Глава 12

Норт перевел взгляд с отражения Элизабет на ее поникшую голову и убрал руки с ее плеч.

– Я ничего так не хочу, как отправиться в Хэмптон-Кросс. – Он почти физически ощутил ее облегчение при этих словах. – Но, к сожалению, не могу.

Элизабет резко вскинула голову.

– Но почему?! Ведь ты сам говорил, что нам следует… – Она недоуменно взглянула на него, когда он с непреклонным видом покачал головой. – Пожалуйста.

Это слово резануло Норта по сердцу. Ему было нестерпимо жаль, что он не может выполнить ее неожиданную просьбу.

– Есть дела, которые держат меня здесь.

– Поручение полковника. – То, что он не стал возражать, уже являлось достаточным подтверждением. – Должно быть, этот вор очень его интересует. – Норт снова промолчал, позволив Элизабет думать, что ей угодно. Она натянуто засмеялась. – А я-то считала, что это всего лишь игра, которой увлекся твой Компас-клуб… Я не понимала, что за этим стоит нечто большее… – Она замолчала, уронив руки на колени. – Но это ведь не игра, правда? – вдруг вновь заговорила она. – Не очередная шалость, затеянная четырьмя озорниками из Хэмбрик-Холла против Рыцарей? Боже, да вы что, и вправду решили поймать Джентльмена?

– Элизабет…

Его спокойный тон показался ей снисходительным, и она сжала кулаки.

– Утром я напишу письмо Блэквуду. Нет, я напишу ему сейчас.

Она решительно встала, и Норту пришлось отступить на шаг, но он удержал ее за локоть, когда она попыталась пройти мимо него.

Элизабет бросила выразительный взгляд на его пальцы, сжимавшие ее руку.

– Ты действительно хочешь остановить меня?

– Нет – если только ты не намерена тратить свое время на напрасные усилия. Я всего лишь хочу удостовериться, что ты понимаешь, как обстоят дела. Ты ничего не сможешь изменить.

– Посмотрим, – ответила она и, вырвав руку, вышла из комнаты.

Ответ полковника Блэквуда пришел спустя три дня с полуденной почтой. Он содержал подробные сведения о лошадях полковника и его планах по переоборудованию кабинета. Он также писал, что у них установилась прохладная погода, способствовавшая улучшению его здоровья, и рекомендовал Элизабет книги, которые, по его мнению, ей следовало прочитать. Далее в шутливом тоне он рассказывал о своих попытках заняться живописью. Завершалось послание пожеланиями здоровья ей и Норту и просьбой писать почаще.

В письме не было ни слова о Джентльмене и беспокойстве, которым поделилась с ним Элизабет, сообщив об участии ее мужа в этом деле.

Норт, к ее облегчению, не стал задавать никаких вопросов. Он знал что она получила письмо, и ее молчание лучше всяких слов говорило, что он был прав.

Войдя в дом, Элизабет избавилась от шляпки и накидки и стряхнула капли дождя с муфты из лисьего меха, прежде чем передать ее экономке.

– Мой муж дома? – осведомилась она.

Даже на ее взгляд, вопрос прозвучал чересчур требовательно. Но лишь она одна знала, в чем причина ее плохого настроения. Луиза была особенно придирчива этим утром. Даже Баттенберн не мог урезонить свою жену. Баронесса не желала считаться ни с чьим мнением, кроме собственного.

– Где мой муж? – снова спросила она. Голос ее на сей раз звучал не столь властно.

– В библиотеке, миледи. Просматривает письма, которые доставили полчаса назад. Он просил его не беспокоить.

– Ну ко мне это не относится, – заявила Элизабет, хотя не представляла, насколько это соответствует истине.

В последние дни Норт держался от нее на некотором расстоянии. Хорошие манеры не позволяли ему выходить за рамки вежливости, тем не менее Элизабет ощущала в его отношении к ней какую-то отчужденность. Ни разу с того дня, когда она отправилась писать письмо Блэквуду, он не выразил желания заняться с ней любовью. Элизабет чувствовала, что он отдаляется от нее – как она и предвидела! Но готовиться к чему-то и пережить это – совсем не одно и то же.

– Я буду в библиотеке, – заявила она экономке. – Принесите, пожалуйста, чай.

Элизабет тихо вошла в комнату. Норт сидел ссутулившись в своем любимом кресле. Он поднял глаза и коротко кивнул, но не сделал попытки встать. Писем, как отметила Элизабет, на столе не было. Вместо них на полированной столешнице красовался графин с бренди.

– Пьянствуете, милорд? – улыбнулась она.

– Слабая улыбка изогнула его губы.

– Угу. Ты имеешь что-нибудь против?

– Нет, ничего. Хотя, признаться, я к этому не привыкла. Я попросила миссис Уоллес принести сюда чай. Ты не возражаешь?

– Мне все равно, что ты будешь пить.

Судя по всему, настроение Норта мало чем отличалось от того, с чем ей пришлось столкнуться у Луизы.

Элизабет не была уверена, что у нее хватит выдержки и на него тоже.

– Могу я узнать, по какой причине ты пьешь в такое время дня? Миссис Уоллес что-то говорила о почте.

Норт кивнул.

– Марчмен прислал сообщение, что скончался его отец. Собственно, в этом нет ничего неожиданного, но такие вещи всегда выбивают из колеи. Старый хрыч оставил завещание, где признает Марчмена своим сыном, чего никогда не делал при жизни. Теперь Марчмен стал полноправным наследником. Иначе все досталось бы его младшему сводному брату.

