сказала себе, что так и сделает. Очень скоро.

Однако дата свадьбы еще не обсуждалась, и они с Мэтью договорились, что о помолвке будет официально объявлено после возвращения отца из деревни. Шли дни, и Криста обнаружила, что рада промедлению. С того вечера, как она приняла предложение Мэтью, ее не переставали терзать сомнения.

Да еще в последнее время обострились проблемы с газетой.

Стоя рядом с Корали у печатного станка конструкции Стэнхоупа, она раздумывала о записках угрожающего содержания, полученных с момента отъезда отца, – их было семь, включая ту, которую она нашла утром в почтовом ящике и теперь держала в руках.

– Так что здесь написано? – поинтересовалась Кори, пытаясь прочесть записку через плечо Кристы.

Та вручила клочок бумаги подруге.

– Почти то же самое, что и в предыдущей.

Кори прочла записку вслух:

– «Ты получила последнее предупреждение. Теперь ты пожнешь неприятности, которые посеяла». – Кори подняла голову, закладывая прядь цвета темной меди за ухо. – По-моему, почерк другой, чем на предыдущей записке.

Криста прошла в кабинет. Открыв левый ящик, она вынула небольшую стопку записок, которые получила за прошедшие несколько недель.

В верхней записке говорилось: «Порождение дьявола, не вмешивайся в чужие дела – или пожалеешь». Эту доставили последней, приколов к двери редакции. Несколько других были связаны с компанией в защиту билля, названного «Акт о труде на шахтах». В случае утверждения билль запретил бы всем женщинам и мальчикам младше десяти лет работать на подземных шахтах. Поскольку дети были значительной рабочей силой, законопроект был в высшей степени непопулярен среди владельцев шахт.

Лоренс Бертон, держатель основного пакета акций «Консолидейтед майнинг», проявил в этом вопросе наибольшую активность, но, разумеется, он был не единственным.

Корали взглянула на записку, полученную этим утром.

– Ни в одной записке нет ничего хорошего, но последняя почему-то производит более зловещее впечатление, чем другие.

Криста нахмурилась:

– Да, конечно. «Порождение дьявола» особенно неприятно звучит.

– Криста, мы давно не обращались к властям. Нужно отослать эти записки в полицию. Может быть, они смогут узнать, кто стоит за этими угрозами.

Криста не ответила. Достаточно проблем и без того, чтобы нести записки в полицию.

Утром, найдя в задних комнатах «От сердца к сердцу» только гору тлеющей сажи и почерневшей золы, она поняла, что совершила ошибку.

Огонь был почти потушен. Криста видела остатки белого дыма, поднимавшегося там, где наряд пожарных поливал задние комнаты редакции тяжелыми струями воды. Ущерб был довольно велик. Криста молилась о том, чтобы огонь не проник в главную часть здания, где стоял печатный станок.

– Мисс, держитесь подальше, – сказал дородный человек с густыми рыжими волосами, видимо, главный пожарный. – Ради вашей собственной безопасности.

– Меня зовут Криста Харт. Это мое предприятие. Можете мне сказать, что произошло?

Он взглянул на дым, струившийся из разбитого окна:

– Пожар начался в задней части здания. Хотя и не добрался внутрь.

– Слава Богу. Как это началось?

– Можно предположить, что в окно бросили что-то горящее.

– Вы хотите сказать, это не было случайностью?

– Нет, мисс. И если бы старая миссис Мерфи не проснулась очень рано и не увидела бы пламя, все ваше здание сгорело бы, а может быть, и целый квартал.

Миссис Мерфи жила с больным супругом над «Бакалеей Мерфи» через несколько домов от газеты. Криста вздрогнула, представив, сколько имущества, а может быть, и жизней могло быть погублено, если бы огонь не был обнаружен так быстро.

Рядом Кори осматривала почерневшие кирпичные стены и осколки стекла, усеявшие переулок.

– Теперь понятно, что это были не просто угрозы.

Криста вздохнула:

– Я была не права. Надо было идти в полицию, как ты советовала мне, Кори.

Лейф вошел в конюшню Хартленда – большое каменное здание, пропахшее пылью и свежим сеном. Сидя у него на плече, Альфин весело попискивал, радуясь любимому месту. Когда они зашли в тень, обезьяна спустилась, вскарабкалась наверх ограждения одного из стойл, потом поднялась по стропилам.

