Глава 7

Когда они вернулись на виллу, он вздохнул с облегчением. Теперь по крайней мере к ним присоединится компаньонка, и хотя поддерживать разговор будет едва ли легко, но напряжение все-таки спадет. Там на городской стене напряжение достигло опасного накала. Он все время ощущал ее присутствие, он испытывал страстное влечение к ней и презирал себя за то, что так на нее реагирует, потому что видел, что она умышленно его соблазняет. Он чувствовал, что идет по тонкому льду. Он вдруг мысленно пожелал лорду Веллингтону гореть синим пламенем в адском пекле за то, что тот возложил на него такое трудное поручение.

— Позовите Матильду, — попросила она, обращаясь к слуге, и, взяв капитана за руку, повела его в столовую.

Слуга деликатно откашлялся. Оказалось, что Матильда еще не вернулась на виллу.

— Какая досада! — нахмурив лоб, воскликнула маркиза. — Она, видно, не заметила, как пролетело время. И так происходит всегда, когда она навещает сестру. Наверняка не вернется до утра. — Она вздохнула. — Трудно с компаньонками, капитан Блейк. Их и отругать-то как следует нельзя, потому что они вроде бы и не слуги. Придется нам ужинать вдвоем.

Он бы наверняка заподозрил, что она сама все спланировала, если бы не заметил, войдя в столовую, что стол накрыт на три персоны.

— Я, пожалуй, вернусь в свою гостиницу, мэм, — сказал он.

Но она лишь рассмеялась и приказала ему не быть занудой. Не успел он оглянуться, как сидел за столом, потягивая вино, а она наблюдала за ним, подперев рукой подбородок. И вдруг он почувствовал, что каким-то образом нарушил этикет, взявшись за бокал раньше, чем она.

Он поставил бокал на стол.

— Я проголодалась, — объявила она, — и не намерена в течение всего ужина произносить монологи. Придется вам поддерживать разговор, капитан Блейк.

Ее слова заставили его окончательно и бесповоротно погрузиться в молчание. Он снова поднял бокал.

Слуги тем временем принесли еду. Маркиза молчала, наблюдая за ним. Ей хотелось узнать, сколько ему потребуется времени, чтобы начать говорить. Она медленно обвела взглядом его лицо. Интересно, что делает его таким привлекательным? Коротко подстриженные белокурые волосы? Но она предпочитала мужчин с более длинными волосами. Нос с горбинкой или весьма заметный шрам? Но такие изъяны едва ли добавляют красоты лицу. Может быть, бронзовый оттенок кожи? Или светло-голубые глаза? Или то, что ему приходилось убивать людей и он военный герой? А возможно, сознание того, что он принадлежит к другому, чужому ей миру?

Но наконец она почувствовала то же напряжение, которое испытывала на городской стене. Предполагалось, однако, что она не должна его испытывать — оно было уделом мужчин, окружавших ее.

— Расскажите что-нибудь о себе, — предложила она. — Где вы родились? Кем был ваш отец? Как прошло ваше детство? Почему вы поступили на военную службу? Поговорите же со мной, капитан.

— Я поступил на военную службу, — сказал он, — потому что в тот момент это был самый правильный поступок. И в целом я никогда о нем не жалел.

Она заметила, что на первые три вопроса он не ответил. Она уже знала за ним такую привычку. В отличие от большинства ее знакомых мужчин он не любил говорить о себе. Да уж если говорить честно, то и о чем-нибудь другом тоже.

Пока они ужинали, ей все-таки пришлось говорить одной. Обычно на ее аппетит не влияла компания за столом. Но в тот вечер все было по-другому. Она слишком остро ощущала его присутствие.

У него были длинные, изящные пальцы — пальцы художника, подумалось ей. Но его ногти были коротко подстрижены и тщательно вычищены — как истинные ногти солдата. «Интересно, — подумала она, — каково ощущать прикосновение его пальцев к голой спине?» Но она моментально прогнала эту мысль.

