Книга: Буду твоим единственным
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

Глава 9

Теперь им ничего не оставалось, кроме как пожениться. Все организационные вопросы взяли на себя друзья и знакомые.. Саутертон выхлопотал специальную лицензию на имя Нортхэма. Барон договорился с викарием, что церемония состоится в деревенской церкви. Леди Баттенберн поручила кухарке приготовить роскошный свадебный завтрак, вызвала из Лондона свою модистку, чтобы сшить Элизабет платье и приданое, и лично выбрала цветы для букетов и гирлянд. Норту и Элизабет оставалось только оповестить свои семьи. Ввиду срочности события сообщения были посланы с курьерской почтой.
Гости Баттенбернов неохотно покидали поместье, утешаясь тем, что оказались свидетелями самого интригующего события года. Все сошлись на том, что барон и баронесса устроили поистине незабываемый прием с множеством захватывающих развлечений, особенно в последним вечер.
За всей этой суетой жениху и невесте нечасто удавалось оставаться наедине. Однако ни один из них не возражал против этого обстоятельства, обнаружив, что не стремится обсуждать свое нынешнее положение.
Вечером накануне свадьбы они отправились на прогулку по парку. За ними на некотором расстоянии следовал Саутертон. Он пытался протестовать против навязанной ему роли дуэньи, но его аргументы вроде «что толку запирать конюшню, после того как лошадь украли» не встретили понимания.
Уже сгустились сумерки, и в лунном свете покрытые гравием дорожки казались белыми. Расставленные здесь и там фонари освещали полуразрушенные стены старинного аббатства, замыкавшего парк с запада. Было безветренно, но не душно. Вечерний воздух благоухал нежным ароматом роз, Время от времени в кустах раздавался шорох, когда испуганный фазан или кролик срывался с места в поисках укрытия.
– Пожалуй, я присяду на скамью, – громко объявил Саутертон. Его голос отразился эхом от руин. – Если, конечно, это вас интересует.
Элизабет выдавила слабую улыбку.
– Бедный лорд Саутертон, – произнесла она, глядя строго перед собой. – Для него это слишком обременительная задача.
– Найдется немало других, кто в большей степени заслуживает твоего сочувствия, чем Саутертон. – Нортхэм надеялся, что его слова прозвучат шутливо, но в них слышались обида и упрек.
– Ты имеешь в виду себя?
– Ты прекрасно знаешь, что нет.
– Уверяю тебя, я этого не знаю. Да и откуда? Позволь напомнить, что мы не настолько хорошо знакомы. – Элизабет почувствовала, что один из камешков, хрустевших под ногами, попал ей в туфлю. – В любом случае я не склонна тебе сочувствовать.
Нортхэм пробормотал себе под нос что-то вовсе не разборчивое.
– Полностью с тобой согласна, – сказала она.
Он рассмеялся.
Его смех, как всегда, обезоружил Элизабет. Похоже, этот звук всегда будет слабым звеном в ее доспехах. Напряжение ослабло, и она полной грудью вдохнула вечерний воздух.
– Вы получили ответ от вдовствующей графини, милорд?
– Ты не могла бы называть меня Портом? – недовольно спросил он. – Или Бренданом? – Не получив ответа, он вздохнул. – Нет, моя мать слишком занята – она готовится к визиту к Баттенбернам и не может тратить время на переписку.
Элизабет бросил на него изумленный взгляд.
– Ты шутишь? – Но он вовсе не шутил. В лунном свете она явно видела его чеканный профиль и иронически приподнятый уголок рта. – Ты не возражаешь против ее приезда?
– Что толку возражать? Она все равно поступит по-своему. – Он повернулся к Элизабет и перехватил паническое выражение, мелькнувшее на ее лице. – Я мог бы успокоить твои страхи, – сказал он, – но, пожалуй, не буду этого делать. Саут неплохо ладит с моей матерью. Думаю, ты поймешь, что тревожишься напрасно, если с ним поговоришь.
– Лорд Саутертон не вынуждал тебя жениться, так что у нее нет причин думать о нем плохо.
Годы, проведенные под командованием полковника Блэквуда, научили Нортхэма выбирать время и место сражения. Он не желал ввязываться в этот спор, по крайней мере сейчас.
– А как твоя семья? – спросил он. – Ты получила какие-нибудь известия?
Камешек, попавший ей в туфлю, продвинулся дальше. Это мелкое неудобство пришлось весьма кстати, поскольку отвлекло Элизабет от более серьезных проблем.
– Отец сообщил барону, что он не приедет, – отозвалась она с напускным равнодушием.
– Понимаю.
– Не думаю, но с твоей стороны очень мило не задавать мне вопросов. – Она с преувеличенным усердием занялась своей шалью, поправляя узел на груди. – Харрисон согласился взять на себя роль посаженого отца. Ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее.
– Тебя это устраивает? Твой отец не против?
Элизабет пожала плечами.