Элизабет медленно опустилась в кресло.

– Выходит, мистер Марчмен… – Она задумалась. – Надо же, все вышло, как ты и предсказывал. В конечном итоге он все же получил свой титул.

Норт поднял бокал и посмотрел на нее слегка осоловелым взглядом.

– Вышел, так сказать, на нужное направление, если ты простишь мне этот каламбур.

Элизабет пропустила его реплику мимо ушей.

– Значит, теперь он герцог Вестфальский. Бедный Уэст. Не думаю, что он этого хотел.

– Никогда. – Норт допил виски и поставил стакан на поднос. – Уэст хотел от своего отца только одного. И это был вовсе не титул. – Он уперся руками в ручки кресла и с трудом поднялся на ноги. – Не хочешь выпить? Ах да, ты же просила подать чай. – Он подошел к камину, взял кочергу и поворошил поленья. – Нам придется почтить похороны своим присутствием.

– Конечно. – Элизабет удивилась, что он вообще заговорил об этом. На нее начал накатывать страх, и она прижала ладони к животу.

– Ну а потом… – Норт аккуратно прислонил кочергу к мраморной облицовке камина и повернулся к жене. Взгляд его несколько прояснился. – Если ты захочешь поехать в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, я все устрою.

– Я не… – В горле у нее образовался комок, мешавший говорить.

– Не думаю, что это вызовет пересуды, особенно если ты решилась навестить свою семью.

Элизабет с трудом сглотнула.

– Это из-за того, что я написала письмо полковнику? Миссис Уоллес сказала, что ты получил два письма. Одно из них от Блэквуда? – Она не выносила бренди, но сейчас не отказалась бы от глотка.

– Нет, не от полковника.

Норт сунул руку в карман и вытащил коричневый графинчик. Глядя на Элизабет, он лениво поиграл с пробкой, вытаскивая ее и снова вставляя. В комнате повисла тишина, нарушаемая только треском пламени. Заткнув пробку в последний раз, Норт осторожно, словно имел дело с тончайшим фарфором, поставил графинчик на каминную полку. Как он и ожидал, Элизабет не отрывала от него ошеломленного взгляда.

– Похоже, ты узнала его, – проговорил он без всякого выражения.

– Да.

– Впервые я увидел его в тот вечер, когда ты вернулась с приема, который давала герцогиня. Помнишь? Ты сидела за туалетным столиком, а я расчесывал твои волосы.

С тех пор прошло не больше недели, но казалось, что минула вечность. Элизабет чуть заметно кивнула. Ее мутило от страха, и она опасалась, что ее стошнит.

– Ты выстроила свои флакончики и баночки, словно оловянных солдатиков, по обе стороны от зеркала. Но этот графинчик слишком отличался от остальных Ты засунула его подальше, и я подумал: наверное, это потому, что он не такой красивый, как другие. Мне даже в голову не пришло поинтересоваться, что в нем. – Элизабет опустила голову. – Один Бог знает, как мне жаль, что я подумал об этом позже.

Стук в дверь нарушил повисшее в комнате тягостное молчание. Норт подошел к двери, поскольку Элизабет была не в силах пошевелиться. Он взял поднос у миссис Уоллес и отпустил ее, отказавшись от ее услуг.

Вручив чашку с чаем Элизабет, он вернулся в свое кресло.

– Письмо, которое я получил, было от аптекаря, – продолжил он. – Чистая формальность, по правде говоря. Я понял, что в этом сосуде, как только нашел его в платяном шкафу. Ты ведь там его обычно держишь?

Ее губы шевельнулись, артикулируя беззвучное «да».

– Я взял самую малость, чтобы отправить аптекарю. Не хотел лишать тебя этого снадобья. И вытащил его только сейчас, когда пришло письмо от мистера Гудолла. – Он в упор взглянул на жену. Лицо его было бледным, тон натянутым. – Ты не хочешь именно моего ребенка, Элизабет, или ребенка любого мужчины?

Элизабет вскинула голову. Странно, но ее глаза оставались сухими. Однако боль, притаившаяся за ними, была почти невыносимой.

– Я скажу это только один раз, милорд. Никакого другого мужчины нет и не будет.

Норт знал, что это правда, знал уже тогда, когда задавал свой вопрос. Но от этого ему не стало легче. Горечь, обида, разочарование, досада – все слилось в яростной вспышке, и он прошипел, глядя ей прямо в глаза:

– Значит, дело не в том, что ты боялась наградить меня ублюдком?

Элизабет просто смотрела на него, не говоря ни слова в свою защиту.

Рука Норта взметнулась, смахнув со стола бренди и стакан.

– Оставь! – рявкнул Норт, увидев, что жена его сделала попытку встать. Он помолчал и устало повторил: – Оставь.

От запаха впитавшегося в ковер бренди Элизабет стало дурно, и такое простое действие, как поднести чашку к губам, казалось ей сейчас непосильным.

– Значит, ты не хочешь иметь ребенка, – заключил Норт бесцветным тоном.

– Не хочу.

Удар был такой силы, что Норт даже удивился, что устоял на ногах.

– У меня как-то была любовница, которая пользовалась этим снадобьем. Она пропитывала им губку и вставляла ее внутрь себя. Ты делаешь то же самое?

– Да.

