Глава 7

Небо прояснялось, и вскоре на горизонте появились туманные очертания Лондона. Миранда, сидевшая у окна экипажа, с облегчением вздохнула — путешествие подходило к концу, и теперь все ее прежние тревоги и печали уже не имели значения. И все-таки она ужасно волновалась, ведь ей предстояло познакомиться с совершенно новым и неведомым миром — ей предстояло начать новую жизнь. Конечно же, ее опекун прекрасно знал тех людей, с которыми собирался ее познакомить, однако Миранда очень опасалась, что эти люди при всем своем уважении к графу могут не принять незаконнорожденную дочь актрисы Фанни Блэр.

Миранда молча смотрела в окно, в то время как все остальные пассажиры то и дело восторженно вскрикивали и делились своими впечатлениями. Вдалеке уже сиял в лучах солнца собор Святого Павла и виднелись бесчисленные башни и шпили церквей. Это был город роскошных особняков, высоких башен и множества многолюдных улиц. Впрочем, Миранда сейчас думала вовсе не об этом — она думала о своем спутнике, о человеке, которому надо было довериться, вступая в совершенно незнакомый ей мир. Разумеется, она нисколько не сомневалась в том, что лорд Уинтерли — человек глубоко порядочный, то есть настоящий джентльмен, однако мысли о его странном поведении минувшей ночью никак не выходили у нее из головы. Он не пожелал ничего объяснять — этого она до сих пор не могла ему простить. Действительно, что с ним произошло? Почему он не захотел с ней поделиться?

Тут экипаж подъехал к Бордели-Грин, и пассажиры еще больше оживились. Но Миранда даже не взглянула в окно, она по-прежнему думала о своем опекуне и о том, что происходило с ним прошедшей ночью.

Утром, во время завтрака» она попыталась поговорить ним о случившемся, но он не захотел обсуждать эту тему, на каждой остановке происходило то же самое — Деймиен сразу мрачнел и отмалчивался. Или же заговаривал о чем-нибудь другом. И он старался не смотреть ей в глаза, когда общался с ней. Да, было совершенно ясно: Деймиен не желал ничего рассказывать, и ей не удастся вызвать его m откровенность, не удастся достучаться до него.

Миранде стало грустно. Она никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Наконец они въехали в лондонские пригороды, и тетерь пассажиры высаживались на всех остановках, причем чем останавливался через каждые десять минут. Вскоре]ни оказались г самом центре огромного и многолюдного города, и их экипаж теперь катился гораздо медленнее, потому что улицы были запружены множеством других экипажей и всевозможными повозками и фургонами.

На время забыв о своих тревожных мыслях, Миранда повернулась к окну. Она с удивлением рассматривала огромные дома с вывесками магазинов — здесь, наверное, можно было приобрести все что угодно. На тротуарах же кое-где лежал покрытый копотью снег, еще не успевший растаять под ногами прохожих. Снег лежал и на крышах домов, и он был таким же грязным, как на тротуарах. В воздухе же витали запахи дыма и гари.

Тут экипаж с грохотом скатился по Хай-Холборн и выехал к рынку, где торговали мясом и овощами. А минуту спустя они пронеслись мимо мрачного фасада тюрьмы — Миранда лишь мельком взглянула на нес.

— Вот и река! — воскликнул кто-то из пассажиров. В следующее мгновение Миранда увидела серую воду Темзы, а затем экипаж свернул в сторону Ладгейт-Хилла и покатил по узенькой улице, к одному из горбатых мостов.

Она боялась, что у лошадей не хватит сил, чтобы втащить экипаж на мост, но ее опасения оказались напрасными — они переехали реку и покатили дальше, прямо к гостинице «Прекрасная дикарка», где находилась конечная остановка их экипажа.

Минуту спустя они остановились. Спрыгнув с подножки, Миранда в замешательстве смотрела по сторонам. Оказавшись в центре гостиничного двора, среди множества незнакомых людей, она чувствовала себя очень неуютно.

— Мисс Фицхьюберт, нам сюда! — раздался голос ее опекуна.

Обернувшись, девушка увидела Деймиена и вздохнула с облегчением. Он стоял чуть поодаль, держа за поводья Зевса. Подхватив свой саквояж, Миранда поспешила к Деймиену. Он тотчас взял у нее саквояж и указал на стоявшую неподалеку карету — оказалось, что граф уже успел нанять ее.

Деймиен помог Миранде забраться в экипаж, затем захлопнул дверцу, подошел к кучеру и сказал:

— Найт-Хаус на Грин-парк.

— Да, милорд, — ответил кучер.

Он хлестнул лошадей, и карета, выехав с гостиничного двора, покатила по улице.

Миранда невольно нахмурилась. Дорога уже порядком утомила ее, и ей казалось, что переездам не будет конца. Выглянув в окно, она увидела Деймиена. Граф вскочил в седло и направил Зевса следом за каретой. Конь явно нервничал; было очевидно, что несчастное животное не привыкло к шумным и многолюдным городским улицам. Но чем ближе подъезжали они к западной части Лондона, тем тише становилось вокруг, и вскоре закопченные дома сменились чистенькими особняками. Наконец карета свернула на Сент-Джеймс-стрит — даже Миранда знала, что этот район города считался самым аристократическим и что здесь находились самые дорогие магазины. Разумеется, и особняки здесь были самые шикарные; принадлежали же эти особняки только титулованным особам.

