Глава 6

Саймон приехал этим вечером домой в самом мрачном настроении.

Его утренняя встреча с Фоксуортом началась довольно хорошо, но с каждым часом становилась все напряженнее. Фоксуорт пригласил его, имея намерение обсудить одно сообщение, выкраденное у французов. Однако оно было написано другим кодом, нежели предыдущее, и Фоксу еще предстояло его разгадать. Досада на это обстоятельство и переживания по поводу неудачного вечера накануне взвинтили его нервы и усилили природную вспыльчивость. Раздраженный тем, что Фокс снова и снова упоминал в разговоре о Люси, Саймон наконец покинул друга, оставив его сердито корпеть над непонятным французским сообщением.

Следующий его визит, ближе к середине дня, был в дом Изабеллы. После их свидания прошлой ночью в саду он ожидал, что его приветливо пригласят в гостиную. Вместо этого дама практически не допустила его к себе. Только что вернувшись домой после покупок, она дулась на него за то, что он провел с ней мало времени на балу у Крестонов, а был занят своей женой. Так что его попросили удалиться и не делать никаких подходов, пока он не извинится за то, что играл ее чувствами.

Он, разумеется, тут же попросил прощения, хотя слова застревали у него в горле. Тем не менее она изгнала его из своего дома.

Он вернулся к себе домой, оставил Сократа на попечение юного грума и прошел в оранжерею.

Едва он открыл дверь и вдохнул сочный запах земли и нежные ароматы цветов, как его раздражение растаяло. Покосившийся мир выпрямился, и он прошелся по рядам молодых посадок, проверяя, как они растут и не требуется ли им дополнительного полива.

Это была его тихая гавань, его убежище от внешнего мира. Здесь все было у него под контролем.

Он подошел к столу в самом дальнем углу оранжереи. Там стояли три цветочных горшка, и в каждом из них боролись за выживание молоденькие кустики роз. Его гибриды. Его творения. Создания его селекции, из которых когда нибудь в будущем родится «Звезда Девингемов».

Он убедился, что слуги хорошо позаботились о каждом из его живых сокровищ, а потом просто стоял и любовался на них. Как просто: почва, вода, солнечный свет… и вот рождается чудо.

Почему остальная его жизнь не может быть такой же простой? У него есть богатство и власть. Он годы провел на службе Англии. Пусть тайно. Даже семья ничего не знала об этой его деятельности. Его отец был чопорным и закосневшим во взглядах человеком. Он часто и высокомерно распространялся о гнусных врагах Англии, но считал военную службу изменой своему долгу графа. Он полагал, что сын и наследник должен разделять эти чувства. Впрочем, эти правила не распространялись на младшего сына, Родерика, который избрал военную карьеру и сейчас находился на Пиренейском полуострове.

Но Саймон хотел защитить свою страну от алчных завоевателей вроде Бонапарта. Воспитанный в понимании обязанностей своего статуса, он тем не менее хотел сделать для своей страны хоть что то полезное. Поэтому когда Фоксуорт обратился к нему с предложением поработать в секретной службе, Саймон с радостью согласимся.

А теперь эта работа расстраивала его личную жизнь. Он женился, чтобы спастись от светских мамаш, навязывающих ему своих дочек, чтобы сделать себя неуязвимым для их преследования и заодно выполнить свой долг по продолжению рода. Он выбрал женщину, предпочитавшую сельскую жизнь, дабы никогда не повторилось несчастье, вызванное амбициями Джорджины. Все должно было устроиться, оставив ему время и свободу для ухаживания за Изабеллой, не унижая при этом достоинства его жены. Он всегда гордился своим беспрекословным исполнением приказов, и нынешний его план казался безупречным.

Но Люси решила именно в этот момент приехать в Лондон. Она сопровождала его на бал, где он должен был встретиться с Изабеллой, и хотя пока ничего губительного не произошло, она по прежнему мешала его работе самим своим присутствием. Притом Изабелла тоже на него обиделась.

Нет, Люси отправляется домой! Немедленно! Завтра же!

Он будет по ней скучать. Саймон протянул руку и погладил бархатистый лепесток розы, напоминающий ему нежность ее кожи. Люси милая женщина со страстной душой. Она заставляет его смеяться, и он может представить себе множество упоительных ночей в постели с ней. Они родят детей и построят душевную семейную жизнь, основанную на симпатии и уважении.

