Глава 22

Энтони вернулся к себе в состоянии оцепенения. У всех на глазах, в присутствии Селии Норвуд посмел назвать его шулером. Раньше Энтони непременно попался бы на эту удочку и ввязался в драку с Норвудом или вызвал бы его на дуэль. Раньше, но не сейчас. Энтони все это надоело. Что бы он ни сделал, что бы ни сказал, как бы себя ни повел – он всегда виноват.

На него навесили ярлык шулера – только за то, что он использует во время карточной игры свою феноменальную память и способность просчитывать комбинации ходов. Когда отец выгнал Энтони из дома, он нашел способ добывать себе средства к существованию – и ему навесили ярлык мошенника. Он вкладывал деньги в различные предприятия по просьбам женщин, чьи мужья выделяли им слишком мало денег на карманные расходы, – и его прозвали распутником, соблазнителем дам. Когда он прекратил всяческую деловую активность, его провозгласили охотником за богатым приданым. Даже с Селией он все сделал не так, как следовало. Когда Норвуд оклеветал его в глаза, у Селии на лице было написано такое же потрясение, как и у всех остальных, присутствовавших в тот момент в гостиной. Это послужило для Энтони последней каплей, переполнившей чашу терпения. Ведь Селия, также как и остальные, питает к нему отвращение. И это теперь, когда он уже начал надеяться, что мечты его сбудутся.

Но может быть, он и в этом заблуждался, как и во всем остальном? Энтони надоело притворяться, будто он не замечает, как женщины восторгаются им. Как мужчины настороженно за ним наблюдают. С какой враждебностью за ним следит вдовствующая герцогиня. Какие у него есть основания полагать, что Селия, не обращая внимания на советы и возражения своих родных и друзей, выберет Энтони с его скандальной репутацией? Он с самого начала понимал, что ему не следует ехать в Эйнсли-Парк. До этого визита он, казалось, смирился с жизнью и был вполне доволен существующим положением вещей. А теперь у Энтони появилось такое чувство, словно его постигла какая-то большая потеря. Хотя на самом деле это было не что иное, как призрак его надежд и сокровенных желаний, которым никогда не суждено сбыться.

Франклин уже ожидал Энтони: земля слухом полнится. Энтони снял пиджак и жилет, развязал галстук. А затем приказал камердинеру на следующее утро начать укладывать вещи, потому что завтра они возвращаются в Лондон. Франклин ответил поклоном, и Энтони велел ему отправляться спать. Он не хотел сегодня никого видеть, хотел немного побыть наедине с самим собой.

Закутавшись в халат, Энтони подошел к окну. Шторы все еще были раздвинуты, и из окна Энтони видел освещенную лунным светом лужайку и конюшню. Прислонившись к стене, Энтони стал смотреть в окно. Когда-то давным-давно, он с удовольствием приезжал в эти места. Дэвид Рис, при всех его недостатках, был хорошим другом гордому и одинокому Энтони, который под маской высокомерия скрывал свою ранимость. Как раз перед этим граф сказал ему, чтобы он никогда не возвращался в Линли-Корт. Энтони полагал, что ему следует быть признательным Линли за то, что он оплачивал его учебу. Однако тогда он поклялся, что больше не примет от Линли ни гроша. Для отца он был как бельмо на глазу. Раз он не нужен графу, он не будет ему навязываться. И он сдержал свою клятву и никогда больше не обращался к Линли, даже когда находился в стесненных финансовых обстоятельствах и имел репутацию самого скандального мужчины во всем Лондоне.

В Эйнсли-Парке Энтони принимали почти благосклонно, даже когда Дэвид окончил школу. Но с течением времени он и здесь перестал быть желанным гостем. На сей раз подоплека этого была очевидна. Все было ясно как день. Хотя Энтони ни разу за все время не позволил себе ничего предосудительного с Селией, он знал, что герцогиня не желает видеть его рядом с дочерью – из принципиальных соображений. Энтони не винил в этом герцогиню. Дурная слава всегда бежала впереди него.

Ах, ну ладно, что уж там! Энтони давно смирился со своей подмоченной репутацией. Бессмысленно из-за этого убиваться. Что ни делается – все к лучшему. Может, нужно быть признательным Норвуду за то, что благодаря ему теперь у Энтони появился благовидный предлог, чтобы уехать отсюда. И для Селии тоже так будет лучше…

Размышления Энтони прервал стук в дверь. Энтони замер. Стук повторился. Наверное, это Перси. А может быть, даже Нед, который хочет заверить его – разумеется, с глазу на глаз, а не при всех, – что на самом деле друзья не считают его мошенником. Хороши друзья, ничего не скажешь.