Глядя в окно, Миранда снова начала беспокоиться. «Господи, — думала она, — кто же они, эти люди, решившие взять меня к себе?» Дядя Джейсон писал ей, что близнецы Деймиен и Люсьен — сыновья герцога, но ничего, кроме этого, Миранда не знала. Так на какой же прием она могла здесь рассчитывать?

Внезапно карета остановилась, и Миранда увидела огромный особняк за высокими железными воротами. Несколько секунд спустя появился слуга в синей ливрее. Распахнув ворота, он отступил в сторону, пропуская Деймиена. Следом за всадником в ворота вкатилась карета. Проехав по безукоризненно чистой аллее, экипаж остановился у мраморной лестницы, украшенной скульптурами.

По-прежнему сидя у окна, Миранда в изумлении рассматривала высившийся перед ней роскошный особняк. Этот дом казался самым огромным и самым величественным из всех, что она видела.

Внезапно дверца кареты распахнулась, и слуга в белоснежном парике и в белых перчатках, встав на подножку, с поклоном проговорил:

— Могу ли я помочь вам, миледи?

Миранда смотрела на слугу и глазам своим не верила — ей казалось, что все это сон. Наконец, молча кивнув, она протянула слуге руку, и он помог ей выбраться из кареты. В этот же момент и Деймиен спрыгнул на землю.

— Вы позволите отнести ваш багаж, миледи? — Слуга снова поклонился.

— Нет, благодарю.

Миранда подхватила свой саквояж и, прижав его к груди, вновь принялась рассматривать чудесный особняк; его огромные окна были украшены лепниной, а по обеим сторонам мраморной лестницы, на равном расстоянии одна от другой стояли статуи в полный человеческий рост.

Деймиен передал поводья подбежавшему груму и с совершенно невозмутимым видом, словно для него не было ничего удивительного в этом величественном особняке, на правился к лестнице. Поднявшись на несколько ступеней, он обернулся и взглянул на девушку.

— Миранда, что же вы стоите?

Она почувствовала себя ужасно неловко — уж теперь-то ее провинциальное невежество и робость бросались в глаза. Молча кивнув, девушка взбежала по ступеням. Ей показалось, что слуга, открывший перед ними двери и поприветствовавший их, едва заметно усмехнулся, оглядев, ее. Высокий и худой, с узким лицом и седыми бакенбардами, он смотрел на нее с изумлением.

Миранда следом за графом прошла в холл и тотчас же услышала чудесную музыку. Она обожала музыку и не могла не поддаться ее очарованию даже теперь, когда нервы были напряжены до предела. Кто-то исполнял прелестную сонату Гайдна, и было очевидно, что пианист — настоящий профессионал.

Девушка подошла поближе к Деймиену и осмотрелась. Стены холла были облицованы мрамором, полы также были мраморные, и повсюду ярко пылали свечи в серебряных канделябрах; их пламя отражалось в гладко отполированном мраморе, и поэтому казалось, что свечей в холле — сотни и тысячи. В дальнем конце холла находилась широкая лестница, и сейчас по ней спускался пожилой слуга. Слуга был в ливрее, расшитой золотом и серебром столь густо, что казалось, он излучал сияние.

— Добрый день, мистер Уолш, — обратился к нему Деймиен. — Я слышу, мой брат дома.

— Совершенно верно, милорд. Его милость играет на фортепьяно.

— А герцогиня? — спросил граф, снимая дорожную куртку.

— В Желтой гостиной пьет чай, милорд. Доложить о вашем прибытии?

— Нет, не нужно.

— Хорошо, сэр. Ваша комната уже готова. Надеюсь, вам все там понравится.

— Благодарю вас, — кивнул Деймиен. — А готова ли комната для мисс Фицхьюберт? Она моя подопечная, недавно окончила учебу в пансионе…

Слушая этот разговор вполуха, Миранда продолжала разглядывать чудесный зал, в котором оказалась. Тут Деймиен взял у нее саквояж и, передав его слуге, проговорил:

— Миранда, это мистер Уолш. Обращайтесь к нему, если что-нибудь понадобится. Обращайтесь по любому поводу.

Слуга поклонился девушке.

— Мисс, разрешите помочь вам снять накидку?

— Да, благодарю вас.

Скинув свою шерстяную накидку, Миранда взглянула в настенное зеркало и, увидев свое отражение, невольно отвела взгляд. В своем стареньком платье, изрядно помятом за время двухдневного путешествия, она выглядела просто ужасно. Впервые в жизни Миранда почувствовала стыд и неловкость из-за того, что была так бедно одета. «Вероятно, все эти изысканные аристократы отшатнутся, увидев меня», — подумала девушка, и при мысли об этом ей стало страшно.