Но не сейчас. Только после того, как его миссия будет закончена. После того как задача будет решена, он возьмет отпуск в своей организации и отправится узнавать получше свою прелестную молодую жену.

Он уже приказал упаковать ее вещи, чтобы отъезд в Девингем состоялся самым ранним утром. По крайней мере у них будет еще одна ночь перед расставанием. При воспоминании о бурном желании Люси угодить ему он с предвкушением думал об этой ночи в ее объятиях. И он снова пожалел о том, что пройдет немало времени, прежде чем они увидятся снова.

Тихий звук шагов, негромкий щелчок двери в оранжерею, и Саймон понял, что он уже не один. Он отвернулся от своих питомцев и, насупясь, выжидал, пока нарушитель его покоя приблизится. Кто осмелился вторгнуться в его святилище? Слуги хорошо знали, что нарушать покой его пребывания здесь воспрещается.

Люси обогнула пышный куст цветущего «Старого румянца», мириады его серо розовых цветков до тех пор скрывали ее из виду. Она сменила утреннее платье цвета желтых нарциссов на дневное приглушенно голубое. Окинув взглядом разноцветье его тщательно выращенных кустов роз, она широко раскрыла темные глаза и тихо ахнула:

– Боже, как красиво!

При этом искреннем ее восторге на душе у Саймона потеплело. До этой минуты он и не подозревал, как тревожила его ее реакция на это его увлечение. Он редко делился своими пристрастиями с кем либо, потому что не многие могли оценить, сколько тщательной творческой работы требовало выведение нового сорта цветка.

Но вот Люси сочла его тайное убежище красивым.

– Как ты меня нашла? – осведомился он, приближаясь к ней.

– Мне подсказали слуги.

Саймон выгнул бровь.

– А они сказали тебе, что я не люблю, когда меня здесь тревожат?

Она с чуть виноватым видом прикусила нижнюю губку.

– Они упоминали об этом.

– Неужели? И все таки ты здесь.

– Я хотела посмотреть, что тут внутри, – призналась она.

Виноватое выражение ее лица несколько смягчило его раздражение.

– В будущем, пожалуйста, постарайся не нарушать мое уединение.

Она кивнула и повернулась к двери, собираясь уйти. Дуновение лаванды коснулось его при этом ее движении.

Куда это ты направляешься?

Я подумала… – бросила она через плечо.

– Раз уж ты все равно здесь, – проворчал он, потому что кровь бурно заструилась у него по жилам от этого манящего аромата, – то можешь остаться.

– Но если я тебя беспокою…

– Вовсе нет, – солгал он.

– Тогда… если ты не возражаешь… – Она проскользнула мимо него и стала обходить цветущие кусты различных растений, нежно прикасаясь кончиками пальцев к цветкам. Он следовал за ней по пятам, притянутый как магнитом ее ароматом и грацией ее движений. При виде того, так деликатно ее тонкие пальчики трогают лепестки его роз, мужская плоть Саймона мучительно отвердела.

Ему хотелось, чтобы точно так же она касалась его.

– Они тебе нравятся? – спросил он, не думая о том, что говорит.

Она обернулась к нему, шелестя шелком юбок, и локоны упали ей на лоб.

– Очень очень. Ты сам их вывел?

– Сам.

– Поразительно. Тебе нужно будет когда нибудь показать мне, как ты это делаешь. Я всегда любила розы. – Она наклонилась, чтобы понюхать одну из них, и ее пышная грудь опасно качнулась вперед. У Саймона перехватило дыхание. Он глаз не мог оторвать от этой сочной соблазнительной плоти.

Эта женщина принадлежала ему. Он мог, когда ему захочется, коснуться этих грудей… уткнуться в них лицом.

В этот миг она подняла голову, и улыбка ее растаяла при виде его напряженного взгляда. Но он был не в силах отвести глаза. Не мог притвориться, что ничего не происходит. Ее рот слегка приоткрылся, глаза расширились чуть не на пол лица.

Ему захотелось притянуть ее к себе, смахнуть со стола пустые горшки, уложить Люси на освободившуюся столешницу и заняться с ней любовью. Но перед ним была его деликатно воспитанная жена, а не уличная девка. Ее нужно было завлекать в объятия нежными словами и ласками.

