Глава 20
Иззи лежала у основания столба, одна маленькая ладошка приложена к лицу, будто она спала. О Боже! Нет, нет, нет…
Обхватив жену руками, Джулиан потянул ее к себе. Отведя назад волосы, увидел на лбу струйку крови. Отчаянно молясь, он прижал голову к ее груди, но не услышал ничего, кроме рева огня. Надо вынести ее отсюда. Крепко прижав жену к себе, он пополз к двери.
– Джулиан?
Сердце его остановилось, затем снова радостно забилось. Он не задерживался, не хотел, чтобы она узнала, в какой они опасности, поэтому прижимал ее лицо к своей шее и продолжал двигаться.
– Я здесь, любимая. Мы уже почти выбрались.
– Продай ее, Джулиан. Белую кобылу.
– Конечно. Мы непременно продадим ее.
– Если только ты не хочешь плодить глупость. У нее совсем нет мозгов.
Джулиан пробормотал что-то успокаивающее, молча, поклявшись собственноручно пристрелить белую кобылу при первой же возможности. Черт, он бы с радостью пристрелил их всех, включая Тристана, только бы Иззи была вне опасности.
Какая же она глупая. Неужели не понимает, как нужна ему. Они уже почти достигли дверей, он чувствовал дуновение свежего воздуха на лице. Рискнув, он подхватил Иззи на руки и побежал, стараясь не дышать.
Когда они выбежали из дыма под дождь, последовало мгновение мертвой тишины, а потом ночь взорвалась радостными криками. Джулиан повернулся, чтобы Иззи могла видеть ликующую толпу, окружившую их.
– Смотри, Задорная Изадора! Все рады тебя видеть. Полуживая и вялая в его объятиях, Иззи все-таки сумела выдавить слабую улыбку для своих доброжелателей.
Не все, однако, ликовали.
– Эппингем!
Джулиан заморгал при виде деда, который впервые за много лет оказался за пределами своих покоев. Герцог лежал, болезненно согнувшись, в кресле, лицо исказилось от усилий сидеть прямо, когда колеса кренились и подпрыгивали на неровной дороге.
– Что все это значит? Почему ты здесь играешь со своими дурацкими пони, когда дом горит?
Толкаемое запыхавшимся лакеем инвалидное кресло с высокой спинкой остановилось перед Джулианом, преградив ему путь к дому.
– Ответь мне, негодный хлыщ! Почему ты валяешь дурака? Поставь девку и займись делом! – Старик замахнулся тростью на лакея, который попытался поправить ему ноги. – Пошел вон!
Джулиан посмотрел на человека, которого боялся и уважал всю свою жизнь. Он ждал, что всколыхнется старая ярость, расцветет ненависть. Но не почувствовал ничего, кроме настойчивой потребности отнести жену в дом.
– Она не девка. Она моя жена. – Прижав Иззи к себе, он шагнул в сторону, обходя кресло. Иззи нужна теплая сухая постель и, возможно, доктор. Герцог подождет.
– Эппингем! Эппингем! Не смей отворачиваться от меня, никчемный хлыщ! Тебе лучше заняться исполнением своего долга, для твоей же пользы. – Дождь и слюна брызгали из его искривленного рта, когда он пронзительно кричал в спину Джулиану. – Паршивец негодный! Шалопай! Сначала Мандельфред, теперь ты. Вы оба – самое большое разочарование в моей жизни!
Джулиан приостановился, чтобы оглянуться на своего деда, и ледяным тоном заговорил с ним:
– Смерть Мэнни от несчастного случая на охоте «разочаровала» вас? Странно. Лично я глубоко скорбел.
Герцог открыл, было, рот, чтобы прорычать ответ, но, бросив взгляд на слуг, прикусил язык. С глазами, полными горького разочарования, он стукнул тростью по креслу.
Джулиан отвернулся. Его дед никогда не изменится, бесполезно с ним говорить.
– Эппингем! Эппингем! – последовал еще один сдавленный вопль.
– Милорд! Герцог! – послышались сзади перепуганные крики слуг.
Джулиан снова остановился. Ну что еще? Обернувшись, он увидел, как двое лакеев пытаются поднять герцога с мокрой от дождя земли. Он извивался в их руках, все еще брызгая ядом с каждым мучительным вздохом.
– Милорд, что нам делать?