— Пойдемте, моя дорогая, — сказал Деймиен. — Вам пора познакомиться с нашей феей.

Граф взял девушку за руку и повел к лестнице. Сначала они поднимались по ступеням, затем прошли по коридору и, наконец, оказались перед двустворчатой дверью, у которой стояла на невысоком пьедестале мраморная статуя. Именно из-за этой двери и доносились волшебные звуки музыки, постепенно переходившие в крешендо. Внезапно музыка стихла, и Миранда, посмотрев на своего спутника, прошептала:

— Кто это играл?

— Мой старший брат Роберт, герцог Хоксклифф, — ответил Деймиен. Едва заметно улыбнувшись, он добавил: — Похоже, тори снова вывели его из себя. Обычно он садится за фортепьяно, потерпев неудачу в политике.

— А это его дом?

— Да. Но сначала вам предстоит познакомиться не с ним, а с Белиндой, его женой.

Граф снова взял девушку за руку и подвел к соседней двери. Чуть приоткрыв ее, он заглянул в комнату.

— Белинда, ты здесь?

— Уинтерли! — раздался женский голос.

— Наконец-то! — , воскликнула другая дама. — Входи же скорее, входи, мой дорогой!

Стоя за спиной Деймиена, Миранда не видела приветствовавших его женщин, однако она нисколько не сомневалась в том, что обе они искренне рады гостю.

— Элис, рад тебя видеть, — отозвался Деймиен, широко распахнув дверь. — Я привез к вам гостью и хочу вас с ней познакомить. Проходите, моя дорогая.

Миранда несколько секунд помедлила, затем, собравшись с духом, переступила порог гостиной. В центре комнаты сидели на диване две молодые дамы немного старше ее, и обе они в изумлении уставились на гостью.

— Подойдите поближе, Миранда, — сказал Деймиен. Сделав над собой усилие, девушка приблизилась к дивану.

— Бел, Элис, позвольте представить вам мою подопечную, племянницу майора Шербрука мисс Миранду Фицхьюберт. Миранда, это герцогиня Хоксклифф и леди Найт.

Девушка сделала реверанс и опустила глаза. От робости она не смела взглянуть на дам — ведь они были так красивы, так элегантно и нарядно одеты… Миранде очень хотелось понравиться им, но она понимала, что ей едва ли это удастся.

— Неужели это ваша подопечная?! — воскликнула герцогиня. Ей было лет двадцать пять, и под ее голубым шелковым платьем выделялся полный живот, так что Миранда сразу поняла, что герцогиня беременна.

Граф улыбнулся, однако промолчал. Миранда тоже молчала.

— Простите меня, мисс Фицхьюберт, — немного смутившись, проговорила герцогиня. — Просто мы ожидали, что Деймиен привезет к нам ребенка.

— И, как видите, ошиблись. Мы все ошиблись. — Граф снова улыбнулся. — Право, я даже не знаю, с чего начать… Со шляпок, с гардероба? Или со знакомств и визитов? Бел, Элис, что бы вы посоветовали?

Дамы весело рассмеялись.

— Какой у вас сейчас глупый вид, Уинтерли! — воскликнула герцогиня. — Ах, вы, наверное, очень устали и проголодались. Ничего, мы угостим вас чаем. Что же касается вашей подопечной, то полагаю, нам удастся что-нибудь придумать.

Миранда неуверенно взглянула на Деймиена, и тот, пододвинув к ней кресло, жестом предложил ей сесть. Девушка присела на самый край и сложила руки на коленях.

— Я очень сожалею о том, что случилось с вашим дядей, мисс Фицхьюберт, — проговорила леди Найт. — Я знала майора Шербрука, хотя и не слишком хорошо. Но он был другом моего брата. Примите мои искренние соболезнования.

— Благодарю вас, миледи, — вежливо кивнула девушка. Миранда уже догадалась, что леди Найт — жена Люсьена, брата-близнеца Деймиена. Она была такой же красавицей, как и герцогиня, но казалась более хрупкой и воздушной.

Склонившись над чайным столиком, стоявшим у дивана, Элис Найт налила в чашку чая и протянула ее Деймиену. Затем попросила графа рассказать, как он добрался до «Ярдли» и что увидел в школе. Деймиену не хотелось об этом говорить, поэтому он лишь в общих чертах описал свое путешествие и рассказал о знакомстве с подопечной. Разумеется, он ни словом не обмолвился о том, что произошло ночью в окрестностях Бирмингема, а также умолчал об аресте преподобного Рида и о том, как они с Мирандой провели ночь в гостинице. Леди Найт искренне посочувствовала девушке — ведь той пришлось совершить столь утомительное путешествие — и сказала, что уж теперь-то все в ее жизни изменится к лучшему.

— Как видите, мисс Фицхьюберт уже достигла брачного возраста, — продолжал Деймиен. — Я взял на себя обязанность позаботиться о ее судьбе, но, откровенно говоря, пока ума не приложу, с чего начать. Так что я, вне всяких, сомнений, нуждаюсь в вашей помощи, дорогие дамы. Доверяю вам во всем, что касается нарядов, украшений, аксессуаров и дамского этикета. Полагаю, что можно представить Миранду в свете накануне Крещения. Это было бы самым подходящим решением проблемы.

