Глава 21

– Любовницей? Таких женщин, как вы, не берут в любовницы!

Надо было убежать от него сразу, как только он ее поцеловал. Залепить ему пощечину, как только прикоснулся к ней. Когда посмел дотронуться до ее груди, надо было пнуть его коленкой в пах, как ее учил Филан. Он дотронулся до ее груди? Господи милостивый! Как она могла это допустить?!

Слишком поздно спохватилась. Не исключено, что он назовет ее костлявой старой девой. Кто знает, что еще он позволил бы себе, если бы у него не свалились очки? Может быть, даже лишил ее невинности! Поэтому Нелл дала Алексу пощечину.

– Возможно, я плоскогрудая замухрышка, как называет меня леди Люсинда, но у меня есть гордость и чувство собственного достоинства. А у вас есть это. – Нелл показала на оттопырившуюся часть его брюк. – Полагаю, мужчина более разборчиво выбирает женщин, которых содержит, чем тех, которых целует. – Она залепила ему еще одну пощечину. Это было нетрудно, потому что Алекс стоял как громом пораженный.

– Это ты, Нелл? – послышался из спальни голос тети Хейзел. – Что ты там делаешь – пытаешься мертвых поднять из могил?

– Ну что ты, тетя, разве может кто-нибудь справиться с этим лучше тебя? Я просто поставила на место глупую собаку.

Не успел Алекс и глазом моргнуть, как Нелл открыла дверь, вошла в комнату и захлопнула дверь прямо у него перед носом. Алекс был так возбужден, что не мог сейчас пойти к себе. Наверняка его бдительный камердинер не спит. Поэтому граф пошел обратно по коридору, стараясь бесшумно ступать, чтобы леди Люсинда не услышала его шагов. Дойдя до лестницы, он сел на верхнюю ступеньку и стал размышлять.

Замысел отбить у леди Люсинды охоту во что бы то ни стало заполучить графа Карда в мужья успешно воплощается в жизнь. С Нелл тоже все шло как по маслу, до тех пор, пока он не позволил своей похоти вырваться наружу и захватить их обоих.

Черт возьми, как он мог допустить, чтобы все зашло так далеко? Алекс улыбнулся. Все проще простого: поцеловав Нелл, он слишком увлекся, и ему было нелегко остановиться. Когда Нелл ответила на его поцелуй, стало еще труднее. А потом он уже не мог остановиться. Ему хотелось заняться с ней любовью во что бы то ни стало, словно это был вопрос жизни и смерти. Но к несчастью, помешали проклятые очки. По крайней мере это вернуло Нелл к действительности. Но как могла она вообразить, будто он собирается изнасиловать ее прямо здесь? Он ведь не распутник, несмотря на недавно пережитые сложности, возникшие у него со слабым полом. Да какой это слабый пол, черт возьми? Доказательство этому его щека, которая все еще горит после пощечин. Разве Нелл похожа на слабое, хрупкое создание? Он ни разу не делал непристойных предложений невинным девушкам, а тем более не собирался делать их женщине, которую надеялся в будущем назвать своей женой.

Что она имела в виду, назвав себя плоскогрудой замухрышкой? Даже через ткань платья он нащупал ее великолепные груди, которые помешаются в ладони. При мысли о том, какой это восторг – держать их в ладонях, когда они обнажены, по телу у него побежали мурашки. Алекс до сих пор чувствовал возбуждение. Может быть, Нелл смущала одежда, которая была на ней? Алексу было совершенно безразлично, носила ли она дорогое шелковое белье или на ней был холщовый мешок для муки. Главное, снять это побыстрее. Если Нелл захочет, он нарядит ее в атлас и бархат, оденет в шелка и кружева. Что же касается Алекса, предел его мечтаний – ее обнаженное тело, сливающееся с его телом.

Лучше об этом сейчас не думать. Иначе он не успокоится и не сможет предстать перед своим проницательным камердинером.