– Ну, конечно. Глупый вопрос. – Он скривил губы в насмешке над самим собой. – Даже не знаю, что тебе сказать. Наверное, я слишком пьян, чтобы справиться с этим.

– Мне стоит уехать.

Он кивнул:

– Пожалуй, так будет лучше.

Элизабет поставила чашку с блюдцем на поднос и встала. Она сделала неуверенный шаг в сторону Норта, но он поспешно отвернулся. Однако не это действие, а выражение его глаз заставило ее застыть на месте. Она прижала ко рту побелевшие пальцы, чтобы заглушить рыдание, и выскочила из комнаты.

Элизабет страшилась визита в дом Уэста, где должна была состояться панихида по его отцу. Ей казалось, что это событие приближает ее к тому моменту, когда Нортхэм укажет ей за дверь. Хотя он больше не упоминал о ее отъезде в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, Элизабет знала, что он не передумал. После стычки в библиотеке он почти не разговаривал с Ней и провел вторую половину дня и вечер в клубе, в компании Саутертона и Истлина. Там же, надо полагать, они встретились с новоиспеченным герцогом Вестфальским.

Норт пришел домой все в том же настроении – молчаливый и задумчивый. Элизабет вдруг обнаружила, что предпочитая бы, чтобы он вернулся, напившись в стельку и пропитавшись запахами продажной любви. Но он молча поставил коричневый флакон на ее туалетный столик и так же молча скрылся в гардеробной. Когда он, переодевшись на ночь, вышел оттуда и лег в постель, Элизабет притворилась спящей. Он сделал вид, что поверил ей.

На следующее утро под глазами Элизабет появились круги, а цвет лица Норта приобрел сероватый оттенок. Оба были одеты в черное, что полностью соответствовало как печальному событию, ожидавшему их, так и их собственному настроению. На Элизабет было платье из плотного бомбазина, а на Норте двубортный шерстяной сюртук. Похолодало, и им Пришлось надеть теплую одежду. Пальто Норта и подбитая мехом накидка Элизабет защищали их от ледяного дождя, но не могли прогнать холод из их сердец.

Полковник Блэквуд не присутствовал на церемонии прощания со старым герцогом, но появился в доме Уэста, когда Друзья собрались там после погребения. Элизабет следовало бы догадаться, что она увидит полковника в тот же день. Тот факт, что такая очевидная мысль даже не пришла ей в голову, лишний раз свидетельствовал о плачевном состоянии ее рассудка.

Она воспользовалась первой же возможностью, чтобы поговорить с ним наедине. Выкатив его кресло в коридор, она направилась в кабинет Уэста.

– Это похищение? – хмыкнул Блэквуд.

Нет – особенно если учесть, что она попросила полковника уделить ей пару минут в присутствии Норта и увезла его у всех на глазах.

– Ну, если вам угодно это так называть.

– Ах, Элизабет, узнаю твой острый язычок. – Он подъехал к камину. – Подай мне, пожалуйста, плед. Здесь прохладно.

Элизабет взяла шерстяной плед, переброшенный через подлокотник массивного кресла, и накрыла им колени полковника. Затем, быстро отступив в сторону, повернулась лицом к огню и протянула к нему руки.

– Тебе больно смотреть на мои бедные конечности? – спросил он.

– Да.

– Похоже, больнее, чем мне. Я уже привык. Не нужно жалеть меня, Элизабет. Что есть, то есть, и ничего тут не поделаешь. – Он помолчал, изучая ее профиль, позолоченный отблесками неяркого пламени. – Ладно. Не стой там с таким видом. Раз уж ты выпросила две минуты моего времени, то изволь хотя бы смотреть на меня.

Элизабет знала, что если она хочет поговорить с Блэкву-дом, то лучше не испытывать его терпения. Смирившись, она повернулась к нему лицом.

Болезнь и годы наложили отпечаток на внешность полковника. Первое, что бросилось в глаза, – это перемены, внесенные временем: некогда густые черные волосы поредели и подернулись серебром, в уголках глаз пролегли глубокие морщины, линия рта изогнулась книзу, придавая ему хмурый вид, даже если он был спокоен, на ястребином носу поблескивали очки в золотой оправе. Но никакие невзгоды не смогли изменить цвет его ясных темно-карих глаз и их пытливого взора. Неизменным оставалось и его отношение к одежде. Полковник, хотя и был бы искренне удивлен, услышь он о себе подобный отзыв, был так же привередлив в одежде, как Баттен-берн, и едва ли стал бы терпеть добродушное подшучивание на эту тему, как это делал Саутертон.

Более пугающие изменения являлись следствием болезни. Самыми очевидными были исхудавшие, безжизненные ноги, которые приковали Блэквуда к инвалидному креслу, что было для него тем ужаснее, что он был энергичной и деятельной натурой. Его плечи и грудь уже не казались мощными Вынужденных упражнений, которые требовались для передвижения в кресле, не хватало, чтобы поддерживать их в форме. Лицо полковника приобрело желтоватый оттенок, давно лишившись здоровых красок, полученных за долгие годы, проведенные на свежем воздухе. Руки его дрожали, движения замедлились и выглядели неуверенными.

Он был всего лишь на четыре года старше матери Элизабет и олицетворял собой последнюю связь с той, кого она горячо любила. Между ним и Кэтрин Блэквуд Пенроуз существовало неуловимое сходство, проявлявшееся в том, как он склонял голову набок, в проницательности взгляда и нежной улыбке.

– А знаешь, ты очень похожа на свою мать, – заметил он.