— Но к чему так спешить?

— Потому что именно в это время в Лондоне больше всего балов и приемов, — пояснил граф.

Дамы переглянулись, однако промолчали; было очевидно, что им нечего возразить. Миранда, конечно же, тоже молчала. Молчала, хотя вполне могла бы возразить. Жалость и сочувствие, которые выказывали ей эти женщины, казались невыносимо оскорбительными. Она чувствовала себя совершенно беззащитной. Только сейчас, именно в эти минуты Миранда в полной мере осознала, каково ее положение в обществе. Незаконнорожденная дочь актрисы не имела права голоса и не имела права на выбор. Да, она была уязвлена и не собиралась сдаваться, не собиралась мириться с подобным отношением к ней. «Но сейчас мне лучше помолчать, — думала девушка. — Только бы аудиенция побыстрее закончилась. Подвергаться такому унижению в присутствии Деймиена — это ужасно…»

— Понятно, — кивнула герцогиня. — Я знаю, что нужно делать. Я пришлю к вам гувернантку. — Она с улыбкой посмотрела на Миранду. — Но мне надо узнать ваше мнение, мисс Фицхьюберт. Вы согласны?

Девушка покосилась на своего опекуна и пробормотала:

— Я очень признательна вам, ваша светлость. Я сделаю так, как считает правильным лорд Уинтерли.

Герцогиня взглянула на леди Найт.

— Ну, что скажешь? Как тебе мое предложение?

— По-моему, очень удачное предложение, — сказала Элис. Она посмотрела на Миранду. — Уверена, вас ждет успех и Уинтерли еще придется отгонять от вас слишком настойчивых поклонников.

Миранда улыбнулась и снова покосилась на Деймиена. Тот молча пожал плечами — как бы давая понять, что полностью доверяет дамам. Граф пытался изобразить безразличие, однако ему это не удалось — Миранда заметила, что щеки его залились румянцем.

Во время обеда Миранда была представлена остальным членам семейства, а ближе к вечеру все перешли в гостиную. Деймиен, расположившийся в кресле у камина, с улыбкой поглядывал на Роберта — тот, укрывшись за развернутым номером «Тайме», судя по всему, даже сейчас думал о парламентских дебатах. Элис же с Люсьеном ласкали и целовали трехлетнего племянника Гарри; мальчик жил в их лондонском особняке на Аппер-Брук-стрит и был всеобщим любимцем. Порадовал родственников своим присутствием и самый младший из братьев, улыбчивый и белокурый Алек Найт. Алек, прибывший из своего роскошного особняка на Керзон-стрит, ради такого случая даже пожертвовал обществом клубных приятелей, и сейчас он играл в шарады с семнадцатилетней сестрой Джасиндой и ее компаньонкой Лиззи Карлайл. Джасинда то и дело пронзительно вскрикивала — ей казалось, что брат нарушает правила игры; Алек же лишь смеялся в ответ.

Миранда также принимала участие в игре. Она уже освоилась в незнакомой обстановке и была искренне признательна всем, кто так радушно принял ее в Найт-Хаусе. Время от времени девушка поглядывала на Деймиена и улыбалась ему. Граф кивал ей в ответ и тоже улыбался; сейчас он почти не сомневался: в дальнейшем все у его подопечной сложится удачно, и она будет вполне счастлива. Деймиен был очень доволен успехами Миранды — девушка уже без всякого стеснения общалась с его родственниками и, самое главное, сумела им понравиться.

Бел и Элис собирались отвезти Миранду в магазины на Бонд-стрит, и Деймиен уже был готов к предстоящим расходам. Впрочем, расходы графа нисколько не беспокоили. Его титул магически действовал на всех торговцев и хозяев магазинов, и они с удовольствием предоставляли ему любой кредит. Все знали, что лорд Уинтерли платит очень аккуратно. Можно было бы обратиться за ссудой и к Роберту, но Деймиен ужасно не любил перекладывать свои проблемы на чужие плечи.

Он сказал герцогине, что не следует приобретать для Миранды траурный наряд, если девушка сама этого не пожелает. Конечно, обычай требовал, чтобы она носила траур в течение трех месяцев, но Деймиен полагал, что будет лучше, если Миранда побыстрее избавится от горестных воспоминаний и не станет терзать себя понапрасну — ведь все равно уже ничего не изменишь. Бел придерживалась того же мнения. Она считала, что девушка, желающая выйти замуж, должна быть привлекательной и хорошо выглядеть, а отнюдь не демонстрировать окружающим скорбное лицо и траурные одеяния. «Было бы слишком жестоко облачать в траур столь юное и очаровательное создание, — думал Деймиен. — Сейчас она выглядит естественнее. А темные одежды… Они были бы не к лицу такой красавице».