Все взгляды обратились на Джулиана, и в этот момент он осознал, что ответственность лежит на нем.
– Джулиан?
Шепот раздался со стороны его ключицы, к которой была прижата голова Иззи. Он улыбнулся ей.
– Сейчас я отнесу тебя в тепло, моя дорогая.
– Знаю, – отозвалась она, – но думаю, твоему дедушке нужен доктор.
Джулиан вздохнул:
– Немедленно отнесите его светлость в дом. И тотчас же пошлите за доктором, и для моей жены тоже! – Он снова взглянул на Иззи. – О нем хорошо позаботятся, обещаю. К несчастью, они не могут дать ему новое сердце.
Она не ответила, просто безвольно лежала в его руках, закрыв глаза. Кровь все еще сочилась из ссадины на лбу. Крепко держа ее, Джулиан помчался к дому.
Спящая Иззи была той Иззи, которую он никогда не видел. Лицо такое нежное, губы слегка приоткрыты, уголки рта чуть приподняты кверху, словно ей снится чудесный сон. Он пытался представить, каким она была ребенком, до своей потери, до Хильдегарды, до… него.
Джулиан вытянул ноги и прислонился спиной к высокой спинке кресла, повернув голову, чтобы видеть ее. В комнате стояла полнейшая тишина, не считая потрескивания небольшого огня в камине и благословенного звука легкого дыхания Иззи.
Шишка на голове оказалась незначительной, и, к счастью, дыма она наглоталась не слишком много. Она здорова, и опасность ей больше не грозит.
Джулиан потер руками лицо и посмотрел на жену. Под действием снотворного, которое дал ей доктор, она спала уже несколько часов. Джулиан не отходил от нее.
Ведь он мог потерять Иззи. Сама мысль об этом была невыносима.
Еще несколько минут, и конюшня превратилась бы в ад кромешный. Иззи нуждалась в помощи, нуждалась в нем, а он стоял, поздравляя себя со своим геройством, в то время как ее жизнь была в опасности.
Неужели он никогда не перестанет подводить Иззи? Никогда не будет тем мужчиной, которым она когда-то его считала?
Он не рыцарь, славный и благородный, и все же он мог бы быть лучше, чем есть. Мог бы попытаться не быть тем человеком, которым, по убеждению его отца, является. Возможно, жизнь, такая, как она есть, жизнь не героическая и не грешная, достижима и для него. Возможно, Иззи могла бы полюбить его такого, какой он есть.
Да, подумал Джулиан, выпрямившись, Это их единственный шанс на счастье. Если их брак перестанет быть холодным, равнодушным союзом, он заставит Иззи полюбить его.
Так же, как он любит ее.
Ошеломленный этим открытием, он снова опустился в кресло. Он любит ее. Любовь. Джулиан не думал испытать ее, никогда по-настоящему не верил в нее, по крайней мере, не для себя. Любовь для других людей, хороших людей, а не для порочных, испорченных Дарингемов.
Во время школьных каникул он часто ездил вместе с Эриком в Гринли. Как часто он наблюдал со стороны за волшебным кругом, когда лорд и леди Гринли обнимали друг друга и своих детей? Как нищий, замерзающий на занесенной снегом улице, наблюдает за тем, как семья собирается в тепле своего дома.
Порой казалось, будто они из какого-то другого мира, доброго и великодушного, так непохожего на его собственный дом суровости и горечи.
В детстве, видя истинную привязанность, которая существовала между родителями Эрика, он однажды подивился этому вслух, ибо в его жизни ничего подобного не было. Лорд Гринли задумчиво посмотрел на него, затем сказал, что любовь делает все хорошее вдвое прекраснее, а все плохое – вдвое легче.
Юный Эппи запрятал эту частичку мудрости глубоко в сердце, не использовал ее. Но, очевидно, верил в нее.
Джулиан рассмеялся. Итак, он любит Иззи. А вот она его не любит. Перед ним стоит нелегкая задача – завоевать ее любовь.
Но он хочет этого. Джулиан поднялся с кресла, не в силах усидеть на месте, и устремил взгляд на сплошную стену дождя.
Господи Боже, как же он этого хочет!
Он хочет, чтобы она смотрела на него так, как леди Гринли – на своего мужа. Чтобы она нуждалась в нем, желала его. Хотел, чтобы он был дорог ей так же, как она дорога ему.
