Глава 27
Двадцатый век
«Дорогая Уэнди!
Тебя, вероятно, удивит, что я так озаглавила свое письмо – «Двадцатый век». Но это символичное название, учитывая то, что в этом веке Англию сотрясают драматические изменения. А впрочем, и весь мир им подвержен. Знакомый астролог утверждает, что 1900 год отмечен мистической нумерологией, имеющей тайный смысл для всей солнечной системы. Однако он, я имею в виду двадцатый век, отмечен знаком обновления, жадного и, надеюсь, не бесплодного ожидания, ощущения, что мы вступаем во времена, чреватые новыми событиями, времена, таящие в себе загадочные призывы и обещания наравне с подспудными опасениями и предвидением неведомых опасностей.
Королева Англии Виктория, в течение сорока четырех лет была матерью нации и человеком своего времени, и теперь ее сын Эдуард – подходящий для нового времени человек, времени, в которое вступаем мы все. Слово «викторианский» имело значение «помпезный», «консервативный». Это слово означало общество, в котором женщины и дети считались существами безгласными: на них охотно смотрели, но слышать их не желали. Слово «эдвардианский», как и сама личность короля, означает нечто новое, наводит на мысль о либерализме, доселе неизвестном в Англии. Фривольность и безответственная жизнь – обычное дело в этом не совместимом ни с какими обязательствами веке.
Будучи принцем Уэльским, король Эдуард имел репутацию, немыслимую во время правления королевы Виктории. Его сексуальные подвиги были притчей во языцех во всем мире. Только Господу Богу известно, отцом скольких бастардов он стал. Ходят слухи, что он отец незаконнорожденного ребенка Лилли Лэнгтри. Всем известно, что он страдает от венерической болезни. Но это не важно, тот факт, что он восходит на трон, означает, что начинается новая эра и чувствуется веяние свежего, прохладного и бодрящего воздуха.
Помнится, я писала тебе в своем предыдущем письме, что после того как Брэд отказался от поста посла, он и его предшественник Энсон Мэнникс оказались связанными с Сесилом Родсом и теперь владеют хорошей долей акций в баснословно богатых алмазных копях в Кимберли. Кроме того, Брэд связан с фондовой биржей и с алмазной биржей в Амстердаме. Его юношеские мечты реализовались в такой степени, о какой он не мог и мечтать. Но по иронии судьбы в жизни, которую мы здесь ведем, за все приходится платить, и по мере того, как успехи его становятся все значительнее, он все больше и больше отдаляется от меня и своей семьи. Пожалуй, в Англии он едва ли проводит две-три недели в год. По правде говоря, он хотел бы, чтобы я сопровождала его в постоянных странствиях по свету в поисках материальных благ и власти, но я достаточно скиталась за свою жизнь, и потому предпочитаю оставаться в Лондоне со своим сыном и невесткой и моими любимыми внуками. Мы все уже англизированы, и я считаю наше поместье в Кенте своим постоянным местом жительства. Я хочу умереть и быть похороненной здесь, в Англии, ставшей моей второй родиной. Патрик, получивший теперь чин полковника, служит в разведывательной службе Соединенных Штатов, в отделе, базирующемся на Британских островах, а также исполняет обязанности советника по военным делам в консульском отделе американского посольства.
На прошлой неделе я получила письмо от Дезирэ. Джеральд – теперь бригадный генерал, помощник коменданта Военной академии в Уэст-Пойнте.
Если вернуться к тому, что я сказала с осуждением об ушедшей викторианской эпохе, именно об отношении к женщинам и детям, то есть что их согласны были видеть, но не согласны слышать, то тут мне следует добавить, что с отступлением викторианской эры женщины выходят из своих коконов и начинают порхать, как бабочки, и их охотно слушают, а не только смотрят на них. Провозглашенная и претворяемая в жизнь свобода проявляется и в новых фасонах женских туалетов. В добрые старые времена даже роскошные куртизанки не гнушались носить простые фланелевые панталоны. Женское белье времен Эдуарда, называемое заимствованным из французского языка словом «ланжери», представляет собой огромное разнообразие фривольных нижних женских сорочек, украшенных кружевами, лентами, атласом, коротеньких рубашечек из шуршащих тканей, прозрачных блуз с низко вырезанным декольте, ночных рубашек и кофточек из тканей, похожих на паутинку, и все это увенчивается новой деталью туалета, так называемым бюстгальтером, заменившим громоздкий корсет и предназначенным для той же цели – поддерживать грудь, задача которого при минимуме прозрачной ткани достигнуть наибольшего эффекта, в то же время не стесняя движений женщины. И все эти детали дамского туалета предназначены только для одного – зажечь страсть в существе противоположного пола. И должна добавить, с максимальным успехом.