За обедом граф то и дело посматривал на Миранду и любовался ею. Герцогиня одолжила ей одно из своих платьев — темно-голубое, — и это платье очень шло его подопечной; на голубом фоне ее зеленые глаза казались особенно выразительными. А густые темные волосы придавали девушке немного необычный вид — ведь все окружавшие ее женщины были светловолосые.

Играя в шарады, Миранда постоянно улыбалась, и Деймиен, глядя на нее, тоже улыбался. При этом он весь вечер старался держаться подальше от нее. Миранда несколько раз предпринимала попытки пообщаться с ним, даже присаживалась рядом, но граф под разными предлогами уклонялся от беседы. «О Господи, — думал он, — ведь я чуть не убил ее прошедшей ночью». При мысли об этом Деймиену становилось страшно. Его терзало чувство вины, и он горько сожалел о том, что проявил такое непростительное легкомыслие. Да, он поступил легкомысленно, — разумеется, ему не следовало ложиться с ней рядом.

«И, конечно же, ты не должен был ее целовать, — говорил себе Деймиен, — ведь в то время ты уже знал, что Миранда — твоя подопечная». Действительно, как он осмелился поцеловать ее? Почему он снова это сделал? В первый раз, во время встречи у театра, его настойчивость была понятна и вполне простительна, так как он принял ее за жрицу любви. Да и сама Миранда в каком-то смысле поощряла его — во всяком случае, так ему тогда казалось. Но в гостинице все было иначе. Прекрасно зная, кто она, он все же осмелился поцеловать ее, не сумел сдержаться, хотя и дал себе слово, что никогда больше к ней не прикоснется. Выходит, он нарушил слово, потому что искушение было сильнее его воли. Может, это означало, что он уже не способен себя контролировать?

Деймиен прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям о страстных объятиях Миранды. Она взяла его лицо в ладони, и их губы слились в поцелуе… А потом она обвила руками его шею и крепко прижалась к нему, прижалась всем телом… Она ужасно его возбуждала, но, к счастью, он сумел сдержаться, так как вовремя вспомнил, что несет ответственность за ее будущее. Он обещал Джейсону, что найдет Миранде достойного мужа, а сам вряд ли годился на эту роль. Так не все ли равно, какие чувства он испытывал к ней? Его обязанность — защищать ее и заботиться о ней. Что же касается чувств и эмоций, то обо всем этом следовало забыть раз и навсегда, он больше не должен совершать опрометчивых поступков. И конечно же, он не имел права любить Миранду, так как был бы совершенно неподходящим дня нее мужем. Смысл его жизни — война, и теперь, когда она закончилась, ему оставалось лишь смириться с опустошением и холодом, воцарившимися в его душе.

После своего постыдного поведения минувшей ночью Деймиен мечтал лишь об одном — чтобы Миранду доброжелательно приняли в Найт-Хаусе. Тогда он мог бы оставить ее у родственников и с чистой совестью вернуться в Бейли-Хаус, чтобы снова там уединиться. И все же ему становилось ужасно грустно при мысли о том, что придется расстаться с Мирандой. Кроме того, граф по-прежнему беспокоился за безопасность своей подопечной. Разумеется, он вполне доверял родственникам, однако опасался, что они не сумеют должным образом позаботиться о девушке. Увы, далеко не каждого в светском обществе можно было назвать порядочным человеком, и некоторые из молодых аристократов, узнав о происхождении Миранды, могли дурно поступить с ней, обмануть ее. У Деймиена имелись все основания для подобных опасений, ведь он прекрасно знал, что многие знакомые покойного Ричарда Хьюберта считали мать девушки женщиной легкомысленной и распущенной. Миранда же была слишком юной и неопытной, она вполне могла поверить лживым обещаниям и тем самым погубить себя.

Внезапно в гостиной появился дворецкий. Он подошел к Люсьену и что-то прошептал ему на ухо. Люсьен кивнул и, пересадив Гарри на колени к Элис, поднялся с кресла и в задумчивости прошелся по комнате. Затем направился к выходу, но у самой двери обернулся и многозначительно кивнул Деймиену. Тот понял, что брат зовет его, и тотчас же вскочил на ноги — очевидно, что у Люсь-ена какие-то важные известия.

Деймиен вышел в коридор и увидел одного из помощников Люсьена, молодого агента Марка Скиптона. Граф поздоровался с ним, и Люсьен, прикрыв за братом дверь гостиной, вопросительно посмотрел на молодого человека.

— Марк, что случилось?

— Кое-кого арестовали по делу Шербрука, — сообщил помощник. — В полиции считают, что это один из самых опасных преступников в том квартале. Сейчас он переправлен в тюрьму в здании суда, но боюсь, полицейские поспешили. Арестованный уверяет, что у него есть алиби, и, похоже, долго продержать его в тюрьме не удастся.

Деймиен покосился на брата — он прекрасно знал, что тот приложит все силы, чтобы найти убийцу Джейсона. Люсьен кивнул и проговорил:

— Поехали прямо сейчас. Не будем терять время. Вскоре все трое уже находились в здании суда на Боу-стрит. Они шагали следом за констеблем по длинным коридорам и переходам, и Люсьен, крепко держа брата за локоть, говорил:

— Постарайся держать себя в руках, Деймиен. И не вздумай набрасываться на него в ярости, — шепотом добавил Люсьен. — Его задержали, но обвинения ему еще не были предъявлены, помни об этом.

