Глава 1

Саймон вертел в пальцах бледно розовую надушенную записку. Вычурный почерк этого последнего послания Изабеллы флиртовал с ним столь же обольстительно, как сама эта дама. Если вечером на балу у Крестона все пойдет так же хорошо, он, возможно, сильно продвинется в раскрытии самых интимных тайн обворожительной синьорины.

Если все пойдет хорошо.

Резким движением он швырнул конверт на письменный стол и, откинувшись в кресле, сложил руки на животе, продолжая хмуро изучать клочок дорогой бумаги. Изабелла Монтелуччи была женщиной, которой добивались многие мужчины. Темноволосая и темноглазая соблазнительница обладала чувственностью, проявлявшейся в каждом ее движении и естественно притягивающей мужские взоры. Она была также опытной кокеткой, чей хрипловатый голос намекал на не испытанные мужчинами наслаждения, а обольстительный смех завораживал всех, кто мог его услышать.

Она была олицетворением женственности, а его работа заключалась в том, чтобы ее соблазнить.

При одной мысли об этой возложенной на него задаче его плечи напрягались и начинала пульсировать вена на виске. О чем только думали его начальники, поручая ему подобное задание?

Никогда в жизни он не был тем типом мужчины, по которому томятся женщины. О да, он был достаточно привлекателен, но полагал, что его прошлые романтические связи больше зависели от его титула и состояния, чем от его физической притягательности.

Вот оружие другое дело. Он знал, как с ним обращаться, как стрелять из него быстро и метко. Разить без промаха. Он разговаривал на четырех языках и мог проскользнуть мимо всей наполеоновской армии в Париж, сойти там за француза, а потом незамеченным вернуться в Англию с добытой информацией.

Он получал удовольствие от хорошей партии в шахматы или тихого вечера за сочинением стихов, а также сезон за сезоном выращивал особый сорт розы нужного ему розового оттенка. Гибридной розы, которая прославит имя Девингемов.

Он был слишком погружен в себя и замкнут, чтобы играть роль обольстителя, был слишком застенчив и молчалив при дамах, чтобы считаться повесой, и слишком увлекался интеллектуальным чтением, чтобы тратить время на пустую болтовню. Обольщать женщин всегда было сильной стороной его друга Фоксуорта.

Чувство вины перед Фоксуортом поднялось в нем тяжелой темной волной, окутывая Саймона, омрачая душу. Он стиснул зубы и закрыл глаза, стремясь сдержаться, устоять в этой ежедневной борьбе. Прошло три года. Что случилось, то случилось. Его мир изменился так же, как мир Джона Фоксуорта. Теперь им оставалось только двигаться дальше.

Он открыл глаза и сосредоточился на привычном виде своего письменного стола. Записка Изабеллы розовела на фоне столешницы красного дерева. Его ониксовая чернильница. Его поэтический дневник, отложенный в сторону, когда Доббинс принес почту. И на стопке корреспонденции письмо с надписью аккуратным округлым почерком от его жены.

Он выпрямился, поднял это письмо. Ах, Люси. Она то не вызывает в нем ни отчаяния, ни тревоги. Он обвел пальцем ее имя, написанное на конверте ее рукой. Никогда он не предполагал, что его работа может причинить ей вред, но эта история с Изабеллой сможет, если слухи дойдут до Девингема.

Что, если эта болтушка миссис Колфакс разнесет дома сплетни, после того как увидела его с Изабеллой в театре… в прошлом месяце? Что за чертово невезение – наткнуться на самую большую сплетницу в свете, которая живет совсем рядом с его родовым поместьем! Надо же было ей навестить лондонских родственников в такое неподходящее время. Он прикинул возможность того, что она по приезде домой направится прямиком к Люси с ворохом слухов и намеков, но тон писем жены оставался неизменным, так что, по видимому, его графиня ни о чем не догадывалась.