Нортхэм помедлил на гравийной дорожке. Элизабет тоже остановилась, оказавшись на полшага впереди него, но не обернулась.
– Независимо от обстоятельств нашей свадьбы, – проговорил он, – мне бы не хотелось, чтобы ты соглашалась на то, что тебя не устраивает.
– Будьте осторожны, милорд. Вы не знаете и половины того, что меня не устраивает.
Норт ласково коснулся ее локтя:
– Посмотри на меня, Элизабет. – Он ждал, глядя на блики света, игравшие в ее волосах, вдыхая аромат роз и слыша гулкие удары своего сердца. И гадая, что он будет делать, если она не послушается? К счастью, ему не пришлось отвечать на этот вопрос. Элизабет медленно повернулась. – Если ты имеешь в виду постель, то позволь заверить тебя здесь и сейчас, что я никогда не потребую того, что не будет дано мне по доброй воле. Я хочу, чтобы ты знала, что все будет зависеть от твоих желаний.
Элизабет не сводила с него глаз. Его искренность разрывала ей сердце, а от его наивности хотелось плакать. Вместо этого она тихо ответила:
– Ты ничего не знаешь о моих желаниях.
– Так расскажи мне.
– Я не могу этого сделать. Скажу только, что готова удовлетворить любой твой каприз в спальне. Можешь не беспокоиться по этому поводу.
Нортхэм вдруг обнаружил, что у него чешутся руки. Он даже представил себе, как размахивается и бьет ее по щеке. Она отшатнется и, возможно, упадет, но не опустит свой упрямо вздернутый подбородок и не выставит руку для защиты. Так и будет смотреть на него – не уступая, но и не защищаясь.
В такие минуты, как эта, Элизабет заставляла его бояться. За нее. За себя.
Элизабет перестала теребить концы шали и опустила руки.
– Похоже, у меня вошло в привычку испытывать твое терпение.
– Я пришел к тому же выводу.
– Она кивнула.
– Ты мог бы меня ударить?
Поставленный перед прямым вопросом, Нортхэм ощутил стыд, что позволил себе допустить такое, пусть даже в мыслях. Не менее обескураживающим было то, что он не сумел скрыть от нее эти мысли.
– Я никогда не подниму на тебя руку.
Он был так серьезен, что Элизабет не усомнилась в его искренности. Как и в том, что он не представляет, каким испытаниям могут подвергнуться его гордость и честь.
– Я могу дать тебе повод, – предложила она.
Нортхэм даже не улыбнулся.
– В чем, в чем, а в этом я не сомневаюсь. – Он подставил ей локоть. – Прошу.
Элизабет решила, что тема закрыта, и не стала настаивать, поскольку высказала все, что считала важным. Она взяла его под руку.
– Скажи, Хэмптон-Кросс – это твое фамильное поместье?
– Одно из них. Но я предпочитаю его всем остальным.
– Твоя мать живет там?
– Нет. Она обожает Лондон. Теперь, когда все мои сестры замужем, дом слишком велик для нее одной, так по край ней мере она говорит. А когда она выбирается за город, то гостит в Стоунвикэме, где живет мой дед. Так что можешь не беспокоиться – она не будет вмешиваться в управление Хэмптон-Кроссом.
Элизабет не слишком поверила его словам.
– Чтобы мать добровольно отдала своего сына, да еще и ключи от замка? В таком случае она должна быть лучшей из свекровей.
– Думаю, она такая и есть, – беспечно отозвался Норт.
– Элизабет подозрительно прищурилась.
– Ты меня дразнишь?
– Он хмыкнул.
– Немного.
Элизабет обнаружила, что улыбается. И как ему это удается? Наверняка мать и сестры прощали ему все шалости и безбожно избаловали. Неудивительно, что он так уверен, что вдовствующая графиня ее примет.
Нортхэм поднял глаза и перехватил мелькнувшую на ее лице улыбку.
– О чем ты думаешь?
– У тебя удивительная способность превращать самые сложные проблемы в пустяки.
– Правда? Я очень много работал над этим.
– Я серьезно.
– Я тоже. – Он задумчиво посмотрел на нее. – Кстати, нам, кажется, удалось избежать скандала.
Элизабет нахмурила лоб.
– У тебя было много скандалов?
– Этот был бы первым.
– У меня тоже. Но не может быть, чтобы все обошлось совсем без последствий.
Нортхэм усмехнулся, уловив в ее голосе разочарование.
– Последствия, конечно, будут, – согласился он. – Особенно для нас. Высший свет перемоет нам все косточки, но, думаю, через неделю они найдут себе другую тему для сплетен. – Он тяжело вздохнул. – А я тем временем попробую уточнить некоторые детали.
Элизабет пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Он стоял спиной к фонарю, нависая над ней темным силуэтом. Казалось бы, ей следовало испытывать тревогу, но вопреки здравому смыслу она чувствовала себя на удивление спокойно в тени его высокой фигуры.
– Интересно, – сказала она. – Что за детали?