Элизабет вздрогнула, услышав собственную мысль, вы сказанную вслух.

– То же самое я подумала о вас.

– Обо мне? – пренебрежительно фыркнул Блэквуд. – У меня никогда не было ничего общего с Кэтрин.

– Вы фыркаете так же, как она.

– Твоя мать никогда в жизни не издала бы подобного звука.

Элизабет демонстративно фыркнула. Полковник улыбнулся – это явно произвело на него впечатление.

– Скажи мне вот что. Твой отец и Изабел.. как они поживают?

– У них все хорошо.

– А юный Селден?

– Тоже хорошо.

Элизабет рассказала полковнику о поездке в Роузмонт. Она уже писала ему об этом, да и Норт, насколько ей было известно, тоже, но интерес Блэквуда казался искренним, и Элизабет, отвечая на его вопросы, немного расслабилась. Она наконец села, сначала пристроившись на краешке кресла, но постепенно съехала назад, прижавшись спиной к мягкой кожаной обивке.

– Как насчет стаканчика мадеры? – спросил он, когда Элизабет закончила свой рассказ. – Я знаю, где Уэст его держит.

– Нет, спасибо. Налить вам?

– Нет.

Как вскоре выяснилось, полковник отказывался от ее помощи, а не от выпивки. Он подкатил кресло к буфету, налил себе вина и только тогда понял, что не сможет вернуться к камину, не пролив ни капли. Элизабет поднялась с кресла и без лишних слов доставила полковника на прежнее место.

– Вы же не хотите залить вином свой прекрасный галстук? – укорила она его. – Саут замучил бы вас насмешками.

Полковник улыбнулся:

– Могу себе представить. – Он сделал глоток. – Итак, чем я обязан этой беседе с глазу на глаз?

– А вы не догадываетесь, сэр?

– Наверное, ты хотела бы обсудить некоторые пробелы в нашей переписке.

– Вы не ответили ни на один мой вопрос.

– Я и сейчас не стану отвечать на них.

Элизабет, не ожидавшая столь решительного отказа, вспыхнула.

– Я… не понимаю.

– Разве?

Элизабет крепче вцепилась в изогнутые ручки кресла.

– Я действительно ничего не понимаю. Почему вы не сказали мне, что руководите действиями Нортхэма по поимке вора?

Полковник хранил молчание.

– Они действуют по вашему приказу? – не отставала Элизабет. – Эта четверка из Компас-клуба? Да?

– Элизабет, – спокойно произнес полковник, – этот раз говор ни к чему не приведет.

– Но вы ведь не отрицаете!

– Я вообще ничего не говорю.

Элизабет встала. Повинуясь безотчетному порыву, она подошла к креслу полковника и опустилась перед ним на колени. Он попытался протестовать, но она остановила его, накрыв ладонями его руку.

– Посмотрите на меня, – проговорила она требовательным и вместе с тем умоляющим тоном. – Скажите ему, пусть он остановится. Заставьте его остановиться. Я знаю, это в ваших силах.

Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга.

– Даже если это так, Элизабет, зачем мне это делать?

– Потому что я никогда ни о чем вас не просила.

Он удивленно взглянул на нее.

– Я могу назвать множество людей, никогда не обращавшихся ко мне с просьбами. Выходит, теперь я должен делать все, что они пожелают?

– Но я небезразлична вам.

– Конечно, я люблю тебя.

Элизабет почувствовала, что ее глаза защипало от слез. Она крепче сжала его руку.

– Тогда, может, вы выполните мою просьбу, чтобы сделать мне приятное?

– Нет.

– А чтобы сделать меня счастливой?

Он ласково улыбнулся:

– Счастливой, Элизабет? Неужели, чтобы сделать тебя счастливой, достаточно остановить Норта?

– Да.

– Почему?

Элизабет открыла рот, но не произнесла ни звука. Она медленно закрыла его и поднялась на ноги. Вопрос Блэквуда застал ее врасплох. Зная, что такой ответ вряд ли удовлетворит полковника, но не имея никакого другого наготове, она сказала:

– Он мой муж.

– Конечно.

– Я не хочу, чтобы он пострадал.

– Пострадал? Ты что, вообразила, будто вор может сделать тебя вдовой?

– Да… нет. Но он может пострадать. Вы же знаете, какой он храбрый. Какой преданный и самоотверженный. Он высоко ценит вас, потому что убежден, что вы боретесь за правое дело.

Блэквуд оперся подбородком о свой кулак.

– Я знаю, что представляет собой Норт и почему он делает то, что делает. Гораздо меньше я уверен в тебе, Элизабет. Впервые я усомнился в том, что знаю тебя, шесть лет назад. Ты тогда отправилась путешествовать по Европе. С Изабел и отцом. Я надеялся, что ты завалишь меня письмами о своих приключениях… Но ты писала очень редко. А потом и того реже. Селден родился в Италии, не так ли? Я припоминаю одно письмо, где ты высказывала беспокойство о здоровье Изабел и опасалась, что она не переживет рождения ребенка, как и твоя мать. Ты очень боялась потерять ее. Обратиться к Роузмонту ты не могла: он был слишком поглощен собственными страхами за здоровье жены, а Изабел уверяла, что все будет хорошо, – обычная банальность, которую говорят в подобных случаях. И ты поведала мне, дорогая Элизабет, все, что было у тебя на сердце. Почему бы тебе не сделать то же самое сейчас?

