Глава 11

Удар обрушился, как это часто бывает с дурными вестями, в образе «Еженедельного вестника Белла» – изобиловавшей сплетнями газетенки, которую доставляли ровно в восемь часов утра каждый четверг.

Дворецкий герцога Холбрука Бринкли принял газету из рук мальчика-посыльного и двинулся своей мерной поступью обратно в малую гостиную, где он намеревался прогладить газетенку со сплетнями утюгом и доставить ее, свежую и хрустящую, к постели леди Гризелды вместе с чашкой густого горячего шоколада и галетой без масла, поскольку леди Гризелда придерживалась довольно строгой диеты, направленной на то, чтобы уменьшить ее бедра. Но, бросив один-единственный взгляд на газету, он чуть не прожег бумагу утюгом.

Итак, с серебряным подносом, на котором стоял стаканчик слегка пенящегося пива и лежала сложенная хрустящая газета, Бринкли вошел в затемненную опочивальню хозяина.

Его появление было встречено стоном:

– Кто это, дьявол побери!

– Бринкли, ваша светлость, – молвил он, отведя взгляд, покуда его хозяин силился выпутаться из клубка льняных простыней. – Весьма сожалею, что обеспокоил вас.

– Что ты делаешь в моей комнате? – заплетающимся языком наконец спросил герцог. – Что, в доме пожар?

Бринкли ощутил прилив сочувствия. Он протянул ему поднос.

– Прибыл «Еженедельный вестник Белла», – молвил он, придав тону своего голоса подобающую мрачность.

– На кой дьявол он мне? – воскликнул герцог, упав на спину и накрыв голову подушкой. – Ты что, сбрендил? Отнеси его Гризелде.

. – Ваша светлость наверняка захочет лично взглянуть на «Вестник».

– Нет, не захочет. – Дворецкий ждал. Через пару минут подушка отлетела в сторону, и герцог схватил газету с подноса. – Открой занавески, Бринкли.

Тот отдернул портьеры. Его светлость уставился в газетенку со сплетнями.

– И на что я должен здесь смотреть? – спросил он. – Я никогда не пойму их манеру выражаться.

– Вторая заметка в правой колонке, ваша светлость, – подсказал Бринкли.

– «Некая златовласая мисс А.Э… – полагаю, это Аннабел, – …была обнаружена в спальне с неким рыжеволосым графом…» Вздор! Враки чистой воды! Прошлым вечером Аннабел была на балу с леди Гризелдой.

Губы Бринкли сочувственно изогнулись. Хозяин изо всех сил старался быть хорошим опекуном для четырех девиц-бесприданниц, и не его вина, что они, как оказалось, были теми самыми юными леди, которые порождают скандалы с той же легкостью, с какой прочие барышни вышивают носовые платки.

Рейф продолжил читать, не веря своим глазам:

– «…каковой, как говорят, находился в чем мать родила, в то время как она мило умоляла его не продолжать их „отношения“. Мы счастливы сообщить, что сей джентльмен весьма охотно внял ее мольбам и повел себя со всей учтивостью, приличествующей сей плачевной ситуации. Мы, обретающиеся лишь на задворках общества, не можем удержаться от того, чтобы не пожелать титулованным джентльменам с севера Англии не спускаться со своих гор, поскольку только на прошлой неделе этот самый господин, как говорят, был замешан в скандальном поведении с близкой родственницей мисс А.Э.!»

– Дьявол бы побрал все это! – взвыл Рейф, отшвырнув газету. – Горстка гнусной лжи, состряпанной, чтобы продать газету. Я спущу с них шкуру!

Он поднял глаза на Бринкли, который протягивал ему пивную кружку. От одного ее вида на лбу герцога выступил пот, а осушив ее, он содрогнулся всем телом. Но где-то минуту спустя боль несколько утихла, и он смог открыть глаза.

– Надо поговорить с Гризелдой, – сказал он и, слегка пошатнувшись, выбрался из постели. – Где, дьявол побери, была Гризелда? Разве вчера вечером они не отправились все вместе на бал в честь какой-то дебютантки?

Бринкли кивнул.

– Ну и?.. – прорычал его хозяин. – Вернулись-то они вместе или нет?

– Они совершенно точно были вместе, – с достоинством ответил Бринкли. – Все три леди воротились домой в самое что ни на есть приличное время… около полуночи, я полагаю.