– Ну, – пожал плечами Норт, – несмотря на репутацию мадам Фортуны как талантливой предсказательницы и тот бесспорный факт, что ожерелье было найдено в моем чемодане, не думаю, что кто-нибудь и в самом деле поверил, будто Джентльмен – это я. Как справедливо отметила баронесса, я богат, как Крез, и хотя это не исключает меня из числа подозреваемых, но все же указывает на отсутствие мотива преступления. А что касается табакерки Саутертона, то, во-первых, едва ли бы я позарился на такую вещицу, а во-вторых, учитывая, что мы с Саутом друзья, у меня была масса возможностей завладеть ею раньше. Возникает закономерный вопрос: зачем мне понадобилось делать это сейчас?
– И правда, – заметила она с иронией. – Я задаю себе тот же самый вопрос.
Нортхэм в ответ только хмыкнул.
– Продолжай, – попросила она. – Ты меня просто заворожил ходом своих рассуждений.
Жаль, подумал Нортхэм, что она не видит сейчас его улыбки. Это сбило бы с нее спесь. Из авторитетных источников – а точнее, от знаменитой французской балерины – он знал, что эта улыбка способна вызвать в женской груди восторженный трепет. Достаточно вспомнить реакцию жены директора Хэмбрик-Холла – правда, это случилось раньше, чем Нортхэм узнал о воздействии своей улыбки на слабый пол и научился использовать ее только в крайних случаях. Тогда ему было всего двенадцать лет, и он был по-детски беспечен. Элизабет крупно повезло, что с тех пор он многое понял.
Прежде чем она заподозрила, что у него на уме, он заговорил:
– Золотые карманные часы с рубиновым брелоком, которые должны были служить призом победителю охоты за сокровищем, так и не были найдены. В моем чемодане их тоже не оказалось. По признанию леди Баттенберн, они не представляли особой ценности, но, безусловно, чего-то стоили. Не столько, разумеется, сколько табакерка Саутертона. Вряд ли гости Баттенберна считают меня настолько безумным, что бы вернуть табакерку и взять себе менее ценную вещь.
Элизабет внимательно слушала, не сводя с него пристального взгляда. Норт помолчал, собираясь с мыслями.
– Следует также отметить, что я, хоть и не являюсь Джентльменом, не могу доказать, что не брал ожерелья Луизы…
– Замечательно, – сухо проговорила Элизабет. – Я начинаю опасаться, что мое признание было не только несвоевременным, но и вообще неуместным.
Нортхэм издал низкий смешок.
– Что касается твоего признания, будто мы провели то утро – и ночь – вместе, то, боюсь, в это никто всерьез не поверил.
– Что? – Заявление Нортхэма повергло Элизабет в шок. – Не может быть! С какой стати я стала бы наговаривать на себя, не будь это правдой?
– Но ведь это неправда, – напомнил он.
– Конечно, неправда. Тем не менее мне не нравится, когда кто-то сомневается в моих словах.
Нортхэм вдруг подумал, что даже если он потратит всю оставшуюся жизнь на то, чтобы постигнуть ее логику, едва ли у него что-нибудь получится.
– Ты должна пообещать мне, что никогда не будешь требовать, чтобы я вникал в твои умозаключения. Потому что мой бедный мозг просто не вынесет такой нагрузки.
– Какая заманчивая мысль! – улыбнулась Элизабет. – Ладно, давай я попробую вникнуть в твои умозаключения. Если ты, конечно, соизволишь мне их объяснить.
– Я бы не назвал это умозаключениями, – возразил Норт.
До чего же он может быть нудным в своем желании разложить все по полочкам! Элизабет нетерпеливо топнула ногой.
Нортхэм усмехнулся:
– Большинство гостей сочли твое заявление чрезвычайно романтичным. Видимо, они решили, что тебя подвигла на это любовь, а отнюдь не нарушение приличий, якобы имевшее место. – Даже в темноте он видел, как Элизабет открыла рот, а затем закрыла его, так ничего и не сказав. – Надо заметить, что тому в немалой степени способствовала твоя незапятнанная репутация. В общем, гости оказались в сложном положении. С одной стороны, они не могли не принять твоего чистосердечного признания, и это освобождает меня от обвинений в краже ожерелья. С другой – они склонны думать, что ты пожертвовала собой, чтобы меня выгородить.
Элизабет покачала головой, не в состоянии поверить тому, что слышит.
– Откуда такая снисходительность к моей персоне? Я бы не стала утверждать, что в свете это обычное явление.
– Согласен. Наверное, это потому, что все убеждены в твоих высоких моральных принципах. И потом, позволю себе заметить, у меня тоже имеются верные сторонники. – Один из этих сторонников, сладко спавший неподалеку, всхрапнул.