Неуютное покалывание между лопатками возобновилось. Была ли это неловкость оттого, что он представил себя в роли светского повесы – как бы нелепо это ему ни казалось – или все же это было чувство вины? Прелестная Изабелла была необходимым звеном в его работе ради блага Англии. Если до жены дойдет эта сплетня, она, несомненно, будет уязвлена злыми языками, но он придумает объяснение, которое она должна принять.

По крайней мере он на это надеялся.

Тяжесть на сердце немного отступила, и он вновь взглянул на конверт жены. Без сомнения, там содержится обычная болтовня о жизни и делах в Девингеме. Может быть, о помолвке ее сестры и назначении дня свадьбы. А может быть, о жене викария, которая родила ребенка, или о том, что новый конюх, нанятый управляющим в прошлом месяце, оказался ненадежным… Что нибудь в этом роде… Он узнает обо всем этом, прочитав письмо.

Он сорвал печать с письма, и оттуда пахнуло знакомым милым и дразнящим запахом лаванды. Он замер и поднес письмо ближе к носу. Нежный цветочный аромат приветствовал его. Саймон зажмурился и, глубже вдохнув его, перенесся в Девингем… к Люси… к их единственной совместной ночи. К приветливым и манящим простыням ее постели, такой же мягкой и теплой, как ее гибкое страстное тело. Сладкий аромат лаванды затопил все его чувства, как в минуты их соития.

Никогда не будет он связывать этот божественный запах ни с чем иным, кроме блаженства, испытанного им в жарких и нежных объятиях Люси. Он не хотел покидать ее, но настоятельный призыв его шефа, сэра Эйдриана, не оставил ему выбора. Он намеревался вернуться к молодой жене через несколько дней, но вместо этого дела задержали его в Лондоне на несколько недель. И как ни скучал Саймон по обществу Люси, он не хотел приглашать ее в Лондон, чтобы не впутывать в свои городские служебные дела.

Когда он решил жениться, то намеренно выискал тихую сельскую мисс, которая рада будет оставаться в Девингеме и растить их детей, пока он станет заниматься своими делами в Лондоне. Он хотел обзавестись женой, на которую не требовалось бы производить впечатление хитроумными светскими разговорами или тонкими намеками и остротами. Выросшая в сельской глуши, Люси полностью соответствовала его требованиям, а ее шаловливая натура делала жизнь с ней гораздо приятнее, чем он рассчитывал.

Он начал ухаживать за ней с некоторым опасением, потому что не имел никакого представления о брачных делах. Его собственные родители вступили в «устроенный родителями» брак, который имел целью скорее обеспечение сохранности состояния и продолжение рода. После рождения Саймона и его младшего брата Родерика их родители тихо расстались и стали вести каждый свою жизнь, преследуя собственные интересы. Мать предоставила заботу о детях нянькам, а отец традиционно стремился взрастить в своих отпрысках свойственное всем Севертонам чувство долга. К семи годам Саймон уже сознавал ожидавшие его обязанности и свою ответственность как наследника. После смерти отца он тихо и спокойно принял это нравственное бремя на свои плечи.

На брак он смотрел как на еще одну обязанность, которую следует непременно исполнить, а выбор времени был продиктован необходимостью избежать внимания всех лондонских мамаш – они буквально преследовали его, мечтая женить на своих девственных дочках. Однако Люси заставила его осознать, что их союз не обязательно должен быть холодным и деловым решением проблемы наследования. Что в будущем их могут ожидать и сердечная привязанность, и общие развлечения и занятия.

Как только его нынешнее задание будет выполнено, он, возможно, повезет свою жену в романтическое путешествие, чтобы они могли узнать друг друга получше. Они отложили эту поездку из за того, что Люси тревожило пошатнувшееся здоровье отца, но в своем последнем письме она сообщала, что состояние сквайра улучшилось.

Мысль о том, чтобы им с женой провести несколько дней лишь вдвоем, привлекла Саймона гораздо больше, чем он мог себе представить ранее.