– Альф, веди себя хорошо, – предупредил Лейф.

Обезьяна шумно отозвалась, радуясь жизни. А еще ей очень нравился помощник конюха Джимми Сатерс, который ухаживал за ней больше всех.

– Какой он озорник сегодня утром, – заметил долговязый темноволосый мальчик с явной симпатией.

– Он получает удовольствие от общения с тобой, Джимми.

Лейф махнул мальчику, радуясь, что Альфин нашел себе приятеля, и направился к дому. Он прошел через холл с мраморным полом и вошел в библиотеку с высоким потолком, которую профессор использовал в качестве кабинета.

Проведя несколько месяцев в удобной комнате, отделанной деревянными панелями и заставленной полками с книгами, он чувствовал себя гораздо уютнее здесь, чем в любой другой комнате этой большой и красивой сельской усадьбы.

Лейф подумал о первых неделях после приезда. Имение было местом, достойным короля. Трехэтажный дом из красивого камня золотистого оттенка стоял на холме в окружении безбрежных зеленых лугов и садов.

Подножие холма обтекала река.

Дом был обставлен даже богаче, чем в городе у профессора. Кровать, на которой спал Лейф, была шире лондонской, матрас набит мягким гусиным пухом.

Профессор сказал, что существуют сотни имений гораздо пышнее Хартленда, но для Лейфа это не имело никакого значения, потому что это место пришлось ему по душе с первого взгляда.

Он сел в кресло, украшенное резьбой, – оно напоминало ему стул с высокой резной спинкой, на котором сидел на возвышении его отец – вождь клана. Здесь это было одно из шести кресел, расставленных вокруг деревянного стола с красивой резьбой, стоявшего у торцовой стены библиотеки. Стопа книг, которые, по мнению профессора, могли заинтересовать Лейфа, лежала на столе перед ним. Раскрыв верхнюю, он углубился в чтение.

Лейф знал, что времени у него немного. Скоро появится профессор Харт с новым списком слов и значений, и они начнут занятия. Часы были долгими и утомительными, но он, как говорил профессор, делал большие успехи.

Истекли четыре месяца усиленного обучения, и Лейф знал, что достиг гораздо большего, чем ожидал профессор.

Тот как раз появился в дверях библиотеки, немного бледный, с каштановыми поредевшими волосами, которые начали седеть. Лейф нахмурился, заметив, что выражение лица профессора было напряженным, а бумага в руке слегка подрагивала.

Лейф встал:

– Профессор, что-то случилось?

Вот уже больше месяца они говорили только по-английски. Лейф ощущал, что слова слетают с его языка почти без усилий.

– В газете неприятности. Мне надо срочно возвращаться в город.

– Что за неприятности?

Теперь он кое-что знал о газете, которую издавали профессор и его дочь.

– Криста не раз получала записки угрожающего содержания. Хотя раньше я никогда не принимал их всерьез, – объяснил Пакстон.

– Дамам не понравилось то, что она печатала в газете?

Пакстон покачал головой:

– Не дамам. Она писала статьи, призывающие к социальным реформам – улучшению работы водопровода, уменьшению рабочего дня детей и женщин, которые трудятся в шахтах и на фабриках. По-видимому, она нажила врагов среди людей, которые не желают ничего менять. Вчера кто-то поджег контору.

Лейф встревожился:

– Она не пострадала, ваша дочь?

– Нет, с Кристой все в порядке, но она обеспокоена. Полиция не знает, кто мог это сделать, и она опасается дальнейших действий своих недоброжелателей. Боюсь, как бы она не пострадала. Мне необходимо вернуться.

– Я поеду с вами, – заявил Лейф.

Профессор задумался лишь на мгновение, потом кивнул:

– Да… Я считаю, хорошо, что ты тоже едешь. Моя дочь ценит свою независимость. Она не захочет, чтобы кто-то смотрел за ней, но, думаю, после пожара это необходимо. Если мы будем смотреть за ней вдвоем, наверное, сможем уберечь ее.

– Профессор, с вашей дочерью ничего не случится. Клянусь вам.