– Они дружно прыснули и зажали рты ладонями. Норт вздохнул. – И наконец, тот факт, что мы собираемся пожениться, пресек возможные сплетни в зародыше. Высший свет готов на многое смотреть сквозь пальцы, если соблюдены приличия. С его точки зрения, разумеется. Вот если бы один из нас пошел на попятную…
Улыбка Элизабет исчезла, как и желание смеяться. Лучше бы он не произносил последних слов. Она не нуждалась в напоминании, что ничего уже не изменишь.
– Я понимаю, – удрученно произнесла она.
Нортхэм почувствовал, что у Элизабет испортилось настроение, и задумался над причиной, с тоской поглядывая на яблоню. Хорошо бы устроиться под ней в его излюбленной позе – прислонившись спиной к стволу, скрестив руки и вытянув ноги, – тогда, возможно, ему удалось бы сочинить теорию, которая объясняла бы слова и поступки леди Элизабет Пенроуз. Его амбиции не простираются так широко, чтобы понять всех женщин. С него хватит одной, этой.
Он глубоко вздохнул. Да, судя по всему, озарение еще не скоро снизойдет на него, если такое вообще случится.
– Леди Пауэлл имеет несколько иное мнение относительно твоего признания.
Это сообщение мигом вывело Элизабет из задумчивости.
– Вот как?
– Она считает, что ты сама подсунула ожерелье в мой чемодан, чтобы поймать меня в ловушку и вынудить жениться. Слышала бы ты, как она восхищалась твоей ловкостью… Сравнивала тебя с Макиавелли.
– Леди Пауэлл не способна отличить Макиавелли от моей левой ноги.
– Ну, возможно, тут я что-то напутал. Но то, что она восхищалась тобой, – чистая правда.
– Не сомневаюсь. Лорду Саутертону следует быть настороже, а то как бы она не последовала моему примеру.
– Его камердинер уже проверил его чемоданы – дважды.
– Губы Элизабет изогнулись в усмешке.
– Вполне оправданная предосторожность.
– Страх кого угодно сделает осторожным.
– Элизабет заразительно рассмеялась.
– А ты не задумывался о роли Саута в этом деле? Может, это он подложил ожерелье в твой чемодан в надежде, что я брошусь тебе на выручку? Не стоит забывать о пари. Трудно сказать, как далеко способен зайти человек, когда на кон поставлен целый соверен.
– Выиграл Уэст. Саут ставил на то, что мы не поженимся.
– Неужели?
– Представь себе.
Элизабет замолчала, потом осторожно спросила:
– Ты считаешь, что я сознательно заманила тебя в ловушку?
– Помнится, я предлагал тебе руку и сердце и был решительно отвергнут. Если бы ты передумала, то, надеюсь, так бы и сказала, вместо того чтобы пускаться на хитрости, которые еще неизвестно чем могли закончиться. – Нортхэм рассеянно толкнул ногой камешек, и он улетел в темноту, прошуршав по траве.
Элизабет терпеливо ожидала продолжения.
– Мне вдруг пришло в голову, что ты могла подумать, будто это я хотел поймать тебя в ловушку.
Уголки ее рта приподнялись в легкой улыбке.
– Ну, это была не слишком надежная ловушка. Ты мог придумать что-нибудь получше, чем заваривать всю эту кашу в надежде, что я приду тебе на помощь. Я слишком высокого мнения о твоих умственных способностях, чтобы подумать такое. Ты это хотел узнать, да?
Нортхэм хмыкнул, ничуть не обескураженный тем, что она видит его насквозь.
– По-твоему, я вор?
Вопрос так поразил Элизабет, что она не сразу ответила.
– Это даже не приходило мне в голову.
– Правда? Ни разу?
Она покачала головой.
– Признаюсь, это меня удивляет.
– Ты хочешь сказать, что предпочел бы, чтобы меня посещали подобные мысли? Боюсь, это выше моего понимания. Я привыкла считать, что мужчины дорожат своей честью. Если только ты не веришь в ту глупость, которую сказала леди Пауэлл.
– Какую глупость?
– То, что твоя репутация только выиграет от подозрения, будто ты и есть вор Джентльмен.
Одна из его бровей приподнялась.
– Как я понял, твое сердце не начинает безумно колотиться от этой идеи.
– Даже не трепещет! – Низкий смешок Норта вызвал у нее улыбку. – С какой стати я должна подозревать тебя? – спросила она, удивленно глядя на него.
Он ненадолго задумался, прежде чем ответить:
– Я мог бы назвать несколько причин. В первый вечер в Баттенберне я столкнулся с тобой в библиотеке.
– Ты сказал, что пришел за книгой.
– Да. Но ты не обязана принимать мои слова на веру.
– Понятно. – Элизабет порадовалась темноте, скрывав шей ее тщетные попытки сдержать веселье. – Видимо, мне следовало предположить, что ты явился туда в поисках ценностей, которые можно было бы украсть.
– Вижу, вы решили позабавиться за мой счет, леди Элизабет?
– Ты угадал.
Нортхэм ничего не имел против. Главное, что она чувствует себя непринужденно в его обществе, пусть даже не отдавая себе в этом отчета.