– Ошибка, – молвил Рейф, проведя по волосам нетвердой рукой. – Должно быть, это какая-то другая мисс А.Э. Я заставлю их напечатать опровержение. Я сожгу дотла их контору! Я подам на них в суд за клевету!

Бринкли не думал, что какая-либо из этих идей поможет им разрешить стоявшую перед ними проблему, но промолчал.

Эван дважды поднял и опустил дверной молоток, прежде чем дверь отворил расстроенного вида дворецкий, который бросил один взгляд на его рыжие волосы и тотчас распахнул дверь.

– Граф Ардмор, – сообщил ему Эван, но дворецкий уже вел его в гостиную.

– Вы позволите принести вам что-нибудь, милорд? – спросил он. – Быть может, что-нибудь освежающее? Чашку чаю? Боюсь, его светлость только что поднялся и никак не сможет встретить вас ранее чем через полчаса по меньшей мере.

– Я не желаю встречаться с его светлостью, – довольно любезно сказал Эван. – Я пришел, чтобы увидеться с мисс Эссекс, и был бы признателен, если бы вы дали ей знать об этом.

– О, но…

– Мисс Эссекс, – повторил Эван.

Вид у дворецкого сделался еще более усталым, но Эван был человеком, привыкшим добиваться своего.

– Сейчас же, – прибавил он.

– Мисс Эссекс, – сказал дворецкий, – пока еще не видела той газеты, милорд.

Эван улыбнулся.

– Тем лучше, – ответил он. – В таком случае могу ли я рассчитывать на то, что вы пригласите ее в эту комнату, не открывая ей глаз на существование этой непристойной статьи?

Дворецкий, казалось, навострил уши, прислушиваясь к тому, что происходит наверху, но Эван ничего не услышал.

– Леди Гризелда, возможно, уже осведомила юную леди, – наконец сказал он. – Я выясню, так ли это. Может статься, мисс Эссекс присоединится к вам. Со своей дуэньей, разумеется.

Эван схватил дворецкого за руку:

– Без дуэньи.

Глаза дворецкого расширились.

– Для этого уже слишком поздно, – бодро молвил Эван, что, вероятно, подтвердило самые худшие мысли дворецкого об Аннабел, но тут уже ничего нельзя было поделать.

Дворецкий ушел, а Эван уселся и принялся думать о земных вещах, вроде вдовьей доли наследства и дающей всходы пшенице, и – в этой связи – о том, как невероятно приятно иметь в кармане разрешение на венчание, выданное епископом Кентерберийским, зная, что вся эта затея с охотой на невест уже подходит к завершению.

Аннабел вошла в дверь, ведущую в гостиную, двадцать минут спустя, прекрасно сознавая, что творится что-то ужасно неладное. Начать с того, что истерический припадок Гризелды был слышен во всем доме. Кроме того, она слышала, что Рейф тоже вопит. В те редкие случаи, когда Рейф поднимался раньше полудня, он определенно никогда не повышал голоса. Следовательно, что бы ни стряслось, это что-то было достаточно важным, чтобы перевесить головную боль Рейфа.

Каким-то образом их вчерашнее приключение всплыло на поверхность. Возможно, все они опозорены. Или, быть может, опозорена только она одна, после того как ее обнаружили в номере отеля с полураздетым шотландским графом.

Когда Аннабел передали, что Ардмор ожидает ее внизу, она сидела за туалетным столиком, собираясь с духом, чтобы пойти и узнать, что она более не может притязать на то, чтобы стать женой добропорядочного англичанина.

Ардмор хотел увидеться с ней. Не с ее опекуном, а с ней.

Многие-многие годы она провела в мечтах о том, как выберется из Шотландии. Как оставит позади нищету и позор и приедет в Лондон, где встретит мужчину, который до конца жизни будет одевать ее в шелка. Мужчину с внушительным состоянием, который не имеет никакого отношения к лошадям. Вот и все, о чем она мечтала.

Но похоже, она хотела слишком многого.

Она ощутила оцепенение во всех членах. Несомненно, она сможет это пережить. Может статься, граф не все свои деньги спустил на конюшни. В конце концов, наскреб же он денег, чтобы приехать за женой в Лондон. У их отца никогда не было возможности вывезти их в свет во время сезона.

