Глава 11

Морван стоял у ворот, наблюдая за процессией пленных и раненых, которая медленно втягивалась во двор крепости. Последние несколько часов сражения принесли наиболее обильную кровавую жатву. Впрочем, людям де Бомануара пришлось куда хуже, чем защитникам Ла-Рош-де-Роальд. Гюрвана успели уже препроводить в подземелье. Туда же доставляли и его воинов, оставшихся в живых.

Морван пересек двор и вошел в замок. В главном зале на тюфяках лежали раненые, свои и чужие. За ними ухаживали несколько служанок. Он приказал двоим слугам сопроводить его наверх, в свои покои, и помочь снять латы. Когда с этим было покончено, он облачился в длинную тунику и рейтузы и спустился вниз в поисках какой-нибудь еды.

На одном из столов в большом зале громоздились подносы с хлебом, сыром и жареным мясом. Он взял один из находившихся здесь же кубков, щедро наполнил его элем, положил на тарелку мяса и хлеба и встал у камина лицом к огню, чтобы подкрепиться в одиночестве и обдумать все события нынешнего дня.

Но не прошло и нескольких минут, как его, робея, окликнула молоденькая служанка:

– Прошу прощения, сэр Морван, вы не знаете, где отец Асканио?

– А зачем тебе он?

– Меня леди Катрин просила отыскать святого отца. Для миледи Анны.

У Морвана потемнело в глазах.

– Ей нужен священник?!

– Нет-нет, это не то, что вы подумали, – улыбнулась девушка. – Просто нужно же кому-то сильному держать миледи Анну, чтобы…

Не дослушав ее, Морван залпом допил эль и швырнул остатки хлеба в огонь.

– Для такой надобности и я сгожусь.

Подходя к комнате Анны, он услышал из-за двери оживленный спор. Морван замедлил шаги. До слуха его доносились голоса Анны и Катрин. Морван решительно толкнул дверь.

Никто не заметил его прихода. У постели Анны хлопотали четыре служанки. Катрин сидела на стуле у изголовья сестры. На коленях у нее Морван заметил плошку с целебным бальзамом. Комнату наполнял приторно-едкий запах этого снадобья. Женщины пытались удержать Анну на постели, но она с силой отталкивала их руки и порывалась сесть.

– А я говорю, рану нужно зашить! – упорствовала Катрин.

– А я тебе повторяю, – возвысила голос Анна, – что это всего лишь царапина. Кость не задета. Смазать бальзамом и перевязать потуже – вот и все. – С этими словами она шлепнула по руке одну из служанок.

Все четверо словно по команде отпрыгнули от ее ложа, когда обнаружилось присутствие в комнате Морвана. Растерявшись от неожиданности, служанки не торопились заслонить от его нескромных взоров свою госпожу, которая лежала на животе в чем мать родила. Морван успел наглядеться на плавные изгибы ее тела, на ее упругие ягодицы и стройные, длинные ноги. Тело Анны было еще прекраснее, чем он воображал.

Но тут служанки опомнились и снова разом бросились к постели. Они выстроились вдоль ложа Анны, словно суровые стражники.

Анна густо покраснела и уронила лицо на согнутые в локтях руки.

– Катрин, ну как же ты могла?!

Младшая сестра швырнула служанкам простыню и невозмутимо отозвалась:

– К твоему сведению, я посылала за Асканио. А почему сюда явился сэр Морван, мне неизвестно.

– Асканио дает последние напутствия умирающим, – пояснил Морван и, подойдя к постели Анны, деловито спросил: – Так для чего же вам здесь понадобились сильные мужские руки, леди Катрин?

– Надо, чтобы ее кто-то держал, пока я зашью рану, – вздохнула Катрин. – Нам с этим не справиться.

Анна приподняла голову и обратила к сестре сердитое лицо.

– Только перевязка! Больше мне ничего не нужно!

– Откуда тебе знать? Ведь ты своей раны не видишь. А вдруг она загноится, и ты умрешь от отравления крови? Да и шрам, если аккуратно все заштопать, будет не так заметен.

– Плевать я хотела на шрам!

