Глава 3
Каван поднялся по каменной лестнице на третий этаж, в свою спальню, расположенную рядом с крепостными стенами, по которым он часто прогуливался во время бессонных ночей. Он уже предчувствовал, что сегодняшняя ночь будет одной из тех, когда сон бежит от него, а мысли обуревают, в особенности потому, что у него неожиданно появилась совершенно нежеланная жена. Она послушно поднималась вслед за ним по лестнице. Каван ощущал ее тревогу и желание убежать, но ощущал и страх поступить так. Она слабая, а он хотел – и всегда надеялся – найти себе отважную жену. Никакая другая не годится будущему лэрду клана Синклеров.
Судьба нанесла ему жестокий удар. Это же надо – вернуться домой и обнаружить, что ты женат на слабой женщине! Подарит ли она ему сыновей, на которых он так рассчитывал? Сможет ли справиться тут в одиночестве, когда ему придется уйти на войну?
Но хуже всего – это волнение о том, как она поведет себя с ним сейчас, после его пребывания в плену у варваров. Он сильно изменился, и у того человека, в которого он вынужденно превратился, окончательно испортился характер.
Каван стоял в открытых дверях, дожидаясь, пока Гонора первой войдет в комнату. Он громко захлопнул дверь. Она подскочила, прижала руку к груди и замерла в этой позе.
Отвратительно! Ну что она там стоит и ничего не делает? Нет чтобы заняться подготовкой ванны! Ему не нужна жена, которой постоянно требуются указания. Она на него даже не смотрит – опустила голову и уставилась в пол.
– Ты знаешь, как позаботиться о ванне для мужа? – рявкнул Каван, раздражаясь от ее беспомощности и от всей ситуации в целом.
Она подняла голову, избегая, однако, его взгляда.
– Я сейчас же займусь этим.
Направляясь к двери, Гонора держалась как можно дальше от Кавана, но за время плена его рефлексы предельно обострились. Он схватил ее за запястье и дернул к себе так быстро, что она резко сжалась, словно боясь, что Каван ее сейчас ударит.
Он ослабил хватку, но не отпустил Гонору, удерживая ее около себя. От нее сладко пахло, и этот аромат наполнял его ноздри, заменив собой стойкий запах крови, пота и страха, не покидавший его весь прошедший год. Боже, она пахнет так дивно, так сладко, так непорочно… Кавану внезапно захотелось уткнуться в нее лицом и забыться в этом соблазнительном аромате.
Вместо этого он бросил куда резче, чем намеревался:
– Я не сделаю тебе больно.
Ее глаза округлились, как две полные луны в темном ночном небе, только они были темно-лиловые, как те дикие цветы, что растут на вересковых пустошах. Этот цвет всегда привлекал к себе его внимание – в точности, как сейчас. Да только Каван смотрел не на цветы, а в глаза своей жене и видел, что они невероятно прелестны – и совершенно невинны.
Он оттолкнул от себя Гонору:
– Займись ванной для меня.
Она выбежала из комнаты, дверь за ней захлопнулась.
Каван что-то негромко пробурчал. К чему ему такое бремя? Он так надеялся, что Ронан уже сумел добраться до дома, а теперь придется думать, как его отыскать – и не важно, сколько это займет времени. Он не оставит своего брата в лапах тех жестоких людей! Они с Ронаном сражались бок о бок и вместе попали в плен, и он успел поклясться своему брату, что отыщет его, и должен выполнить обещание. Просто обязан.
Каван потер щетину на подбородке и подумал, что, должно быть, видок у него еще тот. Он шел бесконечно долго. Попадая на свободные земли, просил фермеров подвезти его хоть немного по пути на рынок. На одной из ферм он отработал целый день, чтобы получить чистую одежду, потому что от его собственной почти ничего не осталось. Не то чтобы заработанная одежда была новой, как ему обещали, но в любом случае достаточно приличная, чтобы вернуться в ней домой.
А теперь, дома, он ничего так не хотел, как принять горячую ванну и надеть свою, чистую и аккуратную одежду. Каван быстро окинул взглядом комнату в поисках своего сундука и с облегчением вздохнул, заметив его под окном. Когда он понял, что мать поддерживала в его комнате привычный порядок, внутри у него что-то дрогнуло. Она ждала его возвращения. Ее уверенность в нем взбодрила его, и Каван почувствовал, что все-таки рад возвращению домой к семье и…
Он больше не хотел думать о своей жене. Он все еще не мог поверить, что неожиданно оказался женат, да еще на женщине, которую когда-то решительно отверг. Однако все это теперь не имело никакого значения. Она стала его женой, хотя сам он не чувствовал себя мужем.