Теперь англичанок можно встретить и на теннисных кортах, и на площадках для гольфа, на склонах швейцарских Альп, где они наравне с мужчинами катаются на лыжах. В прошлом году английская спортсменка победила в лыжных соревнованиях всех мужчин. Каждое воскресенье утром я выезжаю кататься верхом в сопровождении гончих собак. Я сама вожу автомобиль, как некоторые другие мои знакомые леди. Премьер-министр Асквит сетует на то, что теперь, когда он видит человека, ведущего машину, не может понять, к какому полу принадлежит это существо, потому что все мы носим облегающие кожаные пальто, очки-консервы, а у женщин шляпки прикрыты плотно завязанными шарфами.
Я с головой погружена в деятельность Общественно-политического союза женщин, организации, посвятившей себя делу освобождения женщин и установления их равноправия с мужчинами во всех областях жизни. Эта организация была основана миссис Эммелиной Пенкхёрст и двумя ее дочерьми, Сильвией и Кристабель. Деятельность этой организации встречает яростное противодействие, иногда с применением физической силы, порой принимающее форму насилия. Причем это противодействие заметно во всех слоях общества – от самых низкооплачиваемых рабочих и до самых выдающихся членов парламента. И все же мы гнем свою линию, пусть медленно, но неуклонно, и наши либеральные законодатели начинают выступать за дело освобождения женщин, не говоря уже о членах престижного Фабианского общества, литературного кружка, в число членов которого входят такие блестящие личности, как Джордж Бернард Шоу, Герберт Уэллс и Сидней Уэбб.
Есть молодой член парламента, яростный противник нашего общества. Я имела сомнительное удовольствие встретить его недавно на собрании во Фри-трейд-холле во время прохождения билля, посвященного правам женщин…»
Большинство членов Общественно-политического союза женщин были одеты в непрезентабельные коричневые платья с юбками, зауженными книзу, высокие башмаки на пуговицах и круглые шляпки без полей, сидевшие на головах женщин чопорно. Когда Майру упрекали более аскетичные члены союза за ее кокетливый наряд, она давала им отпор вежливо, но твердо:
– Я решительно отказываюсь носить униформу, ведь наше дело ставит целью избавление от конформизма любого толка, навязываемого женщинам мужчинами. Для женщин пагубно стремиться выглядеть тем, чем они не являются, а именно мужчинами. Я горжусь своей принадлежностью к женщинам, своей женственностью, и моя женственность выигрывает, а не теряет от равенства полов.
С лукавым видом она толкнула под локоть Сильвию Пенкхёрст.
– Знаете, что говорят французы о женщинах и мужчинах: Vive la difference!
На собрание во Фри-трейд-холле Майра надела платье из крепа с широкой юбкой и ярким широким поясом. Юбка ярусами нисходила к ногам и при ходьбе издавала шуршание. Волосы ее были перевязаны сзади зеленой лентой.
Когда женщины вышли из своих экипажей, они были встречены шипением и свистом буйной толпы мужчин, бесновавшихся позади полицейского заслона. Многие из членов союза были потрясены обрушившейся на них яростью. Но Майра шла с высоко поднятой головой и смотрела с презрением и отвращением на разбушевавшихся представителей мужского пола и с гордым видом дошла до главного входа. Несшиеся вслед ей и остальным женщинам оскорбления звучали грубо и грязно:
– Анархистки!
– Шлюхи!
– Лесбиянки!
Оказавшись внутри, в холле, Эммелина попыталась успокоить дрогнувшие ряды своих товарок по оружию:
– Не поддавайтесь им, леди! Они скорее достойны жалости, чем презрения. Разве вы не видите, что происходит? Появление на общественной арене женщин в качестве равноправных партнеров страшит мужскую часть человечества. Эта толпа, собравшаяся снаружи, состоит из слабаков и трусов. Но они в меньшинстве. Большинство мужчин, несмотря на некоторое беспокойство и неодобрение идеи женского равноправия, достаточно разумны и обладают ясностью мышления. Они примирятся с нашим равноправием и со временем, возможно, даже одобрят его. Подумайте только о том, от какого груза ответственности избавятся мужчины, когда борющийся за жизнь и заработки отец семейства найдет в лице своей жены личность, способную помочь ему зарабатывать деньги и вносить свой вклад в семейный бюджет. Не волнуйтесь! Мы добьемся своего!