Элизабет невольно отступила на шаг. Ничто в начале монолога полковника не предвещало подобного конца. Сцепив руки, она смотрела на него, чувствуя, как обида уступает место гневу.

– Я пришла к вам, полковник, и вы отвергли меня. А что касается моего сердца, то я открыла вам его, но вы мне не поверили.

Блэквуд нахмурился.

– Но ты ничего мне не открыла.

– Я открыла вам все. – Не дожидаясь ответа, Элизабет выскочила из комнаты.

«Лгунья», – мысленно обругала себя Элизабет. Она опять солгала. Еще одна ложь. Еще одно звено в длинной цепочке лжи. Лгунья! Вряд ли найдется слово, более точно определяющее то, в кого она превратилась. А теперь она лжет самой себе.

«Я открыла вам все». Она имела в виду, что в ее сердце пусто. И в тот момент она была совершенно искренней. И только когда слова уже были произнесены, Элизабет поняла, что кое-что изменилось и это «кое-что» – в ней рамой.

Она не вернулась в гостиную, где находились Норт и остальные гости, и никакая сила не могла заставить ее снова предстать перед полковником и признаться во лжи. Она прошла в заднюю часть дома, не обращая внимания на косые взгляды кухарки и ее помощниц, и продолжала идти, пока не оказалась на заднем крыльце.

Было слишком холодно, чтобы выходить на улицу без верхней одежды, но Элизабет потеряла чувство реальности. Прислонившись к мокрой стене, она закрыла глаза, не замечая, что ветер треплет подол ее платья, а ледяные струи дождя хлещут по обнаженным рукам.

Так ли уж важно, как и когда это случилось? Она любит его. Любит Норта. Она любит Брендана Дэвида Хэмптона, шестого графа Нортхэма.

Это было не слишком приятное открытие. Оно не улучшило ее настроения и не сняло тяжести с ее души. Скорее наоборот. Осознание этого факта оказалось для нее тяжким бременем и повергло в панику. Грудь ее теснило, и каждый вздох давался с трудом.

Ничего подобного она не испытывала, когда любовь пришла к ней в первый раз, но теперь обстоятельства изменились. Она сама изменилась. И сейчас страшилась того, что много лет назад встретила с распростертыми объятиями.

– Элизабет?

Голос доносился как будто издалека, не проникая в ее сознание. Элизабет не узнала собственного имени и не поняла, что это зовут ее. Не открывая глаз, она подняла руку, пытаясь отмахнуться от нежеланного вмешательства.

– Элизабет!

Колени Элизабет подогнулись, и она начала медленно сползать по стене, цепляясь платьем за кирпичи. Тьма накрыла с головой, и падение в нее казалось самым естественным, что можно было сейчас сделать.

Норт сидел рядом с Элизабет, лежавшей на кушетке в одной из гостиных Уэста. Он легонько похлопал ее по щекам и убрал со лба влажный локон.

– Может, послать за врачом? – предложил Блэквуд, появившись в дверях.

– Не нужно. Это всего лишь обморок. – Норт покачал головой. На лице полковника явственно читалось беспокойство, морщины обозначились резче, и он выглядел намного старше, чем всего лишь час назад. – Не могли бы вы оставить нас наедине? И пожалуйста, никому об этом не говорите. Не думаю, что Элизабет хотела бы привлекать к себе внимание.

Полковник кивнул и взялся, за колеса, собираясь выкатиться из комнаты. Неожиданная мысль заставила его остановиться:

– Она, случайно, не ждет ребенка?

Норт не отрывал взгляда от бледного лица Элизабет. Ему пришлось собраться с силами, прежде чем ответить, чтобы не выдать голосом охватившую его горечь.

– Нет, сэр, – грустно сказал он. – Можете не беспокоиться по этому поводу.

Почувствовав, что Блэквуд медлит, Норт понял, что его ответ прозвучал совсем не так непринужденно, как он надеялся. Даже не сознавая, что затаил дыхание, он ждал, пока за полковником закроется дверь. И только услышав тихий щелчок, перевел дух.

Легко коснувшись щеки Элизабет, Норт снова произнес ее имя. На этот раз она его услышала. Темные ресницы распахнулись, но зрачки были расширены, а взгляд был устремлен в неведомые дали. Казалось, она не узнает его и не понимает, где находится. Лоб ее сморщился, уголки губ опустились.

– Ты упала в обморок, – пояснил Норт, убирая руку от ее лица. – На улице. Помнишь?

Элизабет неуверенно кивнула. Она никогда раньше не падала в обморок, и ее сознание еще не совсем прояснилось.

– Насколько я понял, свидание с полковником не оправдало твоих ожиданий.

Слова Норта вернули Элизабет к реальности, и волны смущения захлестнули ее. Она вспыхнула и попыталась сесть, но Норт удержал жену на месте, положив руку на ее плечо. – Пожалуйста, – попросила она. – Я хочу встать.

– Подожди минуту. – Под своей ладонью он ощущал ее напряжение. – Как ты оказалась на улице? Что случилось?

– Ничего особенного, – ответила Элизабет. – Но ты прав: моя встреча с полковником окончилась полным провалом. – Судя по выражению лица Норта, это объяснение не показалось ему исчерпывающим. – Он не станет приказывать тебе, чтобы ты перестал преследовать вора.

Норт удивленно поднял брови.

– Неужели?

– Он отказался признать, что это в его силах.

– Что ж, вполне в его духе.