Плоскогрудая замухрышка? Да Нелл – красавица. И разумеется, знает себе цену. А говорил ли он ей об этом хоть раз? Алекс собирался сказать это Нелл, но потом все вылетело из головы, и он уже был не в состоянии думать и рассуждать. Он ничего не помнил, только то, что несколько раз стонал. Проклятие, неудивительно, что она почувствовала к нему отвращение. Он вел себя как похотливое животное.

Надо же было додуматься – обращаться с Нелл как с последней портовой шлюхой! Как он мог до такой степени забыться? И почему? Потому что ему читал нравоучения секретаришка с прилизанными волосами… А что? Пожалуй, он был прав. И потому что из-за двери за ними подглядывала леди Люсинда. И потому что ему до чертиков надоело быть скучным, пекущимся о своем достоинстве графом, несущим ответственность за все и вся, и хотелось снова, хоть на мгновение, вернуться в свою бесшабашную юность с дикими выходками и озорными проделками. И еще потому, что он хотел заниматься любовью с Нелл. Искренне, от всей души. Может, сегодня ему лечь спать на лестнице?

Герцог, Люсинда и все, кто с ними приехал, должны были покинуть Амбо-Коттедж. Вежливые уговоры Нелл остаться погостить еще немного не помогли: леди Люсинда заявила, что соскучилась по веселым лондонским вечеринкам и другим развлечениям, а ее отец сказал, что ему не хватает его лечащего врача. Если бы леди Хаверхилл вовремя расслышала приказ укладывать вещи, они бы уехали еще утром. Пибоди не упустил возможности уже в который раз поблагодарить Алекса за рекомендательные письма влиятельным особам, которыми он снабдил молодого, подающего большие надежды секретаря.

Сэр Чонси, сидя верхом на лошади, должен был сопровождать кавалькаду. Отряд охотников отбывал на более плодородные пастбища, где будет больше возможностей найти добычу и заполучить для леди Люсинды богатого мужа. Окрыленный этой радостной вестью, лорд Кард так расчувствовался, что в порыве великодушия отозвал баронета в сторонку и открыл ему глаза на то, что его шансы добиться руки и сердца черноволосой наследницы весьма малы, а ее приданое – и того меньше.

Выслушав откровения лорда Карда, сэр Чонси взглянул на Нелл с нескрываемым сожалением, наледи Люсинду – с отвращением, а на свою бедность – с философским смирением.

Тогда Алекс поведал ему о некой прелестной юной леди, дочери владельца высокодоходного поместья по соседству с усадьбой графа Карда. У сквайра нет сыновей, и ему некому оставить свое имение. Очаровательная Дафна Брэнфорд могла бы составить баронету прекрасную партию. При этом Алекс предупредил сэра Чонси, что если тот позволит себе лишнее с его юной соседкой, они станут смертельными врагами.

Сэр Чонси воспрянул духом.

– Вы говорите, есть усадьба, которую некому оставить в наследство?

– И хорошенькая барышня в придачу. Неиспорченная и с покладистым характером. Если вам интересны женщины другого типа, могу представить вас Моне, леди Монро, но вам придется раскошелиться.

– Нет-нет, что вы! Меня заинтриговала возможность стать вашим соседом. Вместо того чтобы сделаться очередным дружком леди Монро, мне больше греет душу мысль стать отцом моих собственных наследников. И если я вынужден жениться по расчету, то пусть это будет барышня благородного происхождения. Не успеет закончиться медовый месяц, как красота леди Люсинды утратит новизну. А у каждого человека есть своя гордость, если вы понимаете, о чем я.

Алекс считал, что именно эта самая гордость не позволяла сэру Чонси устроиться на службу, но сквайр Брэнфорд и его дочь будут счастливы заполучить баронета, раз уж граф сорвался у них с крючка.