Морван отстранил служанок от кровати и резким движением стянул простыню, которой те успели прикрыть Анну от шеи до ступней. Глубокая рана в форме полумесяца зияла на боку. Она тянулась от края лопатки вбок, почти до самого бедра. Края раны начали припухать, а возле нее наливался краснотой огромный синяк. Вероятно, Анна ушиблась при падении. Скоро, подумал он мрачно, это нежное тело щедро разукрасят и другие боевые отметины – кровоподтеки, подсохшие ссадины, которые пока еще не заметны.

Он бросил взгляд в сторону очага, возле которого громоздилась деревянная лохань с розоватой водой и валялись влажные простыни. Хорошо, что они успели ее вымыть. Завтра у нее начнет отчаянно болеть все тело, все мышцы и связки, и о том, чтобы позволить кому-то тереть себя тряпицами, она и помыслить не сможет.

– С вашего позволения, милорд, – промямлила одна из служанок, целомудренно укрывая свою госпожу простыней, кроме того участка спины, где виднелась рана.

– Нечего заискивать перед сэром Морваном, – сердито осадила ее Анна. – Пока что еще я твоя госпожа.

– Вот-вот, – подхватил Морван. – Ведь будь я здешним господином, и отметины на вашей коже оставил бы мой ремень, а не меч рыцаря, который вас чуть не прикончил. И Катрин ничего не пришлось бы зашивать.

Он принялся расстегивать поясной ремень. Анна приподнялась на локтях. Глаза ее с ужасом и недоверием следили за его движениями.

– Вы не посмеете!

– Разумеется, нет. У меня и в мыслях ничего подобного не было. Выпороть вас ремнем, когда вы и без того страдаете от ран и ушибов? За кого вы меня принимаете? Ремень надо сжать зубами, чтобы не прокусить губу, когда Катрин станет штопать вашу рану.

Служанки многозначительно переглянулись. В глазах у всех четверых горело торжество. Наконец-то нашелся человек, сумевший укротить их строптивую госпожу. Но Морвану вдруг сделалось досадно за себя и за Анну. Разве приличествует рыцарю так унижать беспомощную, тяжко страдающую юную деву? Разве допустимо так безжалостно подавлять ее волю?

– Ты останься здесь, – приказал он одной из служанок, пышнотелой девице с крепкими красными руками. – Остальные быстро отправятся вниз. Там много раненых. Позаботьтесь о них. А мы здесь управимся и без вас.

Три женщины с видимой неохотой повиновались ему. Он повернулся к притихшей Катрин:

– Начнем. И да поможет нам Бог.

Катрин соорудила вдоль кромки ложа нечто вроде валика из одеяла, обернутого простыней.

– Пусть-ка она повернется на спину. Мне будет лучше видна ее рана. А вы не смотрите сюда.

Морван дотронулся до плеча Анны:

– Они ушли и не станут больше смущать вас своим присутствием. Вы теперь будете слушаться Катрин?

Она молча кивнула. Он повернулся спиной к кровати. Когда Катрин сообщила, что у нее все готово, и он снова воззрился на раненую, оказалось, что та облачена в тонкую рубаху, которую решительная Катрин распорола как раз над зиявшей раной. Морвану только и оставалось, что любоваться обнаженными руками, на одной из которых виднелось два кровоподтека, начинавших темнеть. Еще один располагался у нее под глазом, захватывая часть щеки.

Морван примостился на краю кровати и сказал служанке:

– Ты усядешься ей на ноги, на икры. Налегай всем весом своим, чтобы она не могла шевельнуться.

Служанка тотчас же выполнила команду. Анна страдальчески поморщилась. Морван поднес к ее лицу ремень, и она с гримасой неудовольствия сжала мягкую кожу зубами. Одной рукой он бережно приобнял ее за плечи и положил ладонь другой на плоский живот.

– Начинайте, леди Катрин.

Стоило пальцам сестры коснуться ее кожи, как Анна болезненно вздрогнула. Морван крепко стиснул ее плечи и плотнее прижал ладонь к животу. Анна изо всех сил вцепилась в его руку – сначала она пыталась высвободиться, а после перестала сопротивляться и сжимала ладони, впиваясь в его кожу ногтями, только чтобы не закричать. Всякий раз, когда игла вонзалась в ее тело, она кусала ремень и поводила головой из стороны в сторону.

