Глава 8
– Я не позволю тебе спать этой ночью без меня! – упорствовала Оливия, скрестив руки на груди и поставив ноги по стойке «смирно», точно главный сержант. Дейн никак не мог привыкнуть к тому, с какой легкостью она перечила ему. – Я настаиваю на том, чтобы остаться с тобой, – твердо заявила она. – Травма головы – вещь весьма коварная. Если ты уснешь слишком крепко, то можешь и не проснуться!
Завязав пояс халата, Дейн кивком отослал от себя переполошившегося камердинера. Проффит удалился, презрительно фыркнув и метнув в сторону ее сиятельства сердитый взгляд. По какой-то неведомой причине слуги не спешили проникаться к Оливии теплыми чувствами.
Голова у Дейна страшно раскалывалась, и у него были куда более веские причины для беспокойства, чем недовольство прислуги. Если у Оливии возникли разногласия с кем-то из них, она должна знать, как их уладить. Матушка Оливии заверила его, что дочь ее прекрасно осведомлена обо всех тонкостях ведения хозяйства в большом доме.
Камеристка, специально нанятая для нее, постучалась в открытую дверь, соединявшую их спальни.
– Ванна готова, миледи.
Оливия раздраженно подергала свое испорченное платье.
– Мне надо снять с себя эту мерзость. Обещаешь, что не станешь запираться от меня на замок?
Дейн не смог сдержать улыбки.
– Пожалуй, обычно леди запираются от своих мужей на замок.
Леди Гринли посмотрела на него прищурившись:
– От вас чего угодно можно ожидать, милорд. Похоже, у вас аллергия на заботу.
Дейн взмахом руки поторопил ее.
– Прими хотя бы ванну и смой конский навоз с волос, а я отправлюсь в кроватку, как примерный мальчик. Можешь потом зайти и проверить.
– Хм… – Желая удостовериться, что он не запрется от нее, Оливия подтащила к двери скамеечку для ног, чтобы между дверью и косяком осталась щель. – Так я услышу, если ты будешь меня звать.
Дейн молча кивнул. Голова у него раскалывалась от боли, но ему еще многое нужно было обдумать. Недавнее происшествие стояло первым пунктом в этом списке.
Он улегся на громадную кровать, изготовленную по его желанию. Балдахин над его головой обрамлял нарисованную на потолке фреску, на которой была изображена сирена, сидевшая на камнях и зазывавшая моряков на погибель. Художник ухмыльнулся, услышав просьбу Дейна, и подумал, что пикантный рисунок женщины с голой грудью нужен Дейну для ночных утех. Но все было не так.
Дейну просто необходимо было еженощное напоминание о том, что ни в коем случае нельзя позволять соблазнам определять жизненный путь.
Гринли закрыл глаза, не желая смотреть на потолочную картину. Обычно Дейн не хотел, чтобы мысли об Оливии отвлекали его от стоявшей перед ним задачи. Но сейчас он нисколько не пожалел об этом, ведь он думал о ней уже после того, как выполнил свой долг. Не будь все его помыслы обращены к жене, когда она нынче вечером стояла на улице, он ни за что бы не подоспел вовремя и не спас ее от копыт лошади.
Надо признать, сейчас он пытался найти золотую середину между долгом и браком.
Жаль, что Оливия позабыла об их планах на сегодняшнюю ночь. Ему не терпелось сделать следующий шаг в ее обучении.
Ради будущего наследника, разумеется.
Лежа с закрытыми глазами в тишине собственной комнаты, он слышал, как Оливия тихонько плещется в ванне. Должно быть, она отослала Петти спать, потому что голосов не было слышно. Только плеск воды, бьющейся о бортики глубокой ванны.
Наверняка ванна стояла у камина, чтобы было теплее. Золотистые огненные блики, должно быть, лижут кожу Оливии, отражаясь в мыльной воде.