Проклятие! Он не был уверен, что сможет долго сохранять самообладание.

– Саймон? – Было произнесено лишь его имя, но в голосе Люси звучал невысказанный вопрос.

– Люси… – Он подступил к ней ближе, погладил нежную щечку. – Это последняя наша ночь вместе. – Он поцеловал ее, бережно и медленно, сдерживая рвущееся наружу желание, требовавшее овладеть ею быстро и жестко.

– Нет, – прошептала она.

– Нет? – Он растерянно попятился. – Ты что… Ты отвергаешь меня?

– Вовсе нет. – Она прижала его ладонь к своему лицу. – Я жажду твоих ласк, Саймон. Хочу, чтобы ты научил меня тем, какие тебе нравятся.

– Драгоценная жена моя. – Он взял ее лицо в ладони и, запрокинув ей голову, приник к губам жарким поцелуем. – Нынче ночью я научу тебя всему, что ты хочешь знать.

И прежде чем она успела вымолвить хоть слово, он вновь завладел ее ртом. Руки его тряслись от усилий сдержать обжигающую страсть, кипевшую в нем. Он отчаянно хотел ее.

Прервав поцелуй и оставив руки на ее плечах, он попятился.

– Мне будет не хватать тебя, Люси.

– Я не уезжаю, – откликнулась она, лучезарно улыбнувшись. – Миссис Нельсон еще две недели пробудет в Шотландии. Я дождусь ее в Лондоне и передам ей шкатулку, когда она вернется.

– Что?

– Я говорю, что мы будем вместе еще две недели. Разве это не замечательно?

– Мы предполагали иначе. – Саймон отпрянул от нее, пораженный этой новостью.

В глубине души он желал, чтобы Люси осталась… невзирая на секретное задание.

Чувство счастья, поглотившее Люси, мгновенно рассеялось. Из за страстного порыва, бросившего мужа в ее объятия, она решила, что Саймон будет рад, если она проведет с ним еще какое то время.

Но, увидев выражение его лица, она поняла, что ошибалась.

Как сможет он ухаживать за своей любовницей, если она будет постоянно находиться рядом на всех светских мероприятиях?

Тем более ей нужно было постараться, чтобы он не отправил ее в Девингем.

– Ты сказал мне, что я должна буду вернуться в Девингем после того, как доставлю шкатулку ее владелице, – напомнила ему Люси. – Так вот, я не смогу этого сделать еще две недели.

– Но ты должна была передать ее сегодня.

– Я попыталась, но миссис Нельсон нет в городе. – Она тряхнула головой. – Я не понимаю твою реакцию.

– Слуги почти закончили паковать твои вещи к завтрашнему отъезду.

– Значит, им придется их распаковать. Завтра утром я никуда не еду.

– Все уже устроено, – рявкнул он и отвернулся, устало растирая затылок.

– Значит, мы все переустроим. Право, Саймон, я ведь жена твоя, а не какая то прокаженная.

– Оставь шкатулку мне, – предложил он, снова повернувшись к ней. – Я позабочусь, чтобы она была доставлена по назначению… законной владелице.

– Я не могу сделать это! – воскликнула Люси, ошеломленная тем, как сильно муж хотел, чтобы она уехала. – Я дала обещание умирающей женщине, Саймон, и я его исполню.

– Коль скоро доставка состоится, не все ли равно, кто это сделает?

– Мне не все равно. – Она прижала к груди кулачок. – Это дело чести. Наверняка ты, будучи джентльменом, это понимаешь.

– Женское чувство чести…

– Чувство чести у женщин точно такое же, как у мужчин, – прервала она его. – И не стоит говорить, что это не так.

Саймон нахмурился.

– Я все таки не вижу проблемы в том, чтобы кто то другой передал шкатулку, лишь бы это было сделано. Наконец, я сам отвезу ее, если это доставит тебе удовольствие.

– Не доставит. – Она умоляюще простерла к нему руки. – Саймон, это нечто большее, чем просто передача наследства законной владелице. Арминда и ее дочь не разговаривали более двадцати лет.