Лоб Морвана покрылся крупными каплями пота. Он с раздражением твердил себе, что она заслужила еще и не такое. Возомнив себя воином, беспечно подвергая себя опасности, она должна была знать, чем это может закончиться. Однако, глядя на ее белые зубы, впивавшиеся в ремень, на глаза, в которых стояли слезы, он почувствовал, как в сердце его вползает жалость.

– Катрин, нельзя ли попроворней?

– Все надлежит сделать как подобает. Или вообще никак, – парировала юная супруга Джосса, продолжая свою работу.

Ему нечего было на это возразить. Рана оказалась большой, и на то, чтобы ее зашить, потребуется еще немало времени. А значит, пребывание несчастной Анны в аду продлится еще долго.

Он наклонился к ней:

– Откройте глаза. Когда они зажмурены, боль ощущается сильней. Это я вам говорю по своему опыту. Смотрите на потолок, на платье Катрин. Разглядывайте узор, кружева.

Глаза ее широко распахнулись, и из них брызнули слезы, заливая виски и струясь на подушку. Они тяжело, страдальчески уставились не на потолок, не на платье Катрин, а на него. Морван ободряюще улыбнулся, от души надеясь, что сострадание, изливавшееся из его глаз, хоть немного утишит ее боль.

– Хотите, я вам расскажу, как у меня появился мой Дезире?

Она с усилием кивнула.

– Меня им наградил Эдуард за доблесть в сражении при Креси. Когда я обратился к его монаршей милости с просьбой отпустить меня из Кале, где мы держали осаду, на службу в Гасконь, он мне его подарил. Дезире был одним из его любимых жеребцов. Я вот тут подумал… – Ему во что бы то ни стало нужно было рассеять ее мысли, переключить их с испытываемых ею страданий на что-то захватывающее, волнующее. И он заговорил о первом, что пришло в голову: —…подумал, он ведь вам понравился, жеребец и впрямь очень хороших кровей. Так вот, быть может, его следовало бы скрестить с какой-нибудь из ваших породистых кобыл. Или с несколькими. Тогда я мог бы претендовать на одного из жеребят. Ведь так принято, верно? Мне все равно, жеребчик это будет или кобылка. Ну как, по рукам?

И снова кивок, губы дрогнули в благодарной улыбке, но тут Катрин вонзила иглу в самый болезненный участок раны. Или же у Анны иссякло мужество и она больше не могла терпеть невыносимую боль молча. Во всяком случае, широко раскрыв рот, она издала отчаянный крик.

Взгляд ее мгновенно сделался диким, затравленным. Она попыталась высвободиться, и Морвану стоило больших усилий удержать ее.

– Я взял бы ваши мучения на себя, Анна, если бы мог. Богом клянусь, что это так.

Худшее, однако, осталось позади. Мало-помалу она успокоилась, и снова ее страдальческий взгляд остановился на его лице.

– Вы же знаете, все на свете кончается. Закончится и это. Потерпите, осталось совсем немного. А вот как выздоровеете, сможете поехать в Англию к своему герцогу. Чтобы уладить все ваши дела.

Взгляд ее исполнился неизъяснимой печали, но она согласно кивнула.

– У меня остались при дворе кое-какие знакомства. Я дам вам рекомендательные письма к тем, кто сможет помочь. – Произнося это, он старался подавить тоскливое чувство, возникшее в душе при одной мысли об ее уходе в монастырь. Воображение тотчас же нарисовало ему удручающую картину: вот Анна в темно-коричневом монашеском облачении медленно проходит сквозь врата обители, и те навек затворяются за ней. И все же это видение было не самым худшим из тех, что представали перед ним в последние дни. Ведь еще так недавно он с ужасом представлял ее убитой в сражении или цепенеющей на супружеском ложе в объятиях Гюрвана.

– Ну, вот и все, благодарение Богу! – с чувством воскликнула Катрин.

Он ослабил хватку, но рук с ее живота и плеч не убрал. Анна розовым языком вытолкнула изо рта ремень. Ее ладони по-прежнему сжимали его руку.

Он пытливо вгляделся в ее синие глаза.

– Вы перенесли эту процедуру с мужеством и стойкостью, которые сделали бы честь любому из закаленных в боях рыцарей.

– Прежде чем вы пришли, они все твердили, что это наказание, ниспосланное свыше, за то, что я возомнила себя равной мужчинам. Не Катрин, нет, ведьмы-служанки.