Наверное, она окунулась в воду с головой и села. И волосы ее струятся по спине темно-золотым ручьем, обнажая длинную шею и белые плечи… А великолепные груди легонько колышутся в воде. Наверное, она моет их, приподнимая и намыливая каждую, а по коже бежит пузырящаяся мыльная пена, и капли капают с ее сосков, искрясь в свете огня, точно бриллианты…
Тут до сознания Гринли дошло, что он никогда по-настоящему не видел женщину в ванне. Более того, он внезапно осознал, что возбужден до предела. Учитывая состояние его головы, это было слишком. И тем не менее он ничего не мог с этим поделать. Мысль о покрытой мыльной пеной Оливии была самой возбуждающей из всех известных ему эротических фантазий.
«Не надо было отсылать ее от себя».
Глупости! У Оливии выдался во всех отношениях утомительный вечер. Им обоим был необходим отдых.
Однако он должен продолжить ее обучение. Должен развить в ней чувственность. Должен открыть все потаенные рычаги управления ее естеством, заставить ее открыться ему навстречу.
«Даешь слово, Оливия? Ты будешь ждать меня обнаженной? И кожи твоей не будет касаться ничего, кроме света свечи?»
Ага, вот и ниточка, за которую можно ухватиться! Не мог же он допустить, чтоб по его вине она нарушила свое слово, так ведь?
Дейн откинул одеяла и встал. Головная боль мало-помалу утихала.
Отпихнув скамеечку для ног в сторону, Гринли вошел в комнату Оливии и с надеждой посмотрел на камин. Ванна была там, где он и предполагал, но использованные полотенца и мокрый пол говорили, что он проворонил свой шанс.
– Дейн? Тебе хуже? – раздался за его спиной встревоженный голос жены. Похоже, она шла к нему. Не поворачивая головы, Дейн поднял руку, приказывая ей остановиться.
– Помнишь, что ты пообещала мне утром, Оливия? – Она тяжело вздохнула:
– Д-да. Но твоя голова…
– Ты дала мне слово, Оливия. – Пауза.
– Да, Дейн, – тихо промолвила она. И в этот момент мокрое полотенце с тяжелым стуком упало на ковер.
Виконт обернулся.
Она стояла перед ним абсолютно обнаженная, раскрасневшаяся от горячей ванны, с высоко вздернутым подбородком. Отводя глаза куда-то в сторону, она вытянула по бокам руки, нервно подергивая пальцами.
Ни дать ни взять языческая богиня! Ее грудь вздымалась и опускалась в такт каждому прерывистому вздоху. Соски затвердели от холода и… возбуждения? Дейн двинулся к ней, сгорая от любопытства, но Оливия по-прежнему отказывалась смотреть на него.
Виконт медленно провел пальцем вдоль ее живота и по ложбинке между нежными холмиками груди. Оливия судорожно дернулась. Плоть ее подрагивала под его рукой. Дейн ощутил горячее дыхание на своей груди, словно мимолетное дуновение ветерка.
Дейн нежно заскользил пальцами между ключицами, прошелся по ее шее, приподняв подбородок, и наконец-то смог увидеть ее глаза. Она смежила веки, запрокинув голову назад.
– Посмотри на меня, – почти приказал Дейн, хотя и мягким голосом.
Глаза Оливии тут же распахнулись, и виконт получил долгожданный ответ на свой вопрос. Серые глаза молодой жены потемнели и горели огнем желания.
Дейн задумчиво погладил пальцем ее щеку. Казалось, она соединяла в себе великое множество женщин: то застенчивая и робкая, то неимоверно уверенная в себе, а иногда, вот как сейчас, напоминала бочонок с порохом, который так и просится, чтобы его подожгли.
– Нравится ли тебе, милая Оливия, подчиняться мне в наших постельных играх? Тебя возбуждает, когда тобой повелевают?
Она сглотнула. Он почувствовал, как судорожно дернулись мышцы ее гортани. Она едва заметно кивнула.
– Ты доверяешь мне?