Напряжение буквально висело в воздухе. А капитан Блейк старался есть так, как он ел бы в компании офицеров, но быстро понял, что не может избавиться от чувства, что она следит за каждым его движением, как и он следит за ней. Он лихорадочно пытался найти какую-нибудь тему, чтобы поддержать разговор, но понял, что все бесполезно и что придется ему ограничиться ответами на вопросы. Она имела привычку, разговаривая, наклоняться вперед, так что ее груди почти касались края стола. Каждый раз при таком соприкосновении у него на целый градус повышалась температура. И еще она имела привычку, которую он замечал и раньше, искоса смотреть из-под полуопущенных ресниц.

Он мысленно выругал себя за то, что не вернулся в гостиницу, узнав, что ее компаньонка отсутствует. Интересно, сколько еще времени ему придется просидеть за столом, прежде чем можно будет извиниться и встать из-за стола? Он и понятия не имел, как поступают в таких обстоятельствах. Однако ужин вдвоем был и сам по себе крайне неприличным.

Воздух в комнате аж пульсировал от напряжения.

— Если вы закончили, не перейти ли нам в гостиную? — спросила она с улыбкой.

— Благодарю вас, мэм, но мне пора. Завтра нам нужно выехать пораньше.

Она встала, почувствовав несказанное облегчение, избавившись от необходимости сидеть вдвоем за одним столом. Но она не могла позволить ему уйти. Какое-то дурацкое упрямство не разрешало ей сделать то, что следовало бы сделать и что ей хотелось бы сделать, — отпустить его.

— Но еще не поздно, капитан Блейк, — сказала она, беря его под руку. — И мне будет ужасно скучно, если придется целый вечер просидеть в одиночестве. Неужели вы обречете меня на скуку? — Она улыбнулась и взглянула на него из-под ресниц тем самым взглядом, который, насколько она знала, сводил мужчин с ума. Она острее, чем раньше, почувствовала, какой он высокий, широкоплечий и мускулистый. Неожиданно мелькнуло опасение, что она играет с огнем. Но она предпочла не обратить на него внимания.

Он больше не сопротивлялся, и она даже в какой-то степени была разочарована, надеясь, что он все-таки проявит настойчивость и уйдет. Надо о чем-то говорить, думала она. Нельзя молчать.

— На каких иностранных языках вы говорите? — спросила она. — Мне известно, что вы говорите на нескольких. И что благодаря их знанию именно вас не раз посылали для сбора разведывательных данных.

— Я говорю на нескольких языках, распространенных в Индии, а также на некоторых европейских.

Она отпустила его локоть и прошлась по гостиной, взбивая диванные подушки, переставляя декоративные безделушки. Он все еще стоял в дверях, чуть расставив обутые в сапоги ноги и заложив за спину руки.

— Проходите, садитесь и расскажите мне что-нибудь о своих шпионских миссиях, — попросила она. — Расскажите о некоторых своих делах на полуострове .

— Лучше уж я пойду, мэм, — уклонился он. Здравого смысла у него было явно больше, чем у нее.

Но возможно, он просто не так остро, как она, ощущал возникшее напряжение.

— Вам не по душе тема? — спросила она. — В таком случае давайте поговорим о чем-нибудь другом. Хотите, я расскажу вам о своем покойном муже и о жизни королевского двора до бегства в Бразилию. Я знаю немало забавных историй. Проходите и садитесь.

— Я должен идти, — снова повторил он.

Внутренний голос подсказывал ей: отпусти его. До сих пор флирт был для нее легкой, забавной, несколько скучной игрой. Но совершенно безопасной. Отпусти его, настаивал внутренний голос. Но если она его отпустит, то признает свое поражение. Она не могла отпустить его по его инициативе. Он мог уйти только по ее воле. Она пересекла гостиную и с улыбкой подошла к нему.

Он наблюдал, как она подходит. И стоял, чувствуя себя неуклюжим парнишкой, которому отчаянно хочется улизнуть, но он не знает как. Он стиснул зубы, чтобы не повторить еще раз, что он должен идти. Любой другой человек, которого она могла бы выбрать своим сопровождающим, наверняка знал бы, как нужно уйти, подумал он. Она остановилась, подойдя почти вплотную, — носки ее изящных белых туфелек едва касались его начищенных черных сапог. Ее макушка доходила ему почти до подбородка. Гладко зачесанные назад темные волосы заканчивались на затылке множеством локонов. От нее исходил приятный аромат духов, который он заметил во время прогулки.