Шаги в холле оторвали его от этих размышлений, и он вдруг заметил, что гладит пальцами письмо жены, как домашнего любимца. Он отдернул руку, словно пойманный с поличным карманник. Что это он делает? Ведет себя как школьник, настигнутый первым любовным увлечением.

Он нахмурился, глядя на знакомую печать, не вполне уверенный, что реагирует на письмо адекватно. Каким то образом еженедельные послания жены за короткое время стали жизненно необходимы ему для сохранения его душевного покоя и трезвого рассудка. Может быть, это было оттого, что она рассказывала ему новости о его родном доме, о Девингеме, и это наполняло теплом его одинокую жизнь. Девингем был единственным местом на земле, где он действительно испытывал моменты ясного покоя, отрешаясь от того мрака, в котором принужден был жить в Лондоне.

В дверь кабинета постучали, и он отложил непрочитанное письмо в сторону.

– Войдите.

Дверь отворилась, и Доббинс, его респектабельный лондонский дворецкий, возник на пороге.

– Послание вам от мистера Фоксуорта, милорд.

– Вот как? – Саймон поднялся с кресла и встретил дворецкого на полдороге. Взяв из его рук письмо, он вскрыл конверт, пробежал глазами краткие строчки и сказал: – Вели оседлать Сократа и подвести к парадному входу. Я уезжаю.

– Хорошо, милорд. – Доббинс поклонился и вышел. Саймон повернулся и пошел обратно к столу, на ходу разрывая письмо в клочки. Подойдя к камину, где, отгоняя холодную сырость унылой погоды, горело низкое пламя, он бросил клочки в огонь и наблюдал, как они быстро почернели и обратились в пепел.

Когда от дорогой веленевой бумаги осталась лишь зола, он вернулся за стол. Фокс требовал его к себе, а Саймон давно обещал, что если другу понадобится помощь, он явится по первому зову. Он должен был Джону Фоксуорту гораздо больше, чем мог когда либо вернуть, так что свое слово он еще никогда не нарушал.

Взгляд его упал на непрочитанное письмо жены. С кратким всплеском сожаления он вышел из комнаты. Долгу отдается приоритет перед делами. Фокс ждал его, а письмо Люси все еще будет на месте к его возвращению.

Фокс стоял возле окна. Голой рукой он сжимал трость, удерживая равновесие, а другой, в перчатке, подносил к губам бокал с бренди. Все окна кабинета, кроме одного, были плотно зашторены, только в одном, выходящем на улицу, оставалась между занавесками щель в два дюйма.

Так что и его назвать открытым можно было лишь условно.

Однако он мог через щель смотреть на улицу, и это его вполне устраивало.

Он вновь отхлебнул глоточек бренди, наслаждаясь его ароматом, и задумался, сколько времени понадобится Саймону, чтобы прибыть к нему.

Однако почти одновременно с тем, как эта мысль возникла в его голове, он уже увидел своего друга, подъезжающего к парадной двери. Молодой грум выбежал принять у него поводья, и Саймон легко спрыгнул с коня. Широкими быстрыми шагами он достиг дверей, двигаясь с естественной грацией здорового тренированного мужчины, которую Фоксуорт когда то считал врожденной.

Стук дверного молотка разнесся по всему дому. Фоксуорт залпом допил бренди и постарался погасить тлеющие в душе угли гнева, все еще горячие, несмотря на прошедшие три года. Он снова взглянул на коня Саймона, которого грум вел в конюшню, а затем скованно отвернулся от окна, тяжело опираясь на трость. Проклятая нога снова отказывалась повиноваться.

Когда то он тоже скакал верхом, как Саймон, и ходил легкой прямой походкой, не доставлявшей ему боли.

К тому времени как Питерс, его дворецкий, поскребся в дверь кабинета, он успел добраться до письменного стола. Поставив пустой стакан, он крикнул:

– Входите.