Не сводя с него глаз, Оливия снова кивнула. Она чувствовала себя сейчас абсолютно бессловесным существом, молчаливо преклоняющимся перед его мужественностью и силой. Она явно пребывала во власти его чар, словно Дейн зажал ее волю в кулак, играя на ней какую-то свою, неведомую ей музыку, словно на хорошо настроенной скрипке.
– Ляг на кровать, – мягко приказал он.
Даже ее природная застенчивость не могла тягаться с волнующими властными нотками в его низком голосе.
Оливия повиновалась и легла на спину, а виконт подошел и встал в изножье кровати, напоминая своей внушительной фигурой какого-то сказочного светловолосого великана.
– Я хочу, чтобы ты взяла в руки свои груди.
Она содрогнулась, но выполнила его приказ, накрыв грудь руками.
– Нет! Я хочу, чтобы ты высоко подняла их, словно ими гордишься.
Оливия заколебалась, а Дейн вопросительно наклонил голову:
– Ты хочешь, чтобы я ушел?
Оливия резко помотала головой. Нет, она хотела, чтобы он был рядом. Хотела, чтобы он остался. Она взяла в руки свои наливные груди и подняла так высоко, что затвердевшие вершинки гордо нацелились в потолок.
– Помнишь, как прошлой ночью я ласкал их языком? – Его хриплый голос говорил о том, что он определенно этого не забыл. Оливия кивнула и закрыла глаза, оживляя в памяти влажную шершавость его языка и острое наслаждение, которое ей дарили его зубы. – Дотронься до своих восхитительных сосков, сожми их пальцами и покрути, словно это я касаюсь их губами.
Затрепетав, Оливия мечтательно подумала, как далеко это зайдет. Он ни за что не сделает ей больно! В этом она была уверена. Эта… игра… должна была доставить удовольствие им обоим, но она почти не разбиралась в правилах. Зияющий пробел в подобных знаниях щекотал ей нервы. Дейну предстояло еще многому научить свою жену.
И ей не терпелось начать обучение.
Повинуясь его приказу, Оливия принялась крутить в пальцах отвердевшие маковки своих грудей. Это было приятно. Видя, что Дейн наблюдает за ней, она отдалась во власть его пристального взгляда. Все ее смущение вдруг исчезло без следа, и невероятное возбуждение охватило ее существо.
– Разведи ноги в стороны, – напряженным голосом велел Гринли.
Она слегка раздвинула колени и почувствовала, как муж опустился на край кровати и положил руки ей на бедра.
– Раздвинь ноги, – сказал он. Глаза Оливии расширились.
«Неужели он хочет, чтобы я выставила на обозрение свое женское естество, когда вокруг горят свечи?» Пока она раздумывала, как ей быть, виконт надавил на ее колени и развел ноги в стороны так, что она ощутила, как воздух холодит ее увлажнившуюся плоть.
Очевидно, именно этого он и добивался. Чувствуя, что жгучий стыд грозит погрести под собой все ее возбуждение, Оливия снова крепко зажмурила глаза.
– Ты прекрасна, милая, словно лепестки розы, которые еще полностью не распустились.
С этими словами Дейн заскользил руками по внутренней стороне ее бедер, поглаживая эти самые лепестки и оставляя за собой огненные дорожки.
Смущение понемногу отпустило Оливию. Она вдруг поняла, что он хочет снова поласкать ее там, как прошлой ночью. Как чудесно! Она так надеялась…
Дейн нагнулся и прикоснулся губами к ее естеству.
Потрясение горячей волной прокатилось по ее телу.
Неслыханно! Возмутительно… О, блаженство!
Сладостное, жгучее, порочное блаженство…
И в этот момент она позабыла о свечах, о смущении, позабыла о целом мире. Все погрузилось в небытие, кроме дикого, первобытного экстаза.
Оливия раскинула руки в стороны и зажала в кулаки простыни, ища хоть что-нибудь, за что можно уцепиться, чтобы не улететь в ночное небо и не затеряться среди звезд.