– В таком случае, чтобы развеселить тебя еще больше, позволю себе добавить, что ты могла оценить мою спортивную подготовку, когда я вылез из твоей спальни через окно. Если верить леди Баттенберн, вор покинул ее комнату именно таким образом.
– Ну и что? – пожала плечами Элизабет. – Я была уверена, что ты приобрел опыт лазанья по стенам, скрываясь от ревнивых мужей, а не грабя представительниц высшего света.
– Это комплимент или оскорбление?
– Ни то и ни другое. Я просто развлекаюсь.
Нортхэм усмехнулся:
– На здоровье. И последнее: как ты помнишь, я помог тебе найти сокровище.
– Странно, а я думала, что это я тебе помогла.
– Не будем вдаваться в детали.
Элизабет рассмеялась:
– Ладно. Ты представил несколько убедительных фактов, доказывающих твою вину. Так что изволь вернуть Луизе золотые часы с брелоком и принести извинения обществу.
– Я могу рассчитывать на твою поддержку?
– Я буду писать тебе письма на каторгу.
Нортхэм отреагировал на это заявление, произнесенное чопорным тоном, взрывом хохота.
Элизабет прижала палец к губам, призывая его к тишине.
– Ты разбудишь лорда Саутертона, – шепнула она.
– Он бросил взгляд на друга.
– Сейчас это было бы совсем некстати.
– Почему?
– Потому что тогда я не смог бы сделать вот этого.
Он быстро наклонился к лицу Элизабет и прижался к ее губам. Она напряглась, но скоро ее рот с легким вздохом приоткрылся, и Нортхэм ощутил влажное прикосновение ее языка. Сделав над собой усилие, он неохотно отстранился. Зачем начинать то, чего нельзя довести до конца? Завтра все будет иначе.
Он выпрямился и чуть-чуть отстранился от нее. Элизабет опустила голову и потупила глаза. Как бы ей ни хотелось, она не могла обвинить Нортхэма в том, что случилось. Он не требовал у нее ничего, чего она сама не желала бы ему дать.
– Могу я говорить откровенно? – спросила она.
Норт удивился вопросу, ибо до сих пор она так и поступала.
– Я не желал бы ничего другого.
– Тебе так только кажется, – возразила Элизабет, покачав головой. – Впрочем, не важно. Так вот я хотела сказать…
– Ты не могла бы смотреть на меня?
Как и следовало ожидать, Элизабет резко вскинула подбородок. Нортхэм отступил в сторону, свет фонаря теперь освещал ее лицо, а он оставался в тени.
– Мне кажется, ты вообразил, будто испытываешь ко мне нежные чувства. Я права?
– Почему же «вообразил»? Мои нежные чувства вполне реальны. – Трудно было сказать, способствовало ли это признание ее дальнейшей откровенности. Черты Элизабет, хотя и ярко освещенные, оставались непроницаемыми. – Надеюсь, ты не считаешь это препятствием для нашего брака?
Элизабет слегка нахмурилась, неуверенная, что он не подшучивает над ней.
– Это тебе решать. Но ты должен знать, что я не способна ни на какие чувства, кроме симпатии и уважения. – Она помолчала, вглядываясь в его лицо, однако понять, что он думает, было невозможно. – Я не допущу, чтобы ты влюбился в меня.
Нортхэм серьезно посмотрел на нее.
– А что, если это не в твоей власти?
– О, я понимаю. Я даже не уверена, что такое вообще возможно. Но какова бы ни была природа твоих чувств ко мне сейчас, они изменятся. Не исключено, что в один прекрасный день ты меня возненавидишь. Вообще-то я не представляю себе, как может быть иначе. Ты, наверное, думаешь, что я забочусь о тебе, но это не так. Я забочусь о себе. Оказывается, я достаточно эгоистична, чтобы надеяться, что ты будешь ненавидеть меня меньше, если никогда не полюбишь.
Нортхэма это признание потрясло. Он молча наблюдал, как слезы застилают глаза Элизабет. Она не мигая смотрела на него, словно не желала, чтобы они скатились вниз. Интересно, во что обошлось ее гордости это признание? И неужели она такого низкого мнения о себе? Или, наоборот, слишком высокого?
– Нет никакой необходимости на мне жениться, – вздохнула она, но ее голос невольно дрогнул, и она опустила взгляд. – Я хочу, чтобы все было предельно ясно. Еще не поздно забрать назад твое предложение. Мы могли бы поддерживать видимость помолвки несколько месяцев, переждать скандал, а потом каждый из нас пошел бы своим путем. Твоя репутация не пострадала бы, а меня сплетни не волнуют, поскольку я не собираюсь снова выходить замуж. Получить развод куда сложнее.
– Не будет никакого развода, – отрезал Норт. – И незачем… – И тут только до него дошло: – Что значит, ты не собираешься снова выходить замуж?
Элизабет заморгала.
– О чем ты?
Нортхэм ни на секунду не поверил, что она его не расслышала. Впервые за все время их краткого знакомства Элизабет притворялась!