Радуясь, что ему удается устраивать сердечные дела других людей, Алекс решил заняться своими собственными. Весь день он не мог застать Нелл одну, пока они не вышли на ступеньки парадного входа, чтобы проводить гостей. Во время завтрака он был готов все объяснить, в полдень – извиниться, во время чая – униженно умолять его простить, но ему не представилось такой возможности. То Нелл помогала леди Люсинде собирать вещи, потому что незадолго до отъезда горничная Браун устроилась на работу в Амбо-Коттедж, не желая возвращаться в Лондон с дочерью герцога и ее отцом. То Нелл помогала тетушке смешивать снадобья, чтобы облегчить боли в ноге у герцога. Или же дежурила у постели больного брата, который до сих пор не заговорил, хотя, похоже, приветствовал внимание Браун, когда она, избегая бывшей хозяйки, укрывалась от нее в комнате Филана.

Нелл с холодной вежливостью слегка склонила голову, приветствуя Алекса. Они смотрели, как Пибоди нес чемоданы, чтобы поставить их на верх украшенного гербом экипажа герцога и положить в повозку остальной багаж. Нелл выглядела уставшей. Алекс тоже чувствовал себя утомленным после ночи, проведенной в воспоминаниях о поцелуях и ласках Нелл и в мечтах о том, чего между ними не случилось. Испытывает ли Нелл то же самое, что и он, страдая от неудовлетворенного желания, и думает ли о нем вообще?

Вне всяких сомнений, она думает о своей репутации. Пока камердинер герцога пытался вникнуть в суть указаний тети Хейзел о том, как готовить различные эликсиры и мази, Нелл спросила Алекса:

– Вы полагаете, леди Люсинда расскажет кому-нибудь о том, что она слышала и видела прошлой ночью? Я не хочу, чтобы мое имя втоптали в грязь. Лондонские сплетни меня не волнуют, но слухи могут докатиться и до деревни. И так многие семьи раздумывают, пускать ли своих детей ко мне на уроки рисования. А если до них дойдут сплетни, никто из детей не придет на уроки. Раз уж я живу здесь, я не позволю никому марать мое имя.

– Этого не случится. Я говорил с леди Люсиндой. Она и словом о вас не обмолвится. Я напомнил ей о сцене любви в оранжерее, свидетелем которой случайно стал. Среди апельсиновых деревьев и папоротников они с Пибоди вели себя куда скандальнее, чем мы с вами.

– Она с Пибоди? То есть… это же шантаж!

– Да, это шантаж, который, кстати, не чужд леди Люсинде. Она будет держать язык за зубами в обмен на мое обещание помочь найти должность для бедного зануды. С хорошим доходом и престижную, возможно, в министерстве внутренних дел. Кто знает, с амбициями этой леди и влиянием ее отца, со временем Пибоди может стать министром. Конечно, он не граф, но быть женой политика льстит самолюбию леди Люсинды и подходит ей как нельзя лучше. Если Пибоди удастся сделать карьеру, он даже может получить титул. Особенно если герцогу удастся поправить свои финансовые дела и оплатить некоторые счета принца-регента. Старший сын Пибоди может стать герцогом, если его светлость обратится в геральдическую палату с просьбой позволить ему передать свой титул по наследству своему внуку, в случае если его старый кузен умрет первым. Думаю, ради такого стоящего дела Пибоди согласится сменить свою фамилию на Эпплгейт.

– Вижу, вы сегодня тоже не теряли времени даром. А мне пришлось выслушивать, как леди Люсинда благодарила небеса за то, что я не еду с ней в Лондон, а тетя Хейзел очень горевала, что я отказалась ехать.

– Она хочет, чтобы вы уехали?

– Нет, ей не хочется расставаться с герцогом. Я думала, ей понравилось выигрывать у него деньги, но теперь… – Теперь Нелл казалось, что ее родственницу объединяет с герцогом нечто большее, чем игра в карты. – Андре по-прежнему отказывается говорить с ней, и она боится, что ей будет здесь одиноко.