Руки Дейна не давали ей свести ноги, плотно прижимая ее бедра к кровати, а кончики пальцев раздвигали плоть, чтобы ничто не мешало ему извилистыми путями вторгаться в ее владения. И в то время как Дейн языком ласкал ее неопытное тело, Оливия шаг за шагом поднималась на вершину блаженства.
Скользкий и юркий, его язык то входил в нее, глубоко вонзаясь в плоть, то вспархивал куда-то кверху, где томился в ожидании чувствительный бутон. Ни на минуту не прекращая своего движения, язык Дейна трудился над бутоном ее плоти, потом снова опускался вниз и снова поднимался по скользкому от влаги лону. Вся она обратилась в жар и сладострастие. Все ее ощущения сосредоточились на круговых движениях его языка, и Оливия вдруг решила, что может сейчас умереть…
Тело ее неожиданно свело судорогой, а взрыв, перед которым померкли ощущения прошлой ночи, сотряс все внутренности. Наслаждение резвыми волнами прокатилось по всему телу.
Буря все бушевала и бушевала. Ей вдруг показалось, что сквозь нее проходили молнии, а потом полное изнеможение низвергло девушку с покоренных высот. Оливия тяжело дышала, медленно возвращаясь в окружавшую ее действительность.
Выпрямившись, Дейн привалился плечом к столбику кровати, глядя, как его жена приходит в себя после самого бурного взрыва наслаждения, который ему доводилось видеть.
Возможно ли, чтобы столь благопристойная юная леди так бурно реагировала на его легчайшие прикосновения? Даже сейчас она лежала, бесстыдно распластавшись на кровати. Ноги ее были широко раскинуты, грудь вздымалась в такт тяжелому дыханию, а волосы беспорядочно разметались по подушке.
Она являла собой неописуемую эротическую картину. И Гринли, безусловно, испытывал некоторую гордость оттого, что это было делом его рук. Его собственное обделенное вниманием вожделение билось о его железную волю, словно дикий зверь в клетке, а взметнувшееся вверх естество неистово подергивалось под халатом. Стоит только распахнуть тяжелые шелковые полы…
Оливия была полностью готова. Большего он и желать не мог. Лоно ее набухло, увлажнилось и томилось в ожидании… нормального мужчины.
Захлопнув железную решетку перед носом соблазна, Гринли поднялся с кровати, подал Оливии ночную сорочку, нежно поглаживая пальцами тонкую, как паутинка, материю.
– Надень это, Оливия, – мягко велел он. – Тебе необходимо прикрыться, чтобы… – «…я не надругался над тобой до потери чувств», – подумал Дейн, а вслух сказал: – не замерзнуть.
Она потянулась и свела свои соблазнительные бедра вместе. Сонно моргнув, она послала ему нежную улыбку.
– Я все сделала правильно?
В чем в чем, а в беспредельном прямодушии ей нельзя было отказать. Дейн вложил сорочку ей в руки и запечатлел на ее лбу поцелуй.
– До завтра, миледи. Приятных вам снов. – Ясное дело, ему самому теперь ни за что не уснуть.
– Дейн…
Услышавее повелительный тон, Гринли машинально остановился, но тут же стряхнул с себя оцепенение.
– Оливия, я предпочел бы, чтобы ты прибегала к этому только в крайних случаях.
– К чему прибегала, скажи на милость? – Она смотрела на него, невинно хлопая ресницами. – Я всего лишь хотела тебе напомнить, что сегодня остаюсь с тобой.
– Нет. – Увидев, что она начала подниматься с постели, виконт поднял руку. Если он еще хоть минуту проведет рядом с ней, любуясь ее телом в отблесках пламени, то самообладание изменит ему. – Ты тоже должна отдохнуть. Я попрошу Проффита приглядеть за мной. – Он покачал головой, отметая ее возражения. – Миледи, Проффит получает неприлично большое жалованье за то, что заботится обо мне. Так дай же ему заработать эти деньги. Уволь меня сегодня от своей заботы.
Оливия согласно кивнула. Сонный облик ее излучал откровенную чувственность, но Дейн резко повернулся и вышел из спальни, задув по пути свечу.