– Ваша независимость вызывает у них зависть, – мягко произнес он. – Им кажется, что вы слишком много на себя берете, даже для святой. И в этом я не могу с ними не согласиться.

– Но я пекусь не только о своем, но и об их благе! – запальчиво возразила она.

– Если бы вы лучше разбирались в том, что пойдет вам во благо, а что причинит вред, то не лежали бы сейчас здесь вся в синяках и ссадинах и с зашитым боком. – Он старался, чтобы в словах его звучали не насмешка и осуждение, а всего лишь легкий укор. Но Анну они задели, и она сердито отвернулась.

– Если вы соблаговолите сейчас оставить нас, сэр Морван, я смажу ей рану бальзамом и наложу повязку. Благодарю за помощь, – проговорила Катрин.

Анна отпустила его руку. Воспользовавшись этим, он убрал с ее лба взмокшие от пота пряди волос.

– Гюрван?! – воскликнула она, лишь теперь вспомнив о пленном враге.

– Он под надежной охраной, не тревожьтесь. Постарайтесь заснуть. У нас еще будет время о нем поговорить.

Выйдя из комнаты Анны, Морван спустился в зал, затем прошел длинным коридором к ступеням, что вели в подземелье. Он снял со стены горящий факел и осторожно сошел вниз по винтовой узкой лестнице без перил.

Справа и слева от него виднелись двери. В коридоре было холодно и сыро. Здесь витал запах плесени и морских испарений.

Приблизившись к двери застенка, где содержались пленники, он приказал стражнику отпереть ее. Внутри на соломенных тюфяках полулежали трое рыцарей.

Гюрван остался стоять. Болезненно морщась, он придерживал здоровой рукой искалеченную, ту, в которую угодила стрела Анны. Его голова со светлыми прямыми волосами почти касалась потолка. Морван, войдя в узилище, также едва не задел заплесневелый потолок своей макушкой. Ледяные глаза смерили его презрительно-злобным взглядом.

Морван едва не застонал от досады, вспомнив, как близок был к тому, чтобы сразить этого негодяя в честном рыцарском поединке. И надо же было Анне в тот самый миг, когда в душе он уже праздновал победу, ранить де Бомануара! И все обернулось хуже некуда. Она милосердно поспособствовала тому, чтобы этот людоед мог сохранить свою презренную жизнь. Но еще больше Морвана бесило то, что она усомнилась в его умении владеть мечом, в его несомненной победе над этим негодяем, ведь иначе она не стала бы вмешиваться в ход событий, не выстрелила бы из своего арбалета в столь неподходящий момент. У него дернулась щека.

– Вашу рану умастят целебным снадобьем и перевяжут как подобает.

– А что потом?

– Это леди решит. На ее месте я приказал бы вас повесить.

– Она не осмелится такое учинить. Ведь тогда все мои родные выступят против нее, чтобы за меня отомстить.

– Не уверен, что они так уж дорожат вами, жалким побегом мощного древа, рыцарем, побежденным в бою женщиной. Даже рана ее не столь тяжела, как ваша.

Гюрван с усмешкой качнул головой:

– Так леди Анна сама участвовала в сражении? Но что же у нее за рыцари, если она, женщина, оказалась принуждена биться с противником?

– Малочисленное войско, которое разгромило вашу армию в пух и прах.

Гюрван покосился на свою раненую руку:

– Мне говорили, она метко стреляет из лука. Не удивлюсь, если это ее рук дело.

– Она вам жизнь спасла.

– Не мне, а вам, если уж на то пошло. Впрочем, кто нам помешает это выяснить, когда рана моя заживет?

– Если вам суждено покинуть эту крепость живым, и вы надумаете вернуться, милости прошу. Буду к вашим услугам.

Тонкие губы Гюрвана скривились в злобной ухмылке.

– Да кто вы такой, сэр рыцарь, и с чего возомнили себя ее защитником? Вы ей родня? Сомневаюсь. Рассчитываете взять ее в жены? Но это никак невозможно. Она моя. Стала моей, когда оба мы были еще детьми. Я тогда еще утвердил свои права на нее всем известным способом.

– Напротив, это она утвердила свое право отказать вам. О чем свидетельствует вот эта отметина. – Он кивком указал на шрам, украшавший щеку Гюрвана.

