Глава 21

Гонора проснулась, потягиваясь и улыбаясь, и ничуть не удивилась, увидев, что спит одна. Она даже не знала, вернулся ли муж ночью в спальню, но это не имело никакого значения. На этот раз она не чувствовала, как раньше, что ее отвергли – теперь она все понимала и знала, что только от нее будет зависеть, наладятся между ними отношения или нет.

Каван обвинял себя слишком сурово, и до тех пор, пока он не поймет, как обстоят дела на самом деле, и не примет этого, он будет и дальше наказывать себя. Наверное, Гонора и сама вела бы себя точно так же, если бы не мудрые советы ее мамы. Мама объяснила ей, что Калум – человек плохой, хотя сначала он сумел хитростью убедить ее в обратном. А когда они обвенчались, было уже слишком поздно, и единственное, что могли сделать мать и дочь, – это быть умнее, чем он. Мама до последнего вздоха убеждала Гонору, что в один прекрасный день она встретит человека, достойного доверия и любви, и проживет с ним счастливую жизнь.

Гонора села и снова изо всех сил потянулась. Может быть, она подсознательно пыталась дотянуться до матери.

– Я нашла человека, о котором ты говорила, мама. Но ему необходима твоя мудрость, и я щедро поделюсь с ним ею.

Она негромко рассмеялась и снова упала на кровать Жизнь прекрасна! Гонора ощущала собственную силу и уважала себя. Не то чтобы она сделалась очень храброй, но обрела некую долю уверенности, а будет расти уверенность, придет и отвага.

Гонора выпрыгнула из постели и быстро оделась – темно-синяя шерстяная юбка и золотистая туника с длинными рукавами, подпоясанная на талии полоской от пледа Синклеров. Еще одной полоской пледа Гонора завязала сзади волосы, как следует их расчесав, а потом надела мягкие башмаки. Теперь она готова встретить новый день – и мужа.

Выходя из комнаты, она рассмеялась. Вряд ли муж готов к встрече с ней.

Войдя в большой зал, Гонора тут же увидела его. Каван сидел за столом у очага вместе с отцом, матерью и Артэром. Лахлана видно не было; очевидно, он провел ночь с очередной женщиной – Лахлан никогда не покидал чужую постель рано утром. Остальные столы пустовали – большинство воинов отправились по домам, чтобы прийти в себя после ночного пира или ночного караула.

Каван почти сразу заметил, что Гонора вошла в зал. Она, не отрывая от него взгляда, дошла до стола, улыбнулась, поцеловала мужа в щеку и села рядом с ним.

– Я просто умираю от голода!

Гонора потянулась за куском медового хлебца, самого своего любимого, а Каван налил ей кружку горячего сидра и подвинул свою тарелку. Гонора усмехнулась и с аппетитом начала завтракать, радуясь, что муж захотел с ней поделиться.

Завязался общий разговор, но члены семьи один за другим уходили из-за стола по своим делам, и в конце концов Гонора с Каваном остались одни.

– Я должна тебе кое-что показать, – сказала она, стряхивая с пальцев крошки.

– Что? – полюбопытствовал Каван, улыбаясь, но довольно скептическим тоном.

Гонора оглянулась, наклонилась к нему и прошептала:

– Это сюрприз.

– И никто не знает?

– Я и еще один человек. – Она прижала палец к губам Кавана, не дав ему ничего сказать. – Никаких вопросов, ты все поймешь сам.

Гонора взяла мужа за руку и потянула его со скамьи. Выходя из зала, она взяла один из шерстяных плащей, которые Адди вешала на колышки у двери. Каван обошелся без плаща – несмотря на холод, ему хватало шерстяной рубашки, пледа и башмаков. Казалось, он вообще не чувствует холода, и Гонора решила, что он привык к нему за время плена – на землях варваров зима тянулась долгие месяцы.

Когда они завернули за угол хижины Джона-лучника, Гонора заметила удивление на лице Кавана. Еще сильнее он удивился, когда Джон, мужчина крупный и весьма нетерпеливый ко всем, кроме воинов, приветствовал Гонору широкой улыбкой.

– Стой здесь! – велела Гонора мужу, подтолкнув его туда, откуда отлично просматривалась мишень, поставленная Джоном для воинов.

Она взяла лук, который Джон приспособил специально для нее, и увидела, что Каван наморщил лоб. Он не смог скрыть изумления, когда Гонора взяла стрелу, умело положила ее на тетиву, прицелилась и выстрелила. Стрела вонзилась в самый центр мишени. Гонора выстрелила еще дважды – в основном для того, чтобы Каван не подумал, будто это получилось случайно, а понял, что она попадает в цель сознательно и дар у нее природный.

Она обернулась к мужу и заулыбалась:

– Я упросила Джона научить меня. Мне хотелось тебя удивить.