— Уж не боитесь ли вы, капитан? — спросила она, встретившись с ним взглядом. Он увидел в ее глазах искорки смеха и еще что-то неуловимое.

Откровенно говоря, он действительно боялся. Он никогда не попадал в такую ситуацию с женщиной, которая не была проституткой и которую он не собирался купить. У него не было опыта поведения в подобных ситуациях. Он никогда не ощущал необходимости как-то особенно вести себя, он не знал этикета в такого рода случаях.

Она подняла глаза, взгляд ее ненадолго задержался на его губах, скользнул по пересекающему переносицу шраму.

— Так вы боитесь? — Голос у нее был низкий, она говорила почти шепотом.

Фасон платья подчеркивал стройность ее фигуры. Ее талию он мог бы обхватить руками — воспоминание восхитительного чувства воздушности, почти что счастья сохранилось в дальнем уголке его памяти с тех давних пор, когда ей было пятнадцать лет.

Он завел руки за ее спину и привлек к себе, а она, закинув назад голову и положив руки на его плечи, посмотрела ему в глаза. Она была воплощением женственности — нежная, теплая, мягкая. Его руки скользнули вверх по ее спине, отчего ее груди прижались к его мундиру — он чувствовал, как их мягкая масса сплющивается под давлением его твердых грудных мышц.

«Силы небесные!» — думал он, чувствуя, как кровь, словно удары молота, пульсирует в жилах. Какая она маленькая! Он немного согнул колени и чуть приподнял ее, почти оторвав от пола.

Она поняла, что допустила ошибку, что флирт зашел слишком далеко. Ее охватил страх, который она почувствовала в тот самый миг, когда впервые увидела этого человека. Она утратила контроль. Он приподнял ее так, что она оказалась прижатой к твердому утолщению под его брюками, символизирующему его желание, и если бы он сейчас ее отпустил, она упала бы на пол, потому что колени у нее подгибались.

Их отношения перешли из области флирта, где она была экспертом, в область страсти, где была его епархия. А у нее в области страсти совсем не было опыта, несмотря на то, что она была замужем. Она заглянула в его голубые глаза, горевшие сейчас страстью, и почувствовала каждым своим нервом, что с ним шутки плохи.

И она испугалась. Испугалась его, потому что их объятия вели к одному завершению. И он, казалось, был намерен довести дело до конца. И еще она испугалась самой себя, потому что ее тело радостно предвкушало все ощущения предстоящего обладания и было готово сдаться.

Она хотела, чтобы новые чувственные отношения стерли бы из ее памяти тошнотные воспоминания о супружеской постели. Она жаждала сдаться. Она закрыла глаза, губки ее раскрылись, ей хотелось знать, что он с ней сделает. Что вообще делает здоровый, страстный мужчина с женщиной, которую желает.

Его губы накрыли ее губы — да так, что она ошеломленно и широко раскрыла глаза. Он провел языком по контуру ее губ, и она почувствовала, как острой ноющей болью что-то откликнулось внизу ее живота, а язык его — горячий и твердый — тем временем глубоко погрузился внутрь ее рта. Она испуганно вдохнула воздух и тем самым втянула его еще глубже.

Несмотря на любопытство и искушение, ей снова стало страшно. Она совсем утратила контроль над ситуацией. Она понимала, что пройдет еще несколько минут, а может быть, и того меньше, как ее уложат на пол, задерут юбки и вторгнутся в ее тело. И контроль над ситуацией окажется в руках мужчины — мужчины, которого она не знала и не понимала. Который для нее был загадкой. С которым ей просто предстояло работать.

Она сжала зубы и крепко укусила его за язык.

Когда он резко отдернул голову, она улыбнулась. Страха как не бывало, дыхание стало ровным, колени перестали дрожать.

— Ну и ну, капитан, — насмешливо промолвила она, — что за экстравагантный способ поцеловать человека на прощание!

