Глава 16

Тревелин зашел в квартиру, которую снимал под именем Доверспайка, и переоделся в поношенную одежду Томаса. После бессонной ночи он выглядел еще более оборванным и потрепанным, чем обычно, когда переодевался в одежды Доверспайка. Было еще слишком рано для того, чтобы герцогиня работала в студии. Тревелин планировал сдержать обещание и прийти к Артемизии, словно ничего необычного и предосудительного не случилось. Но после проклятого объявления отца и ее поспешного ухода из бального зала он чувствовал, что необходимо кое-что объяснить.

Оставалось лишь надеяться, что она позволит ему сделать это.

Дважды постучав дверным кольцом, он не получил ответа и начал барабанить кулаками по весьма впечатляющей двери дома. Через несколько секунд его уже приветствовал дворецкий.

– Здравствуйте, Катберт, хорошее утро, верно? – сказал он со своим лучшим деревенским акцентом. Он добродушно улыбнулся, надеясь обмануть орлиный взор дворецкого и продолжить притворяться Томасом Доверспайком до тех пор, пока это не поможет, ему пробраться в студию герцогини.

– Весьма, сэр. – Истинный джентльмен слегка наклонил голову. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Дворецкий развернулся и пошел в противоположном направлении от студии.

– Мне в другую сторону, сэр, – заявил Тревелин. – Я пришел к ее светлости.

– Все верно, мистер Деверидж. – Катберт, по-прежнему шагавший величественной походкой, даже не замедлил шаг. – Мадам дала четкие указания относительно вас, сэр. Пройдите сюда, пожалуйста.

Значит, она открыла дворецкому его истинное имя. Теперь очевидно, что все пропало. Тревелин плелся за Катбертом по пустому залу, где не осталось и следа от продолжавшегося до поздней ночи праздника. Они миновали холл, на стенах которого висели коллекция оружия и портреты всех прежних герцогов Саутвик. Когда Тревелин проходил мимо портретов, ему казалось, будто герцоги из далекого прошлого укоризненно смотрят на него.

Катберт на секунду остановился перед застекленными дверьми, ведущими в ярко освещенную комнату, и бросил на Тревелина уничтожающий взгляд. Дворецкий был слишком хорошо воспитан, чтобы озвучить свое мнение о Тревелине, но его ледяное презрение явно говорило, что тот не оправдал возложенных на него надежд. Трев задумался, что именно Артемизия открыла своему дворецкому, а что он вывел из собственных наблюдений.

Неудивительно, что слуги всегда являлись лучшим источником информации в любом доме.

Дворецкий легонько постучал в дверь, и Тревелин услышал, как нежный голосок Артемизии произнес: «Заходите».

Эта комната оказалась точной копией студии на другом конце огромного дома. Окна от пола до потолка заполняли все пространство утренними солнечными лучами. Но без запахов красок и мелков, которые были неотъемлемой частью рабочего процесса, комната казалась непривычно пустой. Вместо запаха масляной краски и холстов в комнате витали аромат лаванды, слегка затхлый запах бельгийского кружева, и, конечно, он ощущал ее собственный, ни на что не похожий запах.

Герцогиня сидела на одной из парных кушеток со своими котами. Кастор выглядывал из-под ее юбок, а Поллакс терся о ее бедро. На коленях лежала открытая книга, а к сочным губам герцогиня поднесла фарфоровую чашку.

Трев привык видеть герцогиню в испачканном краской фартуке, всю в работе. Костюм индийской принцессы прошлым вечером выставил Артемизию в экзотическом и необыкновенно притягательном свете, а полностью обнаженная, она была самым прекрасным из того, что он когда-либо лицезрел. Однако Тревелин абсолютно не был готов к тому, что Артемизия предстанет перед ним в образе «английской розы».

Она была одета по последней парижской моде, скромно, но элегантно. Линии платья подчеркивали все изгибы ее тела, на грудь был скромно наброшен полупрозрачный платок. Изящная нитка жемчуга обвивала шею, брошь с драгоценными камнями была приколота слева на лифе платья. Она выглядела герцогиней до кончиков ногтей, и он понимал, что он выглядит попрошайкой со Флит-стрит.

– Доброе утро, мистер Деверидж. Прошу вас, садитесь. Может быть, хотите чаю? Катберт может принести свежее печенье, если хотите.