– И что вы ей сказали?

– Сказала, что, когда Филан поправится, я подумаю насчет поездки в Лондон.

– А если он никогда не поправится?

– Значит, я не поеду. Не могу же я его оставить! Этого Алекс боялся больше всего, но промолчал. Сейчас был не самый подходящий момент затевать такой разговор. Гости уезжают, слуги снуют туда-сюда, герцог, прихрамывая, ковыляет к своему экипажу, поддерживаемый с одной стороны камердинером, с другой – мадам Амбо. Леди Люсинда на чем свет стоит ругала новую горничную, которая ее сопровождала, а собака заливалась сердитым лаем. На дочери герцога было дорожное платье в зеленую полоску, а мохнатую голову собаки украшал такой же зеленый бантик.

Алекс указал туда, где его слуга Стивз укладывал сумки в карету графа.

– А еще я занимался организацией переезда в деревенскую гостиницу. В конце концов я решил перебраться туда, чтобы не возникло повода для сплетен в ваш адрес.

– Но вы сказали, что леди Люсинда не станет распространять о нас сплетни.

– Не станет. Но когда она и леди Хаверхилл покинут Амбо-Коттедж, вам потребуется более бдительная компаньонка, чем ваша тетушка Хейзел, которая не может похвастать… ну…

– Здравым рассудком?

– Скажем так: она живет в вымышленном мире, а не в реальном. От вашего брата толку мало. Он в ступоре. Люди начнут судачить о нас…

Заявить, что ей все равно, Нелл не могла. Поскольку только недавно утверждала, что ей небезразлично, какого мнения о ней соседи.

– По-моему, вы сильно преувеличиваете интерес местных жителей к нашим с вами отношениям. Эта проблема их совершенно не интересует.

– Главное, что она интересует меня. Я не хочу, чтобы повторилось то, что произошло прошлой ночью, когда я вел себя по-скотски.

Охваченная отчаянием Нелл схватила его за руку.

– О нет! Не переезжайте в гостиницу. Прошлой ночью мы разыгрывали спектакль перед леди Люсиндой и увлеклись. Я виновата не меньше вас, потому что не пресекла это, и мы зашли слишком далеко.

Алекс похлопал Нелл по руке:

– Вы ни в чем не виноваты. Из нас двоих я более опытный и не должен был играть с огнем. Мне следовало думать, прежде чем вести себя так, что невинная девушка подумала, будто мои намерения непристойны.

– Ваши намерения были непристойными?

– Разумеется, нет, глупышка. Вы – леди. Я слишком вас уважаю, чтобы, махнув на все рукой, пускать дело на самотек. Но я не могу поручиться, что ничего подобного больше не произойдет, если вы будете рядом.

– Ваш замысел увенчался успехом, леди Люсинда уезжает, поэтому можете больше не притворяться.

– Вы так прекрасны, что я могу не устоять, – упорствовал Алекс.

– Ой, не мелите чепухи! Я всю ночь не спала, у меня круги под глазами. Я случайно пролила лечебный отвар тети Хейзел себе на платье, которое и без того старое и вышедшее из оды. От меня пахнет лекарствами, как в аптеке, я даже не успела привести в порядок волосы.

– Господи, что за глупости! Женское очарование не имеет никакого отношения ни к платью, ни к вашей прическе. – Он убрал с ее лица золотистую прядку. – Если бы мы сейчас были одни, я показал бы вам, почему вы нуждаетесь в компаньонке и почему я должен переехать в гостиницу.

– Так вы все-таки переедете? Несмотря на то что благополучно спаслись от леди Люсинды?

Он взял Нелл за подбородок и поднял ее лицо, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Да пропади пропадом эта проклятая леди Люсинда! Пусть едет хоть в Лондон, хоть летит в тартарары. Вы самая красивая девушка на свете, Нелл.

– Я? Красивая?