— Ах ты, сучка! — прошипел рассвирепевший капитан, отступив от нее на шаг.

Страх снова шевельнулся где-то внутри. Но она удивленно вскинула брови.

— Я ничего не слышала, капитан Блейк. Временная потеря слуха. Так вы решительно не желаете остаться, чтобы выпить портвейна?

— Сучка! — повторил он, не пожелав воспользоваться предложенной ею возможностью придать случившемуся более или менее цивилизованный характер. Прищурив глаза, он в бешенстве смотрел на нее. — Ты нарочно удалила свою компаньонку, не так ли? Ты не собиралась ужинать втроем? Вам нужна не компаньонка, мэм, вам нужен укротитель зверей!

Она улыбнулась.

— Жаль, что глухота у меня была только временной. Но я вас прощаю, капитан. Похоже, вы совершенно неправильно поняли ситуацию. Я благодарна за то, что вы меня сопровождали, и была намерена продемонстрировать вам свою благодарность. Извините, но ничего большего я не имела в виду.

Он щелкнул каблуками, лицо его снова стало суровым и непроницаемым. Лицо солдата, внушающее страх врагу на поле боя.

— Спокойной ночи, мэм, — сказал он. — Если не возражаете, я вернусь на рассвете.

— Я буду готова, капитан, — улыбнулась она. — Спокойной ночи.

Не сказав больше ни слова, он повернулся и ушел. Будь он джентльменом, он, наверное, извинился бы и за допущенные вольности, и за непростительно вульгарный лексикон. Но капитан Блейк, конечно, не был джентльменом. И она не могла бы сказать, что сожалела о том, что он не извинился. Она бы тогда почувствовала себя еще более виноватой, чем сейчас.

А капитан Блейк, шагая по улочке, ведущей в город, по направлению к гостинице, ругался себе под нос последними словами и проклинал ее на чем свет стоит. Укусы на языке болезненно пульсировали и наверняка пройдут не скоро.

Сучка! По-другому ее не назовешь. Она весь вечер заводила его для того лишь, чтобы выставить полным дураком и посмеяться над ним, когда, несмотря на все усилия, ему все-таки не удалось устоять перед ее чарами. Но она затеяла опасную игру. Если бы ему не удалось остановиться, несмотря на укушенный язык, то посмеяться мог бы он.

Он чувствовал себя круглым дураком. Подумать только: позволил укусить себя за язык! Всякий раз, когда он ее увидит, ему будет вспоминаться, как она его унизила.

И не впервые. Она выставила его дураком уже дважды — когда была еще Жанной Моризеттой и когда стала теперь Жуаной да Фонте, маркизой дас Минас. И в каком бы обличье она ни выступала, от нее жди беды. Нет, как только он в целости и сохранности доставит ее в Висо, он не желает больше никогда иметь с ней ничего общего.

Правда, едва ли ему еще представится такая возможность. Что общего может быть у капитана, дослужившегося из рядовых до офицерского чина, с вдовой португальского маркиза, дочерью французского графа?

Как она тогда сказала? Он остановился перед входом в гостиницу, вспоминая. Ублюдок и дочь французского графа. Да, кажется, именно так она и сказала.

Ладно. Повторение — мать учения. Уж теперь-то он будет точно знать, что ему следует ограничиться Беатрисами. Пусть даже Беатрис берет деньги за свои услуги, но зато она не хитрит, а честно делает свое дело. Она не станет доводить мужчину до безумия, а потом, наивно распахнув глаза и мило улыбаясь, утверждать, что всего лишь хотела поцеловать его в знак благодарности. Беатрис умела получать и отдавать. И она отдавала всю себя ради его удовольствия и покоя.

Жаль все-таки, что он не взял ее с собой. Сейчас он был готов пожертвовать всем содержимым своего тощего кошелька, чтобы иметь возможность пригласить ее в мрачный гостиничный номер и забыться.

«Черт побери, но как она красива, — думал он. — И какая у нее ладная, стройная фигурка. И как она приятна на вкус». Но эти мысли уже не имели никакого отношения к Беатрис.