– Ты сказала, что не собираешься снова выходить замуж. Из этого следует, что ты уже была замужем, Я прав?
Она яростно замотала головой:
– Нет. Нет, я не была замужем! Его глаза сузились.
– Может, все-таки объяснишь?
– Нечего здесь объяснять. Просто ты меня неправильно понял, или я оговорилась. Я имела в виду, что не собираюсь выходить замуж после нашего брака, если он состоится.
Нортхэм попытался воспроизвести в уме эту замысловатую формулировку, но у него ничего не вышло. Зато осталось общее впечатление, что здесь что-то не так.
– Ты не была девственницей, – напомнил он.
Смех Элизабет прозвучал слегка истерично. Она поспешно зажала рот ладонью и, справившись с собой, ответила ровным тоном:
– Ну, это легко объяснить, ведь я шлюха.
Нортхэм поклялся, что не позволит ей вывести себя из терпения. Хотя избранная Элизабет тактика защиты была, мягко говоря, нетрадиционной.
– Но если ты была замужем…
– Я же сказала, что не была замужем.
– Значит, имела много любовников.
– Элизабет вздрогнула, однако тон ее не изменился:
– Очень точное определение шлюхи.
Нортхэм отметил, что она опять уклонилась от ответа. Раньше он считал, что смирился с тем, что не был первым у Элизабет, но теперь у него появились сомнения. Он даже не знал, что его больше тревожит: вереница любовников, проследовавших через ее спальню, или подозрение, что у нее был, только один мужчина, и не кто-нибудь… а муж?
Он протянул ей руку.
– Пойдем, – произнес он несколько натянутым тоном. – Я провожу тебя до дома.
Элизабет встала, проигнорировав его помощь, и прошествовала мимо. Норт придержал ее за локоть. Она остановилась, устремив на него мятежный взгляд.
– Я провожу тебя, – повторил он.
Элизабет подавила детское желание вырваться. Завтра она уже не сможет поступать как ей хочется, так почему бы не начать привыкать к своему новому положению сегодня?
В свете фонаря она ясно видела, что в его темно-голубых глазах светилось сожаление, от которого ее сердце почему-то сжалось.
– Сюда, – позвал он. – Эта тропинка гораздо удобнее.

 

Элизабет никогда не падала в обморок и не собиралась делать этого сейчас. Она сожалела, что Норту не полагается держать ее под руку. Он с непринужденным видом стоял рядом, тогда как она с трудом сдерживала дрожь – так туго были натянуты ее нервы.
Она подняла чуть выше букетик, который держала в руках, и вдохнула нежный аромат ландышей. Лучше бы Луиза спрятала среди листьев флакончик с нюхательной солью. Тогда по крайней мере она была бы уверена, что выстоит церемонию до конца, даже если не сможет членораздельно изъясняться.
И еще она думала о публике, сидевшей за ее спиной. В правом ряду расположились лорд и леди Баттенберн, единственные из присутствующих, с кем ее связывало хотя бы длительное знакомство. Приглашенных со стороны жениха было немногим больше: члены Компас-клуба, которые вели себя куда сдержаннее, чем в тот день, когда Элизабет впервые увидела их вместе, и вдовствующая графиня, сидевшая в первом ряду. Чем вызвано похвальное поведение приятелей Нортхэма – уважением к торжественному событию или страхом перед его матерью, – Элизабет не знала. Она взглянула на ее сиятельство мельком, когда шла по проходу между скамьями, направляясь к стоявшему у алтаря жениху. То, что она успела разглядеть, вовсе не способствовало ее душевному покою.
Глаза у леди Нортхэм были чуть светлее, чем у сына, и напоминали скорее скованное льдом озеро, нежели ясное небо. Такой же скованной почувствовала себя и Элизабет, увидев эти глаза. Она так до конца и не оправилась, когда пришло время произносить клятвы.
Она услышала, как преподобный Роулингс обратился к ней с вопросом. Сверкнувшая в его очках радуга вывела Элизабет из оцепенения. Охваченная паникой, она уставилась на Нортхэма, словно рассчитывала найти в его лице нечто такое, что успокоило бы ее страхи.
Его улыбка была не просто доброй, она была понимающей. Он смотрел ей в глаза, ничего не требуя и не осуждая. «Ты вправе передумать, – словно говорил его взгляд, – но я принял окончательное решение».
Викарий снова заговорил, и Элизабет услышала собственный голос, повторяющий клятвы. Он звучал четко, ясно и на удивление искренне. Она не отрывала глаз от Нортхэма, забыв на эти краткие мгновения, что они в церкви не одни. Затем она услышала те же слова, но произнесенные более звучным и уверенным тоном. Норт приносил супружеские обеты так торжественно, что Элизабет была потрясена до глубины души. Так рыцарь приносит присягу своему сюзерену, вручая ему не только свою преданность, но и свою жизнь.