– Нет, благодарю вас, это лишнее. Я бы просто выпил чаю. – Он ожидал бурных упреков и обвинений, но только не такую холодную учтивость. Он неловко уселся на вторую софу и заметил едва заметные следы усталости под зелеными глазами. У него появилась надежда, что не один он потерял сон прошлой ночью.

– Это все, Катберт, – сказала герцогиня твердо.

– Очень хорошо, мадам. – Дворецкий быстро поклонился, а потом добавил фразу, которая явно предназначалась для Тревелина: – Я буду рядом, и вы сможете позвать меня, если вам что-то понадобится.

Он закрыл за собой двойные двери. Тревелин не сомневался, что Катберт остался стоять у замочной скважины, готовый защитить госпожу от малейшей угрозы.

– Ларла… – начал он.

– Мистер Деверидж, я не помню, какой чай вы предпочитаете, – перебила его Артемизия, дав ему резкий отпор. Значит, во время этой беседы не будет никаких, тайных имен. – Один кусочек сахара или два?

Взгляд, который она на него бросила, наливая горячий чай в чашку, показывал, что она с большим удовольствием распилила бы его на кусочки.

– Два, пожалуйста, – ответил Тревелин и мысленно воззвал к небесам. Как он сможет преодолеть эту пропасть, созданную ее нарочито безупречными манерами?

Артемизия бросила два кусочка сахара в темную жидкость и начала помешивать с едва скрываемой злобой.

– Большое спасибо. – Трев принял чашку и блюдечко из ее бледной руки. У него даже мелькнула мысль, не решила ли она вместо сахара положить стрихнин.

Он поднес чашку к губам и сделал глоток. «Пока что все в порядке».

– Хотел поговорить о произошедшем прошлым вечером, – сказал он, не зная, как начать разговор.

– Балы-маскарады часто наполнены всевозможными причудами, – сказала Артемизия холодно, будто бы вела светскую беседу о погоде. – Прошлый вечер был полон всевозможных сюрпризов, разве не так?

– Никто не был вчера удивлен больше меня.

– Позвольте усомниться в ваших словах, – ответила Артемизия, в голосе которой прозвучали ядовитые нотки.

– Мадам, я не представлял себе, что отец планировал сделать такое заявление.

– В это я могу поверить, – сказала герцогиня, – слишком дурной тон соблазнить старшую сестру в тот же вечер, когда собираетесь присягнуть в верности младшей. В конце концов, необходимо сдерживать себя.

– Я не давал никаких обещаний вашей сестре. – Трев с раздражением провел рукой по волосам. – Этот план придумали ваша матушка и мой отец, Бог знает зачем. Клянусь небесами, одним-единственным танцем исчерпывается все мое общение с девушкой. Поверьте, я едва знаком с этой крошкой.

Герцогиня с неодобрением подняла одну бровь.

– Осторожнее, мистер Деверидж. Вы говорите о моей горячо любимой сестре.

– Я понимаю это и не хочу высказать неуважение к ней, но, пожалуйста, поверьте мне, я ничего не подозревал о предполагаемой помолвке. – Он поставил фарфоровую чашку и блюдце на низкий, инкрустированный слоновой костью столик между ними. – У меня нет намерения жениться. Никогда. Ни на вашей сестре, ни на ком другом.

По ее лицу проскользнула тень, и на какую-то долю секунды ему показалось, будто бы она ожидала от него другого ответа, какого-то признания. Учитывая ту близость, которая возникла между ними – он до сих пор ощущал ее в своих объятиях, – было бы неудивительно, если бы она ожидала от него предложения руки и сердца. Какая-то его часть хотела бы сделать это, осознал он с удивлением, если бы не его секретная работа Несправедливо ожидать от женщины, что она станет понимать и мириться с риском, который он решил на себя взять.

Она сделала глоток чаю, бросив на него быстрый взгляд из-под полуопущенных век.

– Возможно, для такого человека, как вы, подобное решение даже к лучшему, мистер Деверидж. Сильно сомневаюсь, что вы станете верным мужем для любой женщины. – Артемизия посмотрела в сторону. – Однако, что сделано, того не воротить. Ваш отец уже объявил о ваших намерениях перед всем высшим светом. Я не позволю вам насмехаться над моей сестрой, пытаясь увильнуть от своих обязательств, и сделаю все от меня зависящее, чтобы свадьба состоялась.

