Глава 21

Аннабел смотрела, как две кареты катят вниз по дороге. Она стояла в центре пыльной, безлюдной маленькой поляны, и единственным ее спутником был человек, с которым ее не связывали узы брака.

– Должно быть, я лишилась рассудка, – вымолвила она. У Эвана тоже был довольно удивленный вид.

– Мак как пить дать думает, что я тоже его лишился. Должен тебя предупредить, я никогда не замечал, чтобы он ошибался по какому-либо поводу. Знаешь, мне фактически пришлось приказать ему не возвращаться до тех пор, покуда ребенок не родится. Я никогда ничего не приказывал Маку.

– Быть может, ребенок скоро появится на свет.

– Пожалуй, потрясение от входа в гостиницу этому поспособствует, – сказал Эван. – У Пегги был такой вид, словно она того и гляди брякнется в обморок от волнения.

Глаза миссис Кеттл засияли бурной радостью, когда ей сообщили, что ее посылают в гостиницу, где приставят к ней повитуху, которая будет заботиться о ней.

– И что нам теперь делать? – спросила Аннабел, обведя взглядом поляну.

Лес тесным кругом обступал ее со всех сторон, создавая ощущение уюта, словно защищая маленькие домишки. Вокруг не было слышно ни звука, кроме голосов птиц в чаще.

– Надобно подоить корову, – ответил Эван. – Кеттл сказал, что она уже давно ждет, чтобы ей уделили внимание. Очевидно, животное само отыскивает дорогу в поле, а потом возвращается обратно в стойло, когда приходит время дойки.

Корова оказалась норовистым животным с раздраженным взглядом. Она ударила по стенке стойла задним копытом в качестве приветствия.

– Похоже, она не в духе, – заметила Аннабел. – Отец всегда говорил, чтобы я обходила лошадиное стойло стороной, когда у лошади такое выражение глаз.

– Она не в духе, потому что ее не подоили вовремя, – сказал Эван, снимая сюртук.

Эван сдвинул в сторону нижнюю часть низенькой стенки, так что в ней образовалось отверстие.

– По всей видимости, у Кеттла самого сварливый норов, поэтому он и смастерил это, чтобы можно было подоить корову, не получив при этом копытом.

Эван просунул руки в отверстие, чтобы подоить корову.

– У тебя ловко получается, – некоторое время спустя заметила Аннабел.

– Вместе мы умеем обращаться с молоком, – сказал Эван, оглянувшись на нее. – Я умею доить корову, а ты – сбивать из молока масло. Это будет проще простого.

Он подтянул к себе подойник с молоком и снова задвинул отверстие филенкой. Наконец он бросил вилами немного сена в кормушку, и они вышли.

Когда они зашагали вниз по тропинке, Эван обвил рукой стан Аннабел.

– Я, пожалуй, поражен тем, как неприлично все это выглядит.

– Я тоже! – воскликнула Аннабел, отвернувшись, так что его поцелуй пришелся ей в щеку. – Мы не женаты.

– Ну и олух же я! – запричитал он. – Мне следовало примчать тебя к тому епископу, прежде чем ты успела причесать волосы.

Аннабел почувствовала, как щеки ее розовеют. Если кому-нибудь станут известны ее обстоятельства, она будет опозорена. Опозорена более чем все прочие леди, о которых на ее памяти ей доводилось слышать в жизни.

– Гляди! – сказала она. – Одна из кур Пегги! Костлявая белая курица, у которой недоставало нескольких перьев вокруг шеи, рылась в земле с краю полянки.

– Здесь должен быть курятник. Куры должны заходить туда на ночь. Не то их может съесть лиса.

Курица глянула подозрительным глазом на них. Аннабел приблизилась к ней на шаг, и она сердито закудахтала и взлетела на низенький пенек.

– Похоже, это дикая курица, – заявил Эван. – Она не хочет идти на ночлег в курятник.

– Диких кур не существует. Мы не можем допустить, чтобы ее съели – у Пегги всего-навсего три курицы. Иди сюда, глупая птица!

Аннабел прыгнула на курицу и схватила ее за крыло. Курица разинула свою красную глотку и закричала дурным голосом.

– Помоги! – взвизгнула Аннабел. – Возьми ее! Возьми!

– И не подумаю, – со смехом ответил Эван. – Брось ее в курятник.

– Где курятник? – спросила Аннабел, дико озираясь вокруг.