Элизабет была не совсем уверена, что правильно поняла его тон. В нем чувствовалась едва заметная ирония, хотя лицо Норта оставалось абсолютно серьезным.

– Я хотела бы уйти, – проговорила она.

– Кивнув, Норт отпустил ее плечо.

– Конечно.

Она села, чувствуя на себе его пристальный взгляд.

– Не беспокойся, я больше не собираюсь падать в обморок.

– Полковник спросил, не беременна ли ты. – Для него не прошло незамеченным, что Элизабет резко втянула в грудь воздух. – Я заверил его, что он ошибся.

Она спустила ноги с противоположной стороны кушетки и встала. Во рту у нее пересохло.

– Это так? – спросил он.

Элизабет покачала головой. Она стояла спиной к нему, вцепившись пальцами в ткань платья. Это был единственный способ удержаться от того, чтобы не прикрыть ладонями пустое чрево.

Норт тоже поднялся и устало выпрямился. Секунду он смотрел ей в спину.

– Ты хочешь поговорить с Уэстом, или мне попрощаться за нас обоих?

Элизабет направилась к двери.

– Я пойду с тобой.

Оказавшись дома, на Меррифилд-сквер, Элизабет сразу поднялась к себе и попросила приготовить ванну. Не прошло и часа, как она сидела, погрузившись по самые плечи в благоухающую лавандой горячую воду. Голова ее покоилась на бортике медной ванны, опираясь затылком на сложенное полотенце. От поднимавшегося над водой пара ее волосы слегка кудрявились, а кожа жемчужно сияла в мягком свете свечей. На улице все так же лил дождь, и хотя вечер еще не наступил, за окнами была серая мгла. Уютно поежившись, Элизабет глубже погрузилась в воду.

Норт подумал, что она спит. Он тихо вошел в комнату и, увидев, что Элизабет не шелохнулась, прошел к кровати, расслабил галстук и лег.

– Когда ты собираешься меня отослать?

Он даже не взглянул в ее сторону.

– Если погода улучшится, то завтра. Ты уже решила, куда поедешь?

– Если я обязательно должна уехать, то…

– Да.

– В таком случае я предпочла бы отправиться в Роузмонт.

– Как пожелаешь.

Элизабет открыла глаза и устремила взгляд на огненные язычки, плясавшие в камине.

– Я этого вовсе не желаю. Никто не считается с моими желаниями. И давай не будем притворяться, будто это не так.

Норт ничего не ответил, но повернул голову, глядя, как она поднимается из ванны. Вода сверкающими ручейками стекала по ее рукам и ногам. Элизабет перешагнула через бортик ванны, положив руку на поясницу. В ее движениях чувствовалась едва заметная скованность.

– У тебя что-то болит? – спросил он.

Элизабет поспешно схватила халат и набросила его на себя. Не удостоив его ответом, она, прихрамывая, направилась в свою гардеробную. Подойдя к столику, где стоял заранее приготовленный стакан с водой, она растворила в нем порошок, который прописал ей врач баронессы.

– Что это? – спросил Норт с порога.

– Элизабет взяла стакан и поднесла его ко рту.

– Так, кое-что, что поможет мне заснуть.

Норт подавил желание выбить стакан у нее из рук, но ограничился тем, что схватил ее за запястье.

– Дай посмотреть. – Он понюхал содержимое. – Где ты это взяла?

– У врача леди Баттенберн.

– Здесь есть опий?

– Наверное, есть.

Норт усилил хватку, и ее пальцы расслабились. Элизабет не сопротивлялась, когда он забрал у нее стакан. Он открыл окно ровно настолько, чтобы выплеснуть жидкость, после чего поставил стакан на комод.

– Пойдем. Я знаю, что поможет тебе заснуть. – Он протянул к ней раскрытую ладонь, но не сделал попытки ее коснуться.

Элизабет посмотрела на его руку, затем перевела взгляд на его лицо. Норт молча ждал, сохраняя бесстрастное выражение, не позволявшее судить о его намерениях. Неделю назад она решила бы, что он собирается заняться с ней любовью, и охотно, даже нетерпеливо, шагнула бы к нему. Но не теперь.

– Ты доверяешь мне, Элизабет?

От этих слов у нее на глаза навернулись слезы. Вопрос не в том, доверяет ли она ему сейчас, а в том – доверяла ли она ему когда-либо вообще.

– Я боюсь, – прошептала она. – Ты не представляешь себе, как я боюсь.

Пальцы Норта едва заметно шевельнулись в манящем движении. Его кобальтовый взгляд ни на секунду не отрывался от ее лица.

– Не отсылай меня, – попросила она, сморгнув слезы. – Я сделаю все, что ты… – Она потянулась к его руке и, шагнув ближе, прижала ее к своему сердцу. – Пожалуйста. Я постараюсь научиться доверять тебе. Я…

– Шшш. – Норт воспользовался свободной рукой, что бы притянуть ее к себе. Сердце Элизабет гулко билось под его ладонью. Ее волосы и кожа благоухали лавандой, тонкая ткань халата облепила стройную фигурку. Мокрая и дрожащая, она, похоже, держалась из последних сил. – Успокойся. Давай я помогу тебе лечь в постель.

Он поднял жену на руки, пронес через комнату и опустил на постель поверх стеганого одеяла.

Присев рядом, он потянул за концы свободно завязанного пояса. Элизабет не шелохнулась, но когда он развел в стороны полы халата, обнажив ее живот и грудь, она вцепилась пальцами в одеяло, борясь с желанием прикрыть наготу.