Тот с усмешкой провел пальцем по узкой багровой полоске.

– Детские забавы. Она тогда была диковатой и неуступчивой. Но после, когда все свершилось, оказалась на диво хороша.

– Вы лжете, но меня это нисколько не заботит. Я ей служу и потому вправе заявить: вам отказано раз и навсегда. Анна не согласилась бы иметь с вами что-либо общее хотя бы по одному тому, что вы – дьявол, насилующий детей.

Гюрван взглянул на него с недоумением – искренним или поддельным – и захлопал глазами.

– Что я слышу? Это вы о крестьянах? Да они же просто грязь под нашими ногами!

– Она думает иначе, – мрачно возразил Морван. – И если ей будет угодно вас повесить, знайте, вы примете смерть за девочку. За Маргариту. – Он повернулся к двери и, взявшись за ручку, прибавил: – Одна из служанок займется вашей раной. С ней придут стражники. Им будет дан приказ убить вас, если вы осмелитесь хотя бы глаза на нее поднять!

Ей снилось, что он здесь, рядом, смотрит на нее с улыбкой. Проснувшись, она принялась искать его глазами. Чувства не обманули ее: Морван стоял у очага и смотрел на нее, улыбаясь. Она попыталась повернуться на мягком ложе, но принуждена была оставить эту попытку.

– Больно. Любое движение – просто пытка.

– Через несколько дней это пройдет. А пока терпите. Катрин мне сказала, вы мало спали. Отдыхайте и постарайтесь не прислушиваться к боли. Так она будет меньше чувствоваться.

Анна грустно кивнула. Ему ли не знать о таких вещах? И все же ей казалось, что эта ужасная ноющая боль никогда больше не выпустит ее из своих когтей.

Снизу донесся какой-то шум. Анна насторожилась:

– Что это?

– Некоторые из горожан явились поздравить нас с победой. Им поднесли угощение.

– А как насчет тех, кто уже никогда не отпразднует победу?

– Усопших похоронили. Правда, не всех. Завтра с этим будет покончено. Фуке и Гарольд вернутся в свои владения через два дня. Они со своими людьми выпроводят пленных солдат де Бомануара за пределы ваших владений. И отпустят с миром. Какой от них толк, от простых воинов?

– А остальные?

Морван скрестил руки на груди.

– Оба ваших вассала просят позволения увезти с собой по одному пленному рыцарю. Чтобы потребовать с их родственников или сюзеренов щедрый выкуп.

– Что мне делать с Гюрваном? – вдруг спросила она с отчаянием в голосе.

Впервые за все время их знакомства Анна де Леон обратилась к нему за советом. Морван старался не выказать, насколько ему это лестно.

– А что вы желали бы с ним сотворить?

– Мне хочется убить его.

– Это уместно было бы совершить на поле боя. Такая его смерть не повлекла бы за собой последствий. Сейчас все намного сложнее, и вы не можете этого не понимать.

Анна опустила взор. Его упрек был более чем справедлив. Она промахнулась и ранила врага, вместо того чтобы убить его. И помешала Морвану с ним расправиться. Во всяком случае, ее отважный защитник был убежден, что ему это удалось бы без труда. Но Анна не разделяла его уверенности. И лишь, поэтому вмешалась в ход событий. Но разве могла она признаться ему в этом, не задев его мужское самолюбие?

Вздохнув, она повторила:

– Так что же мне с ним делать?

– По примеру доблестных Гарольда и Фуке потребуйте с его родственников хороший выкуп. Подсчитайте ущерб, который он вам причинил. Пошлите к де Бомануарам старого, дряхлого гонца, и пусть Гюрван гниет в темнице, пока тот доберется до цели.

– А потом мне все-таки придется освободить его?

– А потом вам все-таки придется освободить его. Но за это время вы успеете съездить в Англию. И вернетесь в Сент-Мин, прежде чем он окажется на свободе.

– Не хочу, чтобы он столько времени находился под моим кровом!

– Понимаю ваши чувства и вполне их разделяю. Пусть его заберет один из ваших вассалов. Ведь подземелья есть и в их замках. Какая Гюрвану разница, где именно проводить время пленения и чей гарнизон будет его стеречь? Главное же, что никто из де Бомануаров не станет вступать в военные действия ради его освобождения. Иное дело – если вы его казните.