Каван помрачнел и прищурился, и на какой-то миг Гонора испугалась, что он разозлился, но тут муж тряхнул головой и улыбнулся.

– У моей жены врожденный талант к стрельбе из лука, – гордо сказал он Джону.

– Так и есть, сэр, так и есть, – согласился Джон.

– Скоро она начнет набивать наши кладовые едой для всего клана, – похвалился Каван.

Гонора ахнула:

– Я никогда не смогу убить в лесу никакого зверя!

Джон посерьезнел:

– Стрелы существуют для того, чтобы убивать, имей это в виду.

Он отошел. Гонора посмотрела на мужа.

– Он прав, – произнес Каван. – Стрелы необходимы для охоты, не важно, на зверя или человека. Если ты не готова убивать, не стреляй из лука. То же самое относится к кинжалу или мечу.

– Я никогда никого не убивала, – отозвалась Гонора. От одной мысли у нее внутри все перевернулось.

Каван взял ее за руку и повел куда-то. Гонора обрадовалась, увидев, что они направляются к вересковым пустошам. День был холодным, однако солнце сияло ярко, по синему небу плыли белые облака. Прекрасный день для прогулки на пустошах – и прекрасное место, чтобы поговорить.

– Я научил тебя обороняться, но не объяснил, каких жертв это может потребовать, – произнес Каван, когда они довольно далеко отошли от деревни.

Гонора повела его к опушке леса, села на землю, прислонилась к большому валуну и потянула к себе Кавана.

– Расскажи мне, что такое сражение.

Он сел рядом. Гонора прижалась к мужу и накинула плащ ему на ноги, не сомневаясь, что он уже продрог, и желая поделиться с ним теплом. А если быть совсем честной, она просто хотела оказаться поближе к нему, ощутить жар его тела и попытаться соблазнить его.

– Не нужно тебе этого знать, – ответил Каван.

Гонора положила ладонь ему на руку, – на руку, которая наверняка убила в сражении многих, но зато ласково умела обнять ее и нежно прикасаться.

– Я хочу больше узнать о тебе.

Каван колебался. И тогда Гонора вслух сказала то, что в последнее время чувствовала:

– Я доверяю тебе. Разве ты не хочешь довериться мне?

– Почему ты мне доверяешь? – спросил Каван, переплетя свои пальцы с ее.

Ей нравилось прикосновение его руки. Пусть мозолистая, она была сильной и уверенной.

– Ты не давал мне поводов сомневаться в тебе.

– Я называл тебя серой мышкой, – напомнил Каван.

– А я думала, что ты жестокий и грубый.

– О, маленькая мышка запищала?

Гонора засмеялась и быстро чмокнула его, точнее, слегка прикоснулась к его губам.

– Благодаря тебе.

Гонора не поняла, от чего он вздрогнул – от поцелуя или от ее благодарности, а может быть, он потерял дар речи сразу и от того и от другого.

– Так ты расскажешь мне про сражение? – снова попросила она.

Каван все колебался, потом, положив их сплетенные руки к себе на колени, начал:

– Страх – это и враг и друг воина в битве. Страх, пронизывающий кровь, дает тебе силы, а в разгар сражения помогает ничего не чувствовать. Ты просто защищаешься и пытаешься уцелеть. Он помогает тебе не слышать воплей умирающих, не чувствовать жуткого запаха смерти и не думать о том, что она, возможно, уже стоит за твоей спиной.

Гонора помалкивала, понимая, что он полностью погрузился в воспоминания. Положив другую руку на их сплетенные, она, подбадривая, слегка сжала их, чтобы напомнить – он здесь, с ней, а не на поле боя. Она знала, что теперь будет со страхом провожать его на битву, потому что муж может не вернуться назад.

Каван прижался лбом к ее лбу и замер так, словно нуждался в этом прикосновении. Затем отвернулся и посмотрел на пустошь.

– Ужаснее всего понимать, ценой чего даются победы. Видеть убитых близких и друзей, слышать крики раненых, которых не можешь спасти…

– Но все равно пытаешься?

– Ты говоришь о моем брате, – тут же отозвался Каван.

– Ради него ты рисковал своей жизнью.

– И потерпел неудачу, – напомнил он.

– И много выстрадал из-за своей попытки.

Каван отвернулся. Но Гонора не сдавалась:

– Варвары наверняка ужасно обращались с тобой. Я видела шрамы у тебя на спине, видела, как тебя терзают кошмары.

Каван резко повернул к ней голову:

– А почему, по-твоему, я так отчаянно хочу отыскать брата? С ним обращаются хуже, чем с животными, и эта мысль непереносима!

– А что произошло, Каван? Что произошло в тот день на поле боя?

Каван потупился. Хочет ли он снова пережить тот день? Разве не переживал он его снова и снова? Так зачем повторять все сначала? И разве сможет она понять?