Лес погружался в мирные сумерки, и Аннабел не могла различить никакого другого строения, кроме маленьких домишек и коровника Кеттла.

Курица извивалась и яростно вырывалась.

– Думаю, она хочет тебя клюнуть, – заметил Эван. Он открыл дверь дома. – Сюда!

В воздухе пронесся вихрь перьев и раздалось громкое кудахтанье курицы. Аннабел захлопнула дверь и отскочила назад, потеряв равновесие. Она чуть было не шлепнулась на землю, но Эван подхватил ее за талию.

– Спасибо, – тяжело дыша, проговорила Аннабел. – Ты не видишь остальных кур Пегги? – Нет, – ответил Эван. Руки его не спешили покидать ее талию. – Но у нее одним ведром молока меньше, чем минуту назад.

Аннабел глянула вниз. Молоко, пенясь, растекалось по пыльной земле.

– Ты его уронил!

– Выбор стоял между тобой и молоком. Я выбрал тебя. Аннабел отстранилась и устремила на него хмурый взгляд.

– Я собиралась сделать из него масло. Я думала, что смогу сделать столько масла, что Пегги не придется беспокоиться о нем много недель.

Эван попытался изобразить на своем лице раскаяние.

– Перво-наперво нам надобно вскипятить воду, – сказала Аннабел, направившись к двери дома.

– Чтобы принять ванну? – Его заветным желанием было, чтобы Аннабел ощутила настоятельную потребность принять ванну. Разумеется, он исполнял бы обязанности ее горничной…

– Здесь нет ванны, – напомнила ему Аннабел. – Чтобы приготовить еду. Я проголодалась, а ты?

Теперь, когда он подумал об этом, он почувствовал зверский голод. Он последовал за ней в дом.

– Что мы будем готовить?

– Картошку, – ответила Аннабел, указав на ларь возле стены.

– Можно зажарить курицу, – предложил Эван, вспомнив о том, как он голоден.

Аннабел посмотрела на белую курицу. Та восседала на верхушке формы для масла, распушив крылья, и выглядела весьма умиротворенной.

– Тебе пришлось бы ее убить! Мы не можем этого сделать.

– Я бы смог, – убежденно заявил Эван. – Я хочу есть.

– Эта курица – свадебный подарок Пегги от соседей, – сказала Аннабел, налив в кастрюлю воды из ведра, что стояло у двери. – Придется довольствоваться картошкой. – Она положила картофелины в воду и повесила котелок на маленький крючок, который съехал на свое место над огнем.

Эван подбросил в огонь еще одно полено. Аннабел сновала по дому, расставляя вещи Пегги по местам. После этого она распахнула свой дорожный сундук.

– Я знаю, что у меня здесь кое-что есть… – Она вынула полотенце и мыло и продолжила копаться в вещах. Наконец со счастливым гортанным возгласом она извлекла отрез материи. – Взгляни на это, Эван!

Он взглянул. Материя была темно-красной и довольно симпатичной на вид.

– Из этого выйдет скатерть и занавеска! – торжествующе изрекла Аннабел. Он начал было смеяться, но она смерила его сердитым взглядом. – Никаких насмешек!

Она снова порылась в сундуке и достала оттуда маленькую рабочую шкатулку. Пару минут спустя материя была порвана на части, и Аннабел сидела на стуле у очага, склонив голову над шитьем.

– Если б только свет видел тебя сейчас! – сказал Эван. Она перешла к следующему шву.

– Ты изумишься, Эван Поули, узнав, что я умею делать!

– Меня больше занимает то, что ты не умеешь делать, – ответил он и был вознагражден видом жаркого румянца, залившего ее щеки.

Через час сияние фонаря розовым светом отражалось от аккуратно подшитой занавески, висевшей на единственном окне. Курица погрузилась в сон.

Аннабел тыкала длинной вилкой в картофелины, пытаясь извлечь их из котелка, когда она воткнула вилку чересчур сильно, опора, удерживавшая котелок над огнем, рухнула вниз.

Эван отскочил назад, еле увернувшись от брызг кипящей воды. Громко зашипев, огонь погас. Картофелины подпрыгнули и раскатились по полу, покрываясь золой, а курица проснулась и захлопала крыльями, раздраженно вереща.

– О нет! – вскричала Аннабел, побежав за картофелиной. – Лови их, Эван!

– До леса не добегут, – сказал он, однако кинулся за ними вдогонку.