Члены центрального комитета Общественно-политического союза женщин расположились на стульях, поставленных полукругом на сцене главного холла. Кроме сэра Эдварда Грея и двух других членов палаты лордов, на собрании присутствовал еще член палаты общин, привлекательный рано располневший молодой мужчина с суровым и задумчивым лицом, внимательно разглядывавший «восставших женщин», как он назвал воинствующих дам. Его имя было Уинстон Черчилль.
Когда первый оратор миссис Пенкхёрст обратилась к собранию, с галереи послышалось громкое улюлюканье:
– Вы чертовы революционерки – вот вы кто!
– Бесстыжие смутьянки, штурмующие парламент!
– Мы заимствовали кое-что от вас и создали организацию по вашему образцу! – закричала она перебивавшим ее мужчинам. – Вы забыли, как парламент и пресса шельмовали объединения марксистов?
Плотного сложения неряшливый мужчина в переднем ряду встал и погрозил кулаком женщинам:
– Вы называете себя суфражистками! А на самом деле вы принадлежите к касте неприкасаемых! Вы хотите лишить мужчин возможности честно зарабатывать на хлеб и молоко для своих детей.
Майра Тэйлор поднялась с места и направилась к краю сцены. Она уставилась на говорившего и смотрела на него ледяным взглядом до тех пор, пока он не опустил глаза. Потом спросила:
– Чем вы занимаетесь, добрый человек?
Мужчина начал переминаться с ноги на ногу, принялся почесывать свои усики и наконец ответил совсем тихо, и голос его звучал мрачно и подавленно:
– Я мусорщик!
– Значит, вы убираете грязь и мусор!
Она обвела взглядом собравшихся на галерее мужчин и улыбнулась этому злобному сброду.
– Позвольте вас уверить – не знаю, как вас величать, вас и остальных достойных джентльменов, – что они могут быть совершенно спокойны за свою работу. Здесь не найдется ни одной женщины, которая бы помыслила соревноваться с вами и попыталась бы отнять у вас вашу работу.
Ее присутствие духа и остроумие разрядили грозовую атмосферу, и толпа мужчин разразилась смехом. По мере того как собрание продолжалось, Майра почувствовала, что настроение людей, собравшихся на галерее, изменилось. Они стали вести себя спокойнее и терпимее. Миссис Пенкхёрст предупредила своих ораторов перед началом собрания:
– Главное, что вы должны помнить, – вам не следует позволить выбить себя из колеи. Вы не должны поддаваться своим чувствам и разрешить себе какую-нибудь выходку, которую наши противники могли бы приписать женской истерии. Вы все знаете, какие у них примитивные представления о нашем поле, – они воображают, что, как только мы получим право голоса, тотчас же перестанем рожать детей.
В этот день дамы – члены организации являли собой образец сдержанности. Они с полным присутствием духа отвечали на все оскорбления, проявляя при этом недюжинное чувство юмора и интеллект.
Когда наступил черед Майры взять слово, она вступила в оживленные дебаты с членом парламента от Манчестера. По мере того как их разговор становился все более бурным, он начинал походить на словесную дуэль двух сильных личностей, в процессе которой оба противника утратили объективность.
Раскрасневшийся член парламента закончил свою речь тем, что, потрясая сигарой, прокричал:
– Вы ведьма, мадам! Вы отбросите Англию на века назад, и ею будут управлять фанатичные амазонки!
– Нет, это как раз вы хотите повернуть время вспять, – возразила Майра. – Вы хотите превратить женщин в некое подобие скота, в домашних животных, в полную собственность мужчин, вы хотите сделать их такими же бесправными, какими они были в средние века. Вы хотите, чтобы они опять стали имуществом мужчин!
– Вы кощунствуете, мадам! Вы посылаете вызов Господу Богу!
Она насмешливо возразила:
– Мистер Черчилль, вы считаете Бога мужчиной или женщиной?
Из уст большинства присутствующих послышался испуганный вздох, будто у них перехватило дыхание. Лицо Черчилля раскраснелось еще больше.
