Глава 13
Артемизия не могла заставить себя пошевелиться. Она дрожала, пока Тревелин продолжал стягивать шелковую драпировку с плеч. Ткань ласкала кожу, но это было несравнимо с лаской его взгляда. Он потянул длинный конец сари, вынимая его из пояса тонкой нижней юбки. Шелк поддался, и она почувствовала, как ткань снова заскользила по ее телу. Артемизия стояла без движения, едва осмеливаясь дышать. Огонь бежал по ее жилам. Разум говорил, что это приведет ее к погибели, но даже ценой жизни она не желала останавливать Тревелина.
– Что мы делаем? – пробормотала она с недоверием.
– То, что мне хотелось сделать с первого мига нашей встречи, – сказал он, быстро прикоснувшись губами к ее виску, – когда я вошел и увидел перед глазами вашу прелестную попку.
Жаркая волна окрасила ее щеки. Он лишил ее спокойствия с первого мига их встречи, и даже зная, что они совершают величайшую глупость, она все равно была готова броситься в омут с головой.
Он продолжал разворачивать сари, а она поворачивалась, чтобы ускорить процесс снятия одежды.
– Если вы были готовы сделать меня своим любовником, то хотели испытать и это, – сказал он мягко.
Она остановилась, став к нему спиной.
– С того дня, когда вы первый раз сказали мне, что стеснительность вам несвойственна, – признала она.
Последний слой шелка был снят, и теперь она стояла только лишь в узкой блузке и прямой нижней юбке. Он наклонился и прижался губами к ее шее. Волна удовольствия пробежала по ее телу, когда его пальцы нащупали шнуровку на блузке. Необычайно осторожно он расслабил ее и снял с нее блузку. Она покорно подняла руки, и ее грудь освободилась от плена. Тревелин накрыл ее ладонями, на этот раз больше не дразня. Он теребил соски большими пальцами, пока они не набухли от желания. Артемизия застонала, почувствовав жаркую волну, которая охватила ее от груди до низа живота. Ей до боли хотелось, чтобы он вечно прижимал ее к себе так. Вынести радость от его прикосновения было выше ее сил.
Он разомкнул свои объятия, и его сильные руки начали скользить по ее ребрам. Подушечки длинных аристократических пальцев щекотали ее кожу, оставляя за собой приятное покалывание. Он схватил ее за бедра и притянул к себе так крепко, что она почувствовала его твердость. Артемизия удивила и его, и себя, изогнув спину и прижавшись к нему.
Он застонал.
Волнующее ощущение власти охватило ее и наполнило все ее существо. Она была объектом его желания. У нее была возможность подарить ему наслаждение или разрушить надежды. Она упивалась данной ей силой над ним, но потом он поцеловал ее плечо и покрыл поцелуями шею, чтобы прижаться к впадинке за ухом. И тогда ее контроль улетучился.
Она никогда не чувствовала себя более живой. Каждая клеточка ее тела была наполнена ожиданием. Она жаждала его прикосновения, умелых ласк его пальцев, влажности губ, тепла ладоней, которые пробегали по ее телу.
Он стянул с ее бедер нижнюю юбку, и она упала к ее ногам. Сейчас Артемизия была рада, что под костюм не требовалось надевать панталоны. Тревелин нашел ее попку, дразня извилину между двумя половинками, а затем сжал нежную плоть. Сердце Артемизии забилось, и она почувствовала пульсацию между ног.
Медленно он повернул герцогиню к себе лицом. Его взгляд перемещался от лица, все ниже к залитой лунным светом груди, по ребрам и тонкой талии, к сияющим в темноте бедрам. Ей стало трудно дышать, когда он взглянул на темный треугольник волос внизу ее живота, но лицо Тревелина озарила счастливая улыбка.
– Вы действительно само совершенство! – В голосе его слышалось благоговение. А потом он опустил голову и отдал должное ее прекрасным грудям.
Его дыхание согревало ее соски, дразня близостью губ, а язык описывал круги вокруг светло-розовых ореолов. Когда он, наконец, заключил один из них в плен своего рта, у нее чуть не подкосились колени.
– Так не пойдет! – сказала она, отступив назад. Он взглянул на нее в недоумении.
– Ты больше нравишься мне голым.