Стоя у окна ее комнаты, он вспомнил день, когда стоял перед окном в Маршвелл-Мэноре, ожидая встречи с Иззи. Ситуация, в которой он оказался, приводила его в отчаяние. Как несправедливо, что он должен жениться на незнакомой ему женщине. Джулиан прислонился лбом к холодному стеклу. Он и представить себе не мог, что будет еще несчастнее, поняв, что эта женщина не любит его.
Что, вероятнее всего, она любит его лучшего друга.
Иззи лежала, плотно укутанная в гору одеял. Огонь ревел в камине, у ее ног лежали бутылки с горячей водой. Казалось ее, настигла снежная буря, а не пожар.
Был почти полдень, комната была залита солнцем. От ночного дождя остались лишь воспоминания. Пришел доктор, осмотрел Иззи, сказал, что она вполне здорова и что ребенок, которого она ждет, не пострадал.
Бетти наполняла ванну таким количеством горячей воды, что Иззи могла либо свариться в ней, либо утонуть. Однако отказываться от ванны Иззи не собиралась. Она мечтала смыть запах дыма с тела.
Джулиана нигде не было видно. Бетти сказала, что он всю ночь, «занимался делами» и только что отправился принимать ванну. Иззи вздохнула. Ей так хотелось поговорить с ним. О чем – она сама не знала.
С той ночи в саду они больше не беседовали. Должно быть, это ее вина, зато бурное событие Джулиана совсем не изменило.
Зато Иззи не могла сказать ему ни слова. Не могла признаться, что любит его.
Это так патетично – любить того, кто не отвечает тебе взаимностью, и не стоит показывать свою слабость перед тем, кто к тебе совершенно безразличен.
Иззи вспомнила ночь, когда пришла к нему в кабинет. Его отказ причинил ей боль, оскорбил ее. Больше она этого не допустит.
За что она его любит? Он эгоистичный, упрямый, властный и… великодушный, сильный и очень красивый. Она вздохнула, признавая безнадежность попыток высвободить сердце из этого плена.
Опустившись в горячую ванну, Иззи постепенно расслабилась. Головная боль почти прошла, Иззи стало клонить ко сну, когда до нее вдруг дошел смысл того, что говорила Бетти.
– Вытащил вас прямо из огня, настоящий герой. А перед этим только-только спас детей из горящего крыла…
Через пару минут Иззи выбралась из ванны, быстро набросила на себя просторную ночную рубашку и халат и стремительно распахнула дверь между их спальнями. Она часто проходила мимо этой двери и знала, куда она ведет, хотя ни разу не рискнула нажать на ручку, боясь обнаружить, что она заперта со стороны Джулиана. Иззи распахнула дверь в облицованную кафельной плиткой ванную комнату.
Джулиан сидел голый в огромной ванне, а его камердинер лил из кувшина воду ему на голову.
Вздрогнув от звука ударившейся о стену двери, Джулиан резко повернул голову и ударился о кувшин, отчего его содержимое выплеснулось, облив ошеломленного камердинера.
Несмотря на удивление, Джулиан едва сдержал улыбку, когда увидел Иззи. Лицо ее пылало, волосы рассыпались. Она выглядела восхитительно.
– Джулиан? С тобой все в порядке? Ожогов нет? О чем ты только думал? Ты же мог погибнуть!
Тут Иззи заметила, что Джулиан голый, и округлила глаза.
Приоткрыв губы, она позволила глазам скользнуть от лица вниз по груди, следуя за последними струйками ополаскивающей воды, которые струились сквозь черную поросль на груди и собирались в ручеек, стекающий через пупок вниз.
Иззи не могла оторвать зачарованного взгляда от кружившегося водоворота воды у его талии. Покрытая мыльной пеной, вода была не очень прозрачной до тех пор, пока Джулиан не пошевелился, подняв небольшую волну, которая смыла мыльную пену.
Челюсть у нее отвисла, когда она увидела явную реакцию на ее бесстыдное разглядывание. Вскрикнув, Иззи повернулась и бросилась вон из комнаты.
Джулиан сидел, размышляя над этой неожиданной встречей. Стараясь унять вожделение, Джулиан думал о произошедшей в Иззи разительной перемене, которая привела его в восторг.