– Все равно, Люси, я не вижу причины превращать это в мелодраму. Если эти двое столько лет не общались, не понимаю, какая разница, кем эта шкатулка будет передана. Откуда ты знаешь, что миссис Нельсон вообще примет это наследство?

Досада заставила ее сжать кулаки до побеления суставов.

Потому что мой долг сделать так, чтобы она его приняла, Саймон. Эта шкатулка передавалась в семье Арминды от матери к дочери из поколения в поколение. Когда я уговорю миссис Нельсон принять ее, я буду знать, что она свою мать простила.

– Очень трогательная история, но я должен настоять, чтобы ты не изменяла дату своего отъезда и уехала в Девингем завтра.

– Нет. – Люси скрестила руки на груди.

– Нет? – Он сделал шаг к ней. – Ты не забыла, с кем разговариваешь, жена? Я не могу ссориться с тобой из за такого пустяка.

– Пустяка? Ты ставишь под вопрос необходимость следовать законам чести. Я лучше буду жить на улице, чем уеду сейчас из Лондона.

– Нет уж, на улице ты жить не будешь, черт тебя побери, – проревел он.

Она вздернула подбородок.

– Мы женаты всего два месяца, дорогой муж, и нам еще предстоит свадебное путешествие. Сплетники уже перемывают нам косточки из за этого. Что они скажут, если муж графини Девингем лишит ее возможности жить в его доме.

– Мне все равно, что скажут сплетники. Ты моя жена и должна делать то, что я тебе велю.

– А ты совсем меня не знаешь, если решил, что я ценю свои удобства превыше чести! – резко откликнулась она. – Я поклялась на могиле матери исполнить это поручение, Саймон, и не позволю отправить себя в Девингем, как непослушного ребенка.

Он глубоко вздохнул.

– Ты завтра отправишься домой. И точка.

Люси прищурилась.

– Если ты принудишь меня уехать, Саймон, клянусь, что Девингем будет местом, куда я отправлюсь лишь в последнюю очередь. Если нужно, я останусь в Лондоне у друзей, но выполню свой долг.

Саймон навис над ней.

– С каких пор, черт возьми, ты стала такой упрямой и несговорчивой?

– С тех самых пор, как ты забыл, как джентльмены ведут себя и разговаривают с женщинами, – отрезала она.

Люси была права. Он терял самообладание, и ее близость лишь усугубляла ситуацию. То, как она стояла перед ним, не отступая, неожиданно возбудило его как никогда прежде. Глаза ее сверкали огнем праведного гнева, на щеках горел нежный румянец. Грудь вздымалась и опадала, а ее лавандовый аромат кружил ему голову, вызывая дрожь вожделения. Он боролся с собой, стараясь вспомнить, почему ей следовало уехать.

– Это ведь отсрочка всего на две недели, Саймон. – Она шагнула вперед и положила руку ему на грудь. Ее темные глаза горели. – Я постараюсь не попадаться тебе на глаза. Мы можем вести раздельную жизнь, посещать разные приемы и балы. Я не буду мешать твоим делам. Пожалуйста, позволь мне остаться.

Он едва мог разобрать и понять ее слова, так гулко шумела кровь в ушах. Люси гладила его грудь, мягко прижимаясь к ней, и тепло ее тела отвлекало его, мешало трезво думать. Он видел, что губы ее шевелятся, но думал лишь о том, что эти губы могут с ним сделать, чего ему от них хотелось.

Она говорила что то еще, что то о том, что он даже не заметит ее присутствия в доме… Ха! Как будто он мог не услышать даже шелеста ее юбок или ее запаха в каждой комнате его мужской обители. Нет, он не мог игнорировать ее… только не теперь, когда так страстно ее желал.

С легким вздохом она шагнула назад. Уголки ее рта разочарованно опустились. Ее рука больше не касалась его, и ему стало холодно, а когда она отвернулась и провела пальцами по краешку стола, он не смог этого вынести и крепко взял ее за плечи.

Она лишь голову повернула, чтобы взглянуть на него, но затем накрыла своей маленькой ручкой его руку.

Всего навсего.

Одно лишь легкое касание, но страсть взревела в нем, как вырвавшийся на свободу зверь. Он повернул ее лицом к себе и поцеловал, стремясь утешить, прогнать ее печаль, хотя сам был тому причиной. Она обвила руками его шею и ответила поцелуем на поцелуй. Сладостным, крепким, несмотря на то, что они только что ссорились.