– Вы святотатствуете, мадам! Из Евангелия известно, что наш Создатель мужского пола, но это не значит, что он мужчина в буквальном смысле слова. Но Святая книга утверждает, что Господь создал мужчину по своему подобию.
Майра пожала плечами:
– Ну вот видите! – Она оглядела женщин, сидевших полукругом. – Неудивительно, что большинство женщин несчастны со дня сотворения мира!
В битком набитом зале началось нечто невообразимое. Вены на висках Черчилля вздулись. Глаза его, казалось, вылезут из орбит, настолько он был возмущен. Он был полон ярости и почти не верил, что Майра посмела это произнести.
Наконец он заговорил, но голос его дрожал от обуревавших его чувств:
– Вы замужем, мадам?
– Да, замужем, если это имеет для вас какое-нибудь значение.
– В таком случае вашему мужу нужно как следует отдубасить вас палкой.
– Вы самовлюбленный, надутый осел!
С глазами, потемневшими, как штормовое море, Майра бросилась к своему месту в поисках зонтика. Схватив его, она, размахивая зонтиком, как мечом, набросилась на ошарашенного Черчилля. Он встал и поставил стул в качестве преграды между собой и обезумевшей от ярости женщиной.
– Вы понимаете, черт возьми, что делаете? – возопил он в страхе, в то время как Майра продолжала теснить отступающего врага, гоняя его по авансцене. Ее отвага, находчивость и нежелание уступать никому – ни неотесанному мужлану из толпы, ни уважаемому члену парламента – вызвали к ней симпатию и уважение у большинства присутствующих. Они принялись хлопать в ладоши, свистеть, топать ногами и подбадривать ее.
Кто-то кричал:
– Давай, девочка, действуй! Покажи этому щекастому ублюдку, что почем!
– Не позволяй толстяку запугать себя!
Женщины, члены союза, почувствовали некоторое замешательство. Даже Эммелина Пенкхёрст и ее дочери несколько смутились. Миссис Пенкхёрст торопливо поднялась с места и попыталась встать между Майрой и запуганным ею членом парламента. Но Майра мягко отстранила ее и продолжала преследование.
– Мадам, прошу вас! Возьмите себя в руки! – взывал он к ней.
Но безжалостно, как тигрица, преследующая добычу, она оттеснила его на самый край авансцены. Потом с глазами, горящими упоением битвы, она подняла зонтик обеими руками и обрушила его на голову врага, как боевой топор.
– А-ах! – Завопив, как оглушенный ударом бык, он опрокинулся со сцены в первый ряд зрителей. В этот момент трое английских бобби ринулись на сцену из задних рядов зала. Завязалась отчаянная борьба, когда полицейские пытались утихомирить Майру. Это оказалось нелегкой задачей. Она была крупной и сильной женщиной, и силы ее подстегивались яростью и адреналином, выброшенным в кровь.
Наэлектризованные видом страданий их сестры по движению, дамы отбросили всякие сомнения, ринулись на помощь Майре и ввязались в драку.
– Браво! – закричала Эммелина Пенкхёрст. – Дадим им урок хороших манер! – Она подпрыгнула и, к удивлению присутствующих, извлекла из сумочки небольшой хлыст и принялась хлестать им бобби.
Через несколько минут Фри-трейд-холл превратился в арену беспорядочного побоища, в котором приняли участие все присутствующие, в том числе и зрители, вставшие на одну или другую сторону. Мрачные типы, критиковавшие женское движение, ждали только повода начать драку. Они обрадовались такой чертовски славной потасовке, как назвал происходящее один из ее участников, и это продолжалось, пока не прибыл наряд полиции для того, чтобы усмирить этих бешеных кошек из женского движения, усадить в полицейские фургоны и отправить в тюрьму.
Эммелина и Майра стояли в задней части фургона и бодро махали платками своим союзницам из толпы.
– Чертов сброд, – сказал один мужчина другому. – Так им и надо.
– Разумеется, приятель. Но знаешь что? Пожалуй, в том, что говорила эта Пенкхёрст о сходстве их движения с нашим, когда мы делали только первые шаги в борьбе за свои права, есть доля правды.
– Чтоб мне провалиться, но, думаю, ты не ошибся, Джек. У меня вызывают восхищение все, кто умеет постоять за себя, и не важно, кто это – женщина или мужчина.