Норт надел ей кольцо на палец. Но и без этого символа супружеского союза Элизабет понимала, что он вверяет ей свою судьбу. И это после того, как она чуть ли не умоляла его перестать ей доверять.
Наконец викарий предложил Нортхэму поцеловать молодую жену. Кивка Элизабет, выразившегося скорее в трепете ресниц, чем в движении подбородка, не заметил никто, кроме ее мужа. Он склонил голову и помедлил, чуть касаясь ее губ. Это был момент, когда она в полной мере оценила степень его терпения и продуманность стратегии. Перед своей матерью, лордом и леди Баттенберн, викарием и Богом Брендан Дэвид Хэмптон, шестой граф Нортхэм, ждал, пока она поцелует его.
Приподнявшись на цыпочки, Элизабет прильнула к его губам. Со второй скамьи, где расположились приятели Норта, раздались одобрительные возгласы, более уместные на представлении в «Ковент-Гарден», нежели на венчании, однако они быстро смолкли под строгим взглядом матери жениха. Нортхэм улыбнулся и обнял Элизабет. Ее руки поднялись и скользнули ему на шею.
До чего же просто влюбиться в него, мелькнуло у нее в голове.
Этой мысли оказалось достаточно, чтобы она оцепенела в его руках. Нортхэм тотчас уловил перемену в ее настроении и разомкнул объятия. Не сказав ни слова, они одновременно повернулись к публике, теперь уже как муж и жена.
Леди Баттенберн первой добралась до Элизабет и прижала ее к своей пышной груди.
– Я так рада за тебя, моя дорогая. Вот увидишь, замужество идеально подойдет к твоему темпераменту. Ты вся сияешь! Правда, Баттенберн? – Она чмокнула Элизабет в щеку. – Надо быть слепым, чтобы не видеть, как ты счастлива.
Нортхэм, бросив взгляд на лицо жены, решил, что Луиза несколько переоценивает состояние Элизабет. Она больше не выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок, но сказать, что она сияет, – значило бы сильно погрешить против истины.
Баттенберн отвесил Элизабет поклон, когда его жена отступила в сторону.
– Ты и вправду прелестно выглядишь, дорогая.
Нортхэм подумал, что это чертовски слабо сказано. Элизабет была необыкновенно хороша в это утро. Даже вполне естественная нервозность не умаляла ее очарования. На ней было платье из плотного белого щелка, отделанное кружевной оборкой по подолу и атласной тесьмой, украшавшей лиф и рукава. С золотисто-каштановыми локонами, перевитыми белыми лентами, она была похожа на ангела. Конечно, его оценка не могла быть беспристрастной, но, заметив благоговейное выражение в глазах друзей, Норт понял, что он не единственный, кто пришел к такому же выводу.
Леди Нортхэм была на целую голову ниже своего обожаемого сына. Поскольку эта разница в росте возникла, когда ему исполнилось четырнадцать лет, графиня давно не обращала на нее внимания. Норт, со своей стороны, охотно подыгрывал матери, делая вид, что смотрит на нее снизу вверх.
Графиня была моложавой женщиной, сохранившей как былую привлекательность, так и влияние в свете. Нортхэм подозревал, что после смерти отца у нее были любовники, но она вела себя осмотрительно, а у него не было ни малейшего желания вмешиваться в ее личную жизнь. У нее было несколько постоянных поклонников и еще больше воздыхателей, но за внешним легкомыслием скрывался пытливый ум. Политические суждения графини бывали порой столь проницательны, что Нортхэм опасался поощрять ее интерес в этом направлении. Она никогда не ограничивалась полумерами, даже в тех случаях, когда не совсем понимала, что делает.
– Дорогая матушка, – проговорил он, склонившись к ее щеке. – С твоей стороны было очень мило приехать.
– Есть старинная пословица о горе и Магомете, – заметила она. – Надеюсь, ты ее знаешь.
– Еще бы!
– Это было крайне утомительное путешествие, я уже отчаялась успеть вовремя. – Она постучала его по плечу кончиком веера из сандалового дерева. – Ну не стой столбом, представь же меня своей жене.
Нортхэм повернулся к Элизабет и одарил ее, как он надеялся, ободряющей улыбкой.
– Матушка, это моя жена Элизабет, леди Нортхэм. Миледи, моя мать, вдовствующая графиня Нортхэм.
Элизабет осторожно присела, так чтобы ее хромота не бросалась в глаза.
– Миледи, – пролепетала она. – Приятно познакомиться.
– С чего бы это? – сухо осведомилась Сесилия Уорт Хэмптон Нортхэм. – Вы не могли не заметить, что я чрезвычайно недовольна. Правда, я еще не решила, кем именно: вами или своим сыном. В данный момент я больше сержусь на вас, но это может измениться. – Она вперила в Норта ясный взгляд голубых глаз, который если и потеплел, то ненамного. – Не так ли?
– Ты, как всегда, права, мама.
– Не дерзи.
– Он хмыкнул.