Этот милый жаркий отклик в один миг растопил его самообладание.

Ему следовало взять ее за руку и отвести наверх в спальню… в свою постель… Ему следовало бы бережно раздеть ее, приговаривая ласковые слова. Ему следовало бы обольщать ее в озаряемом огнем камина сумраке своей спальне и шепча комплименты…

Но он слишком сильно ее хотел. Он держал ее в объятиях здесь, в этом своем личном раю. Ее теплое податливое тело льнуло к нему, а он не мог сделать ни единого шага. Не мог выговорить ни единого нежного слова, не мог копнуть в своей душе поглубже и отыскать там цивилизованного джентльмена, задавленного на время вожделением дикаря.

Но ей, казалось, было все равно.

Краткой ласки, краткого восторга ему было мало. Он не мог этим насытиться и, желая ее, провел руками по соблазнительной плоти жены. Аромат роз и лаванды смешался в его ноздрях, дополняя и разбавляя земной запах почвы. Тихие постанывания, срывавшиеся с ее уст, побуждали его не останавливаться, ее руки вцепились в него с настойчивым и яростным желанием.

Она хотела его так же сильно, как он ее.

Мысль об этом возбудила его, как афродизиак. Вожделение зажгло кровь в жилах и прогнало из головы все разумные мысли. Значение имела только близость Люси.

Он стал стягивать с нее одежду, обнажая ее белое тело. Покусывал ее шейку, и она тихонько ахала от удовольствия. Опускался легкими поцелуями вниз к соскам, и они твердели под касаниями его языка. Люси выгнулась ему навстречу, безмолвно умоляя о большем.

Обхватив ее за талию одной рукой, он поднял ее в воздух и, скользнув другой ей под юбку, стал гладить ее бедра. Она задрожала… прошептала его имя… Он повернулся, не отпуская ее, и посадил на край стола.

Под легким нажимом его рук она откинулась, и темные ее локоны, освободившись от шпилек, разметались по столешнице. С этим вихрем распущенных волос и обнаженной грудью она выглядела языческой богиней!

Он скинул с себя сюртук и отбросил в сторону. Люси горловым стоном проворковала его имя, и он, скомкав в кулаке ее юбки, стал гладить ее ноги и бедра. Она закинула руки за голову, в темных глазах полыхало желание. Она позволяла трогать себя, где ему хотелось.

От запаха ее возбуждения у него раздулись ноздри и вспыхнула бешеная жажда обладания.

Голова Люси закружилась. Его руки скользнули выше, пальцы коснулись бутона между бедер. Она ахнула и замерла, давая ему полную волю.

– Сладкая моя, – пробормотал он и, присев на корточки, впился поцелуем в ее чувствительную женскую плоть.

Бедра Люси рывком поднялись над столом, и крик изумления прорезал воздух. Она раскинула руки, сшибая со стола пустые цветочные горшки.

Саймон, казалось, этого не заметил. Он продолжал ласкать ее, шокируя и возбуждая одновременно. Она вцепилась в край стола, глаза ее закрылись, и кровь запульсировала в теле, требуя большего. Как может рот мужчины быть таким мягким? Как может простое движение языка взбаламутить все ее чувства, заставить тело неукротимо содрогаться…

Напряжение нарастало. Медленно и неуклонно.

А потом все взорвалось. Жгучие слезы полились из глаз, дыхание перехватило, и удовлетворение волной разошлось по телу.

Она лежала неподвижно, и все в ней трепетало, но шевельнуться она не могла. Господи! Она едва могла дышать.

Он встал. Зашуршала одежда. Затем его руки вновь раздвинули ей бедра, и она ощутила его пальцы на своих расслабленных бедрах. Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом как раз в тот момент, когда он скользнул в нее.

Саймон застонал, глаза его закрылись, и он замер, стоя, твердый и жаркий, погруженный в нее, наслаждаясь происходящим переживанием. Затем он задвигался… медленными изучающими выпадами.

Она заерзала на столе, поднимая бедра ему навстречу. Саймон сохранял ровный темп своих неуклонных медленных вторжений. Взгляды их соприкоснулись. Его глаза сверкали блеском власти собственника… И так они продолжали наблюдать друг за другом.