Он кивнул и нежно прикоснулся к ее щеке.

– Вы прелестны!

Но к несчастью, самой красивой Нелл казалась не только Алексу, но и гусю.

Преданный домашний питомец Нелл был доволен жизнью. Он важно расхаживал по загону, специально сделанному для него на заднем дворе, в садике, в который выходила кухня. У него были кормушка, корыто с водой и подружка-гусыня, которую специально для него приобрели у миссис Познер. Он чистил перышки клювом, прихорашиваясь, ожидая, когда придет его любимая хозяйка и принесет ему крошки, оставшиеся после завтрака, вкусные кусочки после обеда и печенье, которое подавали к чаю. Однако Нелл не появлялась весь день. И Уэллсли обиделся.

Нелл, ошеломленная и смущенная словами Алекса, не видела, как гусь обошел вокруг дома. Она видела только лучистые глаза Алекса и его улыбку.

Он считает ее красивой. Он считает ее леди. Он относится к ней с уважением. Если даже одно из перечисленных выше утверждений – правда, это уже радость. Если два – подлинное сокровище. Если все три – настоящий клад, который, спрятав ото всех, нужно беречь как зеницу ока и любоваться им, вынимая из тайника в тяжелые, мрачные дни, чтобы рассеять уныние. И после этого бережно хранить в своем сердце всю жизнь.

Что бы ни случилось – а что будет после этого момента, ей не хочется думать, – в ее жизни был этот изысканный джентльмен, который восхищался ею. Разумеется, он сводит ее с ума, заставляя в течение одного часа переживать весь спектр эмоций – от агонии и гнева до экстаза и эйфории. В эту смесь переживаний добавляются нерешительность, отчаяние и непреодолимое желание. Но главное – Алекс считает ее красивой. Ей хотелось услышать это снова.

Но вместо этого он сказал:

– О черт!

Переваливаясь с боку на бок, к ним приближался Уэллсли.

– О Боже, а у меня нет для него с собой никакой еды! Но большому гусаку нужна была не еда. Ему нужно было спасти Нелл от незнакомцев, лошадей и… лающего пса.

Расправив крылья и вытянув шею, Уэллсли шипел, широко разинув клюв.

Леди Люсинда взвизгнула и бросилась в объятия Пибоди. Тетя Хейзел залезла в экипаж герцога, втащила его за собой и захлопнула дверцу, едва не прищемив его светлости распухшую ногу. Камердинер вскарабкался на крышу экипажа вместе с двумя другими слугами. Сэр Чонси попытался успокоить свою лошадь, которая встала на дыбы. А новая горничная леди бросилась в дом, пытаясь удержать в руках две шляпные коробки, шкатулку с драгоценностями и собственную сумку. Собака продолжала оглушительно лаять.

Что, если это животное с похожей на швабру шерстью было самым мелким из незваных гостей? Гусь двигался прямо на Дейзи, которая не двинулась с места и лаяла.

– Нет, Дейзи! – крикнула Нелл. – Беги!

Однако Нелл находилась в этот момент слишком далеко от них и не успела встать между гусаком и маленькой храброй собачкой, которая думала, что защищает свою хозяйку от летающей фурии. Сама хозяйка находилась в объятиях Пибоди, чей инстинкт защитника оказался гораздо слабее инстинкта обладателя. Ни леди Люсинда, ни секретарь даже не взглянули на собаку.

Дейзи скалила пасть и рычала, гусь приближался. Нелл помчалась вниз по ступенькам парадного подъезда. Алекс бросился за ней.

Гусь набросился первым и сорвал с головы Дейзи кокетливый зеленый бантик вместе с клоком ее шерсти. Дейзи оглушительно взвизгнула. Гусь выклевал у нее еще один клок шерсти. Собака еще громче взвизгнула. Нелл закричала. Леди Люсинда тоже завопила и потащила Пибоди за повозку для багажа.