Вздохнув, Энтони открыл дверь. Увидев Селию, удивился.

– Мне очень жаль, – выпалила она с порога. – Лорд Уильям – настоящий фигляр.

Энтони отмахнулся, спрятавшись за привычной маской безразличия.

– Это не имеет значения. Вне всякий сомнений, этот господин находился в изрядном подпитии.

– Он назвал вас шулером, не имея на это никаких оснований. Все так растерялись, что не смогли дать ему достойный отпор. Я сожалею, что вас оклеветали в моем доме, на моей вечеринке.

Энтони растянул губы в вежливой улыбке.

– Благодарю вас. Но, право же, не стоило из-за меня беспокоиться.

В глазах у Селии по-прежнему была тревога.

– Вы позволите мне войти?

Одно короткое мгновение Энтони колебался, а затем пропустил ее. Проскользнув мимо Энтони, Селия вошла в комнату, и он затворил за ней дверь.

– Не понимаю, – сказала Селия – голос ее дрогнул. – Не понимаю, почему вы не защищаете себя, когда…

– Как прикажете мне себя защищать? – Энтони прислонился спиной к двери. – Потребовать доказательств? Возразить, голословно заявив, что я не виноват? Вряд ли Норвуд поверит мне на слово, даже если я дам ему слово джентльмена. Едва ли он вообще считает меня джентльменом.

Селия кусала губы. Она понимала, что в этом Энтони прав.

– Но вы не проронили ни слова в свое оправдание.

Энтони вздохнул и прошел в глубину комнаты. Зря он впустил Селию. Но ничего: он скажет несколько слов, чтобы ее успокоить, и выпроводит.

– Это не имеет никакого значения, завтра утром я уезжаю. Я подумал, что нет смысла поднимать шум из-за того, что произошло.

Селия еще сильнее разволновалась. Она стала нервно вышагивать по комнате, шурша шелковыми юбками.

– Я подумала… Я понимаю… Разумеется, это ваше право – решать, говорить или нет что-то в свое оправдание, когда вас незаслуженно оскорбляют. Даже в том случае, если это беспокоит и огорчает других людей. Но я хочу… я очень хочу, чтобы вы доверяли мне и объяснили, почему вы так спокойны, когда кто-то на вас клевещет.

Энтони закрыл глаза и потер лоб.

– Просто мне это безразлично.

– А мне – нет. По-моему, именно здесь кроется разгадка вашего характера.

Энтони удивленно посмотрел на Селию. Их взгляды встретились. Она умоляюще смотрела на Энтони. Он опустил голову.

Селия вздохнула и направилась в его сторону. Энтони собрал в кулак всю свою волю. Однако Селия подошла к столу и взяла в руки колоду карт, затем приблизилась к постели и села на кровать. Она перемешала карты и посмотрела на Энтони выжидающе.

– Сыграем? – предложила она. – Если выиграю я, вы откроете мне причину вашего такого странного безразличия к мнению окружающих. А если выиграете вы, я оставлю вас в покое и вы больше не услышите от меня ни одного вопроса на эту тему. Согласны?

– Нет.

– Почему? – Селия бросила ему карту. Энтони поймал карту и положил на одеяло между собой и Селией. – Боитесь, что я вас обыграю?

– Ужасно боюсь, – шутливо ответил он.

– Я неплохо играю, – сообщила она, тасуя колоду. – Дэвид научил меня нескольким фокусам.

– Не советую вам впредь прибегать к ним. Вряд ли вы извлечете из них какую-нибудь пользу, они только вызовут подозрение.

– Уф. – Она бросила ему еще карты. – А я считала, что вы не робкого, десятка. Вы отказываетесь отвечать на мои вопросы и боитесь принять мой вызов? А я думала, брошенный вам вызов может вас раззадорить, а не испугать. Думала, вы любите, когда перед вами ставят трудные задачи. Чего вы боитесь?

Энтони не обращал внимания на карты, которые лежали перед ним на кровати.

– Селия, я не хочу играть с вами в карты.

– Не заговаривайте мне зубы. Какую игру вы предпочитаете?

Он вздохнул и отвел глаза.

– Не надо, Селия.

Услышав металл в его голосе, Селия отложила карты в сторону.

– Почему не надо? Вы же играете с Норвудом и остальными. Даже если вам этого не хочется.

– Да, и вот к чему это привело. – Опустив глаза, Энтони теребил рукав халата.

– Потому что вы выиграли, – заметила Селия.