Едва утихшее желание вспыхнуло вновь. Это было первобытное, дикарское совокупление, вырвавшееся из под оболочки цивилизованности. И вместе с тем в этом была некая правильность, неизбежность. Словно она создана была, чтобы открыться ему, отдаться безраздельно, позволить ему делать с собой, что ему вздумается.

В мгновение ока все изменилось. Люси видела, как наступила в нем эта перемена, как из лощеного сдержанного джентльмена он превратился в неукротимого самца. Это проявилось в блеске его глаз, в сжатых челюстях, в крепкой хватке его рук.

Лицо его осунулось от напряжения. Ритм его выпадов убыстрился. Удары следовали один за другим. Глубокие. Мощные.

Это примитивное совокупление потрясло Люси, отозвалось ответным эхом в каждой клеточке её женского существа. Новая волна наслаждения поднялась в ней… не такая сильная, как первая, но не менее сокрушительная. Она отуманила ей голову, снова заставила ее дрожать. Она таяла под ним, как теплый крем, бессильная и полностью удовлетворенная.

Он запрокинул голову и испустил горловой крик, лицо его напряглось, и он содрогнулся. Грубые выпады перешли в нежное покачивание.

Потом он замер. Глубоко втянул в себя воздух.

Затем он открыл глаза и посмотрел на нее. В них отразилось изумление… Он выпустил из рук ее щиколотки и привалился к столу, по прежнему оставаясь в ней.

Шли долгие минуты. Тело Люси, казалось, стало жидким, бескостным. Удовлетворение расходилось по телу трепетом каждой капли крови, каждого удара сердца. Она закрыла глаза и почти начала дремать, когда Саймон зашевелился.

Он выскользнул из нее. Зашуршала рядом одежда. Она открыла глаза. Он возник в ее поле зрения уже в сюртуке, но в незастегнутой рубашке.

– Прости меня, – произнес он.

Разве это должен был сказать мужчина после того, как любил женщину так, будто это был последний их час на земле? Она приподнялась на локтях.

– Что не так, Саймон?

– Что не так? Я взял тебя, как дикарь. Ради всего святого! Ты же моя жена! – Он помог ей сесть и стал оправлять ее одежду, словно у нее не было двух вполне пригодных рук, чтобы сделать это самой. – Ты же леди, – продолжал он, подтягивая вверх лиф платья. – Я должен был вести себя с тобой как джентльмен. Я не должен был терять самообладания!..

Он явно полагал, что причинил ей вред… или обесчестил ее, или вообразил себе еще какую нибудь чепуху.

Она вспомнила предыдущую ночь, когда явилась к нему, а он счел ее слишком утонченной для более смелых любовных игр. Вспомнила, как он бережно укладывал ее в постель, словно она была стеклянной и хрупкой, а потом любил ее с нежной осторожностью.

Нет, так продолжаться не может. Он только что овладел ею как варвар завоеватель, обращался с ней просто как с женщиной… И она не позволит ему продолжать вести себя с ней, как с фонариком из папиросной бумаги.

– Саймон, посмотри на меня. – Она схватила его за руку.

Он помедлил, но потом подчинился. Его зеленовато карие глаза были полны муки.

Она поднесла его ладонь к щеке.

– Мне очень понравилось то, что мы делали.

Он удивленно заморгал.

– Но…

– Но что? По твоему, раз я леди, значит, не могу получать удовольствие от твоих бурных ласк? Право же, Саймон, я понять не могу, где ты нахватался таких нелепых идей.

Не понимаю, – недоуменно нахмурился он.

Она вздохнула.

Я не фарфоровая кукла, и тебе не нужно бояться меня разбить. Я твоя жена. Я женщина из плоти и крови. У тебя какое то странное представление, что со мной ты не должен давать волю своим страстям.

Он выпрямился и уронил руки, пытаясь осмыслить эту новую идею.

– Меня учили, что дамы не разделяют мужских… не обладают мужскими низменными инстинктами.

Его отстранение причинило ей боль, но она знала, что должна его переубедить.

– У меня нет своего жизненного и светского опыта, Саймон. Я могу всего лишь рассказать тебе о том, что чувствую. Да, я твоя жена. И я хочу больше узнать об этой стороне супружества. – Она наклонилась к нему. – Я хочу больше узнать о тебе. О том, что тебе нравится, о том, что тебе нужно от меня как от жены.