– Никто не сможет сказать, что я не исполнил желание леди, – сказал он с усмешкой. С ее помощью, иногда являющейся и препятствием, когда она начинала целовать его вместо того, чтобы снимать одежду, он освободился от костюма.
Ее мистер Доверспайк уже не был просто эстетически приятной совокупностью линий и плоскостей, загадкой тени и света. Теперь он был полностью раздет, обнажив перед ней душу и тело. Артемизия наслаждалась, глядя на него, крепкого, сильного и, без сомнения, мужественного.
– О, Томас, ты прекрасен, а я никогда тебе этого не говорила.
– Твои глаза всегда говорили это, пусть даже без слов. И я Тревелин, ваша светлость, – сказал он, заключив ее в объятия. Теплота и дрожь его обнаженною тела, прикасающегося к ней, сами по себе были раем. – Зови меня Тревелин. Или Трев, если тебе так больше нравится.
– О да, Трев, мне действительно нравится. – Артемизия была удивлена тем, как хрипло прозвучал ее голос. – Мне кажется, что в данной ситуации обращаться ко мне «ваша светлость» смешно. Думаю, тебе стоит звать меня Артемизией.
– Нет, если ты позволишь мне, я бы лучше звал тебя Ларла, – сказал он с нежностью. – Это твое тайное имя, а я надеюсь в ближайшее время открыть все твои секреты.
Он приподнял Артемизию и понес к кушетке в углу комнаты, а затем нежно положил ее. Потом встал рядом е ней, ощупывая горячим взглядом каждую точечку ее тела.
Артемизия томно раскинулась на кушетке, словно приглашая его рассмотреть ее всю. Бархат, к которому прикасалось ее нагое тело, доставлял ей удовольствие. Она чувствовала себя желанной, дикой и безрассудной. Все ее существо трепетало, а напряжение между ног оказалось столь сильным, что она чуть не раскинула их перед ним, словно умоляя взять ее прямо здесь и сейчас.
Ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать свой порыв.
Тревелин опустился перед ней на колени.
– Знаешь, ты моя, – пробормотал он, – сегодня вечером я предъявляю на тебя права.
– Сегодня вечером я твоя, – согласилась Артемизия и сглотнула. Она недоумевала, что же он делает с ней, и в то же время дрожала от предвкушения.
Он снова поцеловал ее, мягко, почти невесомо. А потом оторвался от ее губ и начал покрывать поцелуями все тело – шею, нежный изгиб подмышки, локоток, а затем, словно поддразнивая, принялся ласкать языком пупок.
Артемизия извивалась под его ласками.
Он слегка прикусил ее сосок, не слишком сильно, но так, что она вздрогнула от желания. Ее лоно сжалось одновременно с грудью.
Его рука проскользнула по ее животу и опустилась ниже, и бугорок пульсировал под его ладонью, а лоно ее увлажнилось. Кончики его пальцев нащупали чувствительную точку, и она вскрикнула от неожиданно сильной волны удовольствия, которая прокатилась по ее телу.
Дыхание ее стало прерывистым.
– Тише, Ларла, – прошептал он. – Все будет хорошо, вот увидишь.
Она успокоилась, как ребенок, которого утешили после дурного сна. Хотя она и не желала это признавать, ее уединенная жизнь была кошмаром. Артемизия отдалилась, и не столько от других людей, сколько от самой себя. Она даже не подозревала, что ее можно увлечь в стремительное, полное опасностей приключение по холмам и долинам ее тела.
Трев играл на ее чувственности, как виртуозный виолончелист мог бы играть на Страдивари. Он был ее умелым проводником в странствиях по стране наслаждений. Глядя в глаза, потемневшие от желания, Артемизия наконец-то доверилась ему. Доверилась полностью.
Когда рука его начала двигаться, она закрыла глаза и позволила ему вести ее в темноте к неизведанному. Она чувствовала приближение опасности, как слепец чувствует пропасть впереди, но не стала сдерживаться. Возможно, ей суждено упасть, но она инстинктивно понимала, что Тревелин поймает ее.
Возможно, в падении как раз и был весь смысл.
Она услышала вскрик и не сразу поняла, что этот звук доносился из ее рта. Умелые пальцы начали дарить ей обещанное облегчение, но внезапно он быстро убрал руку.