– Я всего лишь согласился с тобой.
– Возможно, но каким тоном? – саркастически проговорила графиня и снова обратилась к Элизабет: – Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
– О да, – кивнула Элизабет. – Прекрасно понимаю.
Леди Нортхэм одобрительно посмотрела на нее:
– Неплохо для начала. – Она указала на трех мужчин, маячивших у нее за спиной. – Видите эту троицу, моя дорогая? Когда мать знает, что ее сын выбрал себе в друзья таких вот шалопаев, может ли она надеяться, что он сделал лучший выбор, решив жениться?
Элизабет посмотрела на приятелей Нортхэма. Окружив молодожена, они желали ему счастья, и сейчас не имело значения, что каждый из них думал о причинах этого брака. Саут, хотя и проиграл пари, чуть не лопался от самодовольства, да и Истлин с Марчменом вели себя ненамного сдержаннее. Едва ли их настроение было бы таким радужным, не будь сам Нортхэм доволен тем, как все устроилось.
Рискуя вызвать недовольство графини, Элизабет тихо заметила:
– Я была бы рада иметь таких друзей, мадам. Мне кажется, мать должна быть довольна, если ее сын найдет в лице своей жены хотя бы вполовину такого хорошего товарища, как эти мужчины.
Ее слова были встречены гробовым молчанием. Элизабет очень захотелось вздернуть подбородок, но она испуганно подумала, что этот нервный жест может быть воспринят как вызов. И тут вдовствующая графиня неожиданно улыбнулась, причем весьма дружелюбно.
– Совершенно с вами согласна, моя дорогая. – С этими словами она повернулась к членам Компас-клуба и, протянув руку, сказала: – Сто фунтов с каждого! Эх вы! Нашли с кем спорить! Говорила же я вам, что Норт никогда не женится на женщине, которая струсит перед его матерью!
Норт застонал, а Элизабет от изумления открыла рот. Лорд и леди Баттенберн обменялись ошарашенными взглядами. Наклонившись к жене, Норт прошептал:
– Моя мать предпочитает более крупные ставки, чем те, что мы обычно заключаем между собой.
– Я все слышала, – вмешалась леди Нортхэм. – Слава Богу, я еще не впала в старческое слабоумие. А что касается ставок, то ни один из вас не имеет ни малейшего представления о том, как заключать пари. – Кивнув Саутертону, Истлину и Марчмену, когда они по очереди вложили банкноты в ее раскрытую ладонь, она небрежно засунула выигрыш в свою сумочку. – Благодарю вас, джентльмены. Для меня всегда большое удовольствие получать с вас деньги.
Саутертон покачал головой со сконфуженной ухмылкой, придававшей ему мальчишеский вид.
– Откуда нам было знать, что она вас не побоится? Мы ведь боимся.
Графиня потрепала его по щеке.
– Чего я и добивалась. И так будет всегда.
– Да, мэм.
Она повернулась к своему сыну и молодой невестке.
– Незачем смотреть на меня с таким осуждением, Норт. Если ты не поостережешься, то скоро станешь таким же моралистом, как твой дед, а это вовсе не допустимо. – Она взглянула на Элизабет, все еще стоявшую с открытым ртом. – Дорогая, вы не должны винить в этом Норта. Он ничего не знал. У него для подобных вещей не хватает чувства юмора. Надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы он не превратился в безнадежного зануду. К сожалению, мне не удалось добиться особых успехов в этом направлении. – Она проигнорировала страдальческий взгляд Норта и подставила Элизабет свою гладкую щеку для поцелуя. – Ну-ка! Я предпочла бы что-нибудь понежней, чем реверанс, хотя это было проделано очень мило и почтительно. Как раз то, что нравится моему отцу, в чем вы сможете убедиться, когда встретитесь с ним.
Все еще пребывая в шоке, Элизабет прижалась губами, к щеке графини.
– Значит ли это, что вы вовсе не так сердиты, как могло показаться сначала?
– Ну, я сразу поняла, что вы не робкого десятка. Тем не менее я недовольна своим сыном. Но это пройдет. Как всегда. И к сожалению, слишком скоро, поскольку я не в силах устоять перед его обаянием.
Элизабет сжала губы, сдерживая улыбку, а Нортхэм, смутившись, переступал с ноги на ногу. Повинуясь безотчетному порыву, она взяла его под руку, Он посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся. На мгновение время остановилось, словно они были одни в целом свете, а не в окружении целой толпы любопытных зрителей.
Истлин прочистил горло. Оутертон ухмыльнулся. Марчмен вежливо кашлянул, а преподобный Роулингс углубился в изучение тисненого переплета Библии. Лорд и леди Баттенберн обменялись очередным взглядом, на сей раз довольным, а вдовствующая графиня заморгала, чтобы остановить внезапный прилив слез.
Никто не заметил, как двери церкви распахнулись, пока не раздался властный голос:
– Похоже, я приехал слишком поздно, чтобы вручить невесту жениху?
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10