– Потому что они думают, что я плутую. Вы прекрасно это знаете.

Селия собрала разбросанные карты.

– В этой игре невозможно плутовать, – сказала она, раздавая карты. – Исход игры целиком зависит от воли случая.

– Так всегда кажется вначале, – пробормотал Энтони.

– Что вы хотите этим сказать? – не поняла Селия, но Энтони лишь пожал плечами. – Вы знаете, что можете мне доверять, – тихо сказала Селия. Энтони снова поднял на нее глаза. В них была насмешка. – Даже если бы вы признались мне, что жульничаете, об этом не узнала бы ни одна живая душа. Хотя я уверена, что вы не шулер.

Какое-то время он просто смотрел на нее. Селия затаила дыхание. Она понимала, что наступил решающий момент и Энтони вот-вот откроет ей правду.

До нее доходили слухи, что он шулер и мошенник. Селия никогда этому не верила. Однако ей казалось странным, что Энтони так необыкновенно удачлив в игре, в то время как все остальные, включая ее брата Дэвида, проигрывали ровно столько же, сколько выигрывали. В чем заключался секрет Энтони? Могли он плутовать в игре? Селия не верила в это, и все же… Если бы он и впрямь был шулером, признался бы он ей в этом? Нет, он не настолько ей доверяет.

– Я умею считать карты, – сказал он наконец.

Селия нахмурилась:

– Считать карты? И так известно, сколько их всего.

– Я запоминаю, сколько и каких именно карт каждой масти уходит во время игры и сколько еще осталось в колоде, – объяснил он. – В течение всей игры.

Мгновение Селия соображала, как это понимать и как это помогает ему выигрывать.

– Правда? Неужели вы можете все это запомнить? Или вы смеетесь надо мной? – не поверила она.

Энтони объяснил, что вначале просто наблюдал за игрой других и играл, не придерживаясь какой-либо системы, играл как Бог на душу положит. Тогда он часто проигрывал, однако ему хватало благоразумия ставить на кон только мелкие суммы. Но по мере того как колода у него в руках сокращалась, его ставки становились все больше, он запоминал, какие карты были отыграны, а какие все еще находились в игре.

– Это поразительно. – Селия была ошеломлена.

Его лицо вытянулось.

– В этом нет ничего поразительного.

– Есть, – настаивала она.

Энтони криво усмехнулся:

– Из-за этого проклятого умения, когда я был мальчишкой, меня исключили из трех школ. Все были уверены, что я жульничаю. А я был чересчур горяч. Болезненное самолюбие не позволяло мне дать выиграть другим. Преподаватель математики заявил, что мне не победить его, но я, болван, его обыграл. Он так разозлился, что написал моему отцу, и вскоре меня выгнали из школы. Точно так же дело обстояло со всеми школами, где я учился.

– Но почему вы не рассказали обо всем отцу? Разве он не был расстроен, что вас обвиняли в том, чего вы не совершали?

Энтони ссутулился и облокотился на подушку. Он сидел, подпирая рукой щеку, глядя на карты.

– Вот вам ответ на ваш вопрос, дорогая моя: моего батюшку не особенно интересовало, каким образом и при каких обстоятельствах я выиграл у преподавателя в карты. Главное, что его заботило, – сам факт, что меня обвинили. Потому что это, видите ли, позорило его имя. – Энтони горько усмехнулся. – Сидя сегодня за карточным столом, я даже не старался выиграть. Я хотел дать фору Перси. Но он такой болван, что ни разу не воспользовался предоставленным ему преимуществом.

– Теперь я буду играть в вист только с вами – и больше ни с кем.

– Я не люблю играть в вист.

– Должны полюбить. С вашими способностями мы смогли бы оставить Дэвида и мистера Перси без гроша.

– Я играю не затем, чтобы пустить кого-то по миру.

– Но Дэвид это заслужил, – пробормотала она. – Значит, вы собрались уезжать лишь из-за того, что умеете делать то, что, кроме вас, никто не умеет?

– Я собираюсь уехать, потому что не хочу, чтобы меня снова назвали шулером. И потому что… – Он колебался. – Потому что не хочу, чтобы вы из-за меня расстраивались.

– Значит, вы оставляете меня?! – воскликнула Селия.

Энтони еще больше помрачнел.

– Я не хочу, чтобы вы снова попали из-за меня в неловкое положение. – Он проговорил это резким, категоричным тоном. А затем вскочил и подал руку Селии, чтобы помочь ей встать. – Ступайте к себе. Вам пора идти.

Селия не двинулась с места.

– Для чего вы писали мне все эти письма?