Граф покосился на брата и проговорил:

— Так пусть докажет свою невиновность…

Тут констебль наконец-то остановился и, повесив фонарь на крюк рядом с дверью, проговорил:

— Его зовут Майкл Бойнтон, милорд.

За массивной металлической решеткой Деймиен разглядел в неверном свете фонаря тощего и взлохмаченного арестанта. Лицо у него было очень бледное, но держался он с вызывающей дерзостью.

— Прозвище у него «Задира», — продолжал охранник. — А задержали его неподалеку от дома майора Шербрука. Мы уже неоднократно задерживали этого мерзавца за кражи и взломы. Теперь ему не избежать виселицы.

— Я никого не убивал! — прорычал заключенный. — Вы не имели права меня арестовывать!

— Мистер Бойнтон, где вы находились в среду ночью, двенадцатого декабря? — спросил Деймиен.

— А тебе от меня что нужно?!

Констебль ударил по решетке своей дубинкой.

— Придержи язык!

— Отвечайте на мой вопрос, — проговорил граф сквозь зубы.

Бойнтон насупился и проворчал:

— Я был у брата. Ужинал с ним и с его женой. Брат может поручиться, что я говорю правду. Он скоро будет здесь.

— Может поручиться? — переспросил Люсьен.

— А почему мы должны ему верить?! — в ярости закричал Деймиен. Взглянув на констебля, он сказал: — Разрешите мне войти к нему, офицер. Мне потребуется всего несколько минут.

— Не надо, уберите от меня этого сумасшедшего! — завопил заключенный, забившись в самый угол камеры.

Деймиен криво усмехнулся.

— Считай, что ты покойник, Бойнтон. Я обязательно приду посмотреть, как тебя повесят.

— Довольно, — пробормотал Люсьен, пытаясь оттащить брата от решетки. — Вот и его братец прибыл. Взгляни.

Деймиен повернулся и в изумлении уставился на молодого священника, быстро шагавшего по темному коридору.

— Майкл, где ты, Майкл? — пробормотал священник, приблизившись к двери.

— Эндрю, я здесь! — завопил арестант.

«Черт подери, его алиби неопровержимо», — в смятении подумал Деймиен.

Священник шагнул к решетке и спросил:

— Майкл, с тобой все в порядке?

— Эндрю, вытащи меня отсюда! Они хотят повесить меня за убийство, а ведь я был тогда у тебя! Скажи им, Эндрю! Скажи им!

Священник повернулся к констеблю:

— Это чистая правда. Мой брат не мог убить человека. Он был со мной, с моей женой и детьми. Я должен поговорить с судьей. Немедленно. Это же какая-то ужасная ошибка!

Тюремщик взглянул на Люсьена, потом сказал:

— Извольте, ваше преподобие. Только вам нужно обратиться к судье до того, как вашего брата перевезут на Олд-Бейли.

Деймиен почувствовал, как в груди у него просыпается вулкан. Он в ярости прокричал:

— Они не могут так просто отпустить этого мерзавца!

— Если его арестовали по ошибке, они вынуждены будут это сделать, — возразил молодой священник. — Я не допущу, чтобы моего брата обвинили в убийстве и казнили только потому, что полицейские не могут найти настоящего убийцу. Простите за любопытство, джентльмены, но что у вас за интерес к этому делу? — Священник вопросительно посмотрел на Деймиена, потом на Люсьена.

— Мой брат был близким другом убитого, — ответил Люсьен.

Священник снова посмотрел на графа.

— Мне очень жаль, сэр, но клянусь вам, мой брат не мог этого сделать. Майкл не самый благочестивый из сыновей Божьих, но в тот вечер он был в моем доме и сидел со мной за одним столом. А потом остался у меня ночевать. Я готов поручиться за него моим добрым именем.

— Черт бы вас побрал! — заорал Деймиен.

— Успокойтесь, сэр, — с укоризной в голосе проговорил священник.

— Позвольте мне войти к нему, офицер, я вам покажу, что такое справедливость! — заявил граф.

— Уберите его от меня! — снова завопил узник.

— Деймиен… — Люсьен схватил брата за руку и попытался отвести его в сторону, но граф крепко вцепился в решетку и не желал отходить. — Деймиен, успокойся, пожалуйста, он не замешай в убийстве, — продолжат Люсьен. — Ты ведь сам все прекрасно понимаешь. Этот человек не тот, кого мы ищем. У него действительно есть алиби.

Наконец Люсьену удалось оттащить брата от решетки, но тот тут же вырвался и, резко развернувшись, зашагал по тюремному коридору.

— Ты куда?! — прокричал Люсьен.

— Домой! — бросил Деймиен через плечо. Немного помедлив, Люсьен бросился следом за братом. Догнав его, он сказал:

— Наверное, следует нанять экипаж?

— Ты поезжай, а я пойду пешком, — проворчал граф.