– Если мой отец сделал объявление, возможно, ему и следовало бы играть роль жениха. В конце концов, он же холостяк, – заявил Тревелин.

Артемизия пронзила его недовольным взглядом.

– И к тому же в три раза старше невесты.

– Как и ваш покойный муж, – напомнил ей Деверидж.

– Я была бы благодарна, если бы вы воздержались от комментариев о герцоге. Очевидно, что вы мало осведомлены о благородных мужчинах и еще меньше о благородных женщинах. – Нижняя губа герцогини задрожала, и ей пришлось сделать глубокий вдох. – Кто мог играть привязанностями других людей, а потом не оправдать своих обещаний… – Она не смогла закончить мысль из-за слез, которые ей не удалось сдержать.

Трев мгновенно оказался рядом с ней и заключил в объятия.

– Ларла, мне так жаль.

– Не называйте меня так. – Она ударила его кулачком в грудь, однако не отодвинулась. – Вы не вправе этого делать. Все, что вы делали, – это лгали мне с того самого дня, когда я впервые увидела вас.

– Клянусь, я никогда не хотел причинить тебе боль. Если ты больше не веришь моим словам, прошу, поверь хотя бы в это, – прошептал он, уткнувшись в ее шею. Она пахла соблазнительно, словно свежая утренняя роса. – Я не знаю, как называется то, что между нами происходит, но я не могу оставаться вдали от тебя.

Он прикоснулся своими губами к ее губам, и тяга к ней вспыхнула в нем снова. Больше всего на свете он хотел эту женщину. Если ему вскоре не удастся зарыться в ее нежное тело, то он уверен, что буквально сойдет с ума.

Воспоминания о том, как он целовал ее грудь, как от его прикосновений у нее перехватывало дыхание, как увлажнилось ее лоно, заставляли его плоть восставать от желания. Он не мог насытиться ею.

Сначала она отвечала на его поцелуи с отчаянием, сплетая свой язык с его. Он почувствовал, как надежда оживает в его сердце, однако, когда он просунул руку ей под юбку, она освободилась от его объятий. Ее лицо пылало от желания, но она вскочила на ноги и отпрыгнула от него на безопасное расстояние.

С широко открытыми глазами она смотрела на Тревелина с выражением, которое напоминало ужас.

– Убирайтесь из моего дома!

– Ларла… – Он пододвинулся, чтобы обнять ее.

– Нет, я действительно хочу этого. – Она вытянула руку вперед, чтобы остановить его. – Если вы подойдете ближе, я закричу, и Катберт вызовет констебля. Тогда, обещаю, вас обвинят в попытке изнасилования, и вам придется предстать перед судом.

Его остановила вовсе не угроза, а ужас в ее глазах. Неужели он стал для нее таким жестоким чудовищем. Нет, он внезапно осознал правду: она боялась саму себя и того, как ее тело отвечало на его ласки.

– Это не будет изнасилованием, ты сама прекрасно знаешь, – сказал он.

Она посмотрела на него, прищурившись:

– Оскорбляя меня, вы не спасетесь от тюрьмы.

– Обманывая саму себя, ты не изменишь правды. – Он постарался сказать это как можно нежнее, учитывая то, насколько он был разочарован. – Могу сказать тебе только одно наверняка, что бы ни случилось, я не помолвлен с Флориндой. Продолжать весь этот фарс – значит навлечь на себя несчастье. Думаешь, возможно, что мы будем видеть друг друга в кругу семьи и, в конце концов, не окажемся в одной постели?

– Я просила вас уйти.

– Я сделаю, как ты просишь, но знай, что я не женюсь на твоей сестре.

– Надеюсь, в вас еще сохранилась хоть капля порядочности и вы позволите Флоринде сказать, что именно она отвергла вас.

Тревелин кивнул:

– Какую бы историю вы ни придумали для высшего света, я буду счастлив ее подтвердить.

Трев повернулся и пошел по направлению к двери.

– Что бы между нами ни происходило, ваша светлость, это не пройдет само собой только лишь по нашему желанию, – сказал он, обернувшись. – Почему-то я стал, особенным для вас, а вы для меня. И я в вашем распоряжении, мадам. Если вам когда-либо понадобятся мои услуги, абсолютно любые, вы можете спросить меня в «Золотом петухе» на Тидберн-стрит.

– Этого никогда не произойдет, – сказала она в ярости, – к тому же я просто не буду знать, какое имя называть.