На щеках у Энтони заиграли желваки.

– Чтобы расшевелить вас, поднять вам настроение.

– Только поэтому?

Энтони вздохнул:

– Селия, вы не должны здесь находиться. Зря я позволил вам войти.

– Нет, вы лучше ответьте мне: неужели причина только в этом? – не унималась она. Энтони не поднимал на нее глаза. Сердце у него билось учащенно. – Просто скажите мне – и все, – спокойно и твердо сказала Селия. – Если это была единственная причина, то мне следует поблагодарить вас: это и в самом деле меня расшевелило. – Энтони повернулся к ней спиной и подошел к нише, в которой было расположено окно. Селия вскочила с кровати и последовала за Энтони. – Это была единственная причина? – Он не ответил. Она тронула его за руку. – Энтони…

Он повернулся к ней, а затем взял ее лицо в ладони и страстно поцеловал ее, прижимая к стене, которая была у нее за спиной. Селия прильнула к Энтони, охваченная желанием.

Она потянулась к нему. Энтони схватил ее за запястья и прижал их к стене, возле ее головы. Селия обмякла и оперлась спиной о стену.

«Да!» – с ликованием думала она. – О да…»

– Селия, – выдохнул он, прикасаясь губами к мочке ее уха, – остановите меня.

Она поворачивала голову из стороны в сторону, купаясь в волнах наслаждения.

– Ни за что.

Он прислонился лбом к ее шее и простонал:

– Вы должны это сделать.

Его губы заскользили по ее шее. Селия прильнула к нему всем телом. У нее отпала необходимость во что бы то ни стало услышать ответ на свой вопрос из уст Энтони. Теперь в этом не было особой нужды.

Собрав в кулак всю свою волю, Энтони отстранился. Он стоял перед Селией, сжимая кулаки. Его грудь вздымалась, глаза потемнели от желания. Мгновение Энтони и Селия оба молчали, глядя друг на друга. Затем Селия бросилась к нему и принялась снимать с него рубашку. Энтони вяло сопротивлялся, но Селия настояла на своем. Она прильнула губами к его шее, Энтони замер и затаил дыхание. Когда она прижала его к стене алькова, он перестал сопротивляться.

– Селия, – прошептал обессиленный Энтони, – прошу вас, ради Бога.

– Ш-ш… – Она приложила палец к его губам и посмотрела на него. – Не нужно ничего говорить.

Через минуту он закрыл глаза и сдался на ее милость. Селия перестала его держать, но Энтони даже не пошевелился. От радости у Селии учащенно забилось сердце, и мурашки побежали по спине от сладостного предвкушения.

Она сняла с Энтони халат. Когда она расстегнула его рубашку, Энтони судорожно вздохнул, но не пошевелился. Селия вглядывалась в его лицо – у него в глазах было страстное томление. Он показался ей сейчас таким одиноким, а у нее в ушах звучали его слова: «Просто мне все равно… Это не имеет значения». Но некоторые вещи на самом деле имеют значение, и Селия не уйдет отсюда, пока Энтони это не поймет.

Селия медленно расстегнула его брюки и, взяв в руки его увеличившийся в размере ствол, принялась его гладить, слыша, как у Энтони учащается дыхание. Когда она ласкала его, он на мгновение задержал дыхание, а затем резко и судорожно выдохнул и задрожал. Приободренная, Селия улыбнулась и опустилась на колени.

Когда в прошлый раз Энтони занимался с ней любовью, лаская ее ртом, Селия тайно лелеяла желание узнать, что будет, если она сделает с Энтони то же самое. Мысль о том, что она сможет довести Энтони до такого же экстаза, до какого довел ее он, не давала ей уснуть по ночам. И вот теперь она здесь, перед ним, на коленях, и заставляет его трепетать от наслаждения. Ее глаза победно блестели. Селии хотелось доставить ему удовольствие, и, направляемая его рукой, она тихо ликовала, видя, какую власть возымела над Энтони.

Вдруг он резко сорвал с себя рубашку и швырнул ее на пол. Тяжело дыша, Энтони рухнул на колени перед Селией. Его глаза потемнели от желания, а вены на шее напряглись.

– Вам нужно было уйти, когда у вас была для этого возможность.

Селия медленно покачала головой. От его горящего взгляда по телу у нее побежали мурашки. Энтони протянул к ней руку и нежно погладил ее щеку. Селия схватила его руку и прижалась к ней щекой, а затем поцеловала его ладонь. Энтони начал покрывать горячими поцелуями ее шею, так что Селия застонала. Резкими, порывистыми движениями Энтони расстегнул лиф ее платья, а затем потянул за него.