– Бог мой, они грязные, – простонала Аннабел, кладя картофелины на стол. – Ты не принесешь мне воды?

Эван подошел к ведру возле двери и застыл на месте. Снаружи было темно – хоть глаз выколи.

– Аннабел, где находится вода?

– Что ты имеешь в виду, где… – Она обернулась. – Ты хочешь сказать, что не знаешь, где найти воду?

Он покачал головой:

– Мак был прав. Я, должно быть, лишился рассудка. Я не спросил Кеттла, есть ли у него колодец.

– Сколько воды в ведре? – спросила она. Эван живо представил себе бабушкину реакцию на эту катастрофу. И он заслужил бы ее пламенную речь до последней минуты. Но Аннабел только стояла с довольно удивленным видом, зажав в каждой руке по картофелине. Она снова заколола волосы на затылке, но на щеке у нее красовалась черная полоска золы.

– На сегодня питья нам хватит, – сказал он, – при условии, что за ужином мы будем пить вино.

– Вино! – пискнула Аннабел, но ему не терпелось вкусить ее сладость, и поэтому он завладел ее устами с величайшей радостью человека, который заслуживает, чтобы на него накричали, а вместо этого обнаруживает, что его будущая жена удивленно взирает на него, хлопая ресницами.

Раздался негромкий стук, когда еще одна картофелина упала на пол, а за ней – другая. Прошло порядочно времени, прежде чем он разомкнул руки, и она отпала от него, когда глаза ее стали совсем осовелыми, а тело обмякло. Он дрожал от нестерпимого влечения к ней, чувствуя себя порочным, необузданным… и совсем близким к сумасшествию от сознания, что надобно прервать поцелуй. Так он долго не выдержит.

– Вино? – спросила Аннабел. – Вино?!

Эван подобрал картофелины по пути к кровати. После чего нагнулся и извлек на свет божий большую плетеную корзинку.

– Корзинка для пикника!

– Она всегда полна, – поведал ей Ардмор. – На случай, если в дороге у нас отвалится колесо. – Он поднял ее и водрузил на стол, задев почерневшую, потерявшую форму картофелину, которая скатилась с края стола и запрыгала по полу.

Аннабел, счастливо мурлыча, разбирала содержимое корзинки.

– Целый цыпленок – чудесно, хлеб и…

– Бутылка вина, – докончил Эван, вынимая штопор.

– Но мне не нужно было делать скатерть! – воскликнула Аннабел с явным сожалением в голосе. – Здесь есть льняная скатерть.

– Твоя мне нравится гораздо больше. – Он не был горазд на описания, поэтому просто неуклюже взмахнул руками. – Дом с виду весь такой красный и уютный.

Она выглядела такой счастливой, что он нарушил свой недавний запрет на поцелуи. А потом они ужинали, и Эван ел картофель со свежим маслом, уверяя, что в жизни не едал ничего вкуснее.

Аннабел уселась на табурет и смотрела, как Эван ест.

Но она не могла удержаться от того, чтобы не поглядывать украдкой на кровать, которая, казалось, за последний час увеличилась вдвое.

– У Пегги нет подушки-валика, – наконец вымолвила она.

– В таком разе нам придется спать без нее, – сообщил Эван. Он не смотрел на нее, но голос его был хриплым и нежным.

Желание молнией пронеслось по ногам Аннабел, и из ее легких, казалось, исчез весь воздух. Она открыла было рот, чтобы ответить… ответить… Отказом? Но почему? Они были женаты, насколько это было возможно для пары, не произнесшей обеты перед священником.

– Аннабел? – спросил он. В голосе его был вопрос, который не требовалось произносить вслух.

На один быстротечный миг Аннабел задумалась о том, чем она намеревалась поступиться. Она всегда с презрением относилась к девицам, которые оказывались втянутыми в семейного рода отношения, не имея при этом мужа. Но все это не имело никакого отношения к Эвану, к жгучему желанию в его глазах и прерывистому звуку его голоса. Да и к тупой боли, которую она ощущала, это, похоже, тоже не имело отношения.

Ей больше не нужны были поцелуи – или по крайней мере не только поцелуи. Она устала отходить ко сну с колотящимся сердцем, ерзая под простынями, чувствуя себя неудовлетворенной, сгорая от любопытства и желания одновременно.

Аннабел потянулась губами к его шее и нежно поцеловала его, но, ощутив его вкус, содрогнулась от волнения.

– Да, – прошептала она. – Да, Эван… Да, пожалуйста.