Питерс нерешительно заглянул в комнату с таким видом, словно боялся, что хозяин запустит ему в голову графином с бренди. Фоксуорт вздохнул. Ради всего святого! Он же сделал это всего один раз!

– В чем дело, Питерс? – спросил он, когда слуга продолжал топтаться у двери кабинета.

– К вам лорд Девингем, сэр.

– Так впусти его, черт тебя побери. Ты же знаешь, что я посылал за ним.

Дворецкий побледнел, пробормотал извинение и исчез. Оглянувшись на улепетывающего дворецкого, Саймон сам распахнул дверь кабинета.

– Какие у тебя нервные слуги, Фокс.

– Он достался мне вместе с домом. – Фоксуорт направился к своему креслу, проклятое колено адски болело. – Заходи.

Саймон чуть не поморщился, когда Фоксуорт прислонил трость к столу и стал осторожно опускаться в большое кожаное кресло. Ему хотелось бы помочь, хотя бы подержать трость, пока Фоксуорт совершает мучительный процесс усаживания, поднимая двумя руками непослушную ногу и заводя ее под столешницу. Но Саймон уже как то раз попробовал ему помочь и заслужил залп проклятий, которые Фоксуорт обрушил ему на голову. Тот случай, когда Фокс поддал ему локтем в солнечное сплетение, навсегда отбил у Саймона охоту пытаться оказывать услугу человеку против его воли.

Теперь он стоял молча и терпеливо ждал, пока Фокс устроит свое непослушное тело за столом, хотя каждое болезненное шипение вонзалось ему в душу как клинок. Вина поднялась в нем черной густой волной желчи. И он сжал кулаки бессильно брошенных вдоль тела рук.

Если бы не Саймон, Фокс сейчас бы был цел и невредим.

– Так то лучше. – Дыша чаще и тяжелее обычного, Фокс указал на второе кресло кратким жестом затянутой в перчатку руки. – Садись, Дейв, и позволь сообщить тебе, что надумали проклятые французы.

Поглубже запрятав бурлящие в нем эмоции, Саймон сел и сосредоточился на работе, а Фокс открыл ящик стола и вынул оттуда листок бумаги.

– Это было перехвачено на судне французских контрабандистов несколько дней назад, – произнес Фокс. – В нем упоминается Изабелла.

– Неужели? – Саймон заинтересованно наклонился вперед.

– Последние двадцать четыре часа я провел за расшифровкой этого. – Легкая улыбка удовлетворения изогнула его губы и напомнила, каким обаятельным повесой был он раньше. – Все так, как мы и предполагали. Изабелла Монтелуччи и есть та самая женщина, которая, по слухам, была любовницей того убийцы, Антуана Ла Рю.

– Сообщалось, что Ла Рю убит несколько месяцев назад, – произнес Саймон, постукивая костяшками пальцев по подлокотнику своего кресла. – Я все раздумывал, что делает его любовница в Англии.

– Получается, что она намерена воспользоваться плодами его гибели. Согласно этому письму, она заявила, что владеет списком верных Англии информаторов, который хочет продать самому богатому покупателю.

– Черт побери! Когда? И как?

– Об этом в письме не сказано. – Фокс отложил в сторону свой перевод. – Твое участие в этом деле становится решающим, мой друг. Ты должен обаять эту женщину и выведать у нее все подробности продажи. И заполучить этот список, прежде чем он попадет в руки наших врагов.

– Было бы гораздо проще пробраться к ней в дом в ее отсутствие и выкрасть этот чертов документ.

– Мы пытались сделать это. Но ведь даже ты не смог обнаружить ни единой улики, доказывающей связь Изабеллы с Ла Рю.

– До нынешнего момента мы даже не были уверены, что Изабелла действительно была любовницей Ла Рю, – пробормотал Саймон.

– Теперь, когда этот факт подтвержден, мы можем продолжать выбранный нами путь. Сеть наших рядовых информаторов ничего не знает об этой женщине, так что наш последний и единственный шанс – это подобраться поближе к ней лично.