Почувствовав ее смущение, Норт велел ей перевернуться на живот. Элизабет подчинилась с почти неприличной поспешностью и закрыла глаза. Он снял с нее халат, и тот с тихим шелестом скользнул на пол.

Норт ненадолго отошел и вернулся с теплым полотенцем. Он вытер ее спину и плечи, затем прошелся полотенцем по ее ногам до кончиков ступней. Его прикосновения оставались деловитыми и обезличенными, и постепенно ее напряженные мышцы расслабились.

Норт выпрямился и, отложив полотенце, снял сюртук и башмаки. Подложив под голову руку, Элизабет смотрела, как он бросил сюртук на спинку кресла и принялся развязывать галстук. Его движения отличались такой собранностью, что за ним было приятно наблюдать. В свете камина его волосы ярко блестели, составляя резкий контраст с лицом, прятавшимся в густой тени.

В рубашке и брюках, Норт подошел к кровати, и матрас прогнулся под его весом, когда он забрался на постель и оседлал ее бедра.

Элизабет выгнула шею, пытаясь увидеть его лицо.

– Что ты…

Норт прижал ее голову к подушке.

– Закрой глаза. Ты ведь хотела заснуть, не так ли?

Да, она хотела заснуть. И не на несколько часов, а на долгие-долгие дни. Она совсем не была уверена, что захочет проснуться от сна, который овладеет ею. Осознание того, о чем она, собственно, мечтает, не слишком испугало Элизабет. Значит ли это, что она стала храбрее, или это очередное проявление трусости?

Тихий вздох слетел с ее губ, когда руки Норта мягко нажали на ее поясницу и двинулись вверх вдоль позвоночника. Он размял ее плечи, затем прошелся по спине, нажимая осторожно и нежно. Он повторил эту процедуру несколько раз, с каждым разом надавливая все сильнее. Потом передвинулся ниже и принялся массировать ее ягодицы, бедра и икры. К тому времени, когда Норт снова принялся за ее спину, Элизабет уже крепко спала.

Норт поднялся со своего стула, когда Элизабет вошла в столовую.

– Прости – учтиво проговорил он. – Я не ожидал, что ты ко мне присоединишься. Ты спала, когда я справлялся о тебе у горничной.

Элизабет кивнула. Слуга выдвинул для нее стул, и она села. На ней было элегантное платье цвета лаванды с глубоким вырезом, на шее матово поблескивало жемчужное ожерелье. Ее раненая гордость требовала, чтобы в этот вечер она выглядела неотразимой.

Пудра скрыла тени под глазами, а капелька румян добавила краску на ее щеки и губы. Элизабет надеялась, что если Норт и заметит, что она воспользовалась косметикой, то ничего не скажет по поводу этого маленького обмана. На фоне множества других он не имел никакого значения.

Норт подождал, пока Элизабет подадут суп. Он заметил, что она прилагает немалые усилия, чтобы казаться голодной, но с каждым последующим блюдом ее энтузиазм таял. Осилив всего лишь пару кусочков тушеной форели, она попросила убрать ее тарелку. Не помогло делу и то, что Норт не мог придумать тему для разговора. Нести всякий вздор, лишь бы не молчать, представлялось ему бессмысленным, а то, что он хотел бы сказать, лучше было отложить для более подходящего случая.

Элизабет, однако, устраивало царившее за столом молчание. Она спустилась к обеду, чтобы удовлетворить единственную потребность – провести последние часы в обществе своего мужа.

– Выпьешь со мной? – спросил Норт, когда трапеза на конец подошла к концу.

Она кивнула:

– Пожалуй.

– Тогда пойдем в мой кабинет. – Он помог ей встать и, взяв под руку, вывел из столовой. – Ты отлично выглядишь сегодня, – произнес он. – Наверное, хорошо выспалась?

– О, да.

– Прекрасно. Я рад.

Они вошли в кабинет, и тут же появился дворецкий, чтобы их обслужить. Норт отослал его, сам налил в бокалы мадеру и подошел к Элизабет, стоявшей перед камином.

– Замерзла? – спросил он.

– Немного. – Она взяла у него бокал. – Это меня согреет.

– Не хочешь накинуть шаль?

– Нет. – Элизабет сделала глоток, и тепло сразу заструилось по ее жилам. Она нервно хихикнула. – Не наливай мне второй бокал, даже если я попрошу.

Норт улыбнулся.

– Хорошо.

Поставив свой бокал на каминную полку, он взял кочергу и разворошил угли. Элизабет медленно обходила кабинет по периметру, рассматривая корешки книг на полках, а Норт стоял у камина, наблюдая за ней.

– Мне понадобится один день, чтобы завершить свои дела, – вдруг тихо сказала она, остановившись около книжного шкафа. – Я не успела предупредить Луизу, что уезжаю из Лондона.

– Это можно сделать и по почте, – пожал плечами Норт.

Элизабет кивнула, не желая спорить. Если погода не улучшится, у нее будет достаточно времени.

– А как быть с твоей матерью? Я ничего не говорила ей, когда мы были у Уэста. А ты?

– Нет. Это было бы неуместно.

– Элизабет глотнула вина.

– Полагаю, ты поговоришь с ней сам?

– Да.

Она кивнула.

– И что ты скажешь?

– Ну, что Изабел попросила тебя приехать. Я пока еще не думал об этом.