Анна взглянула на него с благодарностью. Он дал ей очень разумный совет, которым она решила воспользоваться.

– Скажите, Морван, а сэр Джон не… Он не погиб в бою?

– Живехонек. Он мой.

Заранее зная ответ, она все же спросила:

– Вы хотите получить за него выкуп?

– О нет. Он умрет. Я предупреждал его о таком финале в случае измены. Но не подумайте, что я посягаю на ваше право казнить и миловать в пределах Ла-Рош-де-Роальд. Ни о какой казни речь не идет. Он получит свой меч, и мы завтра встретимся один на один в замковом дворе.

– Но я не хотела бы…

– Это решено.

Вздохнув, Анна плотнее завернулась в одеяло и закрыла глаза. На несколько коротких мгновений она погрузилась в полусонное забытье, которое без всяких на то причин вдруг прервалось столь же неожиданно, как и сморило ее. Она попыталась сесть. Морван, видя, что ей это не удается, поспешил на помощь. Он бережно взял ее за плечи и приподнял, поместив ей под голову подушку.

– Вы решили во что бы то ни стало побороть сон?

– Напротив, мне никак не удается заснуть, – пожаловалась она. – В голове туман, я устала и опустошена, но сон отчего-то бежит прочь…

– А я-то думал, после всего пережитого вы сутки напролет будете спать как убитая.

Она ухватила ногтями острый кончик перышка, торчавший из одеяла, вытащила его и принялась рассматривать.

– Со мной такое уже было. Между первой и второй вспышками чумы. Тогда разбойники захватили одну из построек на дальней ферме, и нам пришлось долго с ними биться. Многие из них погибли, остальные бежали. После этого я никак не могла заснуть. Мне хотелось сесть в седло и скакать, скакать до изнеможения… Но дело было поздней ночью, кругом стояла тьма. Я и сейчас была бы не прочь совершить верховую прогулку. Если бы только могла!

Морван удивленно вскинул брови:

– Верховая прогулка? Мне такое и в голову не приходило. Но после битвы и я нередко испытываю нечто подобное: беспокойство, невозможность заснуть.

– Ну и?..

Он растерянно развел руками.

– И как вы с этим справляетесь, если вам не приходило в голову прокатиться верхом?

Он многозначительно улыбнулся:

– Я в таких ситуациях обычно провожу несколько часов кряду в постели с женщиной. Уверен, именно таким способом сейчас снимают усталость и беспокойство ваши воины и рыцари.

Анна покраснела до корней волос. Несколько часов?!

– Если это совет, – кашлянув, чтобы скрыть смущение, произнесла она, – то мне он не пригодится. Я как-нибудь иначе справлюсь со своей тревогой и беспокойством.

Морван невозмутимо уставился на огонь в камине. Анне подумалось, что он, возможно, успел уже прибегнуть к тому способу снятия напряжения, о котором только что ей сообщил, а значит, явился к ней, после того как натешился ласками какой-то женщины.

Теперь ее больше не радовал его приход. Низменная страсть, ее удовлетворение – вот что для него всего важнее. Но почему он говорил о нескольких часах? Ведь то, ради чего он ложился в постель с женщиной, могло длиться от силы несколько минут…

Она принялась быстрыми нервными движениями ощипывать перышко, оголяя его. В голове у нее звенело, рана болела так, словно ее жгли раскаленной кочергой.

– Вы сердитесь? – самым невинным тоном осведомился он.

– Ничего подобного, – сердито буркнула она. – Просто неважно себя чувствую. – От усталости и боли ее ощущение реальности притупилось настолько, что она решилась произнести то, о чем прежде не позволила бы себе даже подумать: – Я многого в этой жизни не понимаю, Морван. И легко с этим мирюсь. О таких, как я, говорят: «Не от мира сего». Но в некоторых вопросах мое невежество, похоже, просто безгранично. Не представляю себе и не верю, что плотски грешить можно несколько часов кряду!

Разумеется, высказав ему все это, она тотчас же возжелала взять свои слова обратно, но, поскольку была лишена такой возможности, утешила себя тем, что Морван, явно собиравшийся рассказать ей, как провел вечер, вряд ли был шокирован ее откровенностью и нескромным любопытством. Анну и впрямь начало тяготить собственное невежество в вопросах пола. Это могло поставить под удар ее репутацию. Ведь как выяснилось, все в замке знали о Катрин и Джоссе. Все, кроме нее.