Дверь, скрипнув, медленно отворилась. Гонора осторожно просунула в щель голову.
– Чего ты ждешь?
Не сказав ни слова, она торопливо вошла. Следом слуги втащили в комнату деревянную ванну и ведра с водой. Ванну наполнили. Каван разделся, мечтая скорее сесть в горячую воду, пока она не остыла. И только устроившись в ванне и намочив волосы, он заметил, что жена замерла, как статуя, у дальнего конца кровати, уставившись на него.
– Только не говори мне, что до сих пор ты ни разу не видела голого мужчину!
Две служанки, оставшиеся в комнате, захихикали, а щеки жены сильно покраснели.
– Позвольте мне искупать вас, милорд. Мы же не хотим, чтобы свадебное платье невесты промокло, – улыбаясь, предложила одна из служанок.
Каван взглянул на жену, ожидая, что она скажет служанке, что в этом нет необходимости, что она сама позаботится о муже, но та продолжала молчать.
Не отрывая от нее взгляда, Каван сам ответил служанке:
– Нет, этим займется моя жена.
Служанки почтительно поклонились и закрыли за собой дверь.
– Ты что, не знаешь, чего я от тебя жду? – Нелепость происходящего только усилила сумятицу в мыслях. Каван просто не мог себе представить, что произойдет, если он решит заняться с ней любовью.
Гонора кашлянула и только потом произнесла:
– Я не ждала тебя.
– Ну и я тебя не ждал, – отрезал Каван и начал намыливать голову куском мыла, который служанка оставила на табурете вместе с полотенцами.
– Я знаю, что ты меня не хотел…
– Хотел или нет, теперь я с тобой связан, – сказал Каван и опустил голову под воду, чтобы смыть мыло, а потом – наконец-то! – начал отскребать грязь с тела. Он тер себя изо всех сил, чтобы смыть мерзкую вонь и все воспоминания о варварах.
– Я буду послушной женой.
Каван на минуту перестал себя тереть.
– Ты кого пытаешься убедить – меня или себя?
– Я к тебе привыкну.
Он покачал головой:
– И опять мне кажется, что ты уговариваешь себя, а не меня. – Он протянул ей мыло. – Начинай прямо сейчас – потри мне спину.
Гонора удивила его тем, что ни секунды не колебалась. Засучив рукава, она подошла к ванне, взяла мыло и встала у него за спиной. Каван услышал, как она ахнула, понял, что у нее совсем нет силы духа, и разозлился окончательно.
– Эти шрамы остались после того, как варвары меня пороли. Если тебе противно к ним притрагиваться, я позову служанку.
Тут он почувствовал прикосновение мыла к спине и подумал, что, пока она не притрагивается к шрамам, все будет в порядке. И пришел в замешательство, ощутив, как она растирает мыло у него по спине – и в еще большее замешательство, поняв, что возбуждается от ее нежных прикосновений.
Он неподвижно сидел и молчал, наслаждаясь тем, как ее руки нежно массируют его плечи, спину и бока, хотя они так и не опустились под воду, к более интимным местам.
Каван сильно распалился, причем не от горячей воды, а в ответ на эти целомудренные прикосновения. У него все пульсировало, как у мужчины, готового взорваться, и думал он только об одном – как выбраться из ванны, бросить ее на кровать, задрать на ней юбку и вонзиться в нее со всей силой неутоленного желания.
От подобных мыслей, достойных настоящего варвара, Каван окончательно разозлился. Неужели он может рассуждать, как варвар, а тем более – поступать, как варвар? Гонора его жена, и она непорочна. Она не заслуживает его гнева и не может служить предметом для удовлетворения его похоти.
– Вон отсюда! – заорал он и услышал, как Гонора споткнулась и упала. – Убирайся!
Дверь хлопнула. Каван застонал. Давно, очень давно у него не было женщины, и его голод слишком силен, чтобы из-за этого страдала непорочная жена. Можно взять одну из служанок, как он делал раньше, но ведь сегодня его брачная ночь, и он опозорит свою жену, если так поступит.
Каван снова застонал, понимая, что ему необходимо удовлетворить себя, если он хочет выдержать эту ночь. А сделав это, одевшись и спускаясь вниз по лестнице, он сообразил, что новобрачная и ее нежные прикосновения не выходят у него из головы.