Он вздохнул, упер руки в бока и долго рассматривал свои сапоги. Затем поднял на нее глаза.

– Полагаю, твои шпильки валяются где то поблизости.

Люси вздрогнула, как от удара.

– Шпильки? Ты вообще слышал, что я тебе говорила?

– Да. Я просто… – Он махнул рукой в сторону стола, на котором они занимались любовью, и разбитых цветочных горшков на полу. – Просто то, как я вел себя с тобой, необычно для меня.

– Для меня тоже.

Он ухмыльнулся, но в глазах все еще отражалось его внутреннее смятение.

– Да уж, думаю, это на тебя не похоже. Однако поскольку нам придется покинуть это место сегодня вечером, предлагаю тебе привести себя в порядок, чтобы слугам было не о чем сплетничать.

– Сплетничать? Слугам графа Девингема? – Она подняла брови в притворном изумлении. – И ты терпишь от них такое?

Саймон пожал плечами:

– Они люди.

– Так же, как ты. Или я.

– Это точно. – Их взгляды встретились на один напряженный миг, а потом он отвел глаза.

– Ага! – Он наклонился за шпилькой, лежавшей рядом со столом. Схватив ее, он с торжеством преподнес ее Люси. – Я не горничная, но, по моему, смогу помочь тебе немного привести прическу в порядок.

Люси взяла из его рук шпильку, сознавая, что он прекратил обсуждать интимные проблемы. Ладно. Пусть подумает над тем, что она сказала. Может быть, до него дойдет, что она способна делать все, что ему нужно… если он даст ей шанс.

– Я привыкла обходиться без горничной, – заметила она. – Та, что служила у нас, была слишком занята моими сестрами, так что я научилась с раннего возраста причесываться сама. Но может быть, ты отыщешь остальные шпильки?

Он кивнул с явным облегчением, что разговор перешел на обыденные дела, и стал осматривать пол.

Она прочесала локоны пальцами и обнаружила еще парочку запутавшихся в них шпилек. Саймон тем временем продолжал искать. Он был добрым, умным и благородным до глупости. Но ей с каждым часом становилось все яснее, что он совершенно не разбирается в женщинах и ничего о них не знает.

Ну может быть, слово «ничего» было неточным в данном случае. Он знал и умел доставить женщине удовольствие.

Ей придется научить его тому, что необходимо знать о ней. Придется преодолеть природную скромность и стать смелее. Рассказать ему, что ей нравится, и заодно выяснить, что нравится ему. Придется поделиться с ним своими мыслями и грезами, доверить ему свое сердце… Иначе у них никогда не будет того любовного союза, какой был у ее родителей.

И если жена удовлетворит все его нужды, у него не будет причин бегать за этой итальянкой.

Одна мысль об Изабелле бросила тень на мечты Люси о счастливом браке. Нет, не из за итальянки она проделывала все это. Она хотела привлечь внимание мужа, доказать ему, что женщины не хилые цветочки, которые увянут после одной ночи страсти. Она хотела, чтобы Саймон стал ее партнером по жизни, любящим отцом ее детей, спутником и другом, когда они слишком постареют, чтобы бить цветочные горшки в оранжерее.

Изабелла была угрозой только потому, что могла отвлечь Саймона от того, что Люси пыталась ему доказать. И только если Люси удастся ночь за ночью заманивать его в свою постель, у их брака есть шанс превратиться в настоящий союз, который станет им поддержкой и опорой на всю жизнь.

Подошел Саймон и с кривой улыбкой, от которой у нее побежали мурашки по спине, протянул ладонь с подобранными с полу шпильками. Она отвела назад волосы и свернула их узлом на затылке, а потом закрепила шпильками, которые брала по одной из его руки.

Доверительная интимность этого жеста заставила сердце Люси сжаться. Она никогда не занималась туалетом в присутствии мужчины. Если бы только это могло углубить их связь… Впрочем, судя по выражению лица Саймона, он тоже это почувствовал.

Когда она взяла последнюю шпильку, его ладонь оставалась протянутой, так что она, воткнув шпильку в прическу, взяла его за руку и позволила проводить себя из оранжереи.