Он посмотрел на Гонору и увидел в ее фиалковых глазах решимость – и еще что-то. Сострадание, сочувствие – ей не все равно. Его поражало, что она и в самом деле тревожится за него. Может, потому, что ему кажется, будто он этого не заслуживает?

Каван тяжело вздохнул, не зная, как ответить жене.

– Почему ты не хочешь поделиться своей болью?

– А зачем тебе про нее знать? – возразил он.

– Ты мой муж. Я не хочу, чтобы ты терзался понапрасну.

– Может быть, я заслуживаю страданий?

– Ерунда, – твердо произнесла Гонора.

– Ты не можешь этого знать! – вспылил Каван.

– Так докажи мне, что ты должен терзаться.

Он едва не расхохотался. Гонора очень умно загнала его в угол, да так, что он и не догадался. Каван восхищался ею. Она и в самом деле настоящий воин.

И тогда Каван неохотно начал рассказывать ей про то памятное сражение:

– Варвары разбили нас наголову. У них оказалось больше людей, чем мы могли предположить, и с самого начала стало понятно, что они превосходят нас числом. Мы сражались отважно, но резня продолжалась, и я приказал отступать.

Он замолчал и посмотрел куда-то вдаль, видя перед глазами сцену, навсегда врезавшуюся ему в память.

– И когда я приказал последним из своих воинов покинуть поле боя, я услышал крики о помощи. Кричал мой брат. Не раздумывая, я кинулся вперед, прокладывая себе мечом путь и рубя варваров направо и налево, но их было слишком много, и я рухнул недалеко от Ронана. Я протянул к нему руку; он был окровавлен. Я видел страх в его глазах и чувствовал его так же, как и в детстве, когда приходилось выручать Ронана из разных переделок. До тех пор мне это всегда удавалось. – Каван задумался, потом продолжил: – Я потянулся к нему. Решил – если нам суждено погибнуть, мы погибнем вместе. Я не мог позволить ему умереть в одиночестве. Но нас растащили в разные стороны, едва наши пальцы соприкоснулись. – Он закрыл глаза. – Я все еще слышу его крики.

– Ты сделал все, что мог.

– Но недостаточно, – процедил Каван сквозь стиснутые зубы.

– Да как же ты можешь так думать?

Он сердито уставился на Гонору:

– Потому что Ронан не вернулся домой.

– Но ты вернулся?

– Верно.

– И теперь не имеешь права быть здесь, потому что Ронана нет.

– Наконец-то ты поняла, – буркнул он.

– Ты готов был погибнуть, лишь бы спасти его.

– Любой ценой.

– Ты хочешь жить дальше? – спросила вдруг Гонора.

Каван уставился на нее и тряхнул головой.

– Что за чушь ты несешь?

– Если ты погибнешь, то не поможешь брату. А если будешь жить – спасешь его.

Он смотрел по-прежнему сердито.

– Ты учил меня – нельзя дать врагу понять, кто мне дорог, потому что это используют против меня. Ты дал своим врагам понять, что готов пожертвовать собой ради брата, и они использовали это против тебя. Скажи, они мучили тебя рассказами о страданиях твоего брата?

Каван наморщил лоб.

– Варвары все время напоминали мне, что мой брат пострадал из-за меня. Они не давали мне об этом забыть.

– Значит, тебе оставалось только выжить, бежать и отыскать его. И хотя варвары не верили, что ты на это способен, твой брат верил, иначе он не взывал бы к тебе о помощи. Пока Ронан знает, что ты жив, он будет надеяться и бороться.

– Откуда я знаю, что он верит в то, что я жив?

– Если тебе сказали, что твой брат жив, значит, и брат знает про тебя, – убежденно произнесла Гонора. – А это значит, что Ронану известно – ты за ним придешь. И он будет делать все возможное, чтобы выжить, как ты в свое время.

Каван содрогнулся:

– Там невозможно выжить.

– Но ведь тебе удалось?

Каван замолчал, вспоминая свой плен.

– Они вынудили меня жить как скотину. Мне до сих пор кажется, что от меня воняет.

Гонора поцеловала его в щеку.

– Ты пахнешь очень вкусно.

Он схватил ее за подбородок.

– Я стал таким, как они… скотом!

Гонора высвободилась и прижалась к его щеке.

– Ты не животное. Ты хороший, любящий мужчина, и я горжусь тем, что могу назвать тебя своим мужем.

Каван сильнее прижался к ее щеке.

– Ты просто не понимаешь, о чем говоришь.

Гонора чуть повернула голову и легко поцеловала его в губы.

– Я знаю, что ты мужчина, достойный любви.

– Зря ты так думаешь, – буркнул Каван, отворачиваясь от ее поцелуя.

– Займись со мной любовью, – попросила Гонора. – Стань моим мужем.