Иззи в гневе великолепна. Его камердинер стоял рядом с ванной, тщетно пытаясь с помощью полотенца восстановить то, что когда-то было безупречным внешним видом. Чувствуя, как лицо расплывается в широкой ухмылке, Джулиан взглянул на слугу.
– Ее милость довольно привлекательна в гневе, не так ли? – спросил он.
Симмс недовольно фыркнул:
– И часто она будет так врываться сюда, милорд?
– Я надеюсь на это. Очень надеюсь.
Скольжение ее волос по его паху, было как соприкосновение прохладного шелка с огнем. Он мягко намотал вьющиеся пряди на кулаки и держал их. Она продвигалась вверх по его телу, шепча неразборчивые клятвы между поцелуями, которыми осыпала его трепещущее, покрытое испариной тело. Он не мог расслышать ее слов. А очень хотел их расслышать. Он привлек ее губы к своим. Иззи лишь рассмеялась, ее смех пленил его сердце. Джулиан открыл глаза, намереваясь раскрыть ее секрет.
Он лежал один в своей огромной кровати. Иззи снова приснилась ему. Он снова проснулся с болью в напрягшемся паху. Иззи сведет его с ума. Никогда еще со времен юности он не был так долго без женщины.
Даже запах в холле, где Иззи недавно проходила, возбуждал его. А если какое-то мгновение она находилась рядом, он терял дар речи от возбуждения.
Сны его были пронизаны эротикой. Безумными, горячими, сводящими с ума видениями, после которых он утром просыпался с болезненной пульсацией в паху. Если в ближайшие дни он не найдет освобождения, придется заняться этим самому, как бы унизительно это ни было.
Он не может жить с ней, видеть ее, каждый день вдыхать ее аромат и не обладать ею. Он боялся вожделения, поднимавшегося в нем. Однажды он уже поддался ему, потерял над собой контроль и овладел ею, и это не помогло. Потребность лишь возросла, как и его сомнения в отношении ее чувств к нему.
Платья, заказанные Селией для Иззи, снова и снова распускались, и все равно ткань туго натягивалась на груди. Белые округлости соблазнительно выступали над вырезом. Словно Иззи нарочно дразнила его.
Она наклонялась перед его глазами несколько раз в день, предлагая его взору соблазнительный вид своей ставшей пышной груди. Она ходила с распущенными волосами, несколько длинных прядей уютно устраивались натуго обтянутых лифом полушариях, чего она, похоже, не замечала.
Она представления не имела о том, что ее невинная чувственность делает с ним. Она такая естественная, такая искренняя в своей страсти. Существует много такого, чему он может ее научить, что он может ей показать. Он представил себе Иззи, стоящую перед ним на коленях. Он задрожал от желания ощутить ее прикосновение, ее губы.
Джулиан не может ожидать этого от нее. Она леди, его любовь, мать его ребенка. Нельзя требовать от жены, чтобы она ублажала мужа так, как это делают продажные женщины.
Стук в дверь, к счастью, оторвал его от этих мучительных мыслей. Его камердинер, выйдя из спальни и пройдя через гардеробную, открыл дверь. Когда Джулиан услышал приглушенное бормотание, у него возникло чувство, что вот-вот произойдет что-то важное. К тому времени, когда Симмс вернулся, он уже поднялся с постели и наполовину оделся.
– Милорд, состояние вашего дедушки ухудшилось. Его слуга уже послал за доктором. Они уверены, что он долго не протянет.
Джулиан ждал хоть какой-то искры эмоций в своей душе к судьбе старика. Ничего. Что ж, этого следовало ожидать. Он рассеянно позволил Симмсу помочь ему одеться и отправился в неблизкий путь к южному крылу, где его дед жил последние двадцать лет.
Все кончено.
Джулиан задумчиво брел по коридору к покоям жены. Повсюду суетились слуги, закрывая окна черными драпировками и набрасывая черную ткань на зеркала.
Остановившись перед дверью Иззи, он задался вопросом, как она отнесется к тому, что он стал маркизом. Как единственный наследник отца, он, по-видимому, может теперь называть себя маркизом; Бедняжка Иззи. Ей не понравится быть маркизой. Она еще не совсем привыкла к титулу леди Блэкуорт.
Смерть деда оставила его совершенно равнодушным. Старик никогда по-настоящему не любил внука.