Гусь все щипал и щипал бедную Дейзи. Собачка, размером в половину гуся, выла от боли и ярости, но не убегала.

Исхитрившись, она вырвала у гуся целый пучок перьев, затем принялась их выплевывать. Пока собака отплевывалась, гусь впился ей в хвост. Дейзи оказалась наполовину, подвешенной в воздухе. Со стороны казалось, что гусь несет клюве адвокатский парик, а бедная Дейзи выглядела словно крыса в меховой накидке.

Камердинер Алекса, Стивз, со всех ног бросился к подъездной аллее, размахивая пистолетом.

– Убери оружие, приятель! – кричал Алекс на бегу. – Ты можешь промахнуться и застрелить не гуся, а одного из нас.

Застрелить гуся? Нелл подбежала к гусю и собаке и была готова схватить своего питомца – и он наверняка ущипнул бы ее, – но в этот момент мимо Нелл в воздухе пролетел темно-синий сюртук Алекса и, упав на землю, накрыл Уэллсли.

– Хороший бросок! – крикнула Нелл и стала поднимать сюртук Алекса вместе с гусем.

– Эта птица представляет угрозу для окружающих, – сказал он со стоном, подходя к бедной собачке, которая уже не в силах была даже рычать. Дейзи дрожала, жалобно скулила и искала хозяйку, которая не выходила из-за повозки для багажа. Алекс взял перепачканную собаку на руки и прижал к себе, шепотом успокаивая ее.

Нелл, держа Уэллсли под сюртуком, открыла ему голову, чтобы он не задохнулся. Девушка прижимала птицу к себе, повернувшись спиной к Алексу и собаке, чтобы гусь мог успокоиться. Редферн протянул ей тарелку с засахаренными фруктами, после чего, кусая губы и заламывая руки, поспешил обратно в дом.

Наконец показалась леди Люсинда. Одной рукой она прикрывала глаза, чтобы не смотреть на шокирующее зрелище, второй – держалась за Пибоди. Нелл кормила гуся и вытирала руки о сюртук Алекса.

– Вот так поездка в гости! Самая ужасная в моей жизни! – пожаловалась леди Люсинда Пибоди, не обращая внимания на Алекса и Нелл. – Не могу дождаться, когда уеду из этого ужасного места. Помогите мне сесть в экипаж, Пибоди, и сразу же садитесь сами – иначе я уеду одна. Леди Хаверхилл и ее нерасторопная горничная могут приехать позже, с остальным багажом.

Леди Люсинда буквально вытолкала тетушку Хейзел из экипажа и уселась рядом с отцом.

– Трогай! – приказала она кучеру, хотя в этот момент мистер Пибоди стоял снаружи и помогал тете Хейзел сойти с подножки, а другие слуги слезали с крыши экипажа. Поэтому кучер проигнорировал приказ леди Люсинды.

– А как же собака? – спросил Алекс, прижимая к себе дрожащую Дейзи.

Леди Люсинда бросила недовольный взгляд на свою любимицу и постучала по крыше экипажа, мол, пора ехать.

– Зачем мне такое уродливое животное? Кучер, поехали!

Тетя Хейзел сняла шаль и протянула графу, чтобы он укрыл ею бедняжку Дейзи. Когда кавалькада тронулась, собака лизнула Алекса в подбородок.

– Поздравляю. У вас появилась собака, милорд.

Камердинер Алекса с досадой взглянул на белую шерсть на коричневом жилете хозяина, перевел взгляд на гуся на руках у Нелл, запеленатого в дорогой сюртук Алекса, и посмотрел на пистолет в своей руке. Неизвестно, кого ему хотелось застрелить в этот момент – себя или своего незадачливого хозяина?

– Я спасу тебя, Лизбет! – раздался чей-то истошный крик. Оглянувшись, все увидели Филана, который сбегал со ступенек лестницы в белой ночной рубашке. Над головой он держал кочергу. – Стой на месте; я тебя спасу!