Она отворила дверь в гостиную так тихо, что граф не услышал ее. Он стоял в противоположном конце комнаты, разглядывая пейзаж Констебла. Ардмор был высоким. Она знала это, но по какой-то неведомой ей причине ей хотелось подмечать все его особенности. Вообще-то «высокий» не было первым словом, приходившим на ум при виде Ардмора: он выглядел скорее могучим, чем высоким, со своими широченными плечами и крепкими ногами, походившими на стволы молодых деревьев. По крайней мере еды он получает вдоволь, невесело подумала Аннабел. В сущности, если положение дел станет особенно неблагоприятным, то он всегда сможет наняться в поденщики. Но эта мысль не вызвала у нее улыбки.

Волосы его были красновато-коричневого цвета, словно осенние листья, которые только начинают буреть, и слегка загибались кверху у шеи. Он был одет в черное, как и оба раза, когда она его видела.

Аннабел вошла в комнату.

– Доброе утро, лорд Ардмор.

Эван обернулся. На мгновение ему показалось, что на встречу с ним пришла не та сестра, хотя они были нисколько не похожи. Несомненно, именно у Имоджин были такие трагически-печальные глаза и такой вид, будто она держится прямо единственно для того, чтобы не разразиться слезами. У Аннабел – той Аннабел, которая посмеялась над его предложением руки и сердца, – прежде в глазах плясали смешинки.

– Аннабел…

Он взял ее за руку – та была холодна, точно лед.

Она мягко отняла у него свою руку и сделала реверанс. После чего сложила руки на груди и замерла в ожидании.

И чего, дьявол побери, она ждет? Очевидно, дворецкий ошибся, и она таки прочитала ту непристойную газетную сплетню. Следует ли ему начать с предложения? Она выглядела такой… неприветливой. И все же…

– Боюсь, мистер Барнет удрал из отеля, – наконец вымолвил он.

Заморгав, она уставилась на него.

Боже, до чего ж она была красива: вся в обрамлении мягких, пышных локонов золотистого цвета, который не имел ничего общего с медными оттенками, которые люди часто приписывают золоту. То было подлинное золото: нежные, чувственные, манящие золотистые локоны, гармонировавшие с ее кремовой кожей шотландки. А ее глаза… Они были прекрасны. Едва ли не чересчур восхитительны, чтобы быть внесенными в общий список, словно Господь Бог сотворил этот дымчато-голубой цвет специально для нее. Уголки их слегка загибались кверху, и когда она моргала, ресницы касались ее щек…

– Мистер Барнет, управляющий отелем, – пояснил он.

– А какое касательство он имеет ко всему этому?

– Именно он предоставил «Еженедельному вестнику Белла» сведения о событиях вчерашнего вечера, – объяснил Эван. – Он подслушивал, и боюсь, когда он осознал, что лишится своей должности благодаря гневу леди Гризелды, у него более не осталось причин не продавать эти сведения.

– «Вестник», – безжизненным голосом молвила она. – Так вот каков источник.

Эван подошел и встал прямо напротив нее.

– Нам придется выкинуть из головы эту мерзкую газетенку, барышня. Мы собираемся начать совместную жизнь, и подобного рода гадости в ней нет места.

– Конечно, – сказала Аннабел. – Весьма разумные слова. Она может прочесть статью позже. В данный момент… ей просто хотелось, чтобы он поскорее сделал ей предложение, чтобы она смогла удалиться в свою комнату и поплакать. Она не плакала с тех пор, как умер отец. Даже когда сбежала Имод-жин и когда умер Дрейвен. Но похоже, настал момент возродить этот обычай.

Он взял ее руки в свои. «Ну же, – подумала Аннабел. – Давайте!»

Но он молчал.

Выждав минуту, она подняла глаза и взглянула на него. У него были необычные глаза: глубоко посаженные и зеленые. Благодаря им он походил не на лощеных английских джентльменов, с которыми ей ранее доводилось водить знакомство, а скорее на опытных фермеров, которые арендовали землю у ее отца, покуда тот не распродал все угодья, кроме лошадиных пастбищ.

– Аннабел, – сказал Ардмор, – полагаю, вы не жаждете выйти за меня замуж.

Что верно, то верно, подумала она. Она посмотрела на его сапоги. По крайней мере они были начищены до блеска.

Эван вздохнул. Когда он заговорил, в голосе его еще сильнее сквозил грудной, раскатистый шотландский акцент.

– Что сделано, то сделано. И я не могу притворяться, будто я расстроен из-за этого, потому что я нахожу вас очень красивой.

Аннабел прикусила губу изнутри. Она всегда считала свою красоту подарком, доставшимся ей от матери. Подарком, который вызволит ее из Шотландии и нищеты.

– Очень рада это слышать, лорд Ардмор.