Джулиан помнил, как пятилетним ребенком стоял навытяжку перед дедом с болезненно полным мочевым пузырем, а старик ходил вокруг него, перечисляя его недостатки и несоответствия. Он помнил стыд и унижение, когда его мочевой пузырь, в конце концов, не выдержал, помнил, как Мэнни защитил его от самой страшной порки.
Он вспомнил Мэнни, выбежавшего из-за двери, где он прятался, с правдоподобной ложью о воре в конюшне. Мэнни, принимающего гораздо более легкую порку, учиненную наследнику, с натянутой улыбкой и слезами, блестящими на глазах. Мэнни, обнимающего его, когда он плакал постыдными слезами ненависти и обиды на отца и деда.
Старик был жестоким, в отличие от отца, просто холодного и расчетливого.
Старый герцог был отвратительным отцом. Впервые в жизни Джулиан ощутил жалость к тому мальчику, которым когда-то был его отец. Он гадал, будет ли отец скорбеть по герцогу. Вряд ли.
Джулиан испытал лишь облегчение, узнав о смерти старого тирана. Больше ему не придется докладывать о делах поместья в темной комнате и слушать, как скрипучий голос неистовствует в ярости из-за его решений. Не маловажно и то, что смерть деда фактически уничтожила отцовскую угрозу о лишении наследства, и Джулиан вынужден был признать, что ему не терпится увидеть реакцию теперешнего герцога на новую независимость его сына.
Он поймал себя на том, что искренне не желает огорчать Иззи, сообщая о ее новом положении, как и упоминать о немедленном приезде человека, которого она открыто презирает. Однако ей нужно подготовиться к появлению отца и похоронам, которые, вероятнее всего, будут пышными. Он сделал мысленную пометку послать за модистками для нее. Едва ли она поймет необходимость в совершенно новом гардеробе, в черных тонах. И в самом деле, это такая досада, ибо она гораздо лучше выглядит в цветных платьях. Он надеялся, что все это не выбьет ее из вновь обретенного равновесия. В последнее время она, кажется гораздо счастливее, словно позабыла о мучивших ее тревогах.
Когда он приблизился к двери комнаты, она распахнулась.
– Бетти, я послала в Лондон за несколькими швеями, ибо не могу даже помыслить о том, чтобы перекрасить свои прелестные платья в черный цвет. И я наняла нескольких женщин из деревни, чтобы придумать траурный вариант ливреи Дарингема. Я подумала, так будет лучше, поскольку очень скоро мы будем осаждены людьми всякого звания. Да еще и ремонт вдобавок. Какое счастье, что дом такой большой. В старом крыле хватит места всем слугам. И, пожалуйста, скажи экономке его милости, чтобы на всякий случай разделали побольше говядины. Не хотелось бы, чтобы мясо пропало зря, но, впрочем, если гости не съедят, его можно будет использовать в деревне.
Говоря все это, Иззи повязывала огромный фартук поверх своего светло-серого платья. Она, наконец, сделала паузу, чтобы перевести дух. Затем увидела его, маячившего в коридоре.
Оживление тут же исчезло с ее лица.
– Джулиан, доброе утро. То есть я хочу сказать… мои соболезнования тебе и твоему отцу.
Расстроенный, Джулиан гадал, не приказать ли Иззи стать снова бодрой, как обычно.
Призвав на помощь терпение, он улыбнулся ей:
– Спасибо, но мы не особенно любили друг друга. Удивлен, что ты уже все знаешь. Я собирался сам сообщить тебе. Ты сознаешь, что можешь теперь называть себя маркизой?
Иззи побледнела.
– Я бы предпочла не делать этого.
Она отвела глаза. Не важно. Джулиан позволит Иззи заниматься тем, что приносит ей удовлетворение.
– Если тебе нужна помощь…
– Нет, спасибо. Я просто поговорю со слугами его светлости. Не сомневаюсь, что они справятся со всеми делами.
Не дожидаясь ответа, Иззи обеспокоено улыбнулась ему и поспешила по коридору вместе с семенящей за ней Бетти.
Проводив ее озадаченным взглядом, Джулиан устало направился в свои покои; Он всю ночь просидел у постели умирающего, наблюдая, как тяжело поднимается и опускается грудь деда.
Видимо, пожар стал причиной последнего приступа ярости старика. На рассвете Джулиан поднялся и предоставил слугам готовить старого герцога для торжественного обряда прощания.