Она была готова умолять его о продолжении, чтобы он снова ласкал ее пальцами, отправляя ли на погибель или же вознося на небеса, она сама не могла решить. Это страстное желание ощущалось ею столь остро, что ей было почти все равно, что находится в конце долгого пути. Главное, чтобы ее жажда была утолена.
Но потом она почувствовала на себе его губы, и все связные мысли унеслись прочь.
– Ларла, – услышала она голос откуда-то издалека. – Ларла, где ты, девочка моя?
«Я здесь», – хотела сказать Артемизия, но ей не удавалось произнести ни слова. Мир вокруг кружился в благословенном танце.
– Артемизия, мама тебя ищет, – произнес голос уже ближе, возможно даже, из-за закрытой двери студии.
«Господи! Мама!» А этот бесплотный голос принадлежит ее отцу.
– Остановись! Пожалуйста, остановись! – взмолилась Артемизия, сделав над собой гигантское усилие. Она схватила Тревелина за волосы и отодвинула его голову от тайного местечка между ее ног. – Кто-то идет!
Тревелин непонимающе посмотрел на нее, а затем мигнул, будто бы очнулся от гипноза.
Ее физические желания отошли на второй план перед приближающейся паникой. Она оттолкнула. Тревелина и поднялась на ноги.
– Как же я была глупа! За этой дверью вечер в самом разгаре, кто угодно мог заглянуть в студию, – сказала она, натянув нижнюю юбку и надев через голову узкую блузку. Так и не удовлетворенное желание вызывало пульсацию между ног, совпадающую с ударами сердца. Руки ее дрожали.
– Я запер дверь, когда вошел, – произнес Трев.
– Но что, если кто-то все равно услышал бы, чем мы здесь занимаемся? – Лицо ее пылало при мысли о звуках, которые она издавала в порыве страсти. – И о чем я только думала?
– Ты не думала. – Трев провел рукой по своему лицу и растрепавшимся волосам. – И я, впрочем, тоже. Прошу прощения, Ларла. Позволь мне помочь тебе.
Он повернул ее от себя и туго зашнуровал блузку, а затем нагнулся и помог обернуть сари вокруг тела, чтобы оно снова спадало чувственными складками.
Каждое быстрое прикосновение его пальцев вызывало дрожь, потому что больше всего на свете ей хотелось, чтобы он снова раздел ее.
Смущение окрасило ее щеки, она не могла заставить себя посмотреть на него.
– Ларла! Медведь уже уходит, – позвал ее отец. – Давай запрем за ним дверь. Где ты, милая моя?
Ее сердце упало. Ангус Далримпл опять говорит ерунду в обществе, а если он продолжит так поступать, Констанс снова будет настаивать на его изоляции.
Только несколько минут назад Артемизия была в эйфории, ныряя в пучину новых ощущений, а теперь она чувствовала лишь растерянность.
– Ларла? – Ручка двери повернулась, но отец не смог открыть ее. – Ты там, дитя мое?
Тревелин приподнял ее подбородок и, глядя в глаза, легко прикоснулся губами к кончику носа.
– В следующий раз мы доведем дело до конца. Могу я заглянуть к вам завтра, ваша светлость?
«В следующий раз…» Эта благословенная мысль нашла место в ее сознании.
– Да, пожалуйста. Если же вы не придете, я буду вынуждена сама заглянуть к вам.
– Мне прийти в образе Томаса Доверспайка или самому?
Она одарила его озорной улыбкой, думая о крошечном мужском достоинстве нарисованного ею Марса.
– Пошлите Томаса. Теперь я начинаю вспоминать, что в картине есть небольшая проблема, кажется, пропорции не совсем соответствуют модели.
– Ух! – Трев шутливо провел рукой по лбу, словно испытав чувство облегчения. – Мне так приятно слышать это от вас.
Было слышно, как отец пытается открыть дверь, но, к счастью, Тревелин закрыл за собой щеколду. Однако дверь грозила долго не продержаться, если отец продолжит целенаправленно колотить по ней.
– Пора, – сказал Трев.
Артемизия немного помучилась с вуалью, потом ей удалось наконец закрепить ее за ушами.
– А как же ты?
– Я оденусь и присоединюсь к остальным через несколько минут. Если ваше отсутствие заметили, будет лучше для вашей репутации, если мы не станем возвращаться в зал вместе. – Он поднес ее руку к губам. – Приберегите для меня вальс.
– Они все ваши, – пообещала герцогиня.