Эван не знал, что делать. Голос ее был совершенно безжизненным. Она старалась не встречаться с ним взглядом долее чем на мгновение.

– Неужели я такая плохая партия, Аннабел?

– Разумеется, нет, – ответила она, но затем прибавила: – Я не читала той статьи. Пожалуйста, не поймите меня превратно, но существует ли хоть какой-нибудь способ восстановить мою репутацию, не прибегая к столь крутому шагу?

Он покачал головой.

– Говоря по правде, даже наш брак может оказаться не в силах замять этот скандал. Думается мне, хорошо, что Шотландия находится на порядочном расстоянии от Лондона. Мы можем просто переждать, пока не улягутся все эти страсти. Видите ли, мистер Барнет перепутал мисс Имоджин с вами и вложил просьбу положить конец нашему союзу в ваши уста, а после того как это сопоставили с беспорядком в моем одеянии…

Ему не было нужды продолжать. Возможно, он был прав, говоря, что им надобно скрыться в Шотландии. На мгновение в душе Аннабел промелькнул страх, что она проплачет всю дорогу туда. Она сделала глубокий вдох.

– В таком случае вы хотели о чем-то меня попросить? Он снова взял ее руки в свои.

– Я хотел бы жениться на вас, – медленно произнес он. – Я хотел бы, чтобы вы поехали со мной в мои владения, стали моей женой и матерью моих детей, чтобы жить со мной в богатстве и бедности, в болезни и здравии.

Аннабел боролась с диким желанием убежать. Но почему-то ее туфельки приросли к полу.

– Да, – прошептала она.

Эван выпустил ее руки и извлек из внутреннего кармана толстый пергаментный свиток.

– Как только я прочел ту газетенку, то тотчас разбудил епископа и получил разрешение на венчание. – Внезапно он ухмыльнулся. – Мне пришлось показать ему «Вестник», и после этого он согласился, что ситуация не терпит отлагательств.

Она кивнула.

– Но я хотел бы попросить вас об одолжении, – сказал он.

– Поскольку вы спасаете меня от пожизненного позора, – молвила она, тщетно пытаясь придать своему голосу веселое выражение, – то я склонна полагать, что вы можете просить меня о множестве одолжений, и я выполню их все.

Он оставил ее жалкую попытку пошутить без всякого внимания.

– С вашего позволения, мне хотелось бы оставить это разрешение на венчание неиспользованным.

Нахмурившись, она посмотрела на него:

– Неиспользованным?

– Видите ли, барышня, я нахожу, что мысль о женитьбе в такой безбожной, легкомысленной манере мне не по душе. Но если мы покинем все это лондонское общество, создав у них впечатление, что мы действительно поженились, и отправимся в Шотландию… то мы, пожалуй, сможем пожениться там. В моих владениях есть церковь и священник, который там живет. Если отец Армальяк обвенчает нас, то это будет очень много для меня значить.

– Ему надобно будет зачитывать оглашения?

– Нет. У нас будет обручение. Это старинный шотландский обычай, и еще более почитаемый из-за своей древности. Это простой обряд, который проводится в кругу друзей, хотя отец Армальяк сделает из него настоящую церемонию.

– У меня нет приданого, – внезапно сказала Аннабел.

– А я слышал, совсем наоборот.

Сердце ее упало. Он думал, что она богата. Это был один из подарков Рейфа: прекрасное оперение, дарованное серой птичке, у которой едва ли была собственная рубашка. Она даже не могла заставить себя заговорить или посмотреть на него. Совместными усилиями они с Имоджин испортили ему жизнь.

В сущности, испорчена была не только его жизнь, но и ее. Она лишилась мечты об утонченном, богатом женихе из-за случайности, глупости Имоджин и вмешательства парочки грабителей. Он лишился мечты о богатой невесте благодаря тем же обстоятельствам.

– Мне жаль, – наконец вымолвила она, – но вы ошиблись. У меня действительно нет приданого.

– А как же Удовольствие Миледи? – спросил он, приподняв ее подбородок.

– А, Удовольствие Миледи… У меня есть лошадь. Но у меня нет приданого. Нет настоящего приданого.

– Мы обойдемся без него, – ответил он. Это должно было быть сказано.

– Мне искренне жаль, что мы с сестрой толкнули вас на этот путь, – промолвила она, положив руку ему на рукав. – Если бы не мы, то вы бы нашли себе юную леди с внушительным приданым. Наследницу. Мы разрушили ваши надежды.