– Естественно, – буркнула Элизабет. – Сойдет любая причина. Лишь бы я поскорее уехала. – Увидев, что лицо Норта приняло замкнутое выражение, она вызывающе продолжила: – Не беспокойся, я больше не буду просить тебя передумать К тому же у меня нет ни малейшего желания портить этот вечер А что касается твоей матери, то не мог бы ты сообщить ей, что меня внезапно вызвали домой? Я привязалась к ней и не хочу, чтобы она думала, будто я так мало ее ценю, что даже не попрощалась.

– Конечно.

– Надеюсь, что со временем ты придумаешь вполне разумное объяснение для развода.

Норт нахмурился.

– Для развода? С чего ты взяла, что будет развод?

Элизабет удивленно моргнула.

– Не могу же я вечно оставаться в Роузмонте, милорд! Как, впрочем, и жить в Лондоне отдельно от тебя, хотя Луиза наверняка позволила бы мне остановиться у нее, несмотря на неудобства и скандал в свете.

Норт не верил своим ушам.

– Ты согласилась бы жить у Баттенбернов?

– Я ведь это только предположила! Скорее всего мне придется купить себе небольшой домик.

Это заявление повергло Норта в шок.

– Что за чушь! Ты будешь жить здесь, когда вернешься в Лондон.

– Нет – если мы разведемся.

Норт шумно втянул в себя воздух.

– Никакого развода не будет, Элизабет! Заруби это себе на носу.

Она вскинула подбородок, задетая его высокомерным тоном.

– В таком случае я хотела бы знать, какое будущее меня ожидает. Я считала, что меня отправляют в ссылку. Но я не могу жить там вечно, милорд. И не желаю.

– Ты будешь оставаться там, пока я не пришлю за тобой.

– И когда это произойдет? Через две недели? Через месяц? А может, через год?

Норт неохотно признал:

– Я не знаю.

– Тогда не удивляйся, если меня там не окажется, когда придет твой вызов.

– Ты угрожаешь мне?

Элизабет обиженно взглянула на него. Ее неприятно поразило, что он мог так подумать.

– Нет, милорд. – Она со стуком поставила бокал на поднос. – Это была плохая идея – обедать вместе с тобой. Прошу меня извинить. – Она направилась к двери, но остановилась на полпути, услышав голос Норта.

– Мне нужно время, – произнес он с мольбой в голосе. – Неужели ты не понимаешь?

Элизабет, не оборачиваясь, ждала, что за этим последует. Когда больше он ничего не сказал, она, вздохнув, вышла из комнаты.

Она не стала отворачиваться, когда он потянулся к ней. Лежа в ожидании мужа, Элизабет решила, что не станет отказывать ему в последней близости, если у него возникнет желание.

Его большие ладони гладили ее грудь, спину и бедра. Он прижимал ее к себе и терзал ее губы. Зарывался лицом в ее шею, покусывая нежную плоть и оставляя на ней следы, которые она будет видеть в зеркале еще много дней. Шептал ей на ухо нежные слова, щекоча дыханием кожу.

Элизабет беспокойно двигалась под ним. Ничто из того, что он делал, не могло удовлетворить ее, но все вместе вело к завершению. Впервые она занималась с ним любовью, признавшись себе наконец, что любит его. И гадала, чувствует ли Норт разницу, которую любовь привнесла в ее прикосновения.

Любовь придавала ее ощущениям небывалую остроту. Она чувствовала полноту своей груди, когда он обхватывал ее ладонями, и мягкий изгиб своего бедра, прижимавшегося к его твердым мускулам. Но больше всего – пульсацию их сердец, бившихся в едином ритме.

Освобождение было таким мощным, что Элизабет едва сдержала крик. Спустя мгновение она разлетелась на кусочки, содрогаясь каждой клеточкой своего стройного тела. Как всегда в такие минуты, она крепко прижала его к себе, не желая разрывать объятия. Она надеялась, что он не догадывается, как глубоко ее отчаяние.

Прошла целая минута, прежде чем она смогла разжать руки. И как только это случилось, Норт молча выскользнул из постели и, голый, прошлепал в гардеробную. Было слышно, как он мылся, а чуть позже вернулся в спальню, неся в руке фарфоровую чашу с водой. Элизабет прикусила губу, стараясь казаться равнодушной, когда он поставил чашу на пол, собираясь смыть с ее тела всякое напоминание о нем.

В пламени свечи ее кожа, покрытая тончайшей пленкой пота, влажно сияла. Взгляд Норта задержался на отметинах, видневшихся на ее шее и нежной груди. Она все еще была слегка припухшей, как и ее губы. Когда он поднес влажную салфетку к плоскому животу, ее мышцы напряглись, и она, вздрогнув, резко втянула воздух.

Норт посмотрел на свою ладонь. Чуть приподнятая салфеткой, она образовала выпуклость, словно живот Элизабет округлился в ожидании ребенка. Норт быстро убрал руку и бросил салфетку в чашу, обрызгав Элизабет водой. Она поежилась и слегка повернулась, чтобы стряхнуть капли со своего тела.

Пламя свечи, капли воды, ее движение – эта причудливая смесь приковала его взор к паутинке серебристых прожилок, покрывавших упругую плоть в нижней части ее живота. Норт, замерев, медленно поднял взгляд на ее испуганное лицо. В этот момент он ясно понял то, что никогда раньше не приходило ему в голову: его жена не хочет иметь детей, потому что она уже рожала.

– Где твой ребенок, Элизабет?