Он не спеша направился к столику, где стояли графин и кубки, налил вина себе и ей, с поклоном подал ей кубок.

– Итак? – требовательно произнесла она, пригубив вино.

Морван изогнул бровь:

– Вряд ли вы всерьез ожидаете от меня подробных объяснений. Мне не очень-то ловко беседовать с вами на такие темы. Спросите лучше Катрин. И вообще, не слишком ли вы любопытны для будущей монахини? Приличествует ли Христовой невесте питать интерес к подобным предметам?

Анна с трудом повернулась на здоровый бок и едва не застонала от боли. Он уселся на стул у камина. Его непроницаемый взгляд был устремлен на нее. У Анны отчего-то переменилось настроение. Она больше не испытывала ни досады, ни беспокойства. И даже любопытство перестало донимать ее. Этот завораживающий, пленительный взгляд проник в ее душу, которая замерла в сладком ужасе в предчувствии чего-то необычного, неизведанного… Она поспешила отвести глаза и стала пристально изучать печальные останки перышка.

– Анна…

Он произнес это с проникновенной нежностью и в то же время так настойчиво и властно, что у нее тревожно забилось сердце. Она подняла на него глаза. Стул, на котором он сидел, был придвинут к ее кровати гораздо ближе, чем прежде. Она пыталась избежать его взгляда, но темные глаза с вспыхивающими в бездонных глубинах искрами притягивали словно магнитом, они околдовывали ее, лишали воли.

– Вы по-прежнему не расположены ко сну?

– Напротив, у меня отчего-то вдруг отяжелели веки. Наверное, усталость все же берет свое…

Он придвинул стул еще ближе, наклонился над кроватью и коснулся пальцами ее пышного локона.

– Вот и прекрасно. А то я уже собрался помочь вам успокоиться. Это ведь несложно.

И снова вот уже в который раз от ее сонливости не осталось и следа. Сверкнув на него глазами, она запальчиво ответила:

– Напротив! Учитывая обстоятельства, это было бы весьма и весьма затруднительно. Для меня, поскольку я ранена, и для вас, потому что вы дали клятву Асканио. – Про себя она, однако, подумала, что минувшей ночью это слово рыцарской чести было благополучно проигнорировано ими обоими.

Он словно невзначай коснулся ее плеча. Все тело Анны пронзила нервная дрожь, и это не ускользнуло от его пристального взгляда.

– Я не потревожил бы вашу рану. Ведь испытать наслаждение, какое дает близость, можно и без соединения тел.

Анна приоткрыла рот от удивления. Не вполне постигая смысл его слов, она тем не менее чувствовала, как напряглось ее тело, как набухли и отвердели соски, ставшие вдруг необыкновенно чувствительными к щекочущим прикосновениям тонкой ткани ее рубахи.

Он со снисходительной полуулыбкой посмотрел ей в глаза и выпрямился, отстраняясь.

– Вы, похоже, не поняли, о чем я?

Анна растерянно молчала. И вдруг вся эта ситуация и прежде всего она сама показались ей настолько забавными, что она весело расхохоталась. Он тоже дал волю смеху. Анна обнаружила это, когда отерла слезы с глаз.

Погладив ее по голове, словно малое дитя, он с чувством произнес:

– Господи, Анна, вы меня с ума сводите! Постарайтесь теперь заснуть, тогда и я тоже смогу отдохнуть.

Незадолго до рассвета она проснулась, услышав скрип стула, на котором он сидел. Морван положил ладонь ей на лоб. Комната была залита тусклым призрачным светом.

– Морван… Вчера, когда вы с Гюрваном собирались биться один на один, я хотела его умертвить. Но промахнулась.

Он наклонился и поцеловал ее в то самое место, где только что покоилась его рука.

– Значит, на то была Божья воля. Ведь вы меткий стрелок. Не сомневаюсь, рано или поздно он падет от моей руки. Вот увидите.

Дверь за ним затворилась, и она услышала в коридоре его торопливые шаги. Звук их стихал по мере его удаления. Она заслонила глаза от света тыльной стороной ладони. Занимавшийся день сулил ей новые тревоги. Ведь Морван вызвал на поединок предателя сэра Джона.