– Знаю, знаю. – Саймон стиснул пальцы на подлокотниках кресла.

– Это не должно быть слишком трудно. Она – изумительная женщина. Ты – привлекательный мужчина. Очаруй ее.

– Я по натуре отнюдь не соблазнитель, Фокс, – фыркнул Саймон. – Это всегда было твоим полем деятельности.

– Но больше это не так.

В наступившем молчании ответ Фоксуорта повис в воздухе между ними, как ледяная сосулька.

– Я не это имел в виду, – пробормотал Саймон, поднимаясь на ноги. Внутри у него все мучительно сжалось. Он посмотрел другу в глаза. – Просто… будь все проклято, Фокс, но обольщение всегда претило мне. Я обычно всегда действовал в тени, исполняя секретные задания. Тебе известно, какого рода…

– Успокойся, Дейв. – Быстрая усмешка скользнула по губам Фокса, но юмора в ней не было. – Я буду счастлив поделиться с тобой моими познаниями в вопросе обольщения. – Он пожал плечами. – Мне это наверняка уже не понадобится.

– Проклятие! – Саймон стиснул кулаки, стремясь подавить свои мучительные эмоции. – Ты думаешь, я позабыл, как ты разрушил свою жизнь, спасая мою?

– Я рад, что ты цел и невредим, хотя не могу больше танцевать менуэт. – Фокс откинулся в кресле, глаза его сверкнули стальным блеском. – Но выбор принадлежал мне. Полагаю, что мог бы позволить им убить тебя.

– Возможно, было бы лучше погибнуть нам обоим.

– Ну ну, Дейв. – Фокс покачал головой и прищелкнул языком. – Ты – ценное достояние Англии. И мой друг. Как мог я допустить, чтобы тебе причинили вред?

– А мы все еще друзья, Фокс? – тихо спросил Саймон. – Или наша дружба умерла в тот злосчастный день?

Наступило долгое молчание, затянувшееся будто на целую вечность. Затем Фокс ответил, небрежно пожав плечами:

– Разумеется, мы друзья. И это одна из причин, по которой я поделюсь с тобой некоторыми моими секретами обольщения прекрасного пола.

Ощутив возникший защитный барьер, Саймон помог Фоксу сменить тему разговора:

– Я рад слышать это. Чувствую, мне пригодится информация, какую ты сможешь мне предоставить.

Фокс рассмеялся, на этот раз вполне искренне.

– Просто чудо, как тебе удалось уговорить будущую жену выйти за тебя замуж, друг мой.

– Люси – женщина простая. Дочь сельского сквайра, она не требует многого, никаких тебе сонетов и букетов, просто солидное брачное содержание, оговоренное с ее отцом. – Саймон вздохнул, снова вспомнив сладостное наслаждение, найденное в объятиях его хорошенькой жены. – Если бы все женщины довольствовались столь малым…

– Она практична, да? Что ж, считай, что тебе повезло, друг мой. Большинство женщин требуют лести и подарков, и боюсь, что Изабелла здесь не исключение.

– Это твое наблюдение вовсе меня не обрадовало, Фокс.

– Ну ну, друг. Все не так уж плохо. Полдюжины мужчин позавидуют этому твоему заданию. Все, что от тебя требуется, это уложить в постель красивую женщину, а потом поцелуями и сладкими словами выведать ее секреты.

– Господи Боже!

Фоксуорт захохотал.

– Что еще? Боишься за свою репутацию?

– Глупец бы я был, если бы не боялся. Предполагается, что такие романы должны оставаться в тайне.

– Ах, так ты боишься, что твоя молодая жена услышит об этом романе и примчится в Лондон, чтобы устроить тебе выволочку?

– Люси ничего подобного не сделает, даже если россказни об этом дойдут до Девингема. Как я представляю себе, она либо напишет письмо, либо будет ждать, пока я вернусь в поместье… если вообще заведет об этом разговор. – Саймон повел внезапно напрягшимися плечами. – Женщины вечно создают трудности, Фокс. Я предпочитал бы заняться делом.