– Развяжите сорочку, – хриплым голосом велел он.

Селия развязала ленточки сорочки и тихо ахнула, когда Энтони принялся ласкать губами ее сосок. Она выгнула спину, бесстыдно предлагая ему себя, умоляя и требуя.

Когда он вошел в нее, ритм его движений был жестким, властным и быстрым. Здесь не было места для нежности или игры в соблазнение – было только необузданное, неукротимое желание.

– Вы – настоящая ведьма, – задыхаясь, бормотал он. – Что вы делаете со мной…

Когда Селии показалось, что сейчас она взорвется, ее накрыла волна наслаждения. Энтони еще раз толкнулся внутри ее, а потом замер с хриплым возгласом.

Туман в голове Энтони понемногу рассеивался, и он начал постепенно приходить в себя. К нему возвращалась способность соображать. Он понял, что Селия лежит на полу под ним и тяжело дышит, обнимая его ногами. Ее растрепанные золотистые пряди закрывают ее лицо. Он убрал рукой локоны с ее лица – Селия даже не пошевелилась.

Энтони закрыл глаза. Еще совсем недавно он говорил Селии, что ей нужно уйти, предприняв последнюю попытку остановить это безумие. Но сейчас Энтони не понимал, как сможет ее отпустить – после того как он положил ее на пол и занимался с ней любовью, как дикарь, позабыв обо всем на свете. Впервые за много-много лет он потерял самообладание. Разум покинул его. Возобладала животная страсть.

Перси прав: Энтони без ума от Селии. И он всегда будет от нее без ума.

– Селия, – выдохнул он. Она медленно повернула голову и посмотрела на него. В глазах у нее был туман. Энтони выпустил ее и поднялся на ноги. – Идите ко мне, любимая, – сказал он, помогая ей подняться и обнимая ее. – Идите в постель.

– Вместе с вами? – Она мечтательно улыбнулась и обняла его за шею. – С радостью.

Селия тихо смеялась, пока он нес ее на кровать.

– Вы отдаете себе отчет в том, что мы с вами еще ни разу не лежали в постели обнаженными?

Селия смеялась, когда он расстегивал ей платье и снимал его. Он снял с нее туфли – те самые красивые голубые шелковые туфли, которые заказал для нее, и она снова рассмеялась.

Когда она была полностью раздета, Энтони тоже разделся и, присоединившись к Селии в постели, нежно обнял ее.

– Простите меня, – прошептал он.

– За что? – удивилась она и приподнялась, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Зато, что был… слишком груб. – Он покачал головой. – Я хотел, чтобы это произошло совсем не так.

– Возможно, – тихо сказала она. – Но для вас в тот момент это было необходимо.

Энтони закрыл глаза и прислонился лбом к ее плечу. Селия понимает его. А если она старается его понять, значит, он ей не безразличен. Догадывается ли она, насколько это для него важно?

– Можно, я попробую исправиться? К лучшему?

– Да, – согласилась Селия, обнимая его.

Потом Энтони снова занимался с ней любовью – на этот раз медленно и нежно, словно бы лениво и исподволь. Он несколько раз доводил ее почти до экстаза, но в последний момент отступал. И когда она, изнемогая, взмолилась о пощаде, он вошел в нее и она наконец взлетела на вершину блаженства. Оба в изнеможении рухнули на постель.

В эти мгновения тишины и блаженства, когда их тела были все еще крепко сплетены друг с другом, Селия отчетливо поняла, что привело ее сегодня вечером к двери Энтони, что заставило ее остаться у него, когда он велел ей уходить: это была любовь. Не головокружительное, пьянящее кровь увлечение незрелой юности, которое соединило ее с Берти, а настоящее, глубокое чувство. Оно не было похоже на хилое тепличное растение, которое напоминала ее привязанность к Берти. Ее чувство к Энтони не боялось никаких превратностей судьбы. Оно крепло с каждым новым жизненным испытанием, пока корни этого диковинного цветка не проникли в глубину самого ее существа. Это чувство нельзя было вырвать у нее из сердца – разве что вместе с частью ее души. Сердце подсказывало Селии: чувство, которое испытывал к ней Энтони, так же сильно. Ей не обязательно было услышать признание от него самого, потому что он много раз ей это доказал.

– Да, – прошептала Селия, и сердце у нее стучало так сильно, что почти заглушало ее голос. – Да.

Энтони поцеловал ее в шею и спросил:

– Что значит «да», любимая?

– Да, – повторила она. – Я выйду за вас замуж.