Распахнув дверь, Деймиен вышел на улицу. Кровь все еще стучала у него в висках, и он, стараясь успокоиться, на несколько секунд остановился. Потом снова зашагал по улице.

Ночь была на редкость холодная и темная, однако Деймиена это не смущало. Граф надеялся, что ночная прогулка пойдет ему на пользу и поможет обрести душевное равновесие — он прекрасно понимал, что в тюрьме, увидев предполагаемого убийцу друга, не сумел с собой совладать и вел себя совершенно непозволительным образом.

Деймиен брел по полутемным, плохо освещенным улицам, ничего не замечая вокруг. Он по-прежнему думал лишь о том, что обязан найти убийцу Джейсона. Время от времени мимо него с грохотом проносились экипажи, но он не обращал на них внимания. На «Друри-Лейн» граф ненадолго остановился и осмотрелся. У театра стояло множество карет, — вероятно, там шел весьма удачный спектакль. «Надо будет обязательно привезти сюда Миранду», — подумал Деймиен и зашагал дальше.

Миновав Рассел-стрит, он вышел к рынку и пошел вдоль глухой кирпичной стены. Поравнявшись с игорным домом, граф вновь остановился, ему вдруг захотелось испытать судьбу. Но он тотчас же отбросил эту мысль и направился к площади. Уже переходя площадь, Деймиен наткнулся на группу проституток, — судя по всему, они каждую ночь тут стояли. Причем выбор удовлетворил бы любой вкус: здесь были и совсем юные девушки, едва ступившие на стезю порока, и дамы постарше, уже видавшие виды. Блондинки и брюнетки, маленькие и высокие, тоненькие и полные, ярко накрашенные и стыдливо улыбавшиеся — все они были словно экзотические цветы в дьявольском саду.

Граф невольно замедлил шаг; он шел мимо женщин, с интересом разглядывая их. Только сейчас он ощутил, как влияло на него слишком уж затянувшееся воздержание. В конце концов, он был обычным мужчиной. «Так зачем же мучить себя? — думал Деймиен. — К чему это бессмысленное самоистязание? Может, следует воспользоваться случаем?»

Деймиен остановился перед рыжеволосой девицей и пристально посмотрел на нее. Он ожидал, когда она сама подойдет к нему и заговорит; ему нужно было только одно — хоть на время избавиться от своего ужасающего, леденящего сердце одиночества. И девица действительно подошла.

— По-моему, вам нужна подружка, — промурлыкала она, приблизившись к Деймиену. — Не хотите ли пойти со мной?

Он молча кивнул.

— Вот сюда. — Она указала в сторону ближайшего дома.

Граф направился следом за девицей, но у входа в дом остановился в нерешительности. В этот момент она оглянулась и, внимательно посмотрев на него, проговорила:

— Вы такой красивый мужчина, но почему-то очень печальный. Что с вами?

Тут девица провела ладонью по его щеке, и граф вдруг понял, почему он остановился. Он отвернулся, затем сунул руку в карман и, протянув рыжеволосой несколько монет, пробормотал:

— Прости меня, я передумал.

— Я вам не нравлюсь? — спросила она, взглянул на деньги.

— Нет, ты очень мила, возьми это.

— Тогда отчего же вы не хотите подняться со мной? Думаю, что сумела бы доставить вам удовольствие.

Но Деймиен уже повернулся и зашагал прочь; он знал, что только одна-единственная женщина на свете могла бы доставить ему настоящее удовольствие и только ее он желал по-настоящему.

Еще целый час граф бродил по городу, стараясь не думать о Миранде, не вспоминать о ней. Наконец, немного успокоившись, он направился в Найт-Хаус. Но чем ближе он подходил к особняку брата, тем быстрее билось его сердце. «Очевидно, я не могу о ней не думать», — промелькнуло у него, когда он поднимался по ступеням.

Слуга, встретивший его у входа, сообщил, что все уже спят. И действительно, в доме было темно и тихо. Сбросив плащ, граф взял у слуги свечу и стал подниматься по лестнице. Он надеялся, что Миранда еще не ложилась — ему хотелось пожелать ей спокойной ночи. На третьем этаже, увидев дверь комнаты, в которой поселили Миранду, Деймиен остановился и прислушался. Затем, стараясь ступать как можно осторожнее, прошел по коридору и снова остановился. Теперь он видел полоску света, пробивавшуюся из-под закрытой двери.

Деймиен замер в нерешительности; он боялся, что может испугать девушку. Наконец, собравшись с духом, тихонько постучал.

Ответа не последовало, и граф отступил от двери. Он уже собрался уходить, но вдруг вспомнил о происшествии в гостинице. Тогда он так же постучал в дверь, а потом оказалось, что Миранды не было в комнате.

«Неужели она вновь решилась на побег?» — подумал Деймиен. Взявшись за ручку, он открыл дверь и переступил порог.

— Миранда… — прошептал граф.