– Но в данном случае женщины и есть твое дело.

– Нет, если это будет зависеть от меня. – Саймон поудобнее вытянул ноги и заставил свои кулаки и мускулы спины расслабиться. – Я буду нашептывать сладкие слова и, возможно, сорву в темноте украдкой несколько поцелуев, но предпочту без крайней необходимости не спать с ней. Я отказываюсь позорить свою жену подобным образом.

Фоксуорт выгнул бровь.

– А если это будет необходимо?

– Тогда, разумеется, я исполню свой долг. Но может быть, подарков и комплиментов будет достаточно? Важно, чтобы я не терял головы и ясности мысли. – Он встретился взглядом с глазами Фокса и не отвел его в сторону. – Ты лучше других знаешь, как женщины могут запутать ситуацию.

– Знаю.

В воздухе вновь возникла напряженность и пропала, лишь когда Саймон наконец отвел глаза.

– По моему, моя мишень сегодня планирует посетить бал Крестона. Там я к ней и приближусь.

– Отличная идея.

Саймон прищурился, глядя на проказливое выражение лица Фокса, которое тот и не думал скрывать.

– Рад видеть, что ты все еще можешь смеяться. Итак, начинай говорить, друг мой, и объясни, как мне лучше сделаться неотразимым для Изабеллы Монтелуччи.

Спускаясь по лестнице своего дома, одетый в вечерний костюм; и готовый отправиться на бал к Крестону, Саймон начал тревожиться, что голова лопнет от объема мудреной чепухи, которой щедро поделился с ним Фокс нынче днем. Как может мужчина удержать все это в памяти? И как могут совершенно противоположные доводы подействовать на одну и ту же женщину? В этом ему виделось отсутствие логики.

Возиться с розами было гораздо проще. Вода, солнце, почва… и вы получаете в результате чудесный цветок.

Он с тоской подумал о своей оранжерее, пристроенной позади его городского дома, о покое и умиротворении, которые он испытывал среди ее отборных розовых кустов. Он скорее предпочел бы быть с головы до ног исцарапанным шипами роз, чем выполнять порученную ему задачу. Но это было дело. Изабелла Монтелуччи ввязалась в то, что могло повлечь за собой угрозу безопасности страны, поскольку угрожало жизни агентов Англии за рубежом. Саймону предстояло, отбросив сомнения, сделать то, что требовалось для защиты интересов его страны, в данном случае – спровоцировать бурный роман с этой холодной и расчетливой женщиной с целью получения необходимой информации.

Мысль о Люси быстро промелькнула в его мозгу, но он отбросил шевельнувшееся в душе чувство вины. Его жена не имела никакого отношения к его делу, он должен был сосредоточиться на своей мишени.

Изабелла упорно флиртовала с ним с момента своего приезда в Англию. Его титул и состояние были мощной приманкой. Сегодняшний бал может стать стартовой площадкой для его ухаживаний за роковой красавицей. Он будет с ней танцевать и втянет в бессмысленный светский разговор, а также чертовски ловко постарается завлечь ее в темный уголок, ради нежных шепотков и ласк украдкой. Он вытянет из ничего не подозревающей леди нужные сведения, прежде чем… и в этом случае ему придется выступать в роли обольстителя.

Фокс представил это занятие – выяснение интимных тайн этой дамы – делом необычайно легким. Возможно, Саймон слишком много рефлексировал. В самом деле, что тут особенно сложного?

Он спустился в холл как раз к моменту, когда Доббинс распахнул входную дверь, в которую ввалились двое слуг, сгибаясь под тяжестью багажа и шляпных картонок. За ними следовала Молли, служанка его жены, что означало…

– Привет, Саймон, – раздался голос его жены. Люси вошла в дом, одарив его теплой сияющей улыбкой, разогнав ко всем чертям его тщательно продуманные планы.