– Но я попросил вас выйти за меня замуж еще до того, как все это произошло, – напомнил ей он.

У него и в самом деле были удивительные глаза, особенно когда он улыбался. Глаза его улыбались больше, чем губы.

– Вы думали, что я наследница, – подчеркнула она.

– Нет, у меня и в мыслях такого не было. Мне просто понравилось ваше лицо. Ваши волосы и ваши глаза.

Аннабел подумала о том, что в тот вечер она была одета в платье, которое стоило больше, чем годовой доход батрака, а уши и шею ее украшал жемчуг – подарок Рейфа.

Но Эван заговорил первым:

– Я слышу разговоры о приданом с того самого дня, как очутился в этом городе. Поверьте, существуют вещи, которые значат для меня гораздо больше…

– Я знаю, – перебила его она. – Первое – это чтобы ваша жена была шотландкой.

– И второе – чтобы она была шотландкой, – сказал он, и глаза его снова заулыбались, отчего на зеленом фоне засияли золотистые искорки. – Но то была просто шутка. Если бы я твердо решил жениться на девушке из Шотландии, то я бы не приехал в эту страну. И если бы вы были англичанкой… – он приподнял ее подбородок кончиком пальца, – то я все равно стоял бы там, где стою.

Тут его голова склонилась к ней, и его теплые губы неожиданно приникли к ее устам.

Аннабел была несчастна. Она готова была кричать от разочарования и ярости из-за всего этого, разразиться слезами от несправедливости, рыдать из-за утраты всех своих мечтаний о будущей жизни… и тем не менее в нежном касании губ Эвана было что-то безмерно успокаивающее. Руки его обвили ее стан, и на мгновение она почувствовала себя так, словно… словно… ей не нужно было думать ни о чем другом. Губы его дурманили ее разум, ласкали ее, словно прося о чем-то.

Вздохнув, она прильнула к нему… всего на миг. Утешительный миг. И объятия его стали еще крепче, словно она действительно была укрыта от всего мира, спасенная рыцарем в блестящих доспехах, который сейчас подхватит ее на руки, посадит на своего коня и увезет в свой замок. Она снова вздохнула, вспомнив о своих давних грезах…

И он воспользовался ее вздохом, незаметно проникнув в ее рот, и внезапно поцелуй их превратился в нечто совершенно иного рода. Повинуясь порыву, Аннабел обвила рукой его шею. Руки Эвана еще крепче сомкнулись на ее спине, и внезапно она ощутила мощный напор его тела, прижимавшегося к ней.

Аннабел всем своим телом ощущала исходивший от него призыв. Она инстинктивно преодолела последнюю долю дюйма, разделявшую их тела, и почувствовала, как удивительно ощущать столь тесную близость с другим человеком. Словно он мог вкусить ее печаль, и страх, и нежелание и мысленно говорил ей, что он это поправит, что все решит – и все это без слов.

От этого ей хотелось только одного: прижаться к его груди и просто… отдаться на его волю. Но в то же время само великодушие его поступка пробудило ее совесть, и в то время как губы его снова и снова жадно припадали к ее устам, а тело ее дрожало в его объятиях, совесть продолжала взывать к ее душе, и ее слабый голос никакими силами нельзя было унять, покуда она наконец не оторвалась от его губ и не произнесла:

– Я не шучу, лорд Ардмор. У меня и впрямь нет приданого.

Он распростер свои ручищи на ее узкой спине, и теперь они медленно-медленно двинулись вверх к ее плечам. В глазах его играла спокойная улыбка, а большие пальцы его рук неспешно гладили ее плечи там, где заканчивались короткие рукава ее утреннего платья.

– У вас есть лошадь, – напомнил ей он.

– Всего лишь лошадь. – Она сглотнула. – Вы, несомненно, слыхали о завещании моего отца.

– До меня не дошел этот слух, но, с другой стороны, я не большой охотник до сплетен. Я с радостью приму ваше приданое в свои конюшни. Не могу сказать, что я такой же мастер своего дела, как ваш батюшка, но у меня действительно есть солидная программа тренировки лошадей. Для вас это будет все равно что вернуться домой.

Аннабел покачнулась на ногах, и все приятное тепло, которое она ощущала после их поцелуя, выветрилось из нее, словно ночной туман.

Она собиралась выйти замуж за тренера лошадей, человека, испытывавшего такую же страсть к лошадям, как и ее отец.

Она и впрямь возвращалась домой – во всех смыслах этого слова.