В следующее мгновение он увидел ее. Она уснула, забыв погасить свечу, стоявшую на столике рядом с раскрытым на первых страницах «Этикетом юной леди». У Дей-миена перехватило дыхание. Несколько секунд граф стоял у порога, затем, прикрыв за собой дверь, осторожно приблизился к кровати.

— Проснись, — прошептал он одними губами.

Деймиен смотрел на безмятежно спавшую девушку и чувствовал, что у него от волнения сжимается горло. Он любовался ею и не в силах был отвести глаза. Блестящие темные волосы Миранды рассыпались по белой подушке, украшенной кружевами, и по тонкой шелковой рубашке, скрывавшей плечи девушки. Нежный румянец окрашивал ее щеки даже во сне, и, судя по тому, как ровно вздымалась грудь, она видела чудесные сны. Деймиен скользнул взглядом по тому месту, где сквозь шелк просвечивали темные соски, похожие на крошечные розовые бутоны. Ему страстно хотелось припасть к ним губами, хотелось поцеловать ее белоснежную шею, на которой билась едва заметная синяя жилка. О, как он был бы счастлив, если бы ее ладони снова прикоснулись к его лицу!

Деймиен с трудом перевел дыхание и приблизился к кровати еще на шаг. Какое-то время он любовался длинными черными ресницами Миранды, оттенявшими безупречную белизну ее кожи, и чуть приоткрытыми алыми губами, придававшими ее лицу удивительно милое, почти детское выражение. Ему хотелось склониться над ней и положить голову ей на грудь, но он боялся разбудить девушку и потому, опустившись на колени, обратился к Миранде голосом своего сердца. «Мне так одиноко, взгляни на меня, прошу тебя», — взывал он мысленно, вкладывая в это немое обращение всю свою тоску по теплу и любви. Что-то подсказывало ему: если Миранда проснется и увидит его у кровати, она не прогонит его и все поймет… И тогда, быть может, исчезнут препятствия, и он наконец-то добьется ее, единственной желанной из всех женщин.

Но Миранда не просыпалась.

Поднявшись на ноги, Деймиен вздохнул с облегчением. Он вдруг почувствовал, что демон, терзавший его душу, успокоился — теперь он уже не испытывал прежней боли…

Граф еще несколько минут постоял у кровати, затем задул свечу, тихо вышел из комнаты и осторожно затворил за собой дверь.

— Они только что приехали, милорд, — доложил Иганн, переступив порог кабинета. — Каковы будут ваши распоряжения?

Алджернон только что вернулся домой. Он вместе с женой и дочерьми был в «Друри-Лейн» на спектакле и провел в театре чудесный вечер. Да и слуга появился с хорошей новостью, так что все складывалось наилучшим образом.

Алджернон опустился в кресло и едва заметно улыбнулся. Настроение у виконта было приподнятое, и он возлагал на будущее большие надежды. К счастью, никто не догадывался о том, что он находился на грани финансовой катастрофы, даже жена ничего не знала. Да, ему удалось обмануть всех, и лишь одно вызывало беспокойство — он не знал, где находится его племянница. Но теперь-то наконец все прояснилось, теперь она в его руках. Разумеется, он прекрасно знал, что в Найт-Хаусе решетки на окнах и надежные запоры, а также верные слуги и сторожевые псы. Но ведь девица не сможет постоянно находиться в особняке. А опекун не станет сопровождать ее повсюду — такое даже трудно представить. Так что все будет в порядке, надо лишь набраться терпения.

— Возвращайся к Найт-Хаусу и жди, — приказал виконт слуге. — Мы не должны упустить подходящую возможность. — Он ненадолго задумался. — Ты ведь справишься, Иганн? Те идиоты, которых я послал в Бирмингем, ничего не смогли сделать как следует. Но на тебя я могу положиться, не так ли?

— Не сомневайтесь, милорд.

— Будь беспощаден, Иганн. Слуга ухмыльнулся.

— Вы знаете, что я справлюсь, милорд.

Алджернон кивнул. Он действительно знал, что на Иганна можно положиться.

— Теперь все в твоих руках, — продолжал виконт. Он внимательно посмотрел на слугу. — Мне нужно знать о ней все, так что следи за домом постоянно. Когда же представится шанс, не упусти его. Но помни, тебе не следует торопиться, все должно выглядеть как несчастный случай. Ты меня понял, Иганн?

Тот кивнул и снова ухмыльнулся.

Продолжая наставлять слугу, Алджернон говорил еще минут пять, и Иганн неизменно кивал и ухмылялся.

Наконец виконт отпустил слугу, и тот тотчас же покинул кабинет. Взглянув на закрывшуюся за Иганном дверь, Алджернон с облегчением вздохнул. Он почти не сомневался: вскоре ему удастся заполучить пятьдесят тысяч фунтов, и у него появится возможность вернуться к прежней жизни — виконт привык к роскоши и не собирался от нее отказываться. «А если Иганн все-таки не справится? — подумал он неожиданно. — Ведь с лордом Уинтерли шутки плохи… Впрочем, не стоит беспокоиться, Иганн слишком уж хитер».

Виконт криво усмехнулся и пробормотал:

— Да, не стоит